Гравюры на ветру

* 41 *

Когда Макс вернулся из командировки, я ничего ему не рассказала. Это было непросто — лечь с ним рядом, целовать его, любить, понимая, что каждое мое слово пропитано ложью. Я смотрела на него и вспоминала Артиса. Они были такие разные. С одной стороны — мой милый муж, который все еще казался мне очень умным, порядочным и обаятельным, но в тоже время разочаровывал недостатком чуткости, нежеланием находить компромиссы и странным все усиливающимся безразличием к моей жизни. С другой — аристократически утонченный Артис, богатый и поразительно красивый, убивающий меня своим дерзким эгоизмом, властностью и импульсивным, непредсказуемым поведением.

Мне было трудно и с тем, и с другим. Оставаясь дома с Максом, я с каждым днем замечала в нем все больше и больше мелких недостатков, с которыми, на мой взгляд, было почти невозможно мириться. Мне начинало не хватать советов Артиса, его привычки объяснять происходящее, раскладывая сюжеты на мельчайшие частицы, его способности переворачивать события так, что любые проблемы превращались в незначительные легкопреодолеваемые препятствия. Но потом, когда, обеляемая легендой о посещении лечебных сеансов, я оказывалась тет-а-тет с Артисом, мне становилось муторно и неуютно. Мы были из разных миров. Я не могла понять, к чему он относится с симпатией, а что вызывает у него раздражение. Ему было невозможно угодить, понравиться или рассказать что-то интересное. Он так много всего знал и чувствовал, что любые мои слова казались ему скучными или смешными. Я немного боялась его. Рядом с ним я постоянно ощущала свою нелепость.

Сперва оставленные мной без внимания слова Артиса о том, что я отношусь к тем женщинам, на которых не тратят миллионы и которым не позволяют капризов, так сильно меня отрезвили, что я перестала себя уважать. Я не сомневалась в его правоте — вне всякого сомнения Артис был умен и очень хорошо знал людей. Судя по тому, как всегда вел себя со мной Макс, я действительно была создана для того, чтобы отдавать душевное тепло, а не для того, чтобы брать что-то для себя. Артис же и Макс, напротив, были потребителями — первый во всем хотел беспрекословного повиновения и, на мой взгляд, слишком большой самоотдачи в постели, второй требовал безукоризненной организации домашнего быта и терпения по отношению к его материальным возможностям. Я не знала, какой именно мужчина был нужен мне, и тихо страдала, оттого что Макс не хотел перейти на другую работу и не мог стать ко мне более внимателен, однако, в тоже время я мучилась и от изматывающе нелогичного поведения Артиса. Я не хотела играть роль молчаливой домработницы для Макса и не желала потакать королевским капризам Артиса. Но Макс был моим мужем, к которому я привыкла, а Артис сводил меня с ума, пробуждая во мне страсть и воспитывая уважение к честолюбивым мужчинам. Чем больше я общалась с Артисом, тем больше я узнавала себя и понимала, что мой союз с Максом терпит крах.

Прошло почти полтора месяца с тех пор, как я встала на скользкий путь двойной жизни. Недели превратились для меня в десятилетия. Я устала, измоталась, и хотела лишь одного — нормальной семейной жизни. Но именно это и было для меня недостижимой целью — от Макса я с каждым днем все сильнее отдалялась, а у Артиса вообще не было никакой тяги к постоянству. Даже когда мы были с ним вместе, я чувствовала себя одинокой. Это был мой неразрешимый кошмар.

Что касается моих видений абсентового Парижа, то к ним, как и к той странной истории в лагере, Артис за это время ни разу не возвращался. Порой мне даже казалось, что все это была какая-то его хитрая выдумка, хорошо продуманный трюк, с помощью которого он принудил меня сделать шаг в сторону измены. Верил ли он сам в существование прошлых жизней? Действительно ли умел читать по глазам или просто был хорошим психологом? Этого я не знала. Сама же я вспоминала первые дни нашего знакомства, как непрерывный просмотр какого-то странного кино, которое транслировалось из недр моей души. Инерция религиозного воспитания не давала мне до конца поверить в то, что реинкарнации реальны, и для меня все эти видения по-прежнему оставались только забавными картинками, явившимися мне в состоянии гипнотического забытья…