Гретна-Грин (ЛП)

Глава третья

Маргарет завизжала от неожиданности падения. Летела она не долго: пол как-будто подскочил, что бы встретить ее бедро, которое и так уже было ушиблено после поездки в телеге фермера.

Она села, ошеломленная внезапным полетом, когда лицо Ангуса появилось на краю кровати.

— Вы в порядке? Не ушиблись? — спросил он.

— Я, эээ…, немного потеряла равновесие, — пробормотала она в качестве ответа.

— Я так и понял, — слишком, по ее мнению, торжественно, согласился он, что вызывало сомнения в его искренности.

— Я довольно часто падаю, — солгала он, пытаясь представить инцидент как самое обыденное событие в своей жизни. Хотя, разумеется, ей никогда еще не приходилось падать после того, как она раздумывала о поцелуе с незнакомцем. — Что, с Вами никогда такого не случалось?

— Нет, конечно, никогда.

— Это невозможно.

— Ну, ладно, — размышлял он, почесывая подбородок, изображая глубокую задумчивость. — Не думаю, что так уж категорично. Бывают моменты…

Маргарет следила за его пальцами, поглаживающими кожу на щеках, и что-то в этих движениях завораживало ее до дрожи. Она могла видеть каждую щетинку. И с испугом очнулась, когда его рука протянулась к ней.

О Господи, как же ей хотелось до него дотронуться!

— Маргарет, — удивленно окликнул он. — Вы меня слушаете?

Она несколько раз моргнула, приходя в себя.

— Разумеется. Я только… — она никак не могла сообразить, что сказать. — Ладно, Вы правы, ведь очевидно, что я сижу на полу!

— А что, это отразилось на Вашем слухе?

— Нет! Я… — она в раздражении сжала губы в неприятную тонкую линию. — Так что Вы говорили?

— Вы уверены, что не хотите вернуться на кровать, чтобы слышать меня лучше?

— Нет, спасибо. Мне очень здесь удобно. Спасибо.

Он схватил ее за руку своей огромной ручищей и поднял на кровать.

— Я может быть и поверил бы Вам, если бы Вы ограничились одним «спасибо».

Она недовольно скривилась. Если у нее и был большой недостаток, то это страсть к противоречию. Она никогда не могла вовремя себя остановить. Ее родные твердили ей об этом в течении многих лет. И в глубине души, она понимала, что становилась совершенно невыносимой, стоило ей зациклиться на чем-нибудь. Но она совершенно не собиралась в этом признаваться Ангусу, тем самым раздувая его самомнение. Вместо этого она фыркнула и сказала:

— А что плохого в вежливости? Время от времени большинство людей ценит благодарность.

Он наклонился к ней.

— Знаете, откуда я знаю, что Вы совершенно меня не слушали?

Она покачала головой. Присущая ей сообразительность куда-то улетучилась.

— Вы спросили, часто ли я падаю. — сказал он с хрипотцой в голосе. — И я хотел рассказать, но… — он пожал плечами. — Ладно. Я передумал.

— Согласитесь, что я права — такое невозможно, — удалось вставить ей.

— Ну, хорошо. Согласен, — рассудительно заявил он. — Видите ли, пока Вы сидели на полу, у меня промелькнуло одно воспоминание.

— Такое было?

Он медленно кивнул, а когда заговорил, в его голосе послышались тягучие нотки:

— Я не могу говорить за всех мужчин…

Она оказалась в плену его горячего пристального взгляда, и была не в силах отвести взгляд или сделать так необходимый ей глубокий вздох. Ее кожа покалывала, а губы раскрылись. Затем она судорожно вздохнула и внезапно поняла, что ей было бы намного безопаснее, если бы она осталась сидеть на полу.

Он коснулся пальцем ее губы, нежно поглаживая, и продолжал свое неторопливое повествование.

— …но, когда я испытываю непреодолимую жажду… то…

Она взвилась с кровати как китайский фейерверк.

— Наверное, — быстро проговорила она, — нам следует немедленно спуститься и получить тот несчастный ужин.

— Право, — Ангус так внезапно встал, что кровать протестующее закачалась. — Хлеб насущный — то, что нам очень необходимо, не правда ли?

Маргарет уставилась на него, пораженная внезапным изменением выражения его лица. До этого он пытался ее обольстить — она была уверена в этом. А если и нет, то все равно, определенно, пытался вывести ее из себя. Похоже, ему это хорошо удавалось и он получал от этого удовольствие. Он преуспел в своих действиях. В ее животе свернулся тугой комок, горло пересохло, да и стоять она могла только держась за мебель, что бы сохранять равновесие. А он вел себя как ни в чем не бывало, даже улыбался! И не в малейшей степени не казался затронутым возникшей близостью, или хотя бы человеком, испытывающим чувства, которые описывал в своих сонетах Шекспир.

— Маргарет?

— Нужно поесть, — ляпнула она.

— Я рад, что Вы со мной согласны, — сказал он, удивленный до крайности ее растерянным видом. — Но сначала Вам нужно снять влажное пальто.

Она отрицательно покачала головой, складывая руки на груди.

— У меня больше ничего нет.

Он бросил ей свое пальто.

— Вы можете одеть мое.

— А что тогда оденете Вы?

— Я буду отлично себя чувствовать и в рубашке.

Импульсивно она потянулась к нему и положила руку на его плечо.

— Вы замерзнете. Ваша рубашка пошита из тонкого полотна? Это не слишком хорошая защита от холода, — когда он не ответил, она твердо добавила. — Вы не можете отдать мне свое пальто. И я не приму его.

Ангус бросил лишь мимолетный взгляд на ее руку, и в его воображении возникла картина, как эта рука спускается по его груди…Он совершенно не чувствовал себя замерзшим.

— Сэр Грин? — позвала она участливо. — Вам плохо?

Он перевел взгляд с ее руки и совершил огромную ошибку, заглянув ей в глаза. Зеленые озера, смотревшие на него в течении всего сегодняшнего вечера то с испугом, то с раздражением, то непонимающе, или, как недавно, с невинным желанием, сейчас наполнились беспокойством и состраданием. Это его ошарашило. Ангус почувствовал себя заполненным извечно мужским страхом — его тело само по себе, совершенно не советуясь с разумом, уже знало, что она была Той Самой, и, что не зависимо от того, будет он с этим бороться или нет, она дана ему судьбой. И что хуже всего, если она когда-нибудь уйдет из его жизни, ему придется ее найти и навсегда приковать к себе, что бы не упустить ее снова.

Иисус, виски и Роберт Брюс, это была, отнюдь, не радостная перспектива.

Он резко снял свою мокрую рубашку и надел сухую, разозленный собственной реакцией на Маргарет. Это началось, как ее невинное прикосновение к нему, а он уже видел всю свою дальнейшую жизнь.

Он закончил переодеваться и зашагал к двери.

— Я подожду Вас в зале, пока вы не будете готовы.

Она уставилась на него, дрожа всем телом.

— И снимите наконец эту проклятую мокрую одежду, — приказал он.

— Я не могу одеть только Ваше пальто, без ничего, — отказалась она.

— Вы можете и будете. Я не хочу быть виноватым, если Вы получите воспаление легких.

Он увидел как она расправила плечи, а в глазах появился холод.

— Вы не смеете мне приказывать, — парировала она.

Он приподнял бровь.

— Вы можете снять свою мокрую рубашку, или я это сделаю сам. Выбирайте.

Она глухо что-то заворчала, Ангус не все разобрал, но те слова, что он услышал, были не слишком благозвучны.

Он улыбнулся.

— Кто-то должен отругать Вас за Ваш язык.

— Кто-то должен Вас отругать за Ваше высокомерие.

— Вы пытались целый вечер, — заметил он.

Она издала неразборчивое восклицание. Ангус еле успел выскользнуть из комнаты прежде, чем она запусти в него второй ботинок.

Когда Маргарет выглянула из-за двери, Ангуса уже нигде не было видно. Это ее удивило. Хоть она и знала огромного шотландца всего несколько часов, но уже знала, что не из тех, кто может оставить слабую леди одну, и не позаботиться о том, что бы сопровождать ее в незнакомом месте. Она тихо закрыла дверь, не желая привлекать к себе внимания, и пошла на цыпочках к лестнице. Она была в абсолютной безопасности в этой гостинице, и защищена от нежелательно внимания громким заявлением Ангуса, о том, что она его жена. Только полный идиот решился бы сделать вызов человеку таких размеров, как Ангус. Но пережитые испытания этого дня заставили ее быть осторожней.

Если глубоко задуматься, то, вероятно, было очень неумно ехать в Гретна Грин одной, но разве у нее был выбор? Она не могла позволить Эдварду жениться на одной из тех ужасных девчонках, за которыми он ухаживал.

Она остановилась на лестничной площадке и посмотрела вниз.

— Проголодались?

Маргарет от неожиданности дернулась и с трудом удержала равновесие, успев издать короткий, но довольно громкий, визг.

— Я не собирался Вас напугать.

— Но все-таки напугали.

— Ладно, — допустил он. — Напугал. Но Вы отлично мне отомстили своим криком.

— И поделом Вам, — пробормотала она, — зато, что спрятались.

— Если честно, — сказал он, предлагая ей свою руку, — я не собирался никуда от двери уходить, но мне послышался голос сестры.

— И что? Вы нашли ее? Это была она?

Ангус удивленно поднял свою густую черную бровь.

— Вы кажетесь слишком взволнованной о человеке, которого даже не знаете.

— Зато я знаю Вас, — заметила она, отклоняясь от висевшей на стене холла «Трусишки», лампы. — И поскольку Вы невероятно мне досаждаете, я бы хотела присутствовать, когда Вы ее найдете.

Его губы сложились в легкую ухмылку.

— Мисс Пеннипакер, думаю, что Вы сейчас косвенно признались, что, возможно, я Вам нравлюсь.

— Я сказала, — резко откликнулась она, — что Вы досаждаете мне.

— Хорошо, хорошо. Я делаю это специально.

В ответ он получил взгляд, полный ярости. Он наклонился и приподнял за подбородок ее лицо.

— Раздражая Вас, я получаю ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Мне это не кажется забавным, — прошептала она.

— Конечно, нет, — сказал он весело, проведя ее в маленькую столовую. — Могу побиться об заклад, что я — единственный человек из Ваших знакомых, который осмеливается Вам противоречить.

— Вы заставляете меня чувствовать себя мегерой.

Он пододвинул ей стул.

— Я разве не прав?

— Да, — пробормотала она, — но все-же, я не мегера.

— Конечно, нет. — Он тоже присел. — Но Вы привыкли всегда идти только собственной дорогой.

— И Вы тоже, — парировала она.

— Туше.

— Фактически, — сказала она, наклоняясь к нему, с пониманием в зеленых глазах, — именно поэтому, неповиновение сестры Вас так раздражает. Вы не можете пережить, что она пошла против Ваших желаний.

Ангус скорчился на стуле. Все было забавно и весело, когда он анализировал характер Маргарет, но по отношению к себе считал недопустимым.

— Энн шла против моих желаний с самого первого дня, как родилась.

— А я и не говорила, что она была до этого кроткой и послушной, и делала все, что Вы говорите.

— Иисус, виски и Роберт Брюс, — воскликнул он. — Это точно, совершенно не была…

Она проигнорировала его нечистивое ругательство и продолжила:

— Но Ангус, — сказала она, жестикулируя, что бы придать веса своим словам. — Она когда-нибудь прежде не слушалась Вас так? Делала что-то, что могло полностью разрушить Вашу жизнь?

Некоторое время он сидел не шелохнувшись, а затем отрицательно покачал головой.

— Ну вот! — Маргарет улыбнулась, чрезвычайно довольная собой. — Именно поэтому Вы так трясетесь.

Выражение на его лице стало надменно-снисходительным

— Мужчины не трясутся.

Ее взгляд стал насмешливым.

— Прошу прощения, но я вижу перед собой именно такого мужчину.

Они уставились на друга через стол в течении нескольких секунд, пока Ангус, наконец, не сказал:

— Если Вы поднимите свои брови еще выше, то я могу оказаться перед перспективой необходимости вручную отделять их от линии волос.

Маргарет попыталась ответить что-то в том же духе, но чувство юмора взяло верх, и она рассмеялась. Маргарет Пеннипакер, поглощенная смехом, представляла собой очаровательное зрелище. Ангус никогда еще не был так доволен, как в эту минуту бездельничанья и созерцания другого человека. Ее рот раскрылся от смеха, а глаза светились чистой радостью. От смеха ее волосы растрепались и упали на грудь.

— О, прекрасно, — сказала она, глубоко вздохнув, и откидывая за спину шелк мягко завивающихся каштановых волос. — О, мои волосы…

Ангус улыбнулся.

— Ваша прическа всегда разваливается, когда Вы смеетесь? Поскольку, я должен сказать, что это совершенно замечательное обстоятельство.

Она успокоилась и слегка встряхнула головой.

— Я думаю, что она растрепалась еще сегодня днем. А у меня не было времени, что бы попытаться привести ее в порядок, прежде чем спуститься к ужину, и…

— Вы не должны передо мной оправдываться. Я уверен, что в нормальной обстановке, Ваши волосы всегда в идеальном порядке.

Маргарет нахмурилась. Она всегда гордилась своим аккуратным внешним видом, но слова Ангуса, которые были, конечно, сказаны, не как комплимент, тем не менее, превратили ее в желе от удовольствия. Она была спасена от дальнейшего обсуждения своего внешнего вида, приходом Джорджа — владельца гостиницы.

— Ох, а вот и вы! — громко сказал он, ставя на стол большое блюдо. — Совершенно проголодались, не так ли?

— Не то слово, — подтвердил Ангус, сопровождая свои слова жестом, которым обмениваются мужчины, когда хотят показать, что прекрасно понимают друг друга.

Маргарет закатила глаза.

— Ну что ж, вы получите удовольствие, — сказал Джордж. — У моей жены оказался прекрасный хаггис, приготовленный на завтра, уже даже сваренный, что б не испортился. Он еще горячий.

Маргарет была совершенно не уверена, что горячий хаггис выглядит аппетитным, но решила не высказывать своего мнения по этому поводу.

Ангус вдохнул ароматы, а по мнению Маргарет ядовитые пары, и стал удовлетворенно причмокивать.

— Ох, Маккалум, — сказал он с ярко выраженным шотландским акцентом, — Если и на вкус это также прекрасно, как и на запах, то Ваша жена — гений!

— Ну, конечно, — подтвердил Джордж, ставя перед ними пустые тарелки. — Ведь она вышла за меня замуж, не так ли?

Ангус сердечно рассмеялся и дружески хлопнул хозяина гостиницы по спине. Маргарет почувствовала комок в горле и кашлем попыталась его подавить.

— Один момент, — сказал Джордж. — Сейчас только подам ножи.

Маргарет наблюдала, как он уходит, а затем наклонившись через стол, прошипела:

— Из чего он сделан?

— Вы не знаете? — откровенно наслаждаясь ее неприятностями, спросил он.

— Я знаю только, что пахнет отвратительно!

— Такс-такс-такс. Вы так оскорбительно отзывались о моей национальной кухне, даже не зная толком о чем говорите?

— Просто скажите мне составляющие. — взмолилась она.

— Рубленное сердце, печенка, перец, — стал медленно перечислять он. — С добавлением почечного сала, лука и овсянки. И все это зашитое в желудок овцы и сваренное.

— Что? — спросила Маргарет, втягивая в себя воздух. — Что я сделала, что бы заслужить такое?

— Ну, — сказал Ангус деловито. — Вам понравиться. Англичане любят все эти продукты.

— Только не я. Я их никогда не ем.

Он подавил смех.

— Тогда у Вас проблемы.

Глаза у Маргарет расширились в панике.

— Я не могу это есть.

— Вы же не хотите оскорбить Джорджа, не так ли?

— Нет, но…

— Вы же говорили, что получили хорошее воспитание, не так ли?

— Да, но…

— Так вы готовы? — спросил Джордж, быстро заходя в комнату, с блестящими от возбуждения глазами. — Поскольку, я готов представить вашему вниманию божественный хаггис по собственному рецепту.

В его голосе было столько энтузиазма, а во взмахе ножом чувств, что Маргарет невольно отшатнулась в страхе за сохранность своего носа. Джордж громко пропел несколько куплетов гимна, посвященного этой непритязательной еде, пока с гордостью нарезал хаггис, предъявляя миру его непритязательные внутренности. И запахи.

— О, мой Бог, — задохнулась Маргарет, мысленно произнося самую искреннюю молитву в своей жизни.

— Вы видели когда-нибудь еще что-то столь прекрасное? — торжествовал Джордж.

— Я возьму половину себе сразу, — сказал Ангус.

Маргарет слабо улыбнулась, стараясь не дышать.

— Ей поменьше, — распорядился за нее Ангус. — Ее нынешний аппетит не сравнить с прежним.

— Ах, да, — согласился Джордж. — Малыш. У вас совсем небольшой срок, а?

Маргарет предположила, что небольшой, может быть расценен и как никакой, и согласно кивнула головой.

Ангус одобрительно взглянул на нее. Маргарет нахмурилась, раздраженная его готовностью поддерживать эту нелепую ложь.

— Запах может вызывать у вас легкую тошноту, — согласился Джордж. — Но нет ничего полезнее для младенца, как хаггис, поэтому Вы должны, по крайней мере, хотя бы попробовать, или, как говорит моя двоюродная бабушка Милли, «воздать должное».

— Ну, разумеется, — удалось выдохнуть Маргарет.

— Вот, пожалуйста, — сказала Джордж, наваливая ей изрядное количество.

Маргарет уставилась на еду в своей тарелке, пытаясь не блевать. Если это немного, то страшно себе представить, что означает нормальная порция.

— Скажите, — робко поинтересовалась она. — А как выглядит Ваша бабушка Милли?

— Ох, она — замечательная женщина. Сильная, как вол. И такая же по размеру.

Маргарет скромно потупила глаза.

— Ну, да, конечно, — пробормотала она. — Я так и подумала.

— Попробуйте, — настаивал Джордж. — Если Вам понравится, то я постараюсь, что бы завтра моя жена приготовила для Вас хугги-мугги.

— Хугги-мугги?

— То же самое, что и хаггис, — услужливо объяснил Ангус. — Только вместо желудка овцы, смесь закладывается в рыбье брюхо.

— Как…чудесно.

— Тогда я велю ей этим заняться, — заверил ее Джордж.

Маргарет с ужасом наблюдала за пританцовывающим хозяином гостиницы, быстро направляющимся в сторону кухни.

— Мы завтра не сможем здесь поесть, — прошипела она. — Мне все-равно, почему и как, даже если будет нужно, переедем в другую гостиницу.

— Просто не ешьте хугги-мугги, — сказал Ангус, захватывая вилкой огромный кусок хаггиса и с удовольствием кладя его в рот. — А, ну да, это для того, что бы избежать необходимости проявить вежливость, хваля хозяина за его еду?

Ангус продолжал жевать, запивая пивом, которое поставил на стол один из служащих гостиницы.

— Вы даже не собираетесь попробовать? — спросил он, показывая на ее тарелку.

Она покачала головой, а в ее глазах возникла паника.

— Попробуйте кусочек, — уговаривал он, расправляясь со своей порцией с невероятной быстротой.

— Я не могу, Ангус, говорю Вам! Это самая ужасная вещь, и я точно знаю, что если проглочу хоть самый крохотный кусочек, я умру.

Он запил хаггис большим глотком пива, и спросил уже совершенно серьезно:

— Вы уверены?

Она кивнула.

— Ну, раз так, — он потянулся через весь стол за ее тарелкой и пересыпал ее содержимое в свою. — Нельзя допустить, что бы пропал такой восхитительный хаггис.

Маргарет начала заинтересованно оглядываться.

— Интересно, здесь есть где-нибудь хлеб?

— Голодны?

— Голодна.

— Если Вы сможете продержаться еще минут десять и не умереть с голоду, то старина Джордж скоро должен принести немного сыра и пудинга.

Вздох облегчения вырвался у Маргарет.

— Вам понравятся шотландские десерты, — сказал Ангус. — В них нет никаких внутренностей.

Маргарет никак не отреагировала. Ее взгляд был прикован к окну.

«По-видимому она совсем обессилела от голода» — подумал Ангус, и что бы поддержать ее продолжил:

— Если нам повезет, то нам подадут чанахан. Вы никогда в жизни не пробовали такого вкусного пудинга.

Она не ответила, и он, пожав плечами, съел последний кусочек, лежавший на тарелке. Иисус, виски и Роберт Брюс — как вкусно. Он даже не подозревал насколько был голоден. Но ничто так не утоляет голод, как хороший хаггис. Маргарет и понятие не имеет, что потеряла.

Кстати о Маргарет…Он пристально взглянул на нее. Ее взгляд все так же был прикован к окну. Ангус задался вопросом: может ей нужны очки.

— Моя мама делала самый сладкий чанахан по эту сторону Лох-Ломонда, — сказал он, считая, что хоть один из них должен поддерживать беседу за столом. — Овсянка, сливки, сахар, ром. Все это делает вкус…

Маргарет судорожно вздохнула. Ангус от неожиданности уронил вилку. Что-то в ее голосе насторожило его.

— Эдвард, — прошептала она.

Выдержка покинула ее, лицо исказила такая жуткая гримаса, какая и не снилась Лох-Несскому чудовищу, и, вскочив на ноги, она помчалась на улицу. Ангус поднял вилку и застонал — в этот самый момент из кухни донесся запах чанахана.

Ангус хотел стукнуть себя по голове от расстройства.

Маргарет? (Он посмотрел на дверь, за которой она скрылась).

Или чанахан? (Он с тоской взглянул на дверь кухни).

Маргарет?

Или чанахан?

— Проклятье, — пробормотал он, поднимаясь. Он сделал свой выбор в пользу Маргарет.

И, поскольку, он уходил от чанахана, у него испортилось настроение и он почувствовал, что его выбор так или иначе определил его судьбу.