Грешница

Глава 24

Синджин стоял посреди комнаты, глядя на дверь.

Гнев его был настолько сильным, что приходилось сжимать кулак здоровой руки, чтобы не ударить во что-нибудь. Лучше в одного из Фергасонов.

Челси выглядела очень бледной, когда вошла в комнату. Зеленая с голубым шаль, скрепленная на плече серебряной брошью с изображением семейного оружия, резко контрастировала с пепельным цветом ее лица. Он почти почувствовал к ней жалость, таким трагическим был взгляд глубоких лиловых глаз. Но ощущение сразу же рассеялось от скрежещущего звука ключа, снова повернутого в замке, напомнив, что до насильственной женитьбы оставалось всего несколько минут.

— Ты сука, — проорал он. — Ты этого добивалась с самого начала, не так ли? Пятьдесят тысяч было недостаточно для вас. Богом проклятые бандиты Низменностей. Ты захотела мой титул тоже.

Два розовых пятна появились на бледных щеках Челси от его грубых слов, и, если бы ее несчастье не было столь велико, она бы ответила с той же горячностью. Но она находилась в плену так же, как и он.

— Я сожалею обо всем, что случилось с твоим плечом, и… о гневе отца. И независимо от того, что ты думаешь, — спокойно сказала Челси, — я не являюсь добровольной участницей всего этого. Я понимаю твой гнев, — продолжала она, прижав руки к двери, словно ища поддержку под его дьявольским взглядом. — Я в такой же степени подвержена тяжеловесным методам отца, но ты не можешь отрицать своего участия… по крайней мере… с точки зрения равной ответственности. Это твой ребенок, в конце концов.

— Возможно, — сказал он тихим злобным голосом, оставаясь неподвижным, с жестким холодом в глазах. — Насколько я помню, «греческие губки», которые я дал тебе в Оакхэме, все-таки использовались.

— Это могло случиться до или после Оакхэма, хотя, — сказала она с едва уловимой тенью сарказма, не склонная пассивно принимать роль авантюристки, — как я помню, не раз в Оакхэме ты был слишком нетерпелив, чтобы дать возможность воспользоваться «греческими губками».

Ей всегда удавалось говорить убедительно, и, если бы его не держали в плену, чтобы вскоре, оказывая давление, женить, он бы охотно принял ее доводы.

— Ты могла переспать с кем-нибудь еще между Ньюмаркетом и Оакхэмом или сейчас, — нагло сказал он. — Мне не нравится быть выбранным в качестве отца твоего ребенка.

— Ты несешь ответственность за свои поступки, несмотря на твое высокое положение. — Каждое слово было произнесено с одинаковой сдержанностью, но лиловые глаза Челси наполнились негодованием. Она вдруг вздохнула с легким сожалением. — Послушай, — спокойно продолжила она, — я не спорю о том, кто в большей степени ответствен за это, и понимаю свою роль в зачатии ребенка. Если бы я не была так уязвима для силы моих отца и братьев, так же как и ты, я бы сейчас здесь с тобой не разговаривала. Я бы спряталась где-нибудь до рождения ребенка. Без тебя, даже не ставя тебя в известность. Без всяких требований. Я не была ни в чем заинтересована, когда мы с тобой встретились, только в возможности избавиться от епископа Хэтфилдского. Я до сих пор ничего от тебя не хочу, но моя семья против, и я бессильна что-либо сделать. — Ее подбородок слегка поднялся, а глаза изучали его с некоторой предвзятостью, отсутствовавшей раньше. — Но другие мужчины берут на себя ответственность за своих детей… Конечно, это неслыханная вещь в твоем изысканном мире.

Синджин смотрел на нее, насмешливо прищуривая глаза, при каждом резком слове его плечо слегка вздрагивало:

— Такие, как Девоншир, ты имеешь в виду, который держит жену и любовницу под одной крышей, а также свое кровосмешение, вертящееся под ногами.

Или наших знаменитых герцогов королевской крови, имеющих детей от многих женщин, но не женившихся ни на одной. — Его голос был холодным, как лед. — Может, ты имеешь в виду Тофама Болингброука, наплодившего детей жене Честера. Или ты, возможно, думаешь о Левесон-Горе. Он только что женился на младшей дочери Литсестершира после того, как в третий раз сделал беременной Диану Фаулер. Не надо со мной говорить об ответственности как член методистской церкви, — резко сказал он. — Я — Сет, и это устраняет ответственность, о которой ты говоришь.

Он был прав, конечно, ни одного пэра столь высокого ранга не заставляли жениться насильно. Так же, как не заставят его, если она будет стоять на своем.

— Если бы я могла, я бы убежала, — прошептала Челси, ослабевшая от недель бесполезных споров со своим отцом. Она не хотела мужа. Затруднительное положение, в котором она теперь находилась, возникло из-за ее желания избежать именно этой западни. — Я хочу, чтобы ты был моим мужем не больше, чем хочешь ты, чтобы я была твоей женой. — Слова в конце прозвучали лишь как отголосок звука, и она вдруг села на ближайших стул, у нее закружилась голова.

Синджин стоял в стороне, подозрительный, слишком хорошо знакомый с женскими уловками. Клетчатая шаль Челси, волочащаяся по полу, была для него символом мира, все еще живущего по средневековым обычаям. В его утонченном мире избегали публичных скандалов. Необычная беременность не требовала брака. Часто дети благородных семей имели разных отцов. Беременные леди-аристократки уезжали за границу, чтобы родить ребенка любовника, и возвращались из своих «путешествий» с ребенком «двоюродной сестры», которого затем воспитывала родственница, удаленная от света. Все понимали, что есть разумные решения. В конечном счете брачные отношения совершались для продолжения династии, ради необходимых наследников, иногда по любви, но не по причине беременности.

Наблюдая за ее увеличивающейся бледностью, он уже собирался спросить, не нужна ли его помощь, когда она отрывисто сказала:

— Таз. — И прижала руки ко рту.

Он двинулся с молниеносной быстротой, схватив таз для умывания с подставки возле окна, и, сделав выпад вперед, поднес керамический сосуд к ее рту как раз вовремя, чтобы поймать отторгнутый обед. Она выглядела такой несчастной, что он почувствовал, как его горечь немного ослабевает.

— Тебя часто тошнит? — спросил он, предлагая ей свой носовой платок.

Она кивнула, ее желудок все еще не освободился.

Отставив таз, Синджин присел, нежно вытер ей глаза и рот, видя, как она дрожит.

— Тебе холодно? — Он не был жестоким человеком от природы. Опять звучал знакомый, низкий, густой голос.

Она отрицательно покачала головой, и ее тело задрожало от нового приступа.

— Бедняжка, — пробормотал он. Встав, он подошел к кровати, сдернул покрывало и, вернувшись, аккуратно обвязал им Челси.

Он слегка улыбнулся и сел на корточки, так, что их глаза оказались на одном уровне. Это была первая улыбка, увиденная ею с того момента, как она вошла в комнату.

— Мне теперь придется играть роль няньки?

— Мы не будем вместе, — сказала Челси.

На его лице изобразилось удивление.

— Они отвезут тебя на север, в рыбачий дом.

— Почему?

— Они думают, что ты можешь сделать со мной что-нибудь плохое…

Что-то нечеловеческое мелькнуло в его глазах, ужасное и свирепое, и Челси подумала, что, может быть, ее семья права, опасаясь за нее. Но он, кажется, взял себя в руки, хотя голос стал настороженным.

— На сколько?

— Пока не родится ребенок.

— Невозможно! — вырвалось у него. Он вскочил, взглянул вниз на Челси, злость снова вернулась к нему, развернувшись, он шагнул к окну.

В голове пронеслась арифметика: "Шесть месяцев!

Нет, семь! Дьявольская чертовщина! Эти шотландские бандиты понимают, какой сейчас век?" — Его пальцы, прижатые к подоконнику, побелели.

Обернувшись, он сказал отрывисто и сжато:

— Что, если я откажусь?

— Это не имеет значения. Папа созвал еще людей для эскорта на север. Еще тридцать Фергасонов будут следить, чтобы ты не отказался.

— Я очень сожалею, — сказал Синджин леденящим безжалостным голосом, — что встретил тебя.

Она вздрогнула от его дикой ненависти, не в силах противостоять ему в данную минуту. В любом случае, она уже две недели сражается без успеха со своей семьей, без всякого успеха, и она устала.

— Я тоже сожалею, — проговорила Челси. — Бледно-лиловая тень легла вокруг ее уставших глаз. Он ни в чем не считал себя виновным, он винил ее, будто его соблазнительное очарование, легкая дружба, нетерпеливое преследование не были связаны никоим образом с обстоятельствами, которые свели их вместе. — Как удобно для мужчин, — сказала она со страстью в голосе, — иметь возможность уйти.

— Как удобно для женщин, — грубо сказал он, — устраивать западню.

Через несколько минут граф Дамфрисский с суровым лицом предложил им выбирать, хотят ли они быть связанными или стоять свободно на своем венчании. Но венчание состоится. И молча стал ждать ответа.

— Куда я смогу бежать? — сердито сказал Синджин, не собираясь произносить брачный обет в положении раба.

— К чему притворяться, отец, когда меня заставляют подчиниться твоей воле, словно крепостную?

Свяжите меня, — сказала Челси, и каждое отдельное слово падало, как капля яда, в гробовую тишину.

— Очень хорошо, — резко сказал ее отец, чье терпение кончилось еще две недели назад.

Независимо от ее желания, его твердолобая дочь не родит на свет внебрачного ребенка. Он шотландский помещик, и ему будут подчиняться, как подчинялись Фергасонам еще на заре истории, и если ей нравится строить из себя мученицу, пусть.

Краткий кивок семейному священнику несколько минут спустя, и церемония началась. Пятьдесят вооруженных членов клана Фергасонов были свидетелями, блестящее оружие сверкало в освещенной свечами церкви.

Одетый в вещи Фергасонов, в специально найденный просторный пиджак, не стесняющий перебинтованного плеча, Синджин стоял неестественно прямо, не вслушиваясь в слова, глядя неопределенно поверх лысой головы священника. Он часто не сознавал значительности своей семьи и имени, но его вдруг охватило торжественное чувство на церемонии бракосочетания, не зависящее от неортодоксального характера происходящего. Следующая герцогиня Сетская стояла рядом с ним, еще одна жена Сейнт Джонов в длинной истории, восходящей к первым нормандским баронам.

Сейнт Джоны пришли в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем. Они стояли рядом со своим королем, сильные и доблестные, во время тягот первых лет и потом, на протяжении столетий. Его сын, возможно этот ребенок, унаследует его титул. Трезвое размышление для мужчины, никогда не задумывавшегося о браке всерьез.

Он взглянул на свою невесту, связанную, как цыпленок к жарению, стоявшую рядом с ним. И первый раз со времени своего похищения почувствовал желание засмеяться. Несмотря на различия, а их было много, невзирая на противозаконность его насильственного брака, дочь графа Дамфрисского, конечно, не принесет покорной крови в семью.

Она, должно быть, почувствовала на себе его взгляд, потому что посмотрела вверх в ту же секунду, и, видя его сдерживаемую улыбку, нахмурилась.

— Ты видишь какой-нибудь мерзкий юмор в этой ситуации? — прошептала она. Цветы у нее в волосах качнулись от негодования.

— Я нахожу твой способ послушания неуклюжим, моя дорогая герцогиня. — Белое муаровое платье было неподобающим образом украшено связывающей ее веревкой.

— Я еще не твоя чертова герцогиня, — прошептала она, не обращая внимания на негодование своего отца и недовольный вид священника.

— Хотите ли вы, леди Челси Эмити Фергасон Дамфрисская, — произнес нараспев священник, заканчивая короткую церемонию, — чтобы этот мужчина стал вашим законным мужем?

— Нет, — выпалила она.

— Она говорит «да», — вежливо заметил ее отец. — Продолжайте.

Маленький священник осторожно перевел взгляд с одного лица на другое, но, стремясь не быть проколотым, как подушка для иголок, пятьюдесятью клинками, оскверняющими Храм Господний, не смог сделать ничего другого, как продолжить:

— Берете ли вы, Синджин Сейнт Джон, герцог Сетский, эту женщину в законные жены?

Синджин посмотрел на серьезное лицо Челси, бросил быстрый взгляд на воинское множество, окружавшее его, и решил, что скажет сам свои слова на собственном венчании.

— Да, — произнес он ясным голосом.

Неловко сняв свое кольцо с левой руки, так, что поврежденное плечо вызвало боль, от которой на лице изобразилась непроизвольная гримаса, он надел огромное кольцо на безымянный палец ее руки, затем нежно закрыл ее руку в кулак. До этого оно принадлежало его отцу и деду. Это был подарок предку Сейнт Джона за верность, как говорит предание, от короля Ричарда по возвращении из Земли Обетованной.

— Оно живет в тебе, моя герцогиня, — прошептал Синджин семейный девиз Сейнт Джонов, особенно подходящий в данном случае.

«Все кончено», — подумал он, когда священник захлопнул молитвенник. Через два месяца после того, как он обнаружил сестру Данкэна в своем экипаже.

Он был женат.

«Все кончено», — подумала Челси. Кольцо Синджина, еще теплое от его пальца, было у нее в кулаке, как его ребенок в утробе. Случилось то, чего она хотела меньше всего на свете.

Она, была замужем.

Как всегда во время свадеб, ни с невестой, ни с женихом не советовались, и сразу после короткой церемонии Синджина впихнули в закрытый экипаж вместе с двумя вооруженными Фергасонами, а остальная "охрана выстроилась впереди и сзади от повозки.

И началось его путешествие на север.

Челси развязали, отправили в ее комнату и заперли.

Их первая ночь медового месяца оказалась бессонной как для невесты, так и для жениха, но не по обычным романтическим причинам.

Они оба планировали побег.