Грешница

Глава 17

Челси приехала в Грентхэм вовремя для того, чтобы снять комнату в «Антеле и короне» до приезда миссис Макаулай. Джед был отослан обратно в Оакхэм вместе с Туном, а Челси прилегла, дожидаясь появления экономки. Она устала больше, чем ожидала, и сразу же уснула, Челси видела фантастические любовные сны, какие снятся молоденьким женщинам.

Она проснулась, вздрогнув от стука в дверь и от скрипучего голоса миссис Макаулай. Началась ее первая ложь, хотя, рассказав основную историю, она избегала обсуждений тети Джорджины, как могла. А непрекращающаяся болтовня-миссис Макаулай освободила ее от бремени разговора. Присутствие миссис Макаулай разогнало ее любовные фантазии, сгладило чувство потери, помогло облегчить возвращение в знакомый, удобный мир.

К тому времени, когда они достигли Йорка на следующий вечер, Челси почти поверила, что прошедшая неделя с Синджином — сон. Отец и братья, ожидающие их приезда в снимаемом ими доме рядом с треком, их улыбки и немедленные обсуждения расписания тренировок успешно стерли оставшиеся сентиментальные образы прошедшей недели.

Но она не осмеливалась оставаться одна, потому что тогда Синджин стоял рядом с ее кроватью, или в дверях гостиной, или улыбался ей, в тускло освещенных конюшнях. Ее страстные влюбленность и желание появлялись вместе с опустошительной силой.

Как часто в течение последующих дней она напоминала себе о том, что их время вдвоем кончилось.

Тысячу раз каждый день, иногда, казалось, каждую минуту. Затем она бросалась в тренировочную работу с единственной целью заставить себя думать только о скачках. К счастью, работе не было конца; она вставала рано, сама проезжала многие испытательные забеги, помогала в конюшне, ездила верхом по вечерам, следила, чтобы лошади уснули, и только потом возвращалась в дом.

Ей нужно было больше спать, и иногда от совершенного изнеможения она так и делала, но чаще ночью сон не приходил к ней, потому что мысли о Синджине были сильнее усталости.

Вечером, за день до начала скачек, ее отец вошел в гостиную и, упав в кресло рядом с огнем, потянулся за своим графином с шотландским виски. Из набитого разным содержимым кармана его сюртука упал конверт, и, нагнувшись, чтобы достать, он подбросил его Челси, которая сидела рядом за столом, подсчитывая расходы на питание.

— Герцогиня Хэмптон шлет привет.

Челси поймала запачканный и забрызганный грязью конверт, перевернула его, вопросительно взглянув, спросила:

— Как долго ты уже носишь его с собой?

— День или примерно столько же, может быть, два, самое большее — три.

Челси быстро вскрыла печать, заинтересованная посланием от великой герцогини Хэмптонской. Быстро пробежав приглашение, она увидела, слегка нахмурившись от оцепенения, что завтрак, на который ее приглашали, состоялся в тот же день.

— Мне придется послать свои извинения, И в следующий раз, папа, если ты предпочитаешь не обижать герцогиню, ты должен подумать о том, чтобы доставлять приглашения вовремя.

— Хм… ну, забыл, как видишь. Скажи Бетси, это полностью моя вина.

— Скажу, ты можешь быть уверен, хотя я думаю, вряд ли у меня нашелся бы наряд, достаточно великолепный для собрания герцогини.

— Купи себе какой-нибудь тогда, девочка. Ты знаешь, как Ньюмаркет помог нашему состоянию.

Это замечание дало ей возможность, которую она ждала всю неделю.

— Ты будешь еще заключать большие пари на этих скачках, папа?

Он сильно колебался, зная отношение Челси к его огромным долгам по скачкам.

— Так, небольшие и без особенного азарта, — быстро добавил он.

— Мне хочется поставить несколько гиней на Минто в этих скачках, папа. Он бегает, словно за ним гонится дьявол. Вчера мы проехали лишние две мили, прежде чем он остановился.

— Пожалуйста, девочка, если ты не будешь проигрывать свою честь, как некоторые леди высшего света.

— Я буду осторожной, папа, — ответила Челси, с трудом произнося лживые слова, — ее честь уже давно была продана за пятьдесят тысяч фунтов. Но отдана с таким желанием и готовностью, подумала она. Единственное, о чем она жалела, это то, что ей нужно отказаться от красивого молодого герцога.

Первый день скачек обещал идеальную весну: воздух был ароматным, солнце теплым, ветер с юга пах цветами яблонь. Челси спала беспокойно, но отличный день прогнал ее сонливость, и она смотрела на утренние скачки с заметным оживлением. У Минто были очень хорошие шансы на победу в тот день, так же как у Бали, и, если увидят, что она ставит на обоих, ее уловка с пятьюдесятью тысячами удастся.

Она оделась тщательнее, чем обычно, не спеша заплела голубые ленты в волосы. Достала жемчуг матери, ожерелье и серьги отлично дополняли ее лазоревый люстриновый наряд. Брошь Синджина заняла почетное место в ее ансамбле.

Она опустила глаза, когда шла к смотровому ограждению. Юная дочь графа Дамфрйсского была сегодня ослепительна.

Возможно, сознание того, что ее обман с деньгами Синджина скоро закончится, отразилось на ее лице; возможно, она, наконец, пришла к согласию с коротким промежуточным эпизодом в Оакхэме, который ей уже не удастся забыть; или, возможно, весенний, насыщенный ароматами день придал это особенное сияние ее лицу. Какова бы ни была причина, ее удивительно хорошенькая внешность сделалась еще красивее, и каждый в Йорке хотел, чтобы она улыбнулась ему.

Обожатели увивались вокруг нее, словно пчелы вокруг своей королевы, она смеялась и улыбалась, дразня их, не подпуская к себе с новой отмеченной твердостью. Внешность девушки, достигшей брачного возраста, еще оставалась ей присуща, такой чистой и свежей была ее красота, но она дразнила с новым кокетливым видом и издевалась с насмешливой законченностью, которой недоставало раньше. Она точно знала, как нужно поднять свои темные ресницы, чтобы предполагаемая интимность соблазняла, когда она смеялась над какой-нибудь шуткой, ее полная нижняя губа кривилась с привлекательной чувственностью.

Когда в тот день их лошади выиграли, все с рекордным временем, ее ликование можно было сравнить только с красотой улыбки. Колин вопил, Нейл кричал «ура», а Данкэн и отец считали выигрыш с удовлетворением от тяжело заработанной награды. Виски лилось рекой, и к тому времени, когда Челси устранилась от празднования, ее отец и братья проявляли большую неустойчивость. Оставив свою семью праздновать в мужском кругу, она поехала домой в сгущавшихся сумерках с приподнятым настроением.

Миссис Макаулай разрыдалась, когда ей рассказали новость.

— Уж очень долго не приходила такая радостная новость, сказала она, шмыгая носом, вытирая глаза углом своего передника; Преданная графской семье на протяжении многих лет нужды после Кулодена, она понимала значение этих побед. — Теперь лошадей не продадут так дешево, — сказала она с икающей улыбкой.

— И папа, наконец, сможет выплатить вам кое-какое жалованье.

— Я совсем не беспокоюсь об этом, девочка. Но хозяин будет теперь улыбаться немного побольше, я знаю.

«Ее улыбка была дополнительной наградой», — подумала Челси, миссис Макаулай была таким же членом семьи.

— Все конюхи, кто был в настроении выпить, сейчас в «Белом олене». Я оставила папу и мальчиков приканчивать виски.

Челси знала, что, когда веселье начало ускоряться с шотландским аппетитом на виски, ей было спокойнее находиться дома. Она видела, что скоро начнутся шумные ссоры или угрозы, и молодая женщина лишь прибавит хлопот.

Миссис Макаулай уже развязывала завязки фартука, ее глаза светились от радости, она сказала:

— Может, и я пропущу рюмочку.

И через несколько минут Челси осталась одна.