Грех

Мир обманул ее надежды. Она проиграла, и осознание этого больно ранило ее самолюбие. Интересно, как она выглядит со стороны? Наверняка жалкой старой коровой. И вызывает жалость. Уж лучше быть объектом зависти. Так учила ее мать.

— Никогда не показывай, насколько тяжело у тебя на душе, доченька. Слабых не любят. Сделают вид, что сочувствуют, а в душе позлорадствуют, мол, ты все это заслужила. Понимаешь?

— Не совсем, но я подумаю об этом, мама.

— Слабых не уважают, их жалеют с насмешкой, язвительно.

— Я подумаю об этом, мама.

— Не верь в судьбу, Леночка. Знай, что ты сама выбираешь свой путь, — назидательно поучала мать.

— Это что-то новенькое, а как насчет сценария, написанного Творцом?

— Ты вправе его редактировать по своему усмотрению.

— Но мне это нравится, мама! У меня все получится!

Бесконечные нравоучения матери доводили Елену до исступления. Мать ни во что не верила. Дочь же считала, что Елене Максимовне просто не повезло. Вокруг нее всю жизнь крутились ненужные люди. Друзья Елены будут другими. Она построит идеальные отношения со всеми, с кем сведет ее жизнь. Иначе быть не должно, потому что она желает окружающим только добра. Своим примером докажет, что можно жить по-другому. Станет врачом. Будет спасать, возвращать жизнь. О ней заговорят как о новом докторе Швейцере или там Амосове… Но не иначе. Она попыталась подчинить реальность себе. В ответ — холод непонимания, ледяная стена отчуждения. Почему, почему все плохо? Почему ей мешают?

— Какая же ты упрямая девчонка, — обычно сердится мама, выслушивая очередную горестную историю, но не признает себя неправой.

Жизнь подтверждает правоту матери. Елена быстро разочаровывается в людях. Это не те, с кем она желала бы идти по жизни. Ей скучно. Те, с кем время летит незаметно, с кем хочется встречаться вновь и вновь, рядом не задерживаются. Старый девиз врачей: «Свети другим, сгорая сам». Да пусть она трижды сгорит к чертовой матери. Ее свет никому не нужен. Может быть, что-то с ней не так? Но что? Она устала. И больше не хочет изменять мир. Будет прогибаться под него. Ей трудно следовать правилам, но… Никому не нужна душа нараспашку? Ну и черт с ней, с душой. Да, она неправильная женщина. Значит, правы другие. Елена помнит тот разговор до сих пор.

— Какой из тебя врач? — Мама, как всегда, была категорична.

— Жалею, что сказала о своем выборе.

— Прости, откровенностью на откровенность. — Елена Максимовна даже не пыталась скрыть, что весьма недовольна решением дочери.

— А кем я, по-твоему, должна стать? — Елена едва сдерживалась. — Библиотекарем?

— Отличная профессия.

— Издеваешься?!

— Я? Боже сохрани.

— Ты всегда все портишь. Ну, конечно. Думаешь, я не помню, как еще в детском саду ты твердила, что роль Снегурочки не для меня? — просипела Лена.

— Да, — совершенно спокойно согласилась Елена Максимовна. — Я считала, что тебе больше подходит роль Бабы-яги.

— Шутишь?

Это противостояние длится столько, сколько Елена себя помнит. Изматывающее, доводящее до слез. И пожаловаться некому. Признать ошибку? Никогда. Это касается даже мелочей.

«Браво, мама!» — думала Елена, обжигаясь в очередной раз, но отчаянно стараясь делать вид, что у нее все в порядке.

Людей, готовых искренне порадоваться чужому успеху, единицы. Их с каждым годом становится меньше. Исчезающий вид, нуждающийся в бережном отношении. По иронии судьбы таким больше всего достается. И не выдержав испытаний, они переходят на сторону тех, кто смотрит на мир жестче, безжалостнее. Елена — перебежчица. Быть может, она утрирует? Сказывается работа? Она сама ее выбрала, свой путь, тяжкий, неблагодарный. А сначала все было так романтично…

Черт побери, да что же она сделала со своей жизнью? Может, это рок? Предопределенность снимала ответственность за ошибки, неудачи. Насколько проще спотыкаться и говорить себе, что так уж на роду написано. И уже все равно, как освещен путь — ярким прожектором или карманным фонариком…

— Трудно тебе будет в жизни. — Мама, как всегда, была верна себе. — Жаль мне тебя, Ленка.

— Что? — растерявшись, не сразу поняла дочь смысл услышанного. Разве так поздравляют с зачислением в медицинский?

— Живешь словно начерно.

— Перестань. Ты несправедлива, как всегда. У меня сегодня такой день, а ты…

— Кто-то сказал, что нет счастливой жизни, есть только счастливые дни. Боюсь, у тебя их будет не так уж много. И профессию ты выбрала неподходящую. Не по себе.

— Спасибо. Это я уже слышала.

— Ты напрасно обижаешься.

— Я не обижаюсь, мам. Я привыкла.

— Профессия — только начало. Ты сделала это, чтобы досадить мне.

— Я устала. Не хочу тратить силы на споры, мама.

— Ты права. Силы тебе скоро понадобятся. Побереги их и открой, наконец, свое сердце.

Так непривычно деликатно мама намекала на то, что к моменту поступления в институт Елена еще ни разу по-настоящему не была влюблена. Елена ждала своего часа. И когда влюбилась, поняла, что жизнь только начинается. Чувство ошеломило. Лена была словно не в себе. В очередной раз, столкнувшись с Матвеевым в фойе института, почувствовала, как екнуло сердце. Тогда-то все и началось. Влюбленная в Матвеева, Елена, не задумываясь, выбрала кафедру психиатрии — это была возможность постоянно увидеть предмет своего обожания. Тогда не думала, что она делает выбор на всю жизнь. Любовь лишала способности здраво мыслить. Слишком поздно поняла, что занимает чужое место. К тому же ей не хотелось, чтобы мама, как всегда, сказала, что психиатрия не для нее. Дочь упрямо стояла на своем. Елена Максимовна махнула рукой:

— Ты переоценила себя, дурочка. Такая работа не для тебя. Ты скоро в этом убедишься.

Елена не хотела признавать очевидного, что жизнь складывается не так, как она мечтала. Все не то: работа, муж, окружение. Ее никто не понимает и не может оценить как должно. Но это был ее выбор. На что она надеялась? На то, что однажды полюбит мужа? Читала об этом в книгах, но в жизни ничего подобного не произошло. Годы шли. Елена пыталась уговорить себя, что все правильно. В конце концов, она состоялась и как женщина, и как специалист. Ей не на что жаловаться. Муж, сыновья, благодарные пациенты — в этом смысл ее жизни. Тех, кому Елена помогла, — не сосчитать. Люди, отчаявшиеся, несчастные, приходили к ней как в последнюю инстанцию. Поначалу Елена бездумно жалела их, но со временем научилась профессиональному равнодушию.

— Нельзя пропускать через себя чужую боль, — глядя на ее терзания, роняла мама. — Завязнет она в тебе — тогда беда. Вас же этому учили?

Когда-то Елене казалось, что всех своих пациентов она запомнит на всю жизнь. Иллюзия. Научилась спокойно выслушивать жалобы. К тому же собственных проблем становилось все больше. Елене уже казалось, что пришедшие на прием больные люди отвлекали ее по пустякам. Слишком мало тех, кто реально нуждался в ее немедленной помощи. Она стала циничнее, все чаще думала о работе с раздражением. Не чувствовала удовлетворения, даже когда оказывала реальную помощь. Усталые, озлобленные, потерявшие веру, разругавшиеся вдрызг с близкими, погрузившиеся в черноту депрессии, стоящие на шаг от пропасти, — скольких Елена спасла, вытащила из черноты!.. Она делала все, что нужно, но знала, что ее усилия напрасны. Живут, грешат и не хотят признавать этого. Ей не жаль их. У каждого свое наказание. Бог все видит! Ну и черт с ними! На душе тоскливо. Перемены ее тревожат.

Елена вздохнула. Будь она такой и двадцать пять лет назад, хватило бы у нее смелости пойти на столь рискованный шаг, как усыновление чужого ребенка? Тогда ее ничто не могло остановить. Друзья отказывались комментировать. Родители предостерегали, пугали, отговаривали. Она же объясняла, что иначе поступить не может.

— Ты же не знаешь его генов, доченька! — мама билась в истерике. Елена Максимовна приняла новость в штыки.

— Абсолютно нормальный ребенок, — твердила Лена.

— Рано или поздно объявится его мамаша. Ты представляешь эту ситуацию?

— Не объявится.

— Ты сошла с ума. Ты — девчонка. Зачем тебе чужой ребенок? Своих нарожаешь.

— Нарожаю, но и этого не брошу.

— Да кто тебя уполномочил?! — закричала Елена Максимовна. Ее бесило упрямство дочери.

— Я сама, — вздернула подбородок Лена.

— Я не позволю тебе исковеркать твою жизнь, слышишь?! Ты только начала работать. Ивану защищаться нужно. Тоже мне, родители выискались! На ноги встаньте, а потом о детях думайте.

— Мы ни у кого не сидим на шее. У нас отдельная квартира. Спасибо бабушке. Так что отказать нам не должны!

— Не позволю! Мой дом для вас и для этого найденыша закрыт! — Елена Максимовна зарыдала. — Ты слышишь меня, Лена? Я не шучу.

— Слышу, мам, только не кричи и не плачь. Мы все решили, прости.

Елена видела, что матери нелегко смириться с фактом появления в их семье чужого ребенка, но вопрос был решен. Решен без вынесения на расширенный семейный совет. Она знала, что должна поступить именно так. Внутренний голос подсказывал Елене, что она права. Это был шаг на пути построения идеального мира, на пути исполнения мечты. Главное — Иван однозначно ответил «да». Он на ее стороне, значит, все будет хорошо.

Милая, не понимающая ее мама. На этот раз она не хотела ничего слышать. Ситуация вышла из-под ее контроля. Никто не спросил ее совета — небывалый случай. Елена Максимовна плакала, требовала, шантажировала плохим самочувствием. Она всегда была для дочери другом. Во всяком случае, так считала. Мир рухнул. Ее дочь больше не нуждалась в ее поддержке, советах. Она заигралась в непонятную игру, и это только начало. Ее нужно остановить, но как? Мама пыталась понять — в чем ошиблась? Где недосмотрела? С мужем разговаривать бесполезно. Он ей не советчик. Всю ответственность продуманно и безоговорочно он возложил на жену. Даже в этой ситуации Георгий Павлович привычно примет ее сторону. Как всегда.

Если бы Елена Максимовна не была сильной женщиной, слабый муж стал бы проблемой. Однако ее все устраивает, и пусть кому-то это не нравится (дочери, например). Муж никогда ничего не предпримет без того, чтобы не обсудить вопрос с ней. А вот дочь преподнесла неприятный сюрприз. Нет, это не сюрприз. Это катастрофа! Опомнится, да поздно будет.

— Это может быть ребенок алкоголиков, каких-нибудь нездоровых людей! Что, если его родители — психически больные?! Подумай, что ты делаешь, Леночка, и остановись! Вы с Ваней недавно поженились. У вас еще все впереди. Вы родите своих детей, наших внуков.

— Мамочка, ты права.

— Тогда остановись!

— У нас еще будут дети, но этого малыша мы не оставим! Ну, мамочка, ну, все решено…

Они с Иваном решили, что нет ничего случайного. Если ей было суждено найти этого полузамерзшего младенца, значит, она — его шанс выжить. Это обоюдное решение далось им легко. Молодость, энергия, желание сделать в этой жизни нечто значительное взяли верх. Николай — приемный сын… Елена усмехнулась. Слово «приемный» в данном случае отображает лишь факт, что не она его родила. Разве так важно, кто твои биологические родители, если они с Иваном и сами забыли о том, что Николай им не родной сын? Характер у мальчишки оказался нелегкий. На каждом этапе были свои проблемы: детский сад, школа… Хлебнули они с Николенькой. А чего ей стоило «отмазать» его от службы в армии! Сколько унижений, сколько подношений, и все ради того, чтобы не потерять его. Иван тогда кричал, что армия пойдет ему на пользу, что она своей опекой портит мальчишку, а Елена испугалась. Никому не понять, как она боялась, что из армии он придет совершенно чужим, и они уже никогда не смогут найти общего языка.

Сколько души, сил, заботы было вложено в этого своенравного мальчишку, который, узнав однажды их тайну, сбежал из дома.

— Не хочу вспоминать, — твердила Елена.

Но иногда вспоминалось… Как бежала, обезумев, по улице, не зная, где искать мальчишку. Как билась головой о стену, уверовав, что никогда не увидит его. Господи! Как молилась без устали:

— Спаси и сохрани! Да минет меня беда эта! Не по грехам наказание! Знаю, грешна гордыней и нелюбовью, но Коленьку любила и люблю. Господи! Нельзя же так страшно наказывать…

Сильный толчок заставил ее прижать руку к животу. Чувствуя ее волнение, малыш разбушевался.

— Сейчас, сейчас. — Елена боролась со сбившимся дыханием, гладила живот.

Она уже ничего не соображала. Не видела испуганных глаз Филиппа, озабоченного Ивана. Все они только раздражали ее. Как же они не понимают, что ей нужно побыть одной, а они все время рядом. Нужно ждать. Набраться терпения и ждать. Это все, на что она способна. И в этот момент ее неожиданно захлестнула злость. Неблагодарный мальчишка! Чужая кровь, все равно чужая. Никогда им не стать по-настоящему близкими. Фактически она отказалась от Коли! Позволила себе представить, что Николая в ее жизни могло и не быть. Да что же это с ней? Грех-то какой! Тяжкая ноша. Она любит сына. Никто не сможет заменить его. Елена заплакала. Слезы не приносили облегчения. В тот день она поняла: неприятности только начинаются.

Арсений рисует за столом. Высунутый кончик языка говорит о высшей степени усердия. Он всегда найдет, чем себя занять. Елена улыбается. Сегодня ему девять. Всего или уже? Сенька серьезен не по годам, но с ним легко. Умница! Елену распирает от гордости. Прошлым летом прошел программу третьего класса и перешел сразу в четвертый. Никто не заставлял. Занимался в охотку. Иван рассказывает ей, какой Сенька молодец. Маленький взрослый человечек. Он словно боится не успеть, опоздать и спешит жить. Не сглазить бы.

Елена сплюнула через левое плечо. Она не суеверна, но так, на всякий случай. Иван говорит, что Арсений — ее маленькая копия. Приятно слышать. Вот Филипп — это папенькин сынок. Компьютер — стихия, поглотившая обоих, а Сенька тянется к матери. Он нежнее, мягче, уязвимее. Он — ее тайна. Он помогает Елене быть сильной. И пусть не говорят, что родители любят своих детей одинаково. Ложь. Арсений — ее любовь. Ей хочется защитить его от жестокого и беспощадного мира. Невыполнимая миссия.

Сама она давно поняла, что сопоставлять себя и мир — бессмысленное занятие. Для очистки совести продолжала сопротивляться. Бесполезная борьба затянулась, изматывала, лишала сил. И тогда Елена решила стать такой же, как все. Поражение не стало для нее трагедией. Она по-прежнему была уверена, что достойна всего самого лучшего. Это судьба-злодейка строит козни, не дает ей вдохнуть полной грудью. Как всегда, за все нужно платить. Что ж, она готова. Мир так устроен: кто-то должен принести жертву. Когда она за что-нибудь принимается, силы, мешающие продвижению вперед, на время успокаиваются. Потом им нужно очередное жертвоприношение. Елена решила, что такой жертвой будет она сама с ее амбициями и максимализмом. Так наверняка легче. Опустил планку и радуйся малому. Долгосрочная стратегия на долгие годы была определена.

Никто никогда не узнает, что Елене нравится чувствовать себя жертвой. При этом окружающие должны видеть, что у нее нет проблем. Внешне все супер! Самоедством она занимается, ведя бесконечный внутренний монолог. Страдания возвышают ее в собственных глазах. Всех, кто не сумел оценить ее по достоинству, она презирает. Слепые, глухие, примитивные людишки помешали ее грандиозным планам. Они не замечают ее исключительности! Они ничего не понимают. Как же ее это задевает! На работе к ней относятся без должного почтения. Дни напролет она проводит среди бесконечных жалоб и стонов пациентов. Надоело.

— Это твой выбор, — говорит мать.

— Это мой крест, — поправит Елена.

Нигде — ни на работе, ни дома — она не находит должного внимания. Близких она великодушно прощает. Одумаются. К тому же у нее есть Арсений. Вот кто понимает ее с полуслова, кто ценит все, что она делает для него. Он вырастет и отблагодарит ее за все. В нем вся ее любовь. Он родился, чтобы сделать ее счастливой.

Арсений появился на свет только потому, что она этого захотела. Она не побоялась начать сначала. Хотела этого ребенка всем сердцем! Девять лет рядом с ней ее тайна. Она оберегает его от всех и все эти годы страшится, что однажды все откроется. Согрешила, но никто ничего не узнает. Сама — не расскажет. Зачем? Тогда рухнет шаткий замок ее семейного благополучия. Но не для того же она столько лет закрывала глаза на измены мужа, на собственное одиночество. Сплошные компромиссы. Ради чего? Ради детей. Их интересы Елена всегда ставит на первое место. Вот она — ее самая большая жертва. Забыть о том, что ты достойна лучшего. Жить, зная, что все могло сложиться иначе. Если бы не Арсений, она, возможно, сломалась бы.

Иван всегда был бесконечно занят на работе, а на помощь бабушек и дедушек рассчитывать не приходилось. Те всячески подчеркивали, что мать должна сама растить своих детей. У них совета не просила, значит, разбираться придется без их участия. С Иваном тоже не все просто. Муж — большой ребенок. Она избаловала его, но с годами он привык к ее вниманию и заботе. Уже не замечает ее усталости, ее потухших глаз. В их отношения прочно вошла будничность. Ссоры, примирения — не событие. Она с Иваном — одно целое, но слегка подгнившее. Но ничего менять Елена не хочет. Она делает все для того, чтобы сохранить семью. Не ради себя, ради детей. Жалкое оправдание для неудавшейся жизни. Жертва, не соизмеримая с тем, чего она добровольно себя лишила.

Иногда Елена фантазирует: как бы сложилась ее жизнь, не согласись она выйти за Ивана? Если отвечает сразу после очередной ссоры, то уверена, что Деревской испортил ей жизнь. Если у них полоса взаимопонимания, то пытается убедить себя, что все не так уж плохо. Иллюзия счастья. Это длится несколько мгновений, но ведь каждому известно, что счастье долгим не бывает.

В ее жизни было не так уж много романов. Первую любовь в школьные годы она умудрилась проскочить. Подружки отчаянно влюблялись, ссорились, мирились, а Елене больше нравилось выступать посредником, жить чужими страстями. Деревской появился в ее жизни на втором курсе медицинского. Он ухаживал долго, был настойчив. Дарил цветы, водил в оперу на премьеры, устраивал выезды на дачу, приглашал и подруг Елены. Иван умел быть душой компании. Очаровал всех и, кажется, был доволен собой.

— Хороший парень, Ленка. Ну чего тебе надо? — недоумевали девчонки, видя, как холодно она принимает эти знаки внимания.

Елена не спорила. Что она могла сказать? Ей нравилась его размеренная речь, его манера жестикулировать. У Ивана красивые руки. Ей нравится, когда у мужчины такие тонкие длинные пальцы. Только разве это повод для серьезных отношений? Сердце ее молчало, даже когда Иван говорил о любви. Лене было стыдно и тоскливо.

Подруги крутили пальцами у висков. А она не хотела объяснений. Не собиралась ни с кем делиться своим чувством. Боялась спугнуть его. Первая серьезная, безответная любовь. И Деревской тут был абсолютно ни при чем. Елена отчаянно влюбилась в молодого преподавателя с кафедры психиатрии. Это была любовь с первого взгляда. Геннадий Викторович Матвеев. Красивый, молодой, энергичный. В него нельзя было не влюбиться. Дивной красоты руки, шелковистые волосы, обаятельная улыбка. Гениальный рисунок губ. Крупный нос. Счастливое время. Время сердца.

Не отказывая Деревскому, Елена действовала в совершенно ином направлении. По крупицам собирала о Матвееве информацию. Это сближало ее с объектом обожания. Приятный, разогревающий воображение самообман. Каждая мелочь обретала особый смысл. Из-за Матвеева она потеряла покой, похудела, но испытывала всепоглощающее ощущение счастья. Елена вспоминала ту себя, жившую словно в параллельном измерении, граничившем с безумием, но если бы ей представилась возможность все вернуть, она согласилась бы не задумываясь.

Елена бредила Матвеевым. Ей хотелось быть рядом с ним, видеть его, слышать его голос. Занятия были спасением. Она не могла дождаться, пока он начнет читать свой курс. Представляла, как сядет на первую парту. И он будет так близко. Внимая каждому слову, она будет смотреть на него преданно и влюбленно. Неужели он ничего не поймет? Елене казалось, что ее состояние не заметит разве что слепой.

— Деревской совсем свел тебя с ума, — смеялись подружки, не догадываясь об истинных причинах ее преображения.

Иван упорно осаждал крепость, а она принимала его любовь. Теперь они были с ним в одной лодке. Только плыли к разным берегам. Иван безответно любил ее, а она — Матвеева. Елена не хотела быть жестокой. Поэтому не могла прямо сказать Ивану, что ей нечем ему ответить. Тактика недомолвок, обещаний. Чувства вины не было. Елена примеряла роль мученицы, жертвующей собой во имя светлой любви. Она не говорила ни «да», ни «нет», кокетничала напропалую. Видела, что Иван полностью в ее власти, готов ради нее на все. Как жаль, но ей ничего от него не было нужно. Елена мечтала о Матвееве, а он ничего не замечал. Ей доставалось не больше знаков внимания, чем любой другой студентке. Геннадий Викторович держал всех на расстоянии. Никакой фамильярности.

Матвеев бы симпатичен не ей одной. Девчонки старались, из кожи вон лезли, чтобы произвести на него впечатление. Кажется, иногда его это веселило, не более. В его карих глазах то и дело вспыхивал озорной огонек. Елена была уверена, он все видит, все понимает. Взрослый мужчина не может не замечать ее взглядов.

По ночам она рыдала от жалости к себе. Хотелось рассказать о своей горькой любви. Открылась лучшей подружке. Та сама была в восторге от Геннадия Викторовича. Страдания Елены восприняла с сочувствием. Беда-то общая. Тем не менее ни та, ни другая не собирались сдаваться. Однажды Елена поняла, что дальше ждать бессмысленно. Несмотря на все ее ухищрения, Матвеев не обращал на нее внимания. Она для него — обычная студентка. Одна из многих, ни больше ни меньше. Елене предстояло сделать выбор: отказаться от своей любви или признаться во всем Матвееву. Она выбрала второе. И будь что будет.

Матвеев оценил ее смелость. В первое мгновение он выглядел озадаченным и растерянным. То и дело отводил глаза, теребил кончик носа. Выслушав ее, не сразу нашел ответные слова. Мгновения ожидания показались Елене вечностью. Она сгорала от стыда. Сердце колотилось в горле. Нервно улыбаясь, Геннадий Викторович поблагодарил Елену (ничего более унизительного он не мог сделать). Указал на то, что она обратила внимание на объект, не достойный ее. Даже сделал уморительное лицо, надеясь, что она рассмеется и обстановка разрядится. Но Елене было не до смеха. Тогда Матвеев назвал себя закоренелым холостяком, который сломает жизнь такому прелестному созданию, как Елена.

— Леночка, поверьте, я не стою вашего внимания. Я еще тот фрукт, с тяжелым характером и дурными привычками. Вы даже не представляете, насколько дурными! — При этом он многозначительно посмотрел на нее. Не увидев на ее лице страха перед таким монстром, устало вздохнул. — Забудем все, что вы сейчас сказали. Вы еще будете счастливы, Леночка, но не со мной. Поверьте, пройдет время, и вы с улыбкой будете вспоминать об этом эпизоде. Вас еще ждет встреча с тем, кто по достоинству оценит ваши прелести. Быть может, он уже рядом? Он сделает вас счастливой. И… прощайте…

Ей показалось, что он намекает на Ивана. Увы, Матвееву она не нужна. Между ними Китайская стена. Надежды нет. Елена чувствовала себя уничтоженной, униженной, но улыбалась дрожащими губами. Матвеев, проявляя такт, перевел разговор на учебу. Он уверял, что Елена станет одной из его лучших студенток, говорил, говорил… Она что-то отвечала. Запомнившееся на всю жизнь состояние — прощание с мечтой. Елена поняла, что проиграла. Проиграла в очередной раз.

Надежды на то, что Матвеев прозреет, поверит в ее исключительность, не осталось. Елена подождала еще немного. На что она надеялась? Матвеев ничем не выделял ее среди остальных студенток. Начались долгожданные лекции, но в них не было той романтики, на которую уповала Елена. Своего решения стать психиатром она не изменила из упрямства. Видеть Матвеева стало пыткой, а Деревской, как нарочно, хвалил ее за все. Правда, он делал это всегда. Послушать его, она — идеал, мечта любого мужчины. А тому, другому, нет до идеала никакого дела. И потому Елена сдалась. Она ответила согласием на очередное предложение Деревского. Иван никогда не узнает, почему она наконец сказала «да».

Жалеет ли она о своем выборе? И да, и нет. Вот уже четверть века, как они вместе. Есть свои плюсы, минусы, как у всех. Не скажи она сгоряча «да», все могло бы сложиться иначе. Как? Была бы другая жизнь. Лучше? Хуже? Просто другая. Елена устала. Долгая дорога, которую она прошла вместе с Иваном, измотала ее. Тщетные усилия. Она так и не обрела счастье с тем, кто, как ей казалось, оценил ее по достоинству. Чувства Ивана не прошли проверки временем. Деревской оказался мужчиной, который быстро заскучал. Семья стала тяготить его. Иван не отказывал себе в удовольствиях на стороне. Она знала об этом, но ничего не предпринимала. Ей так было удобно. И теперь, когда их отношения зашли в тупик, она делает вид, что все в порядке. Ради детей, ради их спокойствия. Очередной обман, на который она идет осознанно. Но на этот раз Деревской переборщил. Кажется, у нее больше нет желания быть третьей лишней.

Кто виноват? Там, где двое, вина лежит на каждом. Елена не собирается отрицать своей. Она выходила замуж без любви, в надежде, что чувство придет. Лгала себе. Ей казалось, что она ведет себя безукоризненно, но любящее сердце не обманешь. Быть может, Иван все понял и поэтому стал убегать из дома? Нет, она усложняет. Деревской не способен так тонко чувствовать обстановку. А дети? Николай уже взрослый, может быть, догадывается, что не все гладко. Филиппа интересует только компьютер. Иногда Елене кажется, что она не знает своего сына. Замкнутый мальчик. Арсений… Елена гладит его по шелковистым волосам. Пока в его идеальном мире есть любящие мама и папа, он счастлив. Человеку только девять.

— Красиво у тебя получается…

Арсений здорово рисует. У нее никогда не было склонности к рисованию. В отца?

— Тебе нравится, мам? — Глаза его сияют.

— Еще бы! Горжусь тобой.

У Елены легко на сердце. Глядя на Арсения, она чувствует себя молодой. Она нужна ему, и это придает ей сил. Противоречивая, вечно недовольная всем и вся, Елена наконец-то обрела любовь. Мальчишка растет что надо! Избалован немножко, но совсем чуть-чуть, как и положено младшему.

Хотя она всех своих мужчин избаловала. Раньше не замечала, а теперь и рада бы что-то изменить, да поздно. Никому не признается, что ей тяжело. Не в ее правилах жаловаться. Елена привыкла казаться сильной. Но порой ей так хочется уйти от привычных забот. Провести один бездумный, пустой день. Помолчать, подумать. Как угодно. Глупое желание. Жизнь коротка. Зачем ей такой день? Борьба с будничностью, с самой собой? Чаще она проигрывает.

Елена росла единственной дочерью, мечтала о брате или сестричке. Когда стала постарше, мама призналась, что больше не может иметь детей.

— Так бывает, девочка. Когда ты вырастешь, я объясню тебе. Пока все, что тебе нужно знать — ты была и останешься единственным ребенком в нашей семье.

Елена не возражала, даже почувствовала облегчение. К тому времени желание иметь брата или сестру поубавилось. Взращенный эгоизм дал о себе знать. Она уже не хотела делить с кем-то любовь родителей. Правда, ей всегда было неуютно в качестве единственного ребенка. Слишком много внимания, словно под микроскопом. Плюс непререкаемый авторитет матери. Елена Максимовна подчинила всех. В доме право на существование имело лишь одно мнение — ее.

Выходя замуж, Елена пообещала себе, что в ее семье все сложится иначе. Во-первых, она никогда не станет диктовать. Ей больше нравилось быть женой при разумном муже. Во-вторых, у нее обязательно будет много детей. Желанные дети, которых она будет любить, отдавать им всю себя, а они — радовать ее.

Иван полностью разделял ее взгляды. Счастливый тем, что она стала его женой, поначалу он был согласен абсолютно со всем. Хотел доказать, что не придерживается традиционных взглядов на брак, в которых определяющим является мнение мужчины. Не стал возражать и против усыновления. Позднее его измучили сомнения, но Елене он никогда не признался в этом. Все происходящее напоминало забавную игру, игру в семью, в благородство. Но пришло время, когда жизнь стала жестокой и непредсказуемой, наказывая его и Лену за легкомыслие.

Когда Николай сбежал, Елена и Иван знали, что это лишь начало.

— Мы сами виноваты. Ты же не станешь отрицать этого? — бросил он жене в лицо.

Елена побледнела. В ее положении волноваться было крайне опасно. Иван пожалел о сказанном. Оба замолчали в тревожном ожидании.

Тех двух дней Елена не забудет никогда. Она словно жила в другом измерении. Дома все больше молчала, а на работе терпеливо слушала каждого больного, давала рекомендации. Пациентам даже в голову не приходило, что в тот момент больше всех нуждалась в помощи сама врач.

Случившееся казалось страшным сном, но жизнь продолжалась. Елена по-прежнему ходила на работу, провожала Ивана в институт, собирала Филиппа в школу. Внутренний диалог измотал ее. Сама спрашивала, сама отвечала. Ругала себя и тут же оправдывала. Сколько раз Иван твердил, что нужно открыть парню правду, а она умоляла его молчать — боялась реакции Коли. Ей было страшно потерять его!

Мальчик рос своенравным. Правда, до этого случая все поступки его были предсказуемы. И в какой-то момент Елена успокоилась. Показалось, что Коля стал сдержаннее, спокойнее. Но если в отношениях с детьми наметился прогресс, то с мужем все было наоборот. У них наступил очередной непростой период в отношениях. Как говорил Иван, «кабинетный». Спальня временно перешла в полное распоряжение Елены, а Деревской обосновался в кабинете.

Елена переживала, что напряженность в отношениях с мужем слишком бросается в глаза. Рушился создаваемый долгими годами образ показательной семьи. Мальчики не могли не замечать происходящего. Может быть, Коля решил, что в этом есть и его вина? У него такой непростой возраст. К тому же в последнее время из-за постоянных выяснений отношений с мужем Елена меньше обычного обращала внимание на детей.

Теперь, когда она вспоминала об этом, ей было стыдно. Нельзя было погружаться в собственные переживания, позабыв обо всем на свете. Все это происходило словно не с ней. Отдых вдали от семьи, неожиданная встреча с прошлым, побег Николая — цепочка событий. А ведь ничего не предвещало беды. Началось с того, что впервые за столько лет Елена пожелала отдохнуть сама.

— Недельку без меня продержитесь, мужики? — делано улыбнулась она, не ожидая ответа. — Дадите погреть косточки?

— Не переживай, мать. Постараемся не сплоховать. Если что, будем звонить и консультироваться. Не откажешь? — Иван подыгрывал жене.

Он прекрасно понимал, что она убегает от него, от их ссор и непонимания. А если так поступает, значит, иначе не может. В конце концов, он тоже получал тайм-аут после затянувшейся ссоры. Им нужно отдохнуть друг от друга. Время — лучший психотерапевт. Оно подскажет, как быть дальше. Главное переждать. Лучше на расстоянии. Елена выбрала Турцию, летний зной, сказочно-прозрачное голубое море и одиночество. Десять дней вдали от дома, без очередных ссор с Иваном.

Дни пролетали незаметно. Домой не хотелось. Палящее солнце высушило тоску по сыновьям. Она позволила себе расслабиться. Иван звонил каждый вечер. Елена едва подавляла раздражение в разговоре с ним. Болтовня Коли и Филиппа вызывали у нее улыбку. Они наперебой говорили, что соскучились, а она обещала скоро вернуться.

Елена приняла ухаживания красивого молодого человека, который не скрывал своих намерений, но ей не был нужен курортный роман. Она флиртовала — не более. Мужчина не хотел терять драгоценное время на бесплодные ухаживания и прямо сказал об этом. Елена ответила отказом. Приключение не состоялось, но Елена не огорчилась. Она почувствовала себя объектом желания. Противовесом этому приключению была холодность и равнодушие Ивана. Близость стала для нее обузой. Работа, усталость, головная боль — ничего нового. Но Елена не хотела опускаться до случайной связи без Ивана. Она выше этого. Устояв, была полна желания в очередной раз попытаться наладить отношения с мужем.

Только вернувшись домой, Елена поняла, как соскучилась. Не могла насмотреться на мальчишек, а они не отходили от нее. Рассказы о сказочном отдыхе то и дело обрастали новыми подробностями. О коротком флирте не узнал никто, даже лучшая подруга Майя Громова. Елене не в чем винить себя. Она не опустилась до измены. Посчитала это ниже своего достоинства. Иван заблуждается, если считает, что она не знает о его увлечениях. Знает, но придерживается мнения, что одинокая женщина — это неприлично. К тому же у них дети. Ради них она идет на компромисс. В конце концов, Иван всегда возвращается к ней. Может быть, ему нужны все эти мимолетные приключения только для того, чтобы убедиться, что жена лучше?

Разлука пошла обоим на пользу. Иван стал внимательнее, нежнее. Как будто эти несколько дней помогли осознать, что она для него значит. Они попытались начать все сначала. Елена расцвела. Отступили страхи, будущее не казалось неопределенным. Она снова чувствовала себя любимой. Иван говорил об этом без устали. Слова любви, обязательный поцелуй перед уходом на работу. Все замечали, что Елена прекрасно выглядит. Их брак переживал второе рождение, но однажды произошло непредвиденное.

В начале самого обычного рабочего дня Елена шла по коридору клиники, как вдруг увидела его… Нахлынувшие чувства едва не сбили Елену с ног. Дыхание участилось, горло перехватило, сердце пульсировало с невообразимой частотой. Елена шла, и каждый шаг приближал встречу. Еще мгновение, и она снова услышит его голос. Что будет?

— Добрый день! — Он поздоровался первым. На его лице была искренняя радость.

— Добрый день, Геннадий Викторович! — Елена улыбнулась и остановилась.

— Какая неожиданность! Какая приятная неожиданность!

— Да уж… — Деревская почувствовала, как горит ее лицо. С трудом проглотила мешающий говорить комок, захотелось глотнуть воды.

— Вы замечательно выглядите, Леночка! — очаровательно улыбнулся Матвеев и тут же спохватился: — Простите за фамильярность — Елена?..

— Елена Георгиевна.

— Вы расцвели, Елена Георгиевна. Но я сразу узнал вас, едва вы показались в конце коридора. У вас удивительная походка. Женственная и в то же время задорная, что ли, — Матвеев развел руками. — Я запомнил ее еще со времен вашего студенчества.

— Поверить не могу! — криво усмехнулась она.

Матвеев изменился. Это был уже не тот молодой, подающий надежды преподаватель, встреча с которым предопределила выбор ее профессии. Не тот, в которого она была безумно влюблена. Из худощавого превратился в достаточно плотного мужчину, но это было ему к лицу. Глаза такие же пытливые, только вокруг — густая паутинка морщин. В темных волосах седина. Она украсила его. Елена поняла, что ей, как и раньше, нравится в нем все. Томительное чувство нахлынуло на нее. Елена вновь переживала восторги первой любви, поражение, обиду, напрасное ожидание. Будто не было этих лет. Только незачем так волноваться. Случайная встреча — всего-то.

— Я здесь по работе, — резко перевел разговор Матвеев. — Пригласили на консультацию.

— Вот как?

— Дорожат мнением профессора.

— Поздравляю. — Елена усмехнулась. Профессор! Значит, даром времени не терял.

— Спасибо.

Он верен себе. Так было и тогда, когда она призналась ему в любви. Он выслушал, извинился, сказал, что ему нечем ей ответить, и тут же перевел разговор на учебу. Теперь с комплиментов перескочил на работу и собственные достижения.

— Как здорово, что я встретил вас, Елена Георгиевна.

— А я здесь работаю, — улыбнулась она.

— Ну-ка, посмотрим. — Матвеев подошел поближе, прочел, чуть склонив голову. — Деревская Елена Георгиевна, психиатр. Часы приема… Деревской… Так вот кто сделал вас счастливой.

— Что? — растерялась Елена.

Ее удивило то, как он это произнес. Не спросил, но и не утверждал. Их взгляды встретились, и в этот момент Елена поняла, что перед ней мужчина, которому она не безразлична. Сердце подсказывало ей, что на этот раз их разговор не закончится обменом любезностями. Но брать инициативу в свои руки Деревская не захотела. Она — женщина. Матвеев должен подсказать, что она не обманулась в предчувствиях. И он сделал это, дольше положенного продлив рукопожатие, пристально глядя ей в глаза. У Елены закружилась голова. Она снова была восторженной влюбленной девчонкой. Ей казалось, об этом даже не нужно говорить: все ясно без слов.

Сколько они простояли вот так, глядя друг другу в глаза, Деревская не знала. Они словно выпали из времени. Елена забыла о том, что вокруг люди, что они могут привлечь к себе внимание. А когда вспомнила, осторожно высвободила руку.

— Простите… — Матвеев вздохнул и огляделся по сторонам. — Мы еще встретимся, я думаю. Всего хорошего. — И не дожидаясь ответа, быстро пошел по коридору.

Елена смотрела ему вслед, а потом на негнущихся ногах вошла в свой кабинет. Даже если все ограничится разговором в коридоре, этот день навсегда останется в ее сердце. Оказывается, она не забыла его! Как странно. Стоило лишь увидеть, услышать, как в сердце снова встрепенулось прежнее чувство. Расправило крылья и готово решительно заявить о себе. Только стоит ли? Столько лет прошло. У каждого своя жизнь.

Елена целый день не могла прийти в себя. Это был тяжелый бесконечный прием. Даже первые дни работы в клинике не выматывали ее настолько. Елена то и дело вспоминала неожиданную встречу.

— Вы сегодня какая-то особенная, — заметила медсестра.

— Да? — Деревская закрыла глаза. — Не знаю, Светочка, по-моему, все как обычно.

— Вам виднее. — Светлана улыбнулась. Перемены слишком очевидны, но их отношения исключают разговоры о личной жизни.

После работы Деревская шла по коридору в надежде снова «случайно» встретить Матвеева. Останавливала взгляд на каждой двери, ожидая, что она откроется и на пороге окажется Геннадий Викторович. Уже спустившись на первый этаж, пристыдила себя. Что это на нее нашло, в самом-то деле! Нафантазировала себе бог знает что. Мужчина проявил галантность, а ей захотелось увидеть в этом что-то большее. Выйдя из клиники, она не спеша направилась к троллейбусной остановке. Жаркий июльский вечер, ослепительное солнце. Достав из сумочки солнцезащитные очки, Елена застегнула застежку «молнию», как вдруг:

— Я чуть не упустил вас, Елена Георгиевна.

Сердце помчалось вскачь. От волнения высоко вздымалась грудь. Елена слишком сильно сжала пальцы — послышался хруст. Сломала дужку очков. Охнула, виновато улыбнулась и пожала плечами.

— Ну, вот, — горестно вздохнула она. — Это мне мои мальчишки подарили.

— Мальчишки? — В его голосе слышалась заинтересованность. — Вы мне расскажете о них?

Так начались две самые прекрасные недели в ее жизни. Каждый день не был похож на предыдущий. Разве что в одном: она чувствовала себя любимой. И рядом был желанный мужчина. Но они оказались не готовы к тому, чтобы сказать «здравствуй» своему будущему.

В ее жизни всегда было так — то белое, то черное. Никаких полутонов. Но самое страшное воспоминание, от которого она хочет избавиться, всегда с ней, тревожит ее сердце…

— Елена Георгиевна, что случилось? На вас лица нет, — с тревогой спросила медсестра, с которой Елена работала уже не один год.

— Коля пропал. — Она едва нашла в себе силы произнести эту короткую фразу и расплакалась, по-детски неуклюже вытирая нос ладонью. — Света, он пропал…

— Найдется, Еленочка Георгиевна, обязательно найдется, — обнадеживала ее коллега.

— Уверена, что найдется. Господь милосерден, — всхлипнула Деревская. — Только как быть дальше? Ума не приложу…

Она во всем виновата. Давно должна была с Колей поговорить о пополнении в семействе. Поговорить тет-а-тет. Для него это означало бы особое отношение, ему нравится, когда с ним советуются как со взрослым, прислушиваются. А Елена собрала всех домашних и торжественно объявила, что в их семье скоро появится еще один Деревской. Она увидела, как Филипп по-детски обрадовался, а Коля лишь пожал плечами:

— Ну, вы, предки, даете. Я думал, что нас с Филом вам хватает с головой… — Он так странно посмотрел на нее.

Наверное, Коля уже тогда почувствовал себя лишним. И в этом только ее вина. Она — мать, должна была предвидеть. Больше никто, только она. Елена не нашла слов, которые помогли бы ему почувствовать себя защищенным. Муж нашелся быстрее. Иван потрепал его по волосам, обнял. Коля закрыл глаза и прижался к отцу. Он был напуган. В тот момент Елена не осознавала, до какой степени. А Коля хотел спрятаться, укрыться от всех в объятиях отца. Отгородиться от всего, и от новости о предстоящем прибавлении в семействе в первую очередь.

Позднее Елена поняла, что он всегда ревновал, безумно ревновал, боялся, что его будут любить меньше. Сначала появился Филипп, а потом известие еще об одном ребенке. Николай не был готов к этому. Он слишком близко к сердцу принял предстоявшие перемены, и практически вслед за ними на него обрушилась страшная правда о родителях. Новости одна страшнее другой. Внутри у Николая словно бомба разорвалась. Раны, не совместимые с жизнью в этом доме. Быть приемышем в семье с двумя родными детьми — верх глупости. Николай достаточно взрослый, чтобы понимать: люди усыновляют детей, когда нет шансов завести своих. Поступок его приемных родителей был напрочь лишен логики. Зачем они усыновили его? По молодости, по неопытности? Хотелось совершить благородный поступок? Прошло время, увидели, что найденыш не оправдывает ожиданий, и начали рожать своих. Николай решил, что с родителей довольно и двоих детей, а для него больше нет места в их доме.

Решение созрело мгновенно. Он сбежал, несмотря на то, что все эти годы и Елена, и Иван относились к нему как к родному сыну. Елена извелась. Слова чужих равнодушных людей возымели такое воздействие на ее мальчика! Она что-то сделала не так. Не они, а именно она!

Только с нее спрос. Господи, если бы вернуться в прошлое, Елена все делала бы иначе и не допустила бы того, что произошло. Ее мальчику было плохо в их доме, а каково ему сейчас? Картины, которые ей рисовало воображение, заставляли ее сердце сжиматься от боли. Несказанная мука.

Елена то и дело смотрела на часы. Ненавистные стрелки! Кружат равнодушно, размеренно. Заканчивался очередной рабочий день, второй день без Коли. Прием закончился, ей нужно побыть одной. Сочувствие невыносимо. Оно ей не нужно, потому что ничего не изменит. Она посидит молча, без единого слова. Даже может поплакать, не боясь укоров Ивана. Он твердит, что Елена не думает о малыше, которого носит под сердцем. Этот малыш — причина всех ее несчастий. Подумала и почувствовала легкий толчок внутри. Прижала руку к животу, погладила, прося прощение. Не нужно было ей оставлять этого ребенка. У них все было бы хорошо, а теперь все плохо, отчаянно плохо.

Когда Елена поняла, что беременна, в первый момент испугалась. Испугалась, но сразу поделилась новостью с Иваном. Как странно, он тогда обрадовался. Не стал говорить, что они не так молоды для этого ребенка, что их жизнь устоялась и им хорошо вчетвером.

— Наверное, это та самая сестричка для наших мальчишек. Как думаешь? — улыбнулся Деревской, ошеломив Елену спокойствием, с которым он воспринял новость.

— Сестричка? — Ей было все равно. Она знала, что это — дитя любви. Елена оставила бы его даже в том случае, если бы муж воспротивился. К счастью, его согласие все упрощало. Муж даже выглядел счастливым.

Детей Елена поставила в известность не сразу. Посчитала, что это необходимая формальность. Их реакция ничего не могла изменить. В конце концов, не им решать, быть или не быть еще одному члену семьи. Наверное, Коля думал иначе. Ей нужно было поговорить сначала с ним как со старшим, показать, что для нее важно его отношение к происходящему.

Елена сходила с ума. Если с Колей что-то случится, она себе этого никогда не простит. Боялась, что это горе станет первым в веренице страшных, непоправимых событий, которые обрушатся на их семью. Семьи больше не будет. Столько лет Елена шла на компромиссы. Сохраняла видимость благополучия, страдая в душе. Но разве она делала это для себя? Быть может, это наказание за те дни, когда она позволила себе быть счастливой? Неужели Бог так немилосерден?! Подарил лучик счастья, а теперь намерен погрузить ее во тьму отчаяния? За удовольствие нужно платить, за грехи — расплачиваться. Елена совершила прелюбодеяние, за что ее и покарали. Она согрешила. Она, а не ее муж, который запутался в своих любовных приключениях, как муха в паутине. Вина только на ней, потому что она — женщина, мать.

Деревская была на грани. Чего стоило смотреть в испуганные глаза Филиппа, слушать упреки Ивана. Невыносимая пытка. Нужно идти домой. От себя не убежишь. Никто не поможет, и родители в том числе. Елена пообещала себе, что не станет ничего им рассказывать, не станет их волновать. Кроме паники от них ничего не дождешься. В любом случае пока от бабушек и дедушек факт исчезновения внука скрывался. Очевидно, мальчик не стал искать у них прибежища.

— Не волнуй стариков, Иван, — попросила Елена. — Бог даст, Коля найдется, а их слезы все равно не помогут.

— Как скажешь… — Иван думал иначе. Он считал, что как радости, так и невзгоды семья должна переживать сообща. Да и ему было бы спокойнее, если бы он знал, что Елене есть с кем словом обмолвиться. Кто, как не мать, сможет понять, успокоить? Но спорить с женой не решился. Говорят, беременным нужно угождать. Хотя какие в их ситуации могут быть приметы, правила? Все вышло из-под контроля. — Хорошо, Леночка, мы пока не станем им ничего говорить. Только прошу тебя, верь, что все будет хорошо. Так легче. Мы его найдем, обязательно найдем!

Елена была благодарна за то, что Иван согласился. Последнее время в их семье легко возникали поводы для очередного выяснения отношений. Причиной спора могла стать любая мелочь. Два человека проявляли удивительное упрямство. И в этом преуспели. Даже Коля замечал:

— Послушать вас — конец света! На ровном месте такую бурю поднимете — торнадо отдыхает!

Вот и сейчас, словно и нет повода для спора, но чем пристальнее Елена вглядывается в лицо мужа, тем больше уверена, что он чего-то недоговаривает. Подходили к концу вторые сутки после исчезновения Коли. Очередная поездка мужа в милицию доконала его. Иван вернулся чернее тучи.

— Что? — Елена встретила его в коридоре. Муж даже не смотрит в ее сторону. — Что, Ваня? Что нового?

— Ничего нового. Что ты хочешь услышать? Не смотри так. Нет новостей. Будем считать, что и это хорошо. Отсутствие новостей для нас тоже хорошо, поняла?

— Я думала, что…

— Сейчас не важно, что мы думаем, понимаешь? Важно, чтобы его искали и нашли. — Иван с досадой поморщился.

— Ты так странно говоришь, как будто обвиняешь меня.

— Лена, оставь.

— Нет, ты обвиняешь меня! — Она была в этом уверена.

— Я тебе давно говорил, что нужно ему все рассказать. Самим рассказать, пока доброжелатели не нашлись! — Слова мужа больно ранили, но он был прав. — Все было бы иначе. Лучше или хуже, не знаю, но по-другому. Думаю, он легче принял бы это от нас с тобой, а не от случайных людей.

— Знаю, знаю, Ванечка. — Как же ей плохо. Зачем он заставляет ее чувствовать себя еще более виноватой? Она уже и так сожрала себя.

— Я хочу побыть один. Не сердись. — Иван закрылся на кухне.

Елена слышала, как закипел чайник. По квартире распространился аромат кофе. Последнее время она тяжело переносила запахи. Любимый напиток вызывал отвращение. Елена поспешила закрыться в гостиной, открыла форточку. Легла, подложив под голову диванную подушку.

Она негодовала. Ничего не могла поделать: злость на мужа проявлялась все сильнее. А он как будто нарочно был внешне спокоен, собран. Елена не понимала, что он держится ради нее, ради Филиппа. В этом она видела доказательство равнодушия мужа. Елене стал неприятен его голос, все, что он делал, раздражало. Злость переполняла ее. Близкий человек вдруг превратился в коварного врага. Так не должно быть! Злость разрушает, она не помощница. Иван — хороший отец. О работе своей никогда не забывает, но и о сыновьях заботится. Он слишком занят, чтобы уделять им так много внимания, как мечтает Елена. Они часто ссорились из-за этого. А должно быть иначе. Хотя почему она так уверена? Она не жила с другими. Иван — не хуже других, а в чем-то наверняка лучше. Легче думать так, и тогда мужа винить не в чем. Только себя.

Сейчас главное, чтобы Коля нашелся. Все ее мысли только об этом. А потом она все сделает, чтобы восстановились отношения с сыном. Коленька обязательно найдется, прав Иван.

— Все будет хорошо, — твердила Елена.

И все сильнее, настойчивее реагировал на ее волнения нерожденный малыш. Ему не нравился хаос, бушевавший вокруг. Он хотел, чтобы мать почувствовала его беспокойство.

— Потерпи, малыш. — Елена прижимала руку к животу. Она чувствовала себя виновной. Со всех сторон виновной. Все происходящее на ее совести. Елена не сдерживала слезы и все гладила выступающий живот. — Потерпи, маленький, все будет хорошо. Вот найдется Коленька, вот он придет и…

Она боялась думать о том, что будет потом. В тот момент это «потом» не имело четких очертаний. Главное, чтобы сын оказался дома. Пусть только переступит порог дома. Она не станет его ругать, не станет просить объяснить причину его поступка. Она боялась его ответов. Боялась жестоких слов, которые могли все безвозвратно разрушить. Елена заранее его прощала и молила Бога только о том, чтобы ее мальчик поскорее оказался дома. Она не переживет, если с ним что-нибудь случится.

— Лена, тебе нужно отдохнуть. — Иван был чрезвычайно заботлив, чем раздражал до тошноты.

— А я сплю… это сон. Не нужно меня теребить. Я очень скоро сама проснусь, и все будет по-прежнему, — улыбнулась Елена.

Ответ насторожил Ивана. Теперь он следил за женой с удвоенным вниманием. Но Елену не интересовало, как она выглядит со стороны. Она поставила перед собой задачу: решила терпеть и ждать. Садилась в кресло перед телевизором и то и дело переключала каналы. Ее пугала поселившаяся в доме тишина. В руках спицы — не вяжется. Сжимала спицы до боли в суставах. Филипп подходил, мягко брал у нее из рук спицы, втыкал их в мягкий, пушистый клубок, откладывал в сторону. Забирался к Елене на колени и сидел молча, словно нахохлившийся воробушек. Она гладила его волосы, но сама была далеко. Сын даже не представлял, насколько. Он ни о чем не спрашивал — чувствовал, что сейчас ему лучше ни о чем не спрашивать, быть незаметным. Мальчик внимательно прислушивался к каждому телефонному разговору, к каждому произнесенному слову.

— Милый, может, ты пойдешь к себе?

Мама так говорила и вчера. Это означало, что нужно идти в свою комнату и ложиться спать. Папа чернее тучи. Никто не почитает ему на ночь. Нужно терпеть. Вот Коля найдется, и все снова станет по-прежнему. Как Филипп ни старается, он ничем не может помочь. Единственное, что ему остается — не привлекать к себе внимания, не мешать. Вот бы шапку-невидимку. Интересно, заметил бы кто-нибудь его исчезновение?

Колю нашли в тот же день, ближе к десяти вечера. Когда позвонили в дверь, Ивана дома не было. Впервые он вышел из дома в столь поздний час, сказал — за сигаретами. Иван очень много курил. Звонок в дверь прозвучал снова, рассекая давящую тишину. Елена поднялась и тут же тяжело села. Она не могла встать на ноги — они перестали ей повиноваться.

— Звонят, мама!

— Филипп, пожалуйста, спроси, кто там. — От волнения все внутри дрожало. Филипп испуганно смотрел на нее и теребил пижаму. Елена нашла в себе силы улыбнуться. — Иди, милый, сразу не открывай. Сначала спроси кто, а потом…

— Спрошу, — подбодрил себя он.

— Да, да, иди же!

Секунды тянулись невозможно долго. Елена так и осталась в кресле. Как же не вовремя Иван вышел из дома!

— Мама! Это Колю привели! — радостно завопил Филипп.

Когда Елена на негнущихся, дрожащих ногах, пошатываясь, вышла в коридор, перед ней стоял не их сын. Чужой гость, в глазах которого застыло напряженное ожидание и, как показалось Елене, досада. Исхудавший, грязный, нечесаный, угрюмо смотрящий из-под густых бровей, он не просил прощения. Николай ничего не говорил, не реагировал на ее плач, на суету брата. Он смотрел куда-то вдаль, в сторону окна, словно все самое дорогое осталось там, за окном, и он жалел, что пришлось вернуться.

Ему было хорошо там, на улице. Свобода щекотала нервы. К тому же, как ни странно, ему было приятно осознавать, что в доме наверняка царит паника. Пусть подергаются! Это его месть за их вранье и притворство. Обманщики! Сколько раз они подчеркивали, что любят и его и Филю одинаково. Зачем они так часто это говорили? Уговаривали самих себя, что к найденышу и родному сыну нужно относиться равно? Они ему лгали. Лгали изо дня в день. Он хотел освободить их от каждодневной обязанности притворяться, тем более у них скоро появится еще один ребенок. Неужели им не хватало двоих? Какие любвеобильные! Им нужны родные дети. Зачем они его разыскивали? Найденыш — он и есть найденыш. Нашли и потеряли, делов-то.

Слезы матери не трогали его сердца. Коля не сказал ни одного слова в свое оправдание. Отца он принял так же молча.

— Мы поговорим, Елена, если ты не возражаешь? Один на один. — Иван пристально посмотрел на нее. Она молча кивнула.

Елена слышала голос мужа. Он говорил, что все в этом доме любят друг друга. Взволнованно доказывал, что сыновья значат для них с матерью все. Иван пытался убедить сына, что его чувства понимают, разделяют. В какой-то момент создалось впечатление, что отец оправдывается. Елене было тяжело это слышать. Она не хотела слушать дальше, а потому ушла на кухню. Там ее ждал Филипп. Обняв сына, поцеловала его в пахнущую шампунем макушку.

— Иди спать, маленький. Теперь все хорошо. Мы снова вместе.

— Навсегда? — Филипп поднял на нее огромные, полные слез глаза.

— Навсегда! — не раздумывая, ответила она.

— Я люблю тебя, мама.

— И я тебя, милый. Иди ложись. Поздно уже.

— А ты?

— И я.

Минуты ожидания тянулись невероятно долго. Она ждала Ивана. Ей было обидно и больно, что он сейчас разговаривает с сыном, а не она. Николай выбрал отца. Пусть, главное, что сын дома.

— Ваня! Ну что? — Она поднялась с постели, едва Иван появился на пороге.

— Я давно не был так красноречив, — потирая виски, признался Иван. Он выглядел измученным. Прикрыв дверь, сел на край кровати. — Просто почувствовал себя оратором. Как будто от того, что я скажу, зависит чья-то жизнь или смерть…

— Так оно и есть, ведь речь идет о нашей семье. Ты молодец, если сумел найти нужные слова.

— Мы нашли общий язык. Думаю, все будет хорошо.

— Молодец! — По тону мужа она чувствовала, что он горд собой.

— Лен, давай договоримся, что больше не будем возвращаться к этому. Никогда!

— Хорошо, только…

— Что? — вскинулся Иван.

— Он не захотел разговаривать со мной. Смотрел на меня с такой ненавистью.

— Тебе показалось. Леночка, перетерпи! У него возраст такой. Не мне тебе объяснять. Главное, мы снова вместе. Ты согласна?

— Да, да, конечно. Мы снова вместе, снова…

Было уже за полночь. Иван сказал, что он услышал от Николая слова сожаления. Это было важно. Елена немного успокоилась, но в то же время поняла, что прежних отношений не будет. Хорошо, будут новые. У них с Иваном нет иного выхода. Нужно искать самый верный, пусть не самый легкий.

— Устала? — спросил Иван.

— Не то слово.

— Поздно уже. — Муж поцеловал ее. — Ты-то как?

— Нормально. — Она была благодарна ему за то, что он все-таки спросил об этом.

— Ты прости.

— За что?

— Ты знаешь… Я был несправедлив к тебе. Забудь, что я говорил. Ты ни в чем не виновата. Ты нужна нам!

— Всем, кроме Коли? — Она никогда не забудет того, что произошло.

— Мы ведь договорились, что не будем возвращаться к этому никогда.

— Резкое и неоправданное слово.

— Ты нужна нам. Мы нужны друг другу. Мы одно целое, навсегда. Были и будем. Ты веришь в это? — Он поцеловал ее в щеку, но Елена крепко сомкнула веки. — Если не верить, все разрушится.

— Ты снова все сводишь к моей вине? — Елена горько усмехнулась. — Как ты похож на моего отца!

— У тебя претензии и к нему?

— Я не такая сильная, как мама. Она может долго и упорно бороться, а я нет. Меня нужно поддерживать, любить.

— Я люблю тебя. — Иван осторожно положил руку на ее живот. — Вот оно, доказательство.

— Перестань. — Елена мягко отвела его руку.

— Опять не то? Я не понимаю тебя.

— Прости.

— Что же мне сказать, чтоб тебя порадовать? — В голосе Ивана звучало плохо скрываемое раздражение.

— Что-нибудь… Ты знать должен.

— На сегодня я исчерпал мое красноречие. Слишком много для одного дня. Спокойной ночи.

— Всего-то?

— Леночка, ради бога. Тебе давно пора отдыхать.

Тяжелый день. Наконец-то он закончился, вместе с ним что-то потеряно безвозвратно. Елена едва не расплакалась. Именно сейчас меньше всего она хотела показаться слабой. Чувство обиды успело укорениться. У Ивана для нее не нашлось теплых слов. Они больше не одно целое. Может быть, не стоило и пытаться склеить то, что разбилось на мелкие осколки? И этот ребенок. Он не соединит их, не спасет их брак, но родится. Скоро у них будет три сына. Елена уверена, что носит мальчика. Еще один Деревской. Вариантов нет.

— Спокойной ночи, Ваня, — помолчав, шепнула она и натянула одеяло повыше.

Ей снова захотелось отдельной постели или хотя бы отдельного одеяла, чтобы завернутся в него, отгородиться от мужа. Прикосновения к его телу были ей неприятны. Как это ужасно — делить постель с мужчиной, который тебя раздражает. Ничего. Это пройдет. Обязательно пройдет. Они вместе столько лет. Все не заканчивается вот так, в единый миг. Долгие годы равнодушия делают свое дело. Еще немного, и она больше не сможет притворяться, что у них все в порядке.

Боясь пошевельнуться, чтобы не разбудить Ивана, Елена вслушивалась в тишину. Кажется, ее сердце стучит слишком громко. Она осторожно поднялась. Малыш беспокойно зашевелился, давая о себе знать. Он тоже не спит, тоже переживает. Елена вышла из спальни. Не о том она сейчас должна думать. Сын нашелся — вот главное! Ей придется снова доказывать ему свою любовь. Быть может, раньше она делала это недостаточно убедительно? Она найдет в себе силы хотя бы потому, что этот мальчик появился в их семье по ее желанию. В первую очередь это она в ответе за его жизнь. Она ближе к нему, чем кто бы то ни был. Страх потерять эту любовь заставил Николая бежать из дома.

Елена заглянула в комнату сына и впервые за эти два дня вздохнула с облегчением. Коля спал, нахмурив брови, словно был недоволен тем, что оказался дома. Ей так хотелось подойти, поцеловать его, прикоснуться, но она боялась, что сон его недостаточно глубок. Проснется. Сейчас она не готова говорить с ним. Завтра, все разговоры завтра. Елена осторожно прикрыла дверь. Пусть спит. Потом вошла к Филиппу. Разметавшись по постели, он спал, как всегда, на спине с полуоткрытым ртом. Елена поправила сползшее одеяло, постояла с минуту и на цыпочках вышла из комнаты. Ей тоже пора спать. Прижав руку к животу, она почувствовала легкий толчок и улыбнулась. Малыш настаивал на отдыхе.

Этим событиям уже девять лет. Елена смотрит на фотографию Николая. Красивый молодой человек с жестким взглядом. Такой добьется своего. Ее школа! Ее школа или его гены? Что сильнее? Этот вопрос мучает ее все годы. Мама права: чужой ребенок непредсказуем. Однажды он уже доказал это. Стоп! Она подумала о своем сыне как о чужом ребенке. Снова. Какой же он чужой? Все эти годы она была его матерью. Спасла его. Он ведь мог замерзнуть до смерти! Елена вздрогнула. Сколько раз ей снился ужасный сон, в котором она не могла разбудить уснувшего младенца. Что произошло в жизни его матери, если она была вынуждена поступить так жестоко? Наверняка она надеялась, что кто-то найдет ненужного ей ребенка. Не в лесу же она его бросила.

Деревская в который раз попыталась найти оправдание для незнакомой женщины. Она твердо верила в то, что не должна думать о ней плохо. Одному Богу известны обстоятельства, заставившие ее выбросить собственного ребенка. А этому ребенку повезло. Он нашел свою семью. Кто знает, как сложилась бы его судьба, если бы в тот морозный декабрьский вечер Елена не подобрала его? Да и была бы она у него вообще-то, эта судьба?..

В то время Елена только начала работать на «скорой». Елена Максимовна возражала:

— Наработаешься еще.

— Мам, я хочу работать.

— Успеется. Всему свое время.

Но Елене было мало учебников. Она торопилась на практике понять, что же такое спасать человека. Ей не хватало реальности ощущений. Лучшего места не найти. Ее взяли сестрой в одну из бригад «Скорой помощи». К тому же какая-то прибавка к семейному бюджету. Сидеть на шее мужа она не собиралась. Иван не был в восторге от ее решения:

— Тебе же придется работать по ночам!

— Ванечка, так надо.

— Теперь у тебя есть я, забыла?

— Ну что ты.

— Лен, ты себе усложняешь жизнь. Мало у тебя забот? Интернатура, дом, семья.

— Я хочу приносить пользу. Как можно больше пользы, понимаешь? — Она поцеловала его, мечтая, что когда-нибудь он оценит ее поступок по достоинству. Он должен понять, какая у него удивительная жена.

— Ленка, ты не меняешься.

— А ты хочешь, чтобы я стала другой?

— Не знаю, — вздохнул Иван.

— Скажи, какой?

— Не нужно ничего менять.

— Ты меня любишь? — Раньше он часто говорил об этом, теперь приходится спрашивать.

— Люблю, люблю. Идеальная ты моя.

Иван гордился женой. Считал, что ему повезло. Молода, красива, умна. Он на самом деле любит ее, только вот семейная жизнь все меняет. Он как-то очень быстро перестал замечать прелести жены. Говоря честно, Деревской уже не понимал, зачем так настойчиво добивался этой женщины. Он поторопился. Его мужское самолюбие требовало новых побед. Для него эмоциональная окраска в любви играла очень важную роль. Как истинный ценитель красоты (каковым он себя считал), Иван прежде всего получал удовольствие эстетическое. Теперь, когда Елена перестала быть запретным плодом, он стал обращать внимание на не менее красивых, но более сексуальных женщин, оказывающихся в его поле зрения. И как обычно бывает, словно почувствовав эти перемены, жена стала более внимательной, менее ершистой. Вон ведь как в глаза заглядывает, сама просит сказать, что любит. А совсем недавно ее взгляд был полон нескрываемой иронии.

— Ты ведь не будешь дуться? Меня хватит и на дом, и на работу. У меня получится. Я должна, понимаешь, Ваня?

— Знаю, не можешь ты иначе, потому и не отговариваю.

С первых же дней Елена поняла, что взвалила на себя тяжелую ношу. Она переоценила свои силы. Учеба, работа, дом. Елена валилась с ног от усталости, но не жаловалась, считая, что закаляет себя, свой характер. Она не могла признаться в том, что ей нелегко. Романтический налет быстро улетучился. Едва подавляя раздражение, Елена поднималась ни свет ни заря. Больше всего страдала от недосыпания. Да и Деревской все чаще намекал, что ему хочется, чтобы жена была более энергичной в постели. Елена так уставала, что ей было не до сексуальных радостей. Нет, она не отказывала Ивану в близости, но это стало механическим выполнением супружеского долга. С каким удовольствием она бы просто устроилась на мягкой подушке, укрылась и уснула. Желанный сон. Усталость накапливалась, выливаясь в беспричинные приступы раздражения, апатию.

— Ты какая-то взвинченная, — замечала Елена Максимовна. Она ждала от дочери признания, чтобы выдать любимую сентенцию «Я ведь тебя предупреждала!».

Но Лена ни за что не признавалась в слабости. Это доставит матери удовольствие. Нет, только не это. Гораздо важнее, чтобы Иван не осуждал ее. Он ведет себя деликатно. Как будто ждет, когда же лопнет ее терпение, настанет предел ее силам. По крайней мере, Елена благодарна ему за то, что он ни на что не жаловался и обходился без комментариев.

Работа, учеба, заботы по дому. Усталость подходила к критической отметке. Она чувствовала, что силы на исходе. Изматывающий ритм мешал ей жить. Все приходилось делать с невероятным напряжением. Значит, она оказалась неженкой, слабачкой, которая не может вписаться в более плотный график. Это злило Елену.

— Лен, у тебя все в порядке? — продолжая что-то писать, однажды спросил Иван.

Устроившись на кухне, Деревской краем глаза следил за тем, как жена готовит ужин. Происходящее напоминало ему сцену из комедийного фильма: молоко убежало, жаркое пригорело, соль на столе и на полу. Кажется, соль стала последней каплей.

— Ты почему спрашиваешь? — Фальшиво веселый тон Елены не соответствовал ее измученному виду.

— Мне показалось, что у тебя все валится из рук.

— Ты верно сказал. Тебе не кажется. — Иван не отрывался от своих записей. — Тебе не стоит работать на кухне.

— Мое присутствие тебя раздражает?

— Нет, но и не помогает.

— Хорошо, это в последний раз. Только хочу заметить, раньше ты сама просила меня об этом.

— Да? — удивилась Елена.

Иван не лгал. Что-то в ней надломилось. Она в очередной раз проигрывала неравную битву и ругала себя за неудачную попытку. Какие усилия она прилагала — Елена знала только сама. Стоило ли так перенапрягаться? Наверное, стоило. Молодой организм — забавная штука. Елена не заметила, как втянулась в ставший привычным ритм. Усталость, конечно, была, но ушла безысходность.

— Трудоголик ты мой. — Иван обнимал ее, внимательно смотрел в глаза. — Не представляю, как тебе удается все успевать? При этом ты умудряешься отлично выглядеть.

— Спасибо, мне приятно это слышать.

— Ты похудела, Леночка, — констатировала мама, — но, кажется, тебе это идет.

— Спасибо, мама. — Елена была горда собой. Слова мамы означали одно: Елена победила. Она сумела доказать, что способна принимать решения и отвечать за них. Работа на «скорой» возвышала ее и в собственных глазах.

Однажды ее бригада получила вызов в частный сектор. Зима в том году выдалась снежная. Подъехать к нужному дому оказалось делом непростым.

— А дальше пешком, ребята, — приказал водитель.

Пришлось оставить машину. Шли мимо занесенных снегом домов. Лаяли собаки. Ноги утопали в высоченных сугробах. Вереница однообразных построек. Зябко поежившись, Лена подумала, что с удовольствием перешагнет порог дома. Она успела промерзнуть. Под старенькое зимнее пальтишко пробирался мороз. За несколько месяцев работы она уже привыкла к дискомфорту. Это все мелочи. Привыкнуть к людским страданиям гораздо сложнее.

Едва поспевая за врачом, Елена преодолевала высоченные сугробы. Снег попал в сапоги. Неприятное ощущение. Это дежурство длилось бесконечно долго. Праздники наступали на пятки, заставляя больше думать о приятном отдыхе, нежели о работе. А сегодня Елена приедет домой и, приняв горячую ванну, юркнет в постель. Иван к тому времени уедет на работу. Никто не помешает ей закутаться в одеяло и уснуть. Блаженство…

Вдруг Елена услышала какой-то странный звук. Продолжая медленно продвигаться вперед, она прислушалась. Время от времени морозный воздух взрывался лаем собак. Хрустящий снег и собачий лай. Кажется, почудилось. Но нет! Елена снова услышала эти непонятные звуки. Остановилась.

— Лен, ты что? Пойдем же, холодина! Шевелись! — подгонял ее врач.

Но Лена приложила палец к губам. Взгляд ее скользнул по снежному покрывалу. Вот он — источник странного звука. Писк раздавался из-под скамьи, что была в нескольких шагах. Присыпанный снегом бугорок едва заметно шевелился. Вмиг Елена оказалась рядом, легко преодолев высоченные сугробы. Поставив чемоданчик на снег, дрожащими руками схватила сверток. Приподняла угол заледеневшего шерстяного одеяла: ребенок! Он едва жив. Елена прижала его к груди.

— Витя! — Голос срывается от волнения. Ее напарник в считанные секунды оказался рядом. — Возьми лекарства, а я его понесу.

— Что за ерунда! — пробасил врач, пытаясь заглянуть под угол заледеневшего одеяла. Но Елена крепко прижала сверток к себе:

— Пойдем быстрее! Нельзя медлить. Ребенок!

— Ну везет же нам. Только подкидыша не хватало. Теперь волокиты не оберешься.

— Ты предлагаешь оставить его здесь?

— Не говори чепухи.

— Пойдем, он замерз совсем. Скорее! — Она побежала, забыв о сугробах, усталости. Все это теперь было неважно. Главное — поскорее оказаться в тепле. Теперь не для того, чтобы согреться самой, а чтобы спасти малыша. А что, если уже поздно? Приподнять уголок одеяла снова было неимоверно страшно. Промедление смерти подобно. Не в силах бороться с охватившей ее паникой, Елена плюхнулась на широкую, заметенную снегом скамейку. Дыхание сбилось, в ногах — неимоверная слабость. Руки дрожат, сердце выпрыгивает из груди.

— Что с тобой, Лена? — Виктор недоумевал. — Ты что? Нам нужно в дом, скорее в дом. Сама же говорила.

Почему же она медлит? Сначала сверток пищал, периодически извивался, словно хотел высвободиться из холодных объятий промерзшего одеяла. С каждой секундой движения ослабевали, а писк стихал. Взяв себя в руки, Елена приподняла заледеневший уголок одеяла и увидела крошечное личико. Ребенок морщил лобик, бровок не было, чтобы сошлись на маленькой переносице: «Что же ты, тетка, медлишь?!» Малыш вытягивал губы дудочкой, сжимая опухшие веки без намека на ресницы.

— Маленький… — прошептала Елена и, вскочив, беспомощно посмотрела по сторонам. — Куда нам? Долго еще?

— Пойдем, — подогнал ее Виктор. — Вот дом, который нам нужен.

— Иду. — Как будто и снег стал не таким глубоким.

Интересно, мальчик это или девочка? Может, внутри окажется записка? Как его зовут? Малыш — совсем кроха. Сколько ему? Елена споткнулась и крепче прижала к себе ребенка. Она нашла его не случайно. Очередное испытание, которое приготовила ей судьба. Предложение, от которого нельзя отказаться.

— Прости, маленький, потерпи! — В ответ тишина. Ребенок словно потратил последние силы, чтобы быть услышанным, и теперь подозрительно молчал. — Сейчас, сейчас!

Никаких ленточек, ничего такого, благодаря чему можно определить пол ребенка. Молодой женщине вдруг безумно захотелось, чтобы это был мальчик. Мысленно она обращалась к нему как к мальчику. Первенец? Елена улыбнулась. Вот оно, решение! Это ведь ее малыш, только ее! Ничего в этой жизни не происходит случайно.

Все-таки заглянула под уголок одеяла. Ничего не выражающее крохотное личико. Сколько времени он провел на морозе? Опоздали? Потом, все вопросы потом, без паники! Скорее в тепло. Там, конечно, ждут врача, а не испуганную женщину с грудным ребенком, но их поймут, обязательно поймут.

Елена не представляла, что нужно делать в таких случаях. Кажется, нужно вызвать милицию. Пока же важно, чтобы ребенок остался жив. Она не позволит ему умереть. Не для того спасала. Скоро у него появится настоящая семья. Елена заменит ему мать, а Иван… Елена была уверена, что он примет ее решение. Иван примет малыша, услышав, при каких обстоятельствах состоялась их встреча. Им многое предстоит преодолеть и доказать, что они годятся на роль родителей. Кажется, у них есть для этого все: работа, отдельная квартира и желание растить малыша.

Иван принял ее выбор без раздумий. Он сразу поднял вверх обе руки, что означало безоговорочное «да». Говорят, память стирает ненужную информацию. В случае с Колей (имя выбирал Иван) не было ни одного мало-мальски незначительного события, о котором Елена забыла бы. Она старалась. Говорила себе, что не имеет права на ошибку. Все должно быть идеально. Порой, правда, перегибала. Иван просил ее не впадать в крайности, но Елена никого не слушала. Она знала, что их мальчик нуждается в любви и заботе больше кого бы то ни было. И они обязаны дать ему все это в избытке. А потом появился Филипп.

— Коля ни в коем случае не должен ощутить себя лишним, Ваня. Первое время я буду больше уделять внимание малышу.

— Само собой.

— Коля на тебе, Иван. Я знаю, что ты загружен на работе. Я все знаю, но ты должен помочь мне, — твердила Елена мужу. — Одна я не справлюсь.

Она испугалась, что после появления Филиппа Иван станет иначе относиться к Коле, но ошиблась. Как же ей было приятно ошибиться в своем муже! Иван не подвел. Деревской оказался хорошим отцом и не делал различия между мальчиками. Общался с этой неугомонной братией легко, без напряжения. Но все-таки где-то они с Иваном промахнулись, если в сознательном возрасте Коля решился на побег из дома. Она не может этого забыть. Наказание, боль, которые Елена пронесла через все эти годы, приходят к ней во сне. Иван никогда не возвращается к этому. Даже в минуты ссоры он бросает ей в лицо какие угодно обвинения, только не связанные с Колей, с детьми. Дети для Деревского, как и для нее, — самое дорогое, закрытая для манипуляций территория.

Ценят ли это их мальчишки? Хочется верить, что каждому хватает родительской любви. Дети видят, как они стараются. Фил сказал однажды, что у него клевые родители. На языке тусовки это похвала. Значит, все не зря. Хочется прижать к себе и Колю, и Фила, но они считают, что эти телячьи нежности нужно отставить. Сенька еще не стесняется объятий, поцелуев.

Как же быстро они растут! Филипп уже проявляет характер. Загадочный парень, Елена так и не пробралась к нему. Он такой молчун, слова не вытянешь. Ничего не поделаешь. Елена улыбнулась. Ей самой когда-то было шестнадцать, и она ершилась. Пройдет. Все это естественно, а вот Николай… Елена не может избавиться от чувства обиды… Как ее сердце выдержало? Елена не думала, насколько трудно было Ивану пережить предательство сына. Ей казалось, что ему как мужчине все далось легче. Деревской — заботливый отец, но его не связывает с мальчиками то, что навсегда соединяет ребенка с матерью. Объяснить невозможно. Это на уровне биения сердца. Елена не смогла забыть, что Коля переступил через все, что они с Иваном сделали для него. Нет, так нельзя. Переходный возраст. Мальчик тогда был сам не свой… Какое противоречие: умом она понимает, что держать в сердце обиду на сына — грех, и в то же время сжимается от боли. Она не забыла. Забыть и простить — не одно и то же.

— Мама, тебя к телефону.

— Спасибо, милый. — Арсений вернул ее в реальность. Сын смотрит на нее своими не по-детски серьезными глазами.

— Это бабушка Лена. Хочет поздравить, — шепчет он.

— Алло! Привет, мам!

Она заранее знает все, что скажет Елена Максимовна. Обычно она начинает с того, что Арсений родился рано утром, значит, уже можно поздравлять. А вот она, Леночка, родилась в 12.50, значит, с самого утра поздравлять рановато. Всегда одно и то же. С завидным постоянством мать твердит свои присказки из года в год. И сегодня Елена Максимовна верна себе.

Поздравив дочь, она тут же переходит к тому, что готова помочь ей в подготовке к празднику. Это тоже своеобразный ритуал: мама предлагает помощь, а Елена отказывается от нее.

— Ты можешь использовать меня на кухне, Еленочка. — Елена Максимовна уверена, что дочь скажет «не надо». — Только руководи.

— Спасибо, мам, я справлюсь сама. У меня все по план у, все рассчитано, ты же знаешь.

— Отказываешься от помощи? Зря, — легко соглашается Елена Максимовна. — Ты лишаешь меня возможности быть полезной. Будешь в моем возрасте — поймешь, как важно знать, что ты нужна.

— Ну что ты, мам, — подыгрывает Елена. — Можешь приезжать хоть сейчас. Бери папу и приезжайте. Я всех могу занять. Нет проблем.

— Вот это уже лучше. Короче говоря, мы с папой прибудем раньше. — Елена Максимовна оживилась. — Мы не успеем вам надоесть?

— Я поняла. Мне нужно в очередной раз сказать, что вы никогда нам не мешаете и никогда не надоедаете. Мамуль, считай, что я уже все сказала.

— Ты вся в папу.

— По твоей интонации я не пойму: хорошо это или плохо?

Елена Максимовна всегда подчеркивает трудный характер мужа и утверждает, что только ее спокойная, уравновешенная натура смогла за долгие годы сгладить шероховатости в их отношениях. Как обычно, она преувеличивает, предпочитая при этом не замечать свои недостатки.

— Это только констатация факта, дочь моя.

— У меня папин характер, в этом нет ничего плохого. Странно, если я была бы похожа на кого-нибудь другого. Например, на нашего соседа, дядю Севу, — брякнула Елена. — Как тебе такой вариант?

— Я отвлекаю тебя моей болтовней, — спохватывается Елена Максимовна, делает вид, что не замечает бестактности дочери. — Я понимаю, что у тебя сегодня нет времени терпеть мою старческую болтовню.

— Ты о чем? — Резкий переход не смущает Елену. Это в мамином стиле. К тому же Елена знает, что мама не любит говорить о своем возрасте. Нужно закончить разговор на мажорной ноте. — Тебе никто не даст и шестидесяти.

— Да? — В голосе Елены Максимовны наигранное недоверие, мгновенно переходящее в удовлетворение. Она услышала то, что хотела, и теперь можно заканчивать разговор. — Ты ведь говоришь это не для того, чтобы отвязаться от своей дотошной мамочки?

— Конечно нет. Как ты могла такое подумать?

— Прости.

— Ты у меня женщина без возраста. В том плане, что годы над тобой не властны, — морщится Елена от собственной пошлости, благо мать не видит ее.

— Когда хочешь, ты умеешь быть милой. Целую тебя, мальчишек, Ваню. Ждите нас.

— Ждем.

Елена переводит дух. Кажется, она сумела сделать так, чтобы обычный разговор с матерью не привел к очередной ссоре. Ничего не поделаешь — характеры. И что бы Елена Максимовна ни говорила, Лена точно знает, что она в ее доме непререкаемый авторитет. Это не передается генами, но Елена каким-то удивительным образом переняла способность матери все держать под контролем. Это происходит с молчаливого согласия Ивана. Поначалу ей это нравилось, а с годами — перестало. Ритуалы, традиции, уклад, складывающийся десятилетиями, изменить не так-то просто. Они с Иваном в нынешнем году отпраздновали серебряную свадьбу. Двадцать пять лет жизни в одном сплошном компромиссе. Здесь знают границы свободы, которые лучше не переходить. Что их может разлучить? Придется терпеть друг друга до конца. У Ивана за минувшие годы были возможности кардинально все изменить. Однако он этого не сделал, и она не собирается. Елена не хочет ничего менять. К тому же ей хорошо за сорок, чтобы не сказать — под пятьдесят. Возраст, когда перемены не всегда полезны. Уж лучше пусть все идет как идет. В конце концов, у каждого из них есть компенсация.

Голос сына снова выводит ее из задумчивости:

— Дедушка и бабушка приедут раньше?

— Да, милый. Приедут, потому что скучают по тебе и хотят поскорее поздравить! — Елена обняла сына. — Люблю тебя!

— И я тебя, мам.

Из гостиной доносится музыка.

— Потанцуем? — Елена берет Арсения за руку, приглашая на танец. Продолжая держать его за руку, она помогает ему повернуться в одну сторону, в другую. После нескольких изящных па Арсений хохочет.

— Хватит, мам. Приходите на выступления и смотрите, — хмурится Арсений. — Мам, ты же обещала не говорить о танцах.

— Хорошо, не буду.

Елена не забыла о своем обещании, просто подумала, что в такой день ее сын будет реагировать иначе. Все дело в том, что партнерша Арсения Надя уехала в другой город. Ее отец военный. Сенька танцевал с ней два года. Отъезд Нади он перенес болезненно. У него все валилось из рук, понизилась успеваемость в школе. Это было так не похоже на него. Елена пыталась разобраться в происходящем, но Арсений отмалчивался, а сама она ничего не могла понять. Откровенного разговора с отцом тоже не получилось. Так продолжалось не один день.

— Сенька вырос, — сказала Елена мужу после того, как разобралась в причинах странного поведения Арсения.

— Что он на этот раз натворил? — поинтересовался Иван.

— У него первая любовь.

— Не рановато? — усмехнулся Деревской.

— Ты себя вспомни.

— О-о, это было так давно.

— Вот видишь.

— Надеюсь, чувство взаимно?

— В том-то и дело, что нет. — По тону мужа Лена не может понять, насколько серьезно он воспринимает услышанное. Для него объективная реальность — мир его формул. Остальное — мишень для иронических выпадов.

— Кто эта негодная, которая не оценила по достоинству моего сына? — Иван оторвал взгляд от экрана компьютера и посмотрел на Елену поверх очков.

— Его бывшая партнерша по танцам.

— Да, да, да. Припоминаю… Беленькая, шустренькая… — Иван улыбнулся. — Джентльмены предпочитают блондинок, замечаешь?

— И как это в таком случае ты выбрал меня? — Елена машинально провела рукой по густым темно-каштановым волосам, едва тронутым сединой.

— Одно из двух: или я не джентльмен, или ты — исключение из правил. Мне приятнее второй вариант. А тебе?

— Иногда мне трудно понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно.

— У тебя еще есть время во всем разобраться.

— Ваня, у тебя все простое сложно, а все сложное просто!

— У меня? Проще не придумаешь, дорогая.

Елена махнула рукой. С мужем в последнее время бесполезно говорить о проблемах детей, нуждах семьи. Все решает она. Иван всегда рядом, умудряясь держаться отстраненно. Для него на первом месте работа, командировки, защиты, доклады, конференции, симпозиумы. Работа для Ивана — территория успеха. Деревской — имя в науке. С его мнением считаются в Европе, в Америке. Гранты, которые выигрывает его институт, — доказательства тому. Голова Ивана полна идей, к тому же хорошо оплачиваемых. Трудно жить с фанатично преданным науке человеком. Деревской возвел любимое дело на пьедестал. Быт существует только в той степени, в которой Елена пытается приобщить его. Еще одна привилегия мужчин.

Елена давно перестала обижаться на мужа. Раньше обижалась, плакала, теперь нет. Фантазировала, как гордо сообщит ему однажды, что между ними все кончено, она сыта его безразличием. Но горечь постепенно проходила. Елена смирилась. Она поняла, что с Иваном можно только так. К тому же материально они живут неплохо. Если так и дальше пойдет, будет еще лучше. Ей хотелось этого. Человек уж так устроен — ему всегда мало. Новые желания, другие потребности. Пусть у каждого свое мерило покоя, достатка, любви. Кто-то скажет, что у нее жалкие желания. Она так не считает. Пусть Иван просто будет рядом. Даже если первая любовь его младшего сына кажется ему несерьезной. Для этого есть она — мать. Она поможет Сеньке пережить первую потерю. Сколько их еще будет…

Подумать только — ему уже девять. Кажется, совсем недавно она поняла, что беременна, раздумывала, как ей поступить. Правда, раздумывала недолго: ей хватило нескольких дней, чтобы понять: она хочет этого ребенка и родит его для себя, сохранив память о счастливых днях. Родит его просто для того, чтобы почувствовать себя живой. Две недели счастья или две недели греха? Она никогда не откроет своей тайны и унесет ее с собой. Никто ничего не узнает. Вряд ли обстоятельства сложатся так, чтобы она когда-нибудь заговорила об этом. Ни лучшая подруга, ни мама, ни тем более Иван ни о чем не подозревают. Все считают, что у них разные дети. Она только улыбается и не комментирует услышанного. Разные родители, разные дети — все нормально.

— Мама, ты сегодня какая-то загадочная, — замечает Арсений.

— Правда? А загадочность мне к лицу?

— Тебе все к лицу.

— Спасибо.

— О чем ты все время думаешь, мам? — не успокаивается Арсений. Он решил, что в свой день рождения имеет право быть настойчивым.

— Да о разном, сынок. О быстротечности времени, например.

Раньше ей хотелось подогнать время, а теперь — приостановить бы его бег. Все происходит слишком быстро. Ускорение, которое ты не можешь отменить. Как будто Земля стала вращаться быстрее. И чем старше становишься, тем более безжалостно к тебе неподкупное время. Ты не успеваешь за ним.

— Мам, я у себя в комнате. — Кажется, Арсения удовлетворил ее ответ. — Я к себе. Если понадобится помощь, позови. Хорошо?

— Обязательно, как же я без тебя.

— Я еще немного порисую.

— Договорились.

— Позовешь, когда понадоблюсь?

— Обязательно, — улыбается Елена. — Мне без тебя не обойтись.

— Не забудешь?

— Нет, не забуду. — Арсений обожает помогать ей на кухне. В такой день это еще один повод для общения тет-а-тет.

А пока она займется уборкой. Мысли о быстротечности времени то и дело возвращались. Елена остановилась у большого полированного стола. На нем фотографии всех Деревских, взяла в руки одну из них. Маленькое фото в стеклянной рамочке, там Арсению всего одиннадцать дней. Это первый снимок, который сделал Иван, когда они с Арсением приехали из роддома. Крошечный человечек, беспомощный, любимый. Как же можно не любить его?

Елена открыла глаза. Незнакомая обстановка, голубые крашеные панели, пустая кровать рядом. Окно. За окном солнце. Хотела подняться. Тупая боль внизу живота остановила ее. Ужасное состояние. К тому же голова тяжелая, словно пробудилась после встречи Нового года. Елена испугалась. Давно пора вставать. И что она делает в постели? Это ей не свойственно. Заставить ее отдыхать так же невозможно, как сдвинуть с места Фудзияму.

Напротив дверь со вставкой из матового стекла. Там, за стеклом, кто-то непрерывно ходит. Все в белом. Силуэты размыты. Елена напряженно всматривается — глаза слезятся, голова кружится. Во рту сухо. Глоток воды был бы кстати. Ощущение беспомощности.

Елена прислушалась: за закрытой дверью голоса. Кто-то довольно громко переговаривается. Уколы, перевязки, капельницы? Ах, да, это больница. Что она здесь делает? Ей нужно домой. У нее столько дел, не до лежания в кровати. А может быть?.. Ну, конечно, она все еще спит. Все эти стены, мелькания за стеклянной дверью, боль — все это сон, тяжелый, тягостный. Ей часто сняться сны, и чаще всего они беспокойные, но короткие. А этот сон длится слишком долго. Сейчас она откроет глаза…

Дверь неожиданно открывается.

— Доброе утро! — К кровати стремительно подходит невысокая молодая девушка в белом халате. Тонкая прядь соломенного цвета выбилась из-под белой шапочки, кокетливо покачивается при каждом движении.

Девушка мило улыбается, внимательно смотрит на Елену. От этого пристального взгляда ей не по себе. Хочется натянуть одеяло на голову и замереть. Но этого делать нельзя. Елена точно знает, что тогда она рискует провести в этой тихой, стерильной палате еще больше времени. Ее поведение не должно настораживать. А ей нужно домой, она нужна там.

— Как самочувствие? — Девушка опускается на стул, стоящий у кровати. Осторожно берет руку Елены и прижимает теплые подушечки пальцев к ее запястью. Проверяет пульс. Судя по лицу, она довольна результатами. — Замечательно! Сегодня гораздо лучше. Вы ведь и сами это чувствуете, правда? И цвет лица получше. Сегодня вы молодцом. — Она говорит быстро, сама спрашивает, сама же отвечает. Ее звонкий голос кажется слишком громким в тишине палаты. — Слабость, конечно, осталась, да? Ничего, мамочка, это пройдет. Сейчас я сделаю вам укол, помогу переодеться, привести себя в порядок. Скоро принесут вашего богатыря. Он должен увидеть маму красивой. — Девушка мило улыбается. — Я не верю в то, что младенцы ничего не видят. Видят, еще как!

Медсестра не дожидается ответа. Она выпархивает из палаты, сделав жест, означающий, что скоро вернется. Глядя на опустевший дверной проем, Елена почувствовала нечто, напоминающее падение в бездонную пропасть. Какое ужасное ощущение! Медленно подняв онемевшую руку, Елена потерла лоб. Почувствовала странное прикосновение к коже, одернула руку. Атласная ленточка на запястье, на ней — оранжево-кирпичный квадратик из клеенки. На нем что-то написано синей шариковой ручкой. Елена присмотрелась, прочла: «Деревская Елена, 6.55, мальчик, 54-36-35, 3900». Ее бросило в жар. Сын! Ее мальчик. Как же она могла не понять этого? Наркоз, это все он. Голова не работает. Ничего, отпустит.

Постепенно она все вспомнила. То, как ее тело во время схваток словно разрывало на части, а врачи все время твердили о сантиметрах, о слабом раскрытии шейки, о том, что все происходит медленнее, чем положено. Елена сама чувствовала, что роды протекают ненормально. Она четко выполняла указания и ни о чем не спрашивала. На вопросы не оставалось сил. Время работало против нее. Елена видела это по озабоченному лицу врача. Рядом суетилась акушерка и незнакомый врач, активно участвующий в обсуждении динамики родовой деятельности.

Время от времени в палате появлялся еще один мужчина в белом халате, бахилах. Лицо его становилось все более хмурым. Он то и дело о чем-то тихо переговаривался с другим врачом. От нее что-то скрывали. Зачем? Кому, как не ей, нужно знать правду о происходящем?! Она ведь не семнадцатилетняя девочка. Только бы не видеть этих озабоченных лиц с дежурными, такими натянутыми улыбочками.

— Все хорошо, Леночка. Ты умница, — твердила Галина Семеновна Безрукова. Но в глазах ее застыло беспокойство.

— Что-то не так. — После очередной очень сильной схватки Деревская перевела дыхание. Она не спрашивала, а утверждала. — Не спорьте. Я знаю, что-то не так. Что?

— Дыши, Леночка, главное, дыши, — засуетилась Галина Семеновна. Маска напускного спокойствия не обманула усталую роженицу. — Отдыхай между схватками, пожалуйста, отдыхай и дыши.

— Да дышу я… — застонала Елена, переживая очередной прилив боли.

С Филиппом все было иначе. Она была моложе, но и тогда Елена была «старородящей». Слово-то какое неприятное. Теперь ей под сорок, и никому не приходит в голову говорить нечто подобное. Времена изменились. Женщин, решающихся родить первого ребенка после сорока, с каждым годом становится все больше. Но Елена рожала этого ребенка не в угоду моде. Для себя. Однако возраст дал о себе знать. Филиппа она родила часа за два. Она никогда не забудет громкий крик младенца. Так заявил о себе Филипп, Филипп Иванович Деревской. Имя ему Лена с Иваном придумали задолго до рождения. Коля не участвовал в обсуждении. Он очень болезненно воспринимал предстоящие перемены, всячески избегал разговоров о пополнении семьи. Коля безумно ревновал мать к еще не родившемуся малышу.

Когда она собралась ехать в роддом, Коля вышел из своей комнаты. Он выглядел потерянным и обиженным. Как будто начинается жизнь, в которой не будет ничего хорошего.

— Что ты, Коля? — Схватка отпустила, Елена позвала сына.

— Ничего, мам.

— Ты уж будь молодцом. Остаешься за старшего.

— А папа? — недоверчиво спросил Николай.

— Старшим назначаю тебя.

— Зачем?

— Потому что доверяю тебе.

— Ты доверяешь мне! — В его глазах восторг.

— Конечно. Ты уже взрослый. Присмотри за отцом. За ним глаз да глаз нужен.

— «Человек рассеянный с улицы…»

— Вот-вот. — Очередная схватка. Прижав руку к животу, Елена переждала приступ боли. — Я могу тебе доверять, сынок?

— Можешь.

— Вот и хорошо.

Ей показалось, Николай даже плечи распрямил. Он больше не был похож на затравленного зверька. Вот характер! Тогда он с трудом смирился с Филиппом. Как теперь отнесется к новому члену семьи? Да и возраст у Николая непростой — шестнадцать. Сколько терпения пришлось проявить им с Иваном, чтобы Коля не чувствовал себя обделенным вниманием, когда родился Фил. Кажется, получилось. Тогда получилось, и теперь непременно получится! Этот ребенок не станет камнем преткновения. Не для того она решилась его родить.

Роды были мучительными. Малыш не спешил на свет. Елена кусала губы, твердила, что не станет кричать, как та молоденькая дурочка, что рожает рядом. С ней рядом муж — модное веяние. Это совершенно неприемлемо для Елены. Хотя Деревской удивил ее, предложив присутствовать при родах:

— Если хочешь, я буду рядом. Ты только скажи, Еленочка.

Она не захотела. Нет, ее первая встреча с этим ребенком должна состояться без Ивана. Первый крик сына, первое прикосновение — это все принадлежит только ей, только ее радость.

С некоторых пор с Иваном у них совсем разладилось. Видимость благополучия. Беременность способствовала еще большему отчуждению. Уйдя в заботу о будущем ребенке, Елена не обратила внимания на тревожные симптомы. Чтобы не волноваться, она убедила себя, что все встанет на свои места, как только родится Арсений. Иван ждет его появления с не меньшим волнением. Уйдет нервозность. Все наладится. Они еще будут близки. Вера в это придает силы. Елена не знала, что дела обстоят еще хуже, чем она предполагала.

Она переживала мучительную боль, а в это время Иван Деревской искал утешения в объятиях очередной любовницы. Юная, соблазнительная, смешливая, она сразу привлекла его внимание. Впервые увидев ее в коридоре института, Деревской проводил девушку слишком пристальным взглядом. Она заметила, улыбнулась призывно. Ее походка была невероятно сексуальной. Внимание молоденьких девушек льстило его мужскому самолюбию, а таких хорошеньких в особенности. Они познакомились, а через неделю были близки.

— Я не люблю тебя. — Алина была девушкой современной. — Мне ничего от тебя не нужно, кроме хорошего секса.

— Мне тоже. — Ивана это устраивало.

У Алины было необычайно красивое тело. Он любовался ею. Ему этого не хватало. Елена слишком растолстела, особенно с этой последней беременностью. Стала неповоротливой, бесформенной. Иван едва скрывал отвращение к ее огромному, вызывающе торчащему животу, словно забывал, что она носит его ребенка. Он знал одно: эта беременность убила в нем все чувства. И дело не только в том, что они давно не занимались сексом. Хотя для него наступили трудные времена. Постоянное ощущение дискомфорта угнетало его. Для Елены отсутствие секса — не проблема. Она полностью ушла в заботы о будущем малыше. А вот ему нелегко. Когда он пытался обратить на это ее внимание, она смотрела на него так, что ему становилось стыдно за свои низменные потребности. Поэтому он решил проблему традиционно.

Ему повезло. Алина оказалась девушкой без комплексов. С ней легко. Наслаждение сжимает время, оставляет ощущение полета. Деревской чувствовал себя настоящим мачо.

— Ты ведь женат, — вздохнула Алина, когда они приходили в себя после очередного бурного оргазма.

— Да, женат.

— Она красивая?

— Я не хотел бы сейчас обсуждать достоинства и недостатки жены, — честно признался Иван. Он не собирался хаять Елену. Просто хотел на время позабыть о существовании семьи. Только на время.

— Значит, ты ее уважаешь, — заключила Алина. — Уважаешь, но любви нет. Я права?

— Аля, прошу тебя…

— Она тебя не удовлетворяет? — Алина оказалась не такой уж деликатной.

— Нет, — откровенно признался он.

— Почему? Она тебя не любит?

— Говорит, что любит, но, по-моему, это не так.

— Разойдитесь! — Бескомпромиссный вариант казался девушке самым логичным в сложившейся ситуации.

— Она беременна.

— Это ваш первый ребенок?

— Третий.

— Незавидная же у меня роль. — В голосе Алины послышалась обида.

— Беременна, не беременна… Что это меняет в наших с тобой отношениях? Мы ведь обо всем договорились с самого начала.

— Мне обидно за нее.

— Женская солидарность?

— Вроде того, — кивнула Алина. Ее голубые глаза стали холодными.

Деревской впервые почувствовал себя неуютно.

— Перестань, девочка.

— Скажи, а она тебе изменяет? — не унималась Алина.

— Конечно нет.

— Почему ты так уверен?

Она спросила это таким тоном, что у Ивана мурашки по коже побежали. Все может быть. Все мы живые люди. Периодически они собираются развестись, по крайней мере говорят об этом. У каждого свой способ борьбы со стрессами. У него свой, а у Елены… Нет. Она слишком занята домом, детьми. А потом тяжелые дни проходят, и они мирятся. По большому счету его все устраивает. Отказываться от семьи он не собирается. Нельзя сказать, что его держат дети. Он сам себе запретил думать о разводе. Развод — дело последнее.

Только вот скучно, невозможно скучно с Еленой. Она стала другой. С этой, другой, ему трудно найти общий язык. Она помешалась на детях, доме, не заботится о нем, как раньше. Что-то потеряно безвозвратно. И этот ребенок… Зачем она решила рожать его? Ни одну семью не спасло рождение ребенка. Однако он легко принял новость и согласился на появление еще одного Деревского. Мог ли он поступить иначе?

— Але! Очнись. Ты что так напрягся? — засмеялась Алина. — Я ведь просто так спросила. Живите как хотите, мне-то что.

— Действительно.

— Я всегда рада тебе. Мне хорошо с тобой. Очень хорошо. И мы оба знаем, что это не навсегда. Это все упрощает.

— Ты в любой момент можешь сказать, чтобы я не приходил. — Деревской пристально смотрит ей в глаза. — Можешь?

— Пока мне не хочется этого говорить…

В день, когда он отвез Елену в роддом, ему было не по себе. Поцеловал ее перед тем, как она вошла в приемное отделение. Она была такой испуганной, такой беспомощной. У Ивана сердце разрывалось. Хотел остаться, но Елена настояла, чтобы он ждал вестей дома:

— Мне будет легче знать, что ты дома, Ванечка…

Родные стены не согревали. Сначала он ждал звонка от врача, но о нем словно забыли. И тогда стал названивать сам.

— Не волнуйтесь, пожалуйста. Елена умница. Все будет хорошо. Я сама позвоню вам. Наберитесь терпения. — Галина Семеновна пыталась подбодрить его. Прошел не один час, а врач все не давала о себе знать. Тогда Дерев-ской не на шутку испугался. Время тянулось невероятно медленно. Оставаться дома было невыносимо. И он решил утешиться в объятиях Алины.

— Сегодня мне было очень одиноко, грустно, — признался Иван.

— Я заметила, ты сам не свой. Что-то случилось?

— Жена в роддоме. Слишком долго рожает.

— Переживаешь? — Она дотянулась до сигареты, закурила.

Иван не любил, когда она курила в постели, но удержался от комментариев.

— Переживаю.

— Очень своеобразно, — усмехнулась Алина.

— Как могу.

— Ничего лучше придумать не мог? Мобильный хоть с собой?

— Тебя это не касается. Что ты так завелась? — Деревской лежал, положив руки под голову. — Хочешь меня уколоть? Не получится.

— Почему? Ты такой толстокожий?

— Дело не в этом.

— Вы больше не любите друг друга. Вы изменяете друг другу. Зачем же вы вместе? Не легче ли расстаться?

— В том-то и дело, что не легче, — вздохнул Иван. Он забрал у Алины сигарету, резко затушил в стоящей на полу пепельнице. — Ты еще слишком молода, чтобы понять это.

— Ну конечно. Тот случай, когда молодость перестает быть преимуществом. Так просветил бы. Я — хорошая ученица.

— Я знаю, милая, знаю, — прошептал Иван и обнял ее. — Меньше слов. Мы встречаемся, чтобы доставлять друг другу удовольствие. Это все очень скоро закончится. Я чувствую. Я знаю. Поцелуй меня…

В то время как Иван утешался с Алиной, Елена переживала очередную схватку. Временами боль становилась нестерпимой, но она не кричала. Искусала губы до крови. Пот резал глаза. Схватки следовали одна за другой с четкой периодичностью. Промежутки между ними сокращались. Время шло. Уже родила девочку молоденькая крикунья. Елена нашла в себе силы улыбнуться ей. Та выглядела усталой, но счастливой. Крохотный кричащий комочек затих у нее на груди. Взволнованный муж снимал происходящее на камеру.

Елена позавидовала. Сколько же ей ждать появления сына? За окном забрезжил рассвет. Кто-то в это время безмятежно спал дома, а она… Боль нахлынула с новой силой, и Елена глухо застонала. Акушерка в очередной раз что-то говорила ей. Ее слова доносились издалека, словно сквозь толщу воды. Еленой овладело полное безразличие. Она устала от боли. Хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

— Леночка, придется делать кесарево сечение. — Галина Семеновна больше не улыбается и выглядит озабоченной. Они знакомы уже много лет. Безрукова наблюдала первую беременность Елены, принимала Филиппа. — Так лучше для малыша. Понимаешь? Все будет хорошо.

— Делайте, если надо. — Деревская равнодушно реагировала на происходящее.

— Не волнуйся только, Леночка.

Филипп родился быстро. Она услышала крик ребенка и увидела красный комочек, жалобно пищавший в руках акушерки. С того дня прошло уже много лет, но Елена помнила, какое необыкновенное чувство переполняло ее. Хотелось плакать от счастья, однако тогда она была слишком молода и глупа. Ее интересовало количество пальчиков на ручках младенца, цвет его глаз.

— Да они все голубоглазые, деточка, — удивлялась ее вопросам акушерка.

На этот раз все было иначе. Елена лишена этих маленьких радостей, впечатлений, которые остаются с женщиной на всю жизнь. Глядя на кусочек клеенки, закрепленный вокруг ее запястья, она мечтала поскорее увидеть малыша. Вот жаль, что она согласилась на общий наркоз: не увидела сына в первый миг его жизни.

— Вот, мамочка, принимайте вашего богатыря, — сестра стояла у кровати, держа в руках малыша.

Елена осторожно легла на бок, подвинулась, а сестра положила сына рядом. Мальчик безмятежно спал. Кажется, у него нет желания ни с кем знакомиться.

— Ну, что же вы? — улыбнулась медсестра, видя, что женщина застыла в нерешительности. Ничего, и такое бывает.

— Он спит. — Елена разочарована.

— Наелся и спит. Это ведь хорошо.

— Почему его не принесли кормить?

— Вам пока нельзя. Должно пройти некоторое время после антибиотиков.

— А как он ест?

— Хорошо, не волнуйтесь. Мальчик здоровый, спокойный. — Сестра направилась к выходу из палаты. — Я заберу его минут через пятнадцать-двадцать. Знакомьтесь.

Елена кивнула. Осторожно подвинулась и принялась разглядывать малыша. Он похож на нее! На нее и больше ни на кого. Вот, оказывается, как бывает. В глубине души Елена хотела увидеть в нем хоть что-то от отца, что-то едва уловимое, принялась внимательно его разглядывать, осторожно коснулась щечки сына. Он не отреагировал на это прикосновение.

— Ну, здравствуй, Арсений, — улыбнулась Елена, все еще не решаясь поцеловать его. Наконец наклонилась и нежно коснулась губами теплой, пахнущей молоком щечки. Малыш смешно почмокал губами, продолжая спать. Елене захотелось плакать. Она закусила губу. Никаких слез. Радость-то какая! Вот он — желанный ребенок, дитя любви. Каким-то он станет, Арсений Иванович Деревской? Ему предстоит носить отчество и фамилию Ивана. Три сына. И только одному из них Иван приходится родным отцом.

— Скоро мы приедем домой, и я познакомлю тебя с твоими братьями, — прошептала Елена.

Ее рука лежала на его животике. Малыш дышал так спокойно, так тихо, едва заметно. К ним уже шла медсестра. Елена благодарно улыбнулась.

— Спасибо вам, — сказала она, наблюдая, как сестра уверенно берет Арсения на руки. Ей еще месяц запрещено поднимать малыша. Наверное, ее взгляд красноречивее любых слов.

— Не переживайте, мамочка, вечером еще принесу.

— Спасибо.

А потом начались бессонные ночи, слезы, волнения. Хотя на этот раз все было иначе: меньше паники, меньше страхов. Елена все успевала, у нее все получалось. Она не чувствовала возраста. Арсений вернул ей ощущение молодости. У нее особый случай. Арсений — ее маленькая тайна, подарок судьбы. Даже не верится, что его могло не быть. Елена изменилась. Перемены ей нравились.

— Ты стала другой, Елена Георгиевна, — все чаще говорил Иван.

— Ну, какой? — улыбалась она.

— Как будто мы вернулись в далекое прошлое, а этот малыш — наш первенец.

— Ну, нет. Тогда все было иначе.

— Ты об усыновлении?

— Что ты, что ты?! — Елена встрепенулась. — Думай, что говоришь.

— Я не выдаю никаких секретов.

— Иван! Думай, что говоришь!

— Я уже давно перестал говорить то, что думаю, — тихо произнес Иван.

— С каких это пор?

— Ты знаешь.

Деревской и раньше на первое место ставил работу, а теперь и подавно. Пропадал в институте, на кафедре. Рождение Арсения ничего не изменило. У Ивана был свой график, в который едва втискивались вечерние прогулки с маленьким сыном. Елена привыкла к тому, что Иван приходит поздно, уходит рано. Николай подшучивал, что у папы кто-то явно появился на стороне.

— Ты, мам, смотри, а то вот так научная деятельность в любовное приключение перерастает, — изрек он. — Все начинается с опозданий к ужину.

— Не смей даже шутить на эту тему! — нахмурилась Елена.

На правах старшего сына Коля уже давно позволял себе давать оценку происходящему в семье. Он высказывал свое мнение без оглядки на то, понравится оно или нет.

— А я и не шучу, мам. — Николай серьезен.

— Мы с папой друг друга понимаем с полуслова, а ты о таких глупостях… Коля, как ты можешь?

— Эти глупости, мам, между прочим, называются кризисом среднего возраста.

— Ладно, молодежь, без фантазий. У нас все хорошо.

— Ты кого уговариваешь, мам? Меня или себя?

Как он посмотрел на нее! Тогда она поняла, что Николай давно все чувствует и понимает…

В подтверждение его догадкам сегодня в выходной день, в день рождения Арсения, у Ивана оказались неотложные дела в институте. Правда, он обещал не опоздать к праздничному столу. И не опоздает, но Елене было бы гораздо приятнее, если бы этот день Иван полностью посвятил сыну. В конце концов, Сенька скучает.

— Мам, ну когда же мы пойдем на кухню? — Арсению не терпелось помогать маме.

— Идем, милый, уже идем.

— Мама, а что, если я стану поваром?

— Мы поговорим об этом через год-другой, — улыбается Елена.

Что на нее нашло сегодня? Она хочет вернуться в прошлое. Но быстротечная жизнь в лице нетерпеливого сына твердит, что это непозволительная роскошь. Нет времени оглядываться назад.

— Мам, а тетя Майя придет?

— Обещала. И тетя Майя, и дядя Роман.

— А они с дочкой придут? — не унимался Арсений. Дай ему волю, он бы за столом полгорода собрал. К тому же с Олечкой — дочкой Громовых — Арсений прекрасно ладит.

— Не знаю точно. — Громовы не позвонили накануне. Это может означать, что их вообще нет в городе. Громовы обожают Арсения и не пропустили еще ни одного его дня рождения. — Мы будем им рады.

— И где вообще все? — Арсений развел руки. — Ни папы, ни братьев. Куда все подевались? Дома тишина такая, что просто противно. Так быть не должно!

Оглушительный звонок взорвал тишину.

— Иди, именинник, — улыбнулась Елена. Это наверняка Николай и Филипп. Они уехали рано утром за подарком. — Кажется, с тишиной сейчас будет покончено.

— Ур-ра! — раздался радостный крик Арсения. — Мама! Скорее, мама!

— Что за шум? — Она вышла в коридор и увидела его, приплясывающего возле большой коробки с хоккеем.

— Кажется, мы попали в яблочко. — Николай протянул ей букет цветов. — Поздравляю, мам.

— И я поздравляю! — Филипп обнял ее. — Мы вместе цветы выбирали.

— Спасибо. — Кремовые розы, ее любимые. Все-таки мальчишки воспитаны не так уж плохо.

— А кто же со мной сыграет? — нетерпеливо спросил Арсений.

— А кто собирался со мной в кухню? — нарочито серьезно поинтересовалась Елена.

— Мать, в день рождения имениннику не положено вкалывать на кухне. — Николай покачал головой. — Пусть они с Филиппом поиграют, а я в твоем полном распоряжении.

— Да-а… — протянула Елена. — Зная, как ты любишь помогать мне на кухне, я предлагаю вариант получше: устраивайте турнир втроем. Собирайте стол и начинайте. Я все успею.

— Но тебе же нужна помощь, — заметил Филипп.

— Все в порядке. Идите играть. — Елена говорила тоном, не допускавшим возражения. В конце концов, никто не будет мешать. Она привыкла все делать быстро. К тому же мама с отцом обещали приехать пораньше. Если что, она может на них рассчитывать. — А после застолья будем все дружно мыть и вытирать посуду.

— С матерью спорить не будем. — Николай подмигнул ей. — Пацаны, устраиваем турнир в честь именинника.

— Ур-ра! — завопил Арсений.

Елена с улыбкой смотрела вслед мальчикам. Сначала хотела пойти и посмотреть, как они устроятся, но потом решила, что сыновья обойдутся без ее помощи. До прихода гостей еще много времени, но рассиживаться не стоит. Большая квартира убрана, просторная, светлая кухня ждет свою хозяйку. Елена взглянула на часы. Хочется, чтобы Иван поскорее присоединился к мальчикам. Все-таки такой день.

Иван медленно одевался. Он знал, что Маша лежит поверх одеяла, выставив напоказ свое роскошное тело. Если он оглянется, то не сможет вот так быстро уйти. Но его ждут, давно ждут. Как же быстро летит время, когда тебе хорошо. Ивану стало стыдно. Сегодня такой день, а он не смог отказать себе в удовольствии.

Деревской представил, как Лена колдует на кухне, ожидая его возвращения. Наверняка она недовольно поглядывает на часы. Может быть, понимает, что дело не в очередной монографии? В любом случае ей и в голову не приходит, что в такой день ее муж проводит время с любовницей.

— О чем задумался? — Голос Маши полон неги. Она щурит миндалевидные глаза, усмехается: — Можешь не отвечать. Я и так знаю.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Просто так.

— Глупо говорить просто так.

— Я не настолько умна. Мне простительно, — откидываясь на спину, тихо, протяжно проговорила Маша.

— Я не хотел тебя обидеть.

— Проехали, — отмахнулась она.

— Что ты злишься?

— Надоело. Знаю каждое движение, даже если не смотрю. Ненавижу тебя в эту минуту. Ты уходишь, и — тишина. Потом ты поцелуешь меня и, виновато глядя, скажешь что-нибудь ободряющее с умным выражением лица. Типа: «До встречи, милая».

Иван надел пиджак, поправил узел галстука. Ему не хочется реагировать на Машины слова. Последнее время она слишком часто говорит то, чего он не хочет слышать. Молодая, эгоистичная… Иван все-таки оглянулся, посмотрел на нее. Она не прикрылась. Очень сексуальная, но наглая и глуповатая. Последнее обстоятельство решающее. С Машей пора расстаться. Она выполнила свою миссию: отвлекла его от распадающихся по швам отношений с женой. Но чем больше он общается с юной красоткой, тем больше преимуществ видит в своем далеко не идеальном браке, отказываться от которого не собирается. Ему приятнее быть мужчиной семейным с возможными вариантами в плане свободы и чистоты отношений.

— Ты что молчишь? — Капризный голос Маши раздражает Ивана. Надув губки, она приподнялась на локте. — Думаешь, что я сказала лишнее?