Горький вкус времени

20

В кафе «Дю Ша» Жюльетта села за тот же столик, где сидели прежде они с Жан-Марком, положила под ноги принесенную с собой черную сумку из рубчатой ткани и огляделась.

– Вы сегодня без сопровождающего. – Неожиданно рядом со столиком оказалась Нана Сарпелье, она быстро поставила поднос и разложила веера. – Женщина без кавалера бросается в глаза. – Нана уселась напротив Жюльетты. – И ко мне вы тоже привлекаете внимание.

– Я хотела переговорить с вами без Жан-Марка. – Жюльетта указала рукой на сумку, лежавшую у ее ног. – Два миллиона ливров.

Глаза Нана расширились.

– Матерь Божия, и вы таскали их по Парижу без сопровождения?

– Ну, я наняла экипаж, чтобы приехать сюда.

Нана непонимающе уставилась на Жюльетту, а потом, откинувшись, расхохоталась.

– Наверное, я должна поблагодарить вас за то, что вы не пришли сюда с Королевской площади пешком. Жюльетта улыбнулась.

– Я решила, что так безопасно, никто ведь не знал, что я с собой несу. Жан-Марк собирался привезти меня сюда завтра вечером, но…

– Вам он здесь был не нужен, – закончила за нее Нана. – Почему?

– Мои дела его не касаются. – Жюльетта сложила руки на столе. – В обмен на два миллиона ливров мне понадобится расписка от королевы, дарующая Жан-Марку Андреасу право законного владения статуэткой Танцующий ветер.

– Танцующий ветер! – Губы Нана сложились в беззвучный свист. – Так вот что это был за «предмет»!

– И расписка мне нужна немедленно. Это возможно?

– Сейчас ее труднее получить. – Нана заколебалась. – К завтрашнему дню. За два миллиона ливров мы можем потрудиться дополнительно. – Она с откровенной симпатией смотрела на Жюльетту. – Прежде вы были довольно скрытны. Почему вы сегодня так откровенны?

– Я решила, что должна доверять вам, раз уж нам придется потрудиться ради общей цели. Нана посмотрела на сумку.

– Два миллиона ливров помогут нам. Вы знаете, что два месяца назад они отправили короля на гильотину?

– Да, это было первое, о чем мы услышали по приезде в Париж. Вы ничего не смогли сделать, чтобы спасти его?

– Мы пытались, но его слишком хорошо охраняли. Он умер с большим достоинством. – Нана устало покачала головой. – Иногда все кажется безнадежным. – Ее губы решительно сжались. – Но мы должны освободить королеву и дофина.

– Однако над королевой тоже нависла гильотина, – тихо сказала Жюльетта. – Они ненавидят ее.

Нана согласно кивнула.

– Маленький Людовик-Карл теперь король Франции, и это объединяющая идея для всех роялистов в Европе, но сторонникам революции он мешает.

Жюльетте до боли ярко вспомнился белокурый чудесный солнечный малыш, которого она когда-то знала в Версале.

– У вас есть план?

– Пока еще нет. – Нана бросила взгляд на веера, разложенные на столе. – Мы выжидали.

– Выжидали чего?

Нана подняла глаза.

– Неважно. Но ожидание в прошлом. Теперь мы можем составлять план.

– Сейчас вы со мной неоткровенны. Неужели два миллиона ливров не являются гарантией моей преданности вашему делу?

Нана поколебалась.

– Вероятно.

Жюльетта поднесла руку к горлу, пытаясь сдержать волнение.

– Я непременно должна помочь ей. Я обязана сделать все возможное и невозможное, чтобы не мучить себя всю жизнь мыслью, что не сделала всего, что могла.

– Мы обсудим это.

Жюльетта поморщилась.

– По крайней мере разрешите мне расписывать эти веера вместо вас. У вас к этому нет никаких способностей.

Нана широко улыбнулась.

– И никакой склонности. Я была бы рада избавиться от этой работы. Возможно, мы сможем прийти к соглашению. Я пришлю завтра материал на Королевскую площадь.

– Я сама куплю. Этот материал столь же отвратителен, как и ваша мазня.

Нана коротко рассмеялась.

– Напрасно вы считаете, что делать и расписывать веера так просто, увидите, это работа не из легких. Приходите ко мне, если возникнет трудности. И не делайте их слишком замысловатыми, не то мне придется брать за них больше, чем несколько франков.

– Не повредят и несколько красивых вееров для клиентов побогаче. – Жюльетта поймала себя на том, что улыбается, глядя на сидящую напротив женщину. Искренность и теплота Нана Сарпелье располагали. – Но обещаю, что не буду делать их слишком красивыми.

Нана кивнула.

– Если нам будет нужна от вас еще какая-нибудь помощь, мы вам сообщим.

Жюльетта сказала главное, что мучило ее весь вечер:

– Жан-Марк не должен ни о чем знать. Вы понимаете? Его никоим образом нельзя в это впутывать. Если возникнет вероятность, что меня раскроют, то вам придется подыскать мне другое жилье. Пусть он будет в безопасности.

– Он не произвел на меня впечатления человека, которого легко обмануть.

Руки Жюльетты нервно сжали края накидки.

– Ему не должна грозить никакая опасность, – повторила она.

– Мне она нравится, – сказала Нана. – Она храбрая. И она может быть нам полезной.

– Да. – Уильям задумчиво смотрел из окна на лежавшую внизу кривую улочку.

– Она предложила расписывать веера и служить курьером. – Нана уже передала ему все, что нужно. И ждала его решения.

– Вы все правильно сделали. Пусть помогает нам. – Уильям повернулся и задул стоявшую на столике свечу. – Мы будем использовать всех, кого сможем. Я хочу вытащить королеву и ее сына из тюрьмы к осени.

– Я знаю, ты расстроен, – заметила Нана. – Мы сделали все, что могли, чтобы спасти короля, Уильям.

– Это не ваша вина. Он не помог вам как следует. – Уильям подошел к кровати. – Мне кажется это странным.

– Месье ограничен в средствах.

– Неужели? – Уильям лег рядом с Нана и притянул ее к себе. – Больше это не повторится. Мы должны действовать наверняка.

– Мы так и сделаем. – Рука Нана скользнула по его телу и замерла. – Ты меня не хочешь?

Уильям крепче прижал ее к себе.

– Может быть, позже.

– Неважно. – Нана уютно устроилась поближе к нему. – Так мне тоже нравится. За день я забываю, как одиноко может быть ночью. Не люблю ночь.

Уильям ласково поцеловал ее.

– Тогда спи, и ночь скоро кончится.

Они замолчали и вскоре оба заснули.

– Вы отвезли деньги в кафе вчера вечером? – Жан-Марк взвешивал каждое слово. – Я же сказал, что мы поедем туда сегодня.

– Я хотела отдать им деньги сразу, а у вас были неотложные дела с месье Бардо. – Жюльетта надкусила рогалик. – Вот я и решила поехать сама.

– С двумя миллионами ливров. На тот случай, если вам это неизвестно, Париж наводнен ворами, только и мечтающими перерезать человеку горло даже за десять ливров.

– Все прошло хорошо. – Жюльетта потягивала горячий шоколад. – Мне сегодня надо в городе купить холст и краски, а нанимать каждый раз экипаж – дело хлопотное. Теперь, когда нам не надо беспокоиться о Дюпре, вы не могли бы купить экипаж и нанять кучера?

– Вы пытаетесь отвлечь меня от важного разговора? – спросил Жан-Марк.

– Да, – напрямик ответила Жюльетта. – И я уже сказала Роберу, чтобы он нанял прислугу по дому, какая ему требуется.

Губы Жан-Марка тронула слабая улыбка.

– Больше не будете скрести полы?

– Я буду слишком занята. – Жюльетта отодвинула стул и встала. – А теперь я поднимусь наверх забрать письмо, которое я написала Катрин вчера вечером. Я хочу, чтобы вы сегодня же отослали его с нарочным.

– Я отправил записку в Вазаро в тот же день, когда мы приехали, чтобы сообщить ей, что мы добрались благополучно, – сказал Жан-Марк.

– Вы мне не говорили.

– В последние дни мы, похоже, вообще не общаемся. Так долго не может продолжаться, Жюльетта.

– Может. – Жюльетта старалась скрыть отчаяние в голосе. – Должно продолжаться. – Утро было ярким и солнечным. Золотистый свет мягко лег на мебель в столовой, на черные блестящие волосы Жан-Марка, отливавшие индиго. Как красива линия его выразительных губ! Жюльетта не могла отвести от него глаз. Все эти дни по возвращении в Париж он занимал ее чувства. Запретив себе близость с ним разумом, она не могла смириться с этим сердцем. Девушка усилием воли заставила себя отвести от него взгляд и направилась к двери. – Пойду за письмом, я все же хочу отправить его сегодня.

Жан-Марк поймал ее за руку.

– Я куплю вам сегодня экипаж. – Он поднес ее запястье к губам и стал ласкать языком голубые прожилки.

Покалывание от запястья разливалось по руке, по всему телу.

– Отпустите меня, Жан-Марк.

– Почему? Вам же нравится. – Его зубы легонько покусывали запястье. – Мне это тоже нравится. Знаете, почему я не дотрагивался до вас с тех пор, как мы покинули Иль-дю-Лион?

– Потому что я сказала вам…

– Потому что я решил показать вам, как мы оба изголодаемся, если лишить нас друг друга, – глухо произнес ЖанМарк. – По правде говоря, я не ожидал, что голод окажется столь сильным. Вам понравилось, как я любил вас на острове. Идемте наверх, и я покажу вам гораздо более интересный…

– Нет! – Жюльетта вырвала руку и отступила. – Я не стану…

– Месье Андреас, вас хочет видеть месье Эчеле. – На пороге стоял Робер, стараясь не смотреть на вспыхнувшее лицо Жюльетты. – Я провел его в золотой салон. – И старик поспешно вышел из столовой.

– Франсуа? – Жюльетта заволновалась. – Что он здесь делает? Откуда он узнал, что мы вернулись в Париж?

– Наверное, Дантон сказал. Вчера у Бардо я встретил нескольких членов Конвента. – Жан-Марк поднялся. – И я полагаю, он явился выразить недовольство по поводу того, каким образом я с ним расстался.

Жюльетта нахмурилась.

– Он опасный человек. Я иду с вами.

– Чтобы защищать меня? – Брови Жан-Марка взлетели крыльями. – Я тронут вашей готовностью положить за меня жизнь, если уж не хотите положить свое тело. Однако могу вас заверить, что предпочел бы второе.

– Хватит шутить.

– А я не шучу. – Жан-Марк направился к двери. – Идемте, если хотите. Не думаю, что Франсуа станет прибегать к насилию.

Жюльетта и Жан-Марк вошли в салон. Франсуа с холодной улыбкой кивнул им обоим.

– Добро пожаловать снова в Париж. Надеюсь, ваше путешествие завершилось успешно? Жан-Марк кивнул.

– Вполне. Сожалею, что вам стало плохо и вы не смогли сопровождать нас. Надеюсь, это было лишь временное нездоровье?

– Отвратительная головная боль и еще более отвратительное настроение. Однако со временем я справился и с тем, и с другим.

– Я надеялся на это.

– Предмет, за которым вы охотились, в целости и сохранности?

Жан-Марк невинными глазами посмотрел на Франсуа.

– Какой предмет?

Губы Франсуа тронула невольная улыбка.

– Возможно, я ошибаюсь, но мы с Жоржем Жаком предположили, что вы искали тот же предмет, за которым Марат послал Дюпре.

Выражение лица Жан-Марка стало жестким.

– Могу лишь сожалеть, что вы не сообщили мне о вояже Дюпре в Испанию.

– Возможно, я и сделал бы это, если бы не «заболел». А вы встретились с Дюпре?

– Да.

Франсуа бросил быстрый взгляд на Жюльетту.

– Он узнал вас?

Девушка кивнула.

– Но Жан-Марк его убил.

– Хорошо. – В глазах Франсуа мелькнуло выражение такой свирепой радости, что Жюльетта ахнула. Однако, когда он повернулся к Жан-Марку, лицо его было бесстрастным.

– Жорж Жак недоволен тем, что я не смог привезти ему этот предмет, но он был бы гораздо более недоволен, если бы тот попал в руки Марата.

– Марат его не получит. – Жан-Марк встретился глазами с Франсуа. – Можете заверить в этом Дантона.

– Тогда я вас покидаю. Мне надо сегодня повидаться с Жоржем Жаком у него дома. Он всю неделю не был в Конвенте.

– Дантон нездоров?

– Ему очень плохо, – с тревогой произнес Франсуа. – В прошлом месяце умерла его жена, и он… – молодой человек замолчал в поисках нужного слова, – ведет себя неразумно.

Жюльетта мгновенно вспомнила хорошенькую женщину, проводившую ее в кабинет Дантона.

– Как печально! Она была такая молодая, Жан-Марк.

Франсуа подтвердил:

– Совсем молоденькая. Она умерла неожиданно, причем Жорж Жак в это время был в Бельгии. Камилл Демулен рассказал, что на какое-то время Жорж Жак совсем обезумел. Заставил эксгумировать труп, чтобы поцеловать жену на прощание. – Франсуа тяжело вздохнул. – Мне следовало быть рядом с ним.

– А вас разве не было в Париже? – с любопытством спросил Жан-Марк. – Где же вы были?

Франсуа помедлил с ответом.

– В Вазаро.

– Вы не отправились сразу в Париж?

– Нет.

– Когда же вы вернулись?

– Всего за неделю до вашего приезда.

– Могу я узнать, почему? – осведомился Жан-Марк. Франсуа смерил его спокойным взглядом.

– Нет, не можете. Желаю вам всего доброго. – Он развернулся на каблуках и вышел из салона.

– Подождите! – Жюльетта догнала Франсуа у входной двери. – Стало быть, вы расстались с Катрин всего несколько недель назад. Она хорошо себя чувствует?

– Вполне.

– Почему вы не смотрите на меня? Она не заболела?

– Я же сказал вам: она здорова. – Франсуа сунул руку в карман брюк и вынул сложенный листок бумаги. – Я рад, что вы пошли за мной. Это вам.

Жюльетта взяла листок.

– От Катрин?

– Нет. – Франсуа открыл дверь. – Не от Катрин.

Франсуа как-то странно вел себя, когда она упомянула о Катрин, и Жюльетта не очень-то поверила его словам. Так ли уж в Вазаро все хорошо? Она рассеянно развернула листок и бросила на него взгляд.

И замерла, потрясенная. Она прекрасно знала этот почерк.

В записке была только одна фраза.

"Настоящим дарую статуэтку, именуемую Танцующим ветром, ранее являвшуюся собственностью королевского дома Бурбонов, в бессрочное владение Жан-Марку Андреасу.

Мария-Антуанетта".

Франсуа никогда не видел Жоржа Жака таким изможденным, с лихорадочно блестевшими на безобразном лице глазами. Возможно, это был самый худший момент для обращения к Дантону, но все, что оставалось Франсуа, – это надеяться, что и в состоянии глубокого отчаяния Жорж Жак не потерял своей проницательности, позволившей ему подняться до крупного деятеля революции. Как бы там ни было, выбора у Франсуа не было.

– Я хочу, чтобы ты устроил меня на должность в Тампль.

Дантон медленно поднял голову.

– В Тампль? Зачем?

И Франсуа решился бросить вызов судьбе.

– Хочу организовать побег Марии-Антуанетты и Людовика XVII из тюрьмы.

Дантон задержал дыхание и откинулся в кресле.

– Ты шутишь.

– Нет, – спокойно произнес Франсуа. – Мне необходимо это назначение, Жорж Жак. Я мог бы солгать тебе, назвав другую причину, но время дорого, и с ложью я покончил.

Дантон окинул Франсуа жестким взглядом.

– Значит, ты дурак. Ложь могла спасти тебе жизнь. Кто тебя купил, Франсуа?

– Никто.

– Я же тебя знаю. Ты ненавидишь аристократов. Ты ненавидишь…

Франсуа покачал головой:

– За последние два года я с помощью подкупа освобождал аристократов из тюрьмы и вывозил их из Франции. Пальцы Дантона крепче сжали перо в руке.

– Ты мне действительно солгал. Ты использовал меня, мерзавец.

– А ты – меня. Я хоть раз отказался от заданий, которые ты мне давал?

Дантон не сводил глаз с лица Франсуа.

– Почему? Ты что, сам аристократ?

– Моя мать из басков, а отец – английский врач. Мое настоящее имя – Уильям Даррел. До революции мы жили в горах рядом с Байонной, но я убедил родителей, что будет безопаснее переселиться в Англию, когда выбрал свой путь. Теперь они живут в Йоркшире.

– Ты считаешь себя англичанином?

– Ты же знаешь, что нет.

– Тогда почему?

– Права человека, – просто ответил Франсуа. – Они должны выжить, но кровопролитие и коррупция уничтожают их. Американцы, победив в борьбе за независимость, начали не с рубки голов. Сделай они так, британцы тут же примчались бы и смели их. Так будет и с Францией, если не остановить этот кровавый террор. – Франсуа встретился взглядом с Дантоном. – Мы оба об этом знаем.

– То, что ты говоришь, – изменнические слова.

– Нет, это разумные слова. Ты всегда считал, что обезглавить короля – это безумие.

– Но оно уже свершилось. Все кончено. Мы в состоянии войны с Испанией и Англией.

– И будем продолжать эту войну, пока королевская семья находится в Тампле. Освобождение их стало чем-то вроде крестового похода, – мягко, но настойчиво произнес Франсуа. – Позволь мне вырвать их из тюрьмы, Жорж Жак. Они будут менее опасны за границей, чем в Тампле. Я позабочусь о том, чтобы никакие мои действия не вели к тебе.

Дантон с минуту молчал.

– Ты страшно рисковал, придя ко мне. Ты предал меня. Сначала Габриэль, потом ты. Предательство…

– Твоя жена не предавала тебя.

– Она умерла. Оставила меня одного. – Дантон кашлянул, выпрямился в кресле и уже хорошо поставленным голосом народного трибуна произнес:

– Я подумаю над этим. Можешь идти.

Франсуа поднялся и остановился, глядя на Дантона. Риск был велик. В таком неуравновешенном состоянии Жорж Жак мог выбрать любой путь.

– Я буду ждать ответа в своей квартире.

Дантон криво усмехнулся.

– И будешь до смерти бояться, что ответ доставят солдаты Национальной гвардии.

– Всегда есть такая возможность. – Франсуа поклонился. – До свидания, Жорж Жак.

– Нет. – Дантон холодно смотрел на молодого человека. – Каково бы ни было мое решение, я больше не хочу тебя видеть.

Франсуа ощутил острый приступ сожаления. В течение последних двух лет они были товарищами, а в самых опасных ситуациях – и друзьями. Дантон был ясным голосом разума в кровавом хоре безумцев. Жизнь Франсуа без Жоржа Жака станет пустой и определенно более бесцветной.

– Я понимаю.

Он повернулся и вышел из кабинета.

На следующий день посланец доставил на квартиру Франсуа конверт. Сломав печать, он вынул бумагу – это было свидетельство о назначении Франсуа Эчеле специальным агентом Конвента с приказом о его немедленном переселении в Тампль.

– Вы опять одна, – неодобрительно заметила Нана Жюльетте. – Я же сказала вам…

– Но я не бросаюсь в глаза вашим посетителям, – перебила Жюльетта. – На мне полотняное платье, точно такое же, как на вас, и я гораздо менее красива, чем вы, и поэтому не должна привлекать внимания. Скажите любопытствующим, что я ваша новая ученица. – Она поморщилась. – И это правда, я обнаружила, что эти веера делать и расписывать невозможно. Я была слишком самоуверенна. Это один из моих самых прискорбных недостатков. – Она помедлила и понизила голос:

– И есть вопросы, которые мне хотелось бы задать.

Нана встала.

– Идемте со мной. Мои материалы в комнате за кафе.

В маленькой комнате, куда Нана привела Жюльетту, стояли четыре бочонка с вином у дальней стены и рабочий столик, на котором были разбросаны бумага, ленты и деревянные палочки для вееров.

– Садитесь. – Нана расположилась за столом напротив Жюльетты и протянула руку к ножницам. – Какие у вас вопросы?

– Франсуа. Он один из ваших?

– Его настоящее имя – Уильям Даррел. – Нана принялась резать грубую бумагу. – По-моему, это уже должно быть ответом.

– Давно?

– С начала революции.

– Значит, приехав в аббатство, он пытался помочь нам? Нана пояснила:

– В аббатство его послал Дантон. Он не знал, что там произойдет. – Нана пожала плечами. – Но, даже увидев, что там творилось, он ничего не мог сделать, не раскрыв себя. Ему пришлось решать – спасти жизни нескольких человек тогда или тысячи жизней позже.

– Не знаю, смогла бы я принять такое решение.

– В течение двух последних лет ему постоянно приходится делать выбор: кому умирать, кого мы можем спасти.

– Вы восхищаетесь им.

– Он смелый человек. – Лицо Нана стало замкнутым. – А теперь я покажу вам, как надо делать веера. Какие у вас трудности?

Итак, что касалось Нана, то здесь тема Франсуа была явно закрыта.

– У меня ничего не получается, труднее всего оказалось склеивать полоски бумаги так, чтобы не испортить рисунок.

– Вы пользуетесь не тем клеем. Я употребляю только клей, который делают специально для меня из вываренных обрезков шкуры и костей.

Жюльетта поморщилась.

– Звучит отвратительно.

– И пахнет тоже, но он клеит накрепко и одновременно позволяет вееру оставаться гибким. Надо брать только чуть-чуть, а иначе он испортит либо бумагу, либо палочки. – Нана подала Жюльетте флакончик с клеем и деревянные пяльцы. – Затем вы очень туго натягиваете бумагу на пяльцы и оставляете сохнуть на два дня. После этого можете расписывать.

– А как с палочками?

– После того, как сложите веер. – Нана показала на форму из орехового дерева, в которой было вырезано двадцать желобков, расходившихся из одной точки. – Вам надо обзавестись устройством вроде этого и делать все очень аккуратно. Плиссировать можно только с первого раза. Затем между крыльями веера осторожно вставляются палочки. Если веер будет цельным, то палочки прикрепляются сзади и на них надо что-нибудь нарисовать, чтобы скрыть их. Потом надо оставить их сушиться на целый день. И даже дольше, если для основы используется шелк или лайка. После в палочки вставляют заклепки, чтобы скрепить их, а потом продевают ленты и разрисовывают.

Жюльетта засмеялась и сокрушенно покачала головой.

– Господи, и все это только для того, чтобы обмахиваться от жары!

– Во времена фараонов веер служил символом власти. – Глаза Нана блеснули. – Но, по-моему, мадам Помпадур и мадам Дюбарри с помощью своих вееров достигли еще большей власти.

– А как вы этому научились? – полюбопытствовала Жюльетта.

– У матери моего мужа был магазин вееров в Лионе. Мой отец поставлял их клиентам мадам Сарпелье, но он не жаловал эту работу. Когда мне исполнилось тринадцать, он выдал меня замуж за Жака Сарпелье. – Нана скорчила гримасу. – У бедняги Жака была заячья губа, и он был страшен как смертный грех, но все считали, что для нас это выгодная сделка. Мадам Сарпелье думала, что я буду хорошей работницей в магазине, Жак полагал, что я буду служанкой в доме и кротко приму его в постели, а отец рассчитывал укрепить свое положение в деле мадам Сарпелье.

– А для вас? Нана усмехнулась.

– Мне было хорошо с Жаком в постели, хотя его шокировал мой строптивый нрав. К своему восторгу, я обнаружила, что милосердный господь щедро вознаградил беднягу за уродливую физиономию. Остальная же часть их планов меня никак не устраивала. Поэтому после его смерти я распрощалась с ними навсегда и приехала в Париж, чтобы самой пробить себе дорогу в этом мире.

– Это был смелый шаг для одинокой женщины. Вы когда-нибудь раскаивались в этом?

– Нет, я люблю свободу. В Лионе я бы всю жизнь подчинялась своей свекрови. А здесь, в Париже, я ни для кого не рабыня.

– А как случилось, что вы вошли в роялистскую группу?

Нана коротко рассмеялась.

– Как вы любопытны! Могу вас заверить, что не особенно люблю аристократов. Я не выносила некоторых дам, приходивших в магазин и смотревших на меня так, словно я кусок дерьма. – Она помолчала. – Когда я стала работать в этом кафе, у меня было мало денег, и наш друг Раймон Жордано щедростью не отличался. Однако я скоро обнаружила, что, помимо кафе, он замешан в кое-каких делах, которые исключительно хорошо оплачиваются. Он получал регулярную плату от брата короля, графа Прованского, за помощь аристократам в побегах из тюрем.

– Вам платит граф Прованский? – спросила пораженная Жюльетта. Она никогда не любила Людовика Станислава Ксавье – коварного, амбициозного человека, известного при дворе и в большей части Франции под именем Месье.

– Сначала он платил мне, но через некоторое время… – Нана покачала головой. – Я больше не могла брать их у него. Слишком много денег требовалось в других местах. – Лицо ее затуманилось. – Я поняла, что аристократы такие же люди, как и все остальные. Они любили своих детей, боялись смерти… – Нана поднялась. – А теперь вам надо идти. А мне – возвращаться в кафе. Я дам вам знать, если потребуется какое-то особое послание или веер.

– Нет. – Жюльетта встала. – Я буду приходить сюда дважды в неделю, если вы не пошлете за мной. Но только во второй половине дня, не вечером. Жан-Марка часто по целым дням не бывает дома. Нана одобрительно кивнула.

– Во второй половине дня для вас безопаснее.

– Обо мне не беспокойтесь. Со мной все будет в порядке, когда бы я ни решила прийти. – Жюльетта поморщилась. – Жан-Марк нанял кучером моего экипажа настоящего гиганта, а кроме того, лакея Леона такой свирепой внешности, что он, просто нахмурившись, способен отпугнуть десяток мошенников.

– Пусть ждут за углом кафе, – предупредила Нана, направляясь с Жюльеттой к двери. – Какой толк из того, что, перестав надевать шелковые платья, вы сюда явитесь в роскошном экипаже!

– Я об этом уже подумала. – Жюльетта сокрушенно посмотрела на свое синее полотняное платье с простенькой белой муслиновой косынкой. – Еще одна маскировка.

Утаивать свое посещение кафе «Дю Ша» от Жан-Марка оказалось исключительно просто. В следующий вторник его вызвали в Гавр, где местные власти решили установить непомерный налог на складские товары. Жан-Марк вернулся в Париж только во второй половине дня 23 июня.

Жюльетта в саду писала портрет Леона в образе Самсона, когда за ее спиной неожиданно возник Жан-Марк.

– На сегодня все, Леон.

Жюльетту охватила радость. Он вернулся.

Гигант что-то смущенно пробормотал Жан-Марку, схватил рубашку и чуть не бегом пустился по дорожке к дому.

– Я никогда не закончу картины, если вы будете отсылать моих натурщиков. – Жюльетта продолжала наносить яркие мазки на холст.

– Меня уже бесит сама мысль о том, что вы пишете этого красивого бегемота без одежды.

– Вы преувеличиваете. Леон был всего лишь без рубашки. Позировать обнаженным он стесняется, хотя я и убеждала, что его красивое тело в образе Самсона – не срам, а религиозный…

– Вы попросили его… Повернитесь и посмотрите на меня, черт побери!

Жюльетта подняла глаза от мольберта и посмотрела на Жан-Марка.

Вид у него был измученный. Скорбные морщины залегли возле рта, а под глазами темные круги. Жюльетта испытала почти неодолимое желание броситься к нему в объятия и утешить.

– Вам следует немедленно отправляться в постель, а не морочить мне здесь голову. У вас ужасный вид.

– В отличие от вашего прекрасного Самсона? – ядовито спросил Жан-Марк.

– Да. – Жюльетта положила кисть. – Вы бы никогда не могли быть Самсоном. Я вижу вас князем времен Возрождения или, может быть, египетским фараоном, но я… – Она тут же возразила себе:

– Нет, я никогда не могла бы написать вас в образе кого-то еще, кроме вас самого. Но что вы стоите как истукан? Отправляйтесь в постель.

Жан-Марк долго смотрел на нее.

– Я хотел увидеть вас.

Жюльетта встретилась с ним взглядом, и ей пришлось сделать над собой усилие и отвести глаза.

– Ну что ж, вы меня увидели. Как все прошло, хорошо?

– Нет. Они отказались снизить налог.

– Мне очень жаль.

– Я… думал о вас, пока был в отъезде. А вы?

Жюльетта молчала. Она не могла признаться, сколько ночей провела без сна, думая о нем.

– Полагаю, что думали. – Жан-Марк криво улыбнулся. И снова замолчал, глядя на нее. – Я хочу сообщить вам о вашей победе.

– Победе?

– Я поймал себя на том, что думаю не только о том, как мне хотелось бы оказаться у вас между ног, но и о том, как мне не хватает вас, вашего общества. – Жан-Марк протянул руку и нежно дотронулся до щеки Жюльетты. – Иногда я даже мечтал, чтобы вы были просто рядом, и мне бы этого было достаточно. Разве вы не находите это странным?

Ей следовало отклониться от сладкой горечи его прикосновения. Но она упивалась им.

– Только иногда?

– Будьте довольны и малыми победами. Большего я вам не дам.

– Я вообще не считаю это победой. – Жюльетта снова повернулась к холсту и взялась за кисть. – Я не собираюсь бороться с вами. А теперь идите в постель, пока не свалились прямо здесь.

– Робер говорит, что вы много времени проводили в своей комнате. Вы были нездоровы? Жюльетта внутренне ощетинилась.

– Совершенно здорова. Я что, не имею права проводить время где хочу?

– Боже милостивый, я всего лишь спросил. Неужели вам никогда не приходило в голову, что я могу о вас беспокоиться?

Жюльетту окатила такая волна тепла, что она боялась взглянуть на Жан-Марка, чтобы не выдать себя.

– Нет, это никогда не приходило мне в голову. Я… спасибо.

Девушка чувствовала взгляд Жан-Марка на своей спине, и, хотя ей отчаянно хотелось снова обернуться, она продолжала, но уже машинально, водить кистью по холсту.

– Жюльетта. – Его голос звучал глухо. – Я скучал по вас.

Она не ответила. Если она заговорит, у нее задрожит голос и он поймет, как ей дорог.

Жан-Марк еще с минуту постоял молча, а потом Жюльетта услышала его тяжелые усталые шаги по дорожке.

Она не могла отпустить его так.

– Жан-Марк!

Он обернулся.

– Да?

Жюльетта лихорадочно искала, что бы сказать, не выдав своих чувств.

– Я тут на днях смотрела на свою картину «Танцующий ветер» и решила, что в золотом салоне ему не место среди шедевров. Я собираюсь написать вам его снова. Куда вы поставили статуэтку после нашего возвращения в Париж?

Жан-Марк насторожился.

– Ящик в подвале, но я не хочу, чтобы его трогали. Вряд ли это будет безопасно – вынести статуэтку в сад, чтобы писать ее. – Он слегка улыбнулся. – Кроме того, я очень люблю ту вашу картину в салоне. Она навевает некоторые воспоминания. Другая мне не нужна.

Картина навевала много воспоминаний и на Жюльетту – Версаль, гостиница, аббатство, Жан-Марк.

– Хорошо.

Жан-Марк стоял, не сводя глаз с ее лица.

– Это все?

Он был усталым, расстроенным и нуждался в утешении. Жюльетта не могла оттолкнуть его, чтобы защитить себя. Сдаться – это тоже не в ее натуре, но все-таки она должна была дать ему хоть что-то.

– Нет. – Она снова повернулась к холсту и приглушенно произнесла:

– Я рада, что вы дома. Я… тоже скучала.

Третьего июля Франсуа дал знать Нана из Тампля, что маленького короля разлучили со своей матерью по приказу Коммуны и теперь мать и сына придется спасать по отдельности.

Спустя два дня Жюльетта получила от Франсуа весточку о том, что королева просит ее прийти повидаться с ней в Тампль как можно скорее. Ее величество поймет, если Жюльетта решит, что это слишком опасно…

Изможденное лицо королевы уже не удивило Жюльетту, но она поразилась силе и достоинству, с которыми та себя держала.

Мария-Антуанетта отошла в тень башни и устало прислонилась к каменной стене.

– Хорошо, что ты пришла, Жюльетта. Я долго тебя не задержу. – В тихом голосе королевы звучала печаль. – Ты знаешь, они отняли у меня моего малыша?

– Да. – Жюльетта подошла ближе. – Возможно, это только временно. Может, они позволят ему вернуться к вам.

– Нет. – Руки королевы, когда она плотнее запахнулась в плащ, дрожали. – Они отдали его этому мужлану Симону, чтобы тот научил его, как быть добрым республиканцем. Они хотят, чтобы он забыл меня, забыл, что он истинный король Франции.

– Симон будет плохо обращаться с мальчиком?

– Надеюсь, что нет. – Мария-Антуанетта откинула со лба прядь седых волос. – Молю бога об этом. Когда-то Симон сделал нам много добра. По-моему, он просто глуп, но не жесток.

– У нас есть люди, следящие за всем, что происходит здесь, в Тампле. Они будут знать, если с Людовиком-Карлом будут плохо обращаться, – мягко произнесла Жюльетта. – И Симону не дадут его обидеть.

– Я так по нему скучаю, – прошептала королева. – Ты же знаешь, ему всего восемь лет. У него такая нежная натура, он всегда и всем улыбался, всегда старался помочь мне.

– Вы снова будете вместе.

– Возможно, в раю.

– Нет, – запротестовала Жюльетта. – Подготовка к вашему побегу продвигается вполне успешно, и скоро…

– Забудьте обо мне, – прервала ее королева. – Спасите Людовика-Карла.

Жюльетта попыталась успокоить Марию-Антуанетту:

– Людовику-Карлу пока ничего не грозит. Конвент может использовать его как заложника. Однако нам необходимо скорее освободить вас.

– Пока они не убили меня, как моего мужа? – Губы Марии-Антуанетты задрожали. – Я слышала, они уже собирают доносы, пытаясь очернить мое имя. И насколько я понимаю, одно из обвинений – против твоей дорогой матери. Благодарение богу, Селесте ничего не грозит от рук этих негодяев.

Жюльетта поспешно отвела глаза.

Королева продолжала говорить обреченно и спокойно:

– Ты же знаешь, что в моей привязанности к твоей матери не было ничего противоестественного, Жюльетта. Я по натуре крайне привязчива, но в моей жизни была только одна настоящая любовь. Аксель… – Она сняла с пальца кольцо-печатку и любовно посмотрела на него. – Это герб Ферсенов. Знаешь, какой девиз выгравирован на нем? Tutto a te mi guida – «Все ведет меня к тебе». Правда, прекрасно?

– Да, – глухо произнесла Жюльетта. – Это прекрасно.

– Мой дорогой Людовик все понимал. Мы были привязаны друг к другу, связаны долгом, но мне было необходимо что-то еще. – Королева вскинула голову. – И я взяла это. Я полюбила Акселя сразу, как только его увидела, и жалею, что потеряла так много времени, которое мы могли провести вместе, потому что боялась прийти к нему. Гораздо лучше поставить все на карту, чем потом раскаиваться. Когда конец близок, только воспоминания приносят утешение.

– Это еще не конец. Мы стараемся…

– Я знаю. Знаю. И молю бога, чтобы вам это удалось, но постараюсь собрать всю волю, чтобы мне было не слишком страшно умирать. Я слышала, Людовик вел себя как истинный монарх, и я тоже должна не дрогнуть под гильотиной и встретить смерть как королева. – Мария-Антуанетта взглянула на Жюльетту и с волнением сказала:

– Но мой маленький Людовик-Карл должен жить! Пообещай мне, что он будет жить.

Жюльетта с трудом проглотила комок в горле.

– Даю вам слово.

Мария-Антуанетта улыбнулась, и на мгновение ее лицо озарилось тем обаянием, что пленило Жюльетту так много лет назад, в тот вечер в зеркальной галерее.

– Я полагаюсь на тебя. Ступай с богом, малышка.