Гаврил
Я разминаю шею, глядя на студентку, стоящую передо мной.
Целую неделю Камилла Морроне не бросала на меня ни единого кокетливого взгляда. Я был убежден, что мой отказ показать ей, насколько испорченным я могу быть, стал, так сказать, последним гвоздем в крышку гроба. И полностью верил, что она прекратила преследовать меня, даже если не мог остановить фантазии, бушующие в моей голове. Это было к лучшему.
Не могу отрицать, что скучал по ее сексуальным взглядам и тому, как она смотрела на меня, словно хотела, чтобы я затащил ее в подвал и дал ей свой член, помимо всего прочего.
Она перенесла от меня два совершенно разных наказания, и оба, похоже, доставили ей удовольствие. Второе выходило за рамки того, что я когда-либо использовал на студентах, но это потому, что жестокое телесное наказание, которое она перенесла, было настолько приятным, что она достигла оргазма. И все же она была той же грязной маленькой девчонкой, которая терлась друг о друга бедрами, в то время как я обращался с ней как с домашним животным.
Очевидно, я был неправ, что оттолкнул ее, раз она стоит передо мной и что-то бормочет о том, что Оак прислал ее для наказания.
— Что ты натворила на этот раз? — спрашиваю я, сжимая кулаки под столом.
Она прикусывает нижнюю губу.
— Он застал меня за выполнением задания по анатомии на уроке права.
Добавляет оскорбления то, что она выполняла задание для моего гребаного урока в классе Оака. Я встаю и расхаживаю по кабинету, ломая голову над тем, как мне наказать ее, когда два моих варианта с треском провалились с первого раза.
Я ни за что на свете не смогу затащить ее обратно в свой подвал, так как знаю, что сделаю что-то такое, о чем потом буду жалеть, особенно если она не сможет контролировать себя и снова достигнет оргазма.
Я прекращаю вышагивать и пристально смотрю на нее.
— Ну, телесные наказания на самом деле не были для тебя настоящим наказанием, как и унижение. — Я провожу рукой по волосам. — Ты сама сказала, что не уверена, что что-либо из того, что я с тобой сделаю, будет наказанием, тогда что мне остается? — Требуется вся моя сила воли, чтобы не затащить ее обратно в подвал и не поступить с ней по-своему. — Как мне наказать тебя, Камилла?
Она пожимает плечами.
— Думаю, боль, в конце концов, была наказанием, ведь Вы оставили меня в синяках на несколько дней.
Услышав, что я оставил на ней свои отметины на несколько дней, вся кровь в моем теле устремляется на юг, и я засовываю руки в карманы, чтобы скрыть нарастающее возбуждение. От желания увидеть эти синяки мой желудок сжимается, и я хочу снова пометить ее кожу, просто чтобы увидеть последствия.
— У меня до сих пор шрам от пореза на спине. — Она качает головой. — Я не могла плавать почти неделю, так что это было своего рода наказанием.
Я подхожу к ней, ничего так не желая, как увидеть ущерб, нанесенный ее прекрасной коже.
— Да, но тебе это слишком понравилось, не так ли?
Её горло сжимается, когда она сглатывает, и она едва может встретить мой взгляд.
— Я не уверена, что понимаю, что Вы имеете в виду, сэр. — Ее лицо приобретает красивый розовый оттенок.
Я крепко хватаю ее за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза.
— Не лги мне. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, Камилла.
Ее ноздри раздуваются, а в глазах вспыхивает страх, когда она качает головой.
— Я… я не…
Тот факт, что она прикидывается дурочкой со мной, действует мне на нервы.
— Ты кончила, как маленькая грязная потаскушка, от боли, когда тебя хлестали по спине, — рычу я. — А когда я обращался с тобой не лучше, чем с животным, ты терлась бедрами друг о друга в погоне за таким же гребаным освобождением.
Ее глаза расширяются, и она ахает от удивления.
— Сэр, я…
Она теряет дар речи, так и не закончив предложение, и, честно говоря, я ее не виню. Я потерял контроль и нахожусь на грани того, чтобы сорваться и показать ей настоящего монстра, с которым она играет. Все темные и грязные секреты, которые я прячу глубоко внутри.
— Что, Камилла? — Я смотрю в ее медово-карие глаза. — Скажи мне, что я ошибаюсь.
У нее перехватывает дыхание, и она качает головой.
— Вы не ошибаетесь.
— Тогда как я могу наказать тебя, если ты получаешь удовольствие от боли и унижения?
Она качает головой, обхватывая себя руками, словно они защитят ее от меня.
— Я не знаю, сэр.
Моя челюсть сжимается, и приходится напоминать себе, что я имею дело с девственницей. Невинной, юной девушкой, которая и представить себе не может, насколько я порочен на самом деле, даже если позволит своему разуму разгуляться. Я отпускаю ее подбородок и отхожу, чтобы установить некоторое расстояние между нами и обуздать свои порывы. Если я не буду осторожен, всё может выйти из-под контроля.
— Как насчет отказа3? — Спрашиваю я, бросая на нее взгляд через плечо. — Или тебе это тоже нравится?
Она пожимает плечами.
— Я не знаю, что это, сэр.
Мой член пульсирует сильнее каждый раз, когда она называет меня "сэр".
— На колени, Морроне.
Ее глаза расширяются.
— Я не понимаю.
— Сейчас же, — огрызаюсь я.
Камилла торопливо опускается передо мной на руки и колени, глаза расширены от страха и возбуждения одновременно. В этот момент, когда она стоит передо мной на четвереньках и ее глаза снова устремлены на мое лицо, я чувствую себя Богом. Хотелось бы, чтобы на ней был спортивный комплект, как в тот день, когда я привел ее в свой подвал, потому что женская форма СА слишком консервативна.
Юбка чересчур длинная, а рубашка застегнута почти до самого верха, и все равно она выглядит сексуально, как грех. Я придвигаю свой стул к другой стороне стола и сажусь, скрестив руки на груди, свирепо глядя на нее, а она смотрит на меня в ответ из-под густых темных ресниц. Ее уверенность в себе ослабевает с каждой секундой молчания.
— Вы снова собираетесь обращаться со мной как с домашним животным, сэр? — наконец спрашивает она, облизывая пухлые розовые губы.
— Что-то вроде этого. — Я сужаю глаза. — Ты будешь делать то, что я скажу. Ты поняла?
Она судорожно сглатывает и затем отводит глаза, не в силах больше выдерживать мой взгляд.
— Да, сэр.
Я прочищаю горло.
— Теперь ползи ко мне, как в прошлый раз.
Ее глаза снова встречаются с моими, и она выгибает бровь.
— Почему?
— Без вопросов, — рычу я.
Её лицо бледнеет от тона моего голоса. Я на грани. Зверь внутри меня пытается вырваться на свободу.
Она медленно и чувственно ползет ко мне, не сводя глаз с моего лица. Даже когда она напугана и неуверенна, эта девушка просто источает чистую сексуальную привлекательность. Из-за этого очень сложно упорядочить свои хаотичные мысли и не дать им вырваться наружу. То, что я хочу с ней сделать, должно быть незаконным. На самом деле, возможно, так оно и есть.
Меня сдерживают не моральные принципы, так как у меня их почти нет. Другим моим коллегам плевать на секс со студентами, да и мне тоже. Честно говоря, до сих пор я никогда этого по-настоящему не хотел. Меня сдерживает то, что Камилла девственна и невинна и, вероятно, привязалась бы, если бы наши отношения приняли сексуальный оборот. Она надеется на результат как у Евы и Оака, а я никогда не смогу ей этого дать.
Оказавшись в полуметре от меня, она останавливается и заглядывает мне в глаза.
— Разве я говорил тебе остановиться?
Ее ноздри раздуваются, и она продолжает, пока ее голова не оказывается между моими икрами, и она не может двигаться дальше. Камилла смотрит вперед, больше не выдерживая моего взгляда.
— Посмотри на меня, — приказываю я.
Она неловко вытягивает шею, чтобы встретиться со мной взглядом, и желание в ее глазах заставляет мой член шевелиться. Прирожденная мазохистка, которая любит деградацию. Она чертовски идеальна.
— Теперь принеси мне ручку и бумагу со стола. — Я киваю в сторону стола за спиной, понимая, что мне нужно подводить её к этому осторожно.
На лице появляется раздражение, но она делает, как ей сказано, ползет на четвереньках за ручкой и бумагой, которые я оставил на столе.
Она уже собирается протянуть руку и взять предметы, когда я инструктирую её.
— Зубами.
Выражение ее лица становится шокированным.
— Сэр?
— Я сказал, зубами, по одному.
У нее перехватывает горло, и после нескольких неудачных попыток она хватает ручку со стола зубами, подползает ко мне и протягивает, как хорошая маленькая зверушка, которой она является.
— Хорошая девочка. Теперь бумагу.
Ее ноздри раздуваются, но она делает, как ей сказано: ползет обратно к столу за бумагой и хватает ее зубами. Когда она возвращается, я вынимаю бумагу у нее изо рта и глажу ее по голове.
— Молодец, Камилла.
Ее глаза расширяются от моей похвалы, и она замирает, с нетерпением ожидая моих следующих инструкций. Плюс еще один аспект, который ей нравится так же как унижение, — похвала. Выражение в её глазах сводит меня с ума, я кладу лист бумаги себе на колени.
— Теперь я хочу, чтобы ты взяла ручку в руку и написала то, что я тебе скажу. Ты поняла?
— Да, сэр.
Она берет у меня ручку.
— Другую руку положи мне на бедро, — говорю я.
Ее язычок пробегает по нижней губе, когда она кладет левую руку на мое правое бедро, чтобы не упасть и ждёт моих указаний.
— Напиши следующее. «Я маленькая грязная шлюха, которой нравится боль.»
Ее щеки краснеют, когда она пишет первое предложение. Мой член твердеет под бумагой у меня на коленях.
— «И я должна научиться контролировать себя и не кончать, когда меня бьют.»
Если я думал, что ее щеки не могут покраснеть еще больше, то ошибался. Но, как послушная сабмиссив, она делает то, что ей говорят, и пишет следующее предложение слегка дрожащей рукой.
Из-за нашей близости мне трудно сосредоточиться, я наблюдаю, как она впивается зубами в нижнюю губу и смотрит на меня, ожидая следующего предложения.
— Скажи мне, о чем ты сейчас думаешь, Морроне.
— Я думаю о том, что это чертовски странно, — бормочет она.
Я с силой хватаю ее за подбородок, впиваясь кончиками пальцев в ее кожу достаточно сильно, чтобы причинить боль.
— Никакой лжи. Никакого гребаного фильтра. Скажи мне правду.
— Сэр?
— Какие мысли в твоей маленькой испорченной головке? — Я давлю. — И не заставляй меня спрашивать снова.
Она трепещет своими густыми ресницами, прежде чем тихо произнести:
— Я думаю о том, что хотела бы увидеть выпуклость, которую Вы прячете в своих штанах под этой бумагой.
Ее взгляд опускается к моей промежности, даже когда я держу ее за подбородок, которая действительно выпуклая и твердая.
Камилла облизывает губы, отчего у меня начинают болеть яйца. Вся моя решимость контролировать свои порывы рушится в одно мгновение при мысли о том, как ее пухлые губки обхватят меня, пока я буду, словно животное, вколачивать свой член в ее горло.
— Ты заслуживаешь этого после того, как была такой плохой девочкой?
Она качает головой и отводит от меня взгляд.
— Нет, сэр.
Я отпускаю ее подбородок и бросаю бумагу на пол, хватаю ручку в её руке и швыряю сверху.
— Что Вы…
Хватаю ее за запястья и кладу ее руки ладонями вниз на каждое из моих бедер, рядом с членом, но недостаточно близко.
— Не двигай руками. Ты поняла?
Она кивает в ответ.
— Да, сэр.
— Сегодня твоим наказанием будет оставаться в таком положении и смотреть, как я удовлетворяю себя.
Ее глаза становятся такими широкими, что напоминают блюдца, и она чуть не брызжет слюной.
— Сэр?
— А потом я собираюсь кончить прямо на твое милое личико.
Я расстегиваю молнию на брюках, а она смотрит на меня так, словно застыла во времени. Честно говоря, это безумие, но мне все равно.
Камилла Морроне не страдает от боли, и не страдает от унижения, поэтому поднести ей к лицу то, что она хочет, и отказать в этом — лучший вариант. Я заставлю ее смотреть, но не прикасаться, как бы сильно она этого ни хотела. Неважно, насколько она жаждет моего члена.
Заставить ее смотреть, как я доставляю себе удовольствие, прежде чем кончить ей на лицо, будет для нее своеобразным наказанием, даже если она будет наслаждаться каждой секундой, судя по искрам в ее глазах. Я встретил достойную пару в лице Камиллы Морроне. Девушку, которую невозможно наказать, потому что она такая же испорченная и извращенная, как и я.
Я вытаскиваю свой член из штанов, и глаза Камиллы расширяются.
— Ты когда-нибудь раньше видела член, Морроне?
Она завороженно смотрит на него, качая головой.
— Нет, сэр.
Ее язык скользит по губам, и она выглядит так, словно изголодалась. Как будто она хочет протянуть руку и поклоняться ему, но не получает желаемого.
— Теперь запомни, никаких движений.
Её глаза встречаются с моими, и в них читается разочарование.
Я крепче сжимаю основание своего члена и смотрю на нее, двигая им вверх-вниз, наблюдая за тем, как ее глаза расширяются от желания. Невозможно не смотреть на ее прекрасное лицо, когда я дрочу себе кулаком все более жесткими и резкими движениями, яйца тяжелеют от спермы.
Камилла протягивает руку к моему члену, и я качаю головой.
— Не двигаться. Помни правила.
Она дуется на меня.
— Простите, сэр. Я просто очень хочу прикоснуться к Вам.
Я гортанно стону.
— А плохие девочки не получают того, чего хотят, потому что тогда это не было бы наказанием, не так ли?
Она мотает головой и кладет руку обратно на мои бедра, глядя на меня снизу вверх, как нетерпеливый щенок. Это делает мой член тверже, и я с большей силой провожу рукой вверх-вниз, представляя, как ее губы обхватывают меня.
Я стону, из моего члена вытекает предсемя.
Тогда замечаю, как она ерзает, словно испытывая дискомфорт, пытаясь потереться бедрами друг о друга, стоя на коленях на полу и преследуя собственное удовольствие.
— Не двигаться, — рявкаю я.
Ее глаза расширяются.
— Но, сэр…
Я хватаю ее за подбородок свободной рукой и подтягиваю еще ближе, так что ее губы оказываются примерно в двух дюймах от моего члена. Она жадно смотрит на него, и эта картинка такая чертовски извращенная.
— Никаких но, Морроне. Оставайся неподвижной, как гребаная статуя, и сиди как хорошая девочка. Ты поняла?
Она выпускает разочарованный вздох, ее дыхание дразнит мой ствол.
— Да, сэр.
— Это наказание, а не награда.
— И это чертовски мучительно, — бормочет она.
— Хорошо.
Я точно знаю, что она чувствует, и хотя это должно быть наказанием для неё, для меня это похоже на пытку. Ее губы и руки так близко от меня, но я не могу позволить ей прикоснуться к себе, потому что это дало бы ей то, чего она хочет.
Выражение ее лица становится восхитительно яростным, когда она пристально наблюдает за тем, как моя рука движется вверх и вниз по члену, словно ждет, когда я скажу ей, что она может потрогать. К сожалению для нее, она будет разочарована. Я — ничто без дисциплины.
Я наблюдаю за ней и позволяю своему воображению разыграться от мыслей обо всех грязных долбанутых вещах, которые хотел бы с ней сделать, пока она жадно подпрыгивала бы на моем члене. Мой взгляд падает на ее грудь, которая, несмотря на то, что полностью скрыта рубашкой без видимого выреза, выглядит полной и упругой под тканью. Образ ее обнаженной сверху на мне почти невыносим, и я хриплю, моя разрядка наступает сильно и быстро.
— Возьми все до последней капли, — рычу, кончая и выплескивая свою сперму на Камиллу.
Её лицо становится изумленным, когда я кончаю ей на лицо и шею, пачкая рубашку, так как некоторые капли попадают и туда.
Как только шок проходит, я замечаю, как она высовывает язык, чтобы попробовать мою сперму на вкус. Это самая эротичная вещь, которую я когда-либо видел от такой невинной девственницы. Похоже, что она не так уж невинна, в конце концов.
Я хватаю ее за волосы и поднимаю ее лицо к себе.
— Ты жаждешь моей спермы, Камилла?
Она кивает в ответ, широко раскрыв глаза.
— Да, сэр.
— Такая грязная малышка. Не уверен, что это тоже было наказанием для тебя, не так ли?
Ее ноздри раздуваются, когда она подносит палец к лицу и соскребает сперму, а затем засовывает ее в рот и демонстративно сосет.
— Это было наказанием — не прикасаться к Вам, но, по крайней мере, я могу попробовать Вас на вкус.
Мой член снова твердеет, вынуждая меня отпустить ее волосы и засунуть его обратно в штаны, пока я не зашел слишком далеко.
Камилла выглядит разочарованной, продолжает держать руки на моих бедрах, но сжимает их крепче.
— Ползи назад, — приказываю я.
Она неохотно убирает от меня руки и отползает назад на четвереньках.
— Теперь приведи себя в порядок и отправляйся на следующий урок, — говорю я, встаю и марширую к двери. — Дважды за неделю — это на тебя не похоже, Морроне. Я не ожидаю увидеть тебя снова так скоро. Ты поняла? — Я не смотрю на нее, стоя к ней спиной.
— Я поняла, сэр. — В ее голосе слышится легкая боль, как будто ее задело мое холодное обращение.
Ей нужно понять, что я больше едва ли мужчина. Зверь — более подходящее описание. Я выхожу из класса и оставляю ее на коленях с моей спермой на лице, зная, что мне никогда не следовало переступать с ней эту черту.
Камилла Морроне — словно мой криптонит, и чем больше я узнаю о том, что движет ею, тем сильнее хочу ее так, как она и представить себе не может.