Нирмал неслышно подошла к принцессе и увидела, что та сидит одна и горько плачет. В руке она держала миниатюру из числа купленных у старухи. Чанчал-кумари тотчас же повернула портрет так, чтобы Нирмал не видела, кто изображен на нем, но Нирмал нетрудно было догадаться, чей это портрет.
— Что же нам теперь делать? — спросила она.
— Я никогда не стану рабыней могола! — воскликнула Чанчал-кумари.
Я знаю, что ты против, но ведь это приказ Аламгира. Разве может раджа ослушаться его? Делать нечего, дружок. Тебе придется примириться с неизбежностью. А ведь на твою долю выпало большое счастье. Возьми к примеру княжество Джодпур или Амбер, возьми любого раджу, падишаха, вельможу или наваба. Есть ли на земле хоть один властитель, дочь которого не желала бы сесть на делийский трон! Отчего же ты так не хочешь стать повелительницей мира?
— Убирайся прочь! — рассердилась Чанчал-кумари.
Нирмал убедилась, что таким способом она ничего не добьется, и решила переменить тактику.
— Представь себе, что я убралась прочь, — снова заговорила она. — Но должна же я позаботиться о благе своего покровителя. Подумала ли ты, что будет с твоим отцом, если ты откажешься поехать в Дели?
— Я думала об этом, — ответила Чанчал-кумари. — Если я не поеду, отцу не сносить головы и от крепости не останется камня на камне. Я не пойду на отцеубийство. Когда прибудут войска падишаха, я вместе с ними отправлюсь в Дели. Это я твердо решила.
Нирмал просияла:
— Но ведь я советовала тебе то же самое.
Принцесса снова нахмурилась.
— Ты, может быть, думаешь, что я отправлюсь в Дели, чтобы разделить ложе с мусульманской обезьяной? Разве лебедь бывает в услужении у журавля?
— Что же ты тогда сделаешь? — в недоумении спросила Нирмал.
Чанчал-кумари показала ей перстень.
— На пути в Дели я приму яд, — сказала она. Нирмал знала, что в перстне хранится яд.
— Неужели нет иного выхода? — воскликнула она.
— А какой еще может быть выход? — ответила Чанчал-кумари. — Есть ли на свете храбрец, который ради меня бросит вызов делийскому падишаху? Раджпутские князья опозорили свой род и сделались рабами моголов. Разве есть теперь Санграм[38] или Пратап?
— Что ты говоришь, принцесса! — возразила Нирмал. — Да если бы и были живы Санграм и Пратап, чего ради они стали бы из-за тебя ссориться с падишахом? Кто станет жертвовать собой ради чужого человека? Сейчас, правда, нет Пратапа и Санграма, зато есть Радж Сингх. Но почему вдруг он станет всем рисковать ради тебя? Тем более, что ты родом из Марвара.
— Ну и что из того? Разве раджпуты не защищали всех, кто просил у них защиты, если только у них была сила в руках? Об этом я и думала, Нирмал. В беде я призову на помощь славного потомка Санграма и Пратапа — неужели он не заступится за меня?
С этими словами Чанчал-кумари перевернула портрет и Нирмал увидела изображение Радж Сингха.
— Смотри, дружок, — проговорила принцесса, не отводя взора от портрета, — неужели ты не веришь, глядя на этот царственный облик, что Радж Сингх — защитник беспомощных и сирот? Неужели он не поможет мне, если я призову его на помощь?
Нирмал была наделена трезвым умом, она призадумалась. Пристально глядя на подругу, она спросила:
— А чем ты вознаградишь героя, который спасет тебя от беды?
Принцесса поняла, что имела в виду Нирмал.
— Чем я вознагражу его? — грустно, но твердо заметила она. — Разве есть у меня что-нибудь, что я могла бы отдать? Ведь я женщина!
— У тебя есть ты сама, — возразила Нирмал.
— Убирайся! — Чанчал-кумари смущенно отвернулась.
— В княжеских домах такое бывает, — продолжала Нирмал. — Если ты можешь стать Рукмини, то Джадупати[39], конечно, придет тебе на помощь.
Чанчал-кумари опустила голову. На ее прекрасном лице смущение и счастье сменяли друг друга подобно тому, как на закате сменяются набегающие одна из другой волны света на гряде облаков, с каждым мгновением рождая все новую и новую красоту.
— Чем заслужу я такое счастье? — воскликнула она. — Возьмет ли он меня в жены?
— Об этом судить ему, а не нам, — ответила Нирмал. — Разве нельзя послать к нему гонца? Тайно, так, чтобы никто об этом не знал. Я слышала, что у него достаточно сильная армия.
Чанчал-кумари задумалась.
— Пошли за моим духовным наставником, — сказала она наконец. — Кто любит меня больше, чем он? Объясни ему все и приведи ко мне. Мне было бы стыдно рассказывать ему обо всем самой.
В это время подружки Чанчал-кумари сообщили о приходе торговки жемчугом.
— Сейчас мне не до покупок, — сказала принцесса. — Гоните ее прочь.
— Мы уже пытались ее прогнать, — сказали подружки, — а она не уходит. Нам кажется, у нее есть какое-то важное дело.
Волей-неволей Чанчал-кумари пришлось ее принять.
Торговка жемчугом показала ей несколько фальшивых жемчужин.
— Ты так упорствовала ради того, чтобы показать мне эти подделки? — с раздражением спросила ее принцесса.
— Нет, — ответила торговка. — У меня есть кое-что еще. Но я могу показать это только тебе одной.
— Я не стану говорить с тобой одна, со мной будет моя подруга, — сказала Чанчал-кумари. — Пусть Нирмал остается, а все другие выйдут.
Когда все, кроме Нирмал, удалились, Деви, а торговка жемчугом была не кто иная, как Деви, показала Чанчал-кумари перстень джодпурской принцессы.
— Откуда ты его взяла? — спросила Чанчал-кумари, прочитав надпись на перстне.
— Мне вручила его джодпурская принцесса.
— А какое ты имеешь к ней отношение?
— Я ее служанка.
— Зачем же ты пришла сюда с этим перстнем?
В ответ Деви все рассказала. Выслушав ее, Нирмал и Чанчал-кумари переглянулись.
Чанчал-кумари отпустила Деви, щедро наградив ее на прощание.
— Нирмал! — воскликнула принцесса, когда за Деви закрылись двери. — Верни ее, она забыла перстень.
— Она не забыла, — возразила Нирмал. — Я думаю, что она оставила его нарочно.
— Но что мне делать с ним?
— Сохрани его. Когда-нибудь ты сможешь сама вернуть его Джодпури.
— Как бы там ни было, — сказала Чанчал-кумари, — а совет джодпурской принцессы прибавил мне смелости. Когда мы, две девчонки, советовались друг с другом, я никак не могла решить, что же мне в конце концов следует делать. А теперь я знаю: я должна искать защиты у Радж Сингха.
— Мне-то это давным-давно было ясно, — рассмеялась Нирмал.
Чанчал-кумари склонила голову и тоже засмеялась. Нирмал вышла, но на душе у нее было совсем не весело. По щекам ее струились слезы.
Ананта Мисра был потомственным священнослужителем рода рупнагарского раджи. Он любил Чанчал-кумари, как родную дочь. Все относились с большим почтением к этому мудрому пандиту[40]. Едва Чанчал-кумари послала за ним, как он появился в онтохпуре[41] — перед ним были открыты все двери. По дороге его встретила Нирмал и не отпустила, пока не рассказала ему все.
Улыбающийся брахман предстал перед Чанчал-кумари. Он был высок, его широкий лоб разрисован пеплом и сандаловой пастой, на груди висели четки. Чанчал-кумари поклонилась духовному наставнику, принцесса держалась спокойно, она была само воплощение решимости. Слезы Чанчал-кумари видела только Нирмал.
— Мать Лакшми, — обратился Ананта Мисра к Чанчал-кумари. — Почему ты вдруг вспомнила обо мне?
— Потому что ты должен меня спасти. Потому что больше некому спасти меня.
— Понимаю, — улыбнулся наставник. — Рукмини выходит замуж, поэтому старому брахману придется отправиться в Двараку[42]. Посмотрим, припасла ли для нас что-нибудь богиня счастья. Я отправлюсь в Удайпур, если у меня будут деньги на дорогу.
Чанчал-кумари достала вышитый золотом мешочек, полный золотых монет. Брахман взял пять монет, остальные вернул Чанчал-кумари, сказав при этом:
— По дороге я буду питаться рисом, а не золотыми монетами. Сможешь ли ты сделать одну вещь?
— Я готова прыгнуть в огонь, чтобы избавиться от постигшей меня беды, — ответила Чанчал-кумари. — Приказывай, что я должна делать.
— Сможешь ли ты написать письмо Радж Сингху?
Чанчал-кумари задумалась.
— Я девушка, — наконец ответила она, — и никогда не покидала онтохпура, к тому же я не знакома с ним… Но уместен ли стыд, если я прошу о милости? Напишу.
— Я продиктую или ты напишешь сама?
— Посоветуйте, как написать.
— Нет, нет, — вмешалась вошедшая Нирмал. — Это дело женского ума. Мы напишем сами. А вы пока собирайтесь в дорогу.
Брахман пошел к радже Викрам Сингху.
— Я отправляюсь в путешествие, — сказал он ему, — и пришел благословить махараджу на прощание.
Раджа поинтересовался, куда и с какой целью он уезжает, но брахман уклонился от ответа, признавшись только, что побывает в Удайпуре, и попросил у раджи рекомендательное письмо к Радж Сингху.
Получив от раджи письмо, Ананта Мисра вернулся к Чанчал-кумари.
К этому времени Чанчал-кумари и Нирмал объединенными усилиями закончили письмо. Принцесса вынула жемчужный браслет редкой красоты и вручила его брахману.
— Когда махарана прочитает письмо, — с казала она, — передайте ему от меня этот браслет в знак дружбы. Глава раджпутского рода не отвергнет амулета, посланного раджпутской девушкой.
Брахман согласился, и принцесса простилась с ним, взяв прах от его ног.
Взяв с собой кое-какую одежду, зонт, посох, палочки сандалового дерева и некоторые другие необходимые в дороге вещи, Ананта Мисра попрощался с женой и в сопровождении слуги отправился в Удайпур.
— Зачем ты идешь туда? — приставала к нему жена.
— Махарана назначит мне пенсию, — ответил ей брахман, и жена тотчас же успокоилась, боль разлуки не мучила ее больше. Пламя сжигавшего ее горя погасло от прохладного ветерка надежды на деньги. Ананта Мисра и его слуга двинулись в путь. Чтобы не было лишних разговоров, брахман не взял с собой больше людей. Но если бы он представлял себе, что ожидает его впереди, вряд ли он ограничился бы одним слугой.
Путь был нелегок, особенно в горах. Во многих местах путникам негде было переночевать. Брахман принимал пищу один раз в день, ночевал где придется и шел от зари до зари. На дорогах было неспокойно, поэтому брахман, всякий раз отправляясь в путь, находил себе попутчиков, помня, что у него с собой драгоценный браслет Чанчал-кумари. А если не было попутчиков, он искал пристанища. Однажды вечером он воспользовался гостеприимством одного храма. Наутро, когда он собрался в путь, ему не пришлось искать попутчиков. Вместе с ним двинулись в горы четверо купцов, которые так же, как и он, провели ночь в храме.
— Куда держишь путь? — спросили они брахмана.
— В Удайпур, — ответил тот.
— Вот хорошо, — обрадовались купцы, — пойдем вместе.
Брахман с радостью примкнул к ним.
— А далеко ли до Удайпура? — спросил он.
— Рукой подать, — отвечали купцы. — К вечеру будем на месте. Мы уже находимся во владениях махараны.
Путники шли вперед, переговариваясь между собой. Горная дорога то круто поднималась вверх, то переходила в головокружительный спуск. Нигде не было даже следов человеческого жилья. Но вот трудная дорога кончилась, путникам предстояло спуститься на равнину. Они вышли к долине необычайной красоты. С двух сторон невысокие гряды гор, покрытые зелеными деревьями, устремили вершины к небу. А между ними, пенясь и гремя галькой, бежал к лесу шумный ручей, вода которого была как голубое стекло. Вдоль берега вилась тропа. Людей, идущих по этой тропе, можно было увидеть только с гор.
Когда путники спустились в это глухое место, один купец спросил брахмана:
— У тебя есть с собой деньги?
Брахман испуганно вздрогнул, услышав этот вопрос.
«Должно быть, здесь нужно особенно остерегаться разбойников, — подумал он, — и купцы хотят предупредить меня».
Ложь — прибежище слабых. Ананта Мисра ответил:
— Я нищий брахман, откуда у меня могут быть деньги?
— Лучше отдай нам все деньги, что у тебя есть, — сказал купец. — А не то тебе не видать их, как своих ушей.
Брахман заколебался. Сначала он хотел было отдать браслет купцам на сохранение, но потом подумал: «Я не знаю этих людей, можно ли им доверять?» И он повторил:
— Я нищий брахман, откуда у меня деньги?
Нет ничего хуже колебаний в минуту опасности. Видя, что брахман в нерешительности, переодетые разбойники поняли, что у него есть с собой что-то ценное. Один из них схватил брахмана за горло, повалил на землю, придавил ему грудь коленом и зажал рот рукой. Слуга брахмана незаметно скрылся в суматохе. Несчастный брахман принялся мысленно молиться Вишну. Другой разбойник схватил его узелок, развязал и вынул из него браслет Чанчал-кумари, два письма и золотые монеты.
— Не стоит убивать брахмана, — сказал он своим товарищам. — Нам досталась неплохая добыча. Давайте отпустим его.
— Отпускать нельзя, возразил другой разбойник. — Он подымет шум. У махараны Радж Сингха тяжелая рука, он не дает храбрым людям зарабатывать себе на хлеб. Давайте лучше привяжем его к дереву.
Разбойники крепко связали брахмана по рукам и ногам его собственной одеждой, заткнули ему рот и привязали его к стволу невысокого дерева у подножия горы. Затем, прихватив с собой браслет Чанчал-кумари, письма и все остальное, пошли по тропе вдоль берега ручья и скрылись в горах. Разбойники не заметили в спешке, что с одного из соседних холмов за ними наблюдает всадник.
Войдя в лес, растущий по берегам горного ручья, разбойники двинулись по крутой нехоженой тропе и вскоре добрались до своей тайной пещеры.
В пещере хранились съестные припасы, постели и все необходимое для варки пищи. Было видно, что разбойники часто приходят сюда. Даже кувшины были наполнены водой. Забравшись в пещеру, они закурили трубки, а один из них хотел было заняться стряпней.
— Маниклал, — остановил его другой разбойник. — Поесть мы успеем. Давай сначала решим, как быть с нашей добычей.
Маниклал согласился. Он поделил монеты, и каждый взял свою долю. Браслет разделить нельзя, его надо было предварительно продать. Стали решать, как поступить с письмами.
— На что нам эти бумажки? — заявил атаман. — Давайте сожжем их. — И он передал письма Маниклалу, чтобы тот принес их в жертву богу огня.
Маниклал умел немного читать и писать. Прочитав оба письма, он пришел в восторг.
— Эти письма уничтожать нельзя! — воскликнул он. — На них можно неплохо заработать.
— Как? Как? — закричали его товарищи.
Маниклал подробно пересказал им содержание писем. Разбойники обрадовались.
— Мы получим вознаграждение, если отдадим эти письма Радж Сингху, — предложил Маниклал.
— Глупец, — возразил атаман. — А что ты ответишь, если махарана спросит, откуда мы их взяли? Ты, может быть, скажешь, что мы ограбили брахмана? В награду получишь от махараны смертный приговор. Нет, мы передадим письма падишаху. Я знаю, что за такую находку можно получить неплохую награду. Для того…
Атаман не успел договорить — голова его слетела с плеч и покатилась по земле.
Всадник видел с вершины, как четверо привязали одного человека к дереву и поспешно ушли. Того, что произошло до этого, он не знал. Когда люди, за которыми он наблюдал, скрылись за поворотом ущелья, всадник спешился и, погладив коня, сказал:
— Виджай! Оставайся здесь, я скоро вернусь. Не шуми.
Конь остался на месте, а его хозяин быстро спустился в ущелье. Мы уже говорили, что горы были невысокие.
Всадник приблизился к брахману и освободил его.
— Расскажите в двух словах, что здесь произошло! — попросил он брахмана.
— Я шел вместе с четырьмя попутчиками, — начал тот. — Я их не знал, мы познакомились в пути. Они выдавали себя за купцов. Когда мы дошли до ущелья, они напали на меня и отняли все, что у меня было.
— А что они отняли?
— Жемчужный браслет, несколько золотых монет и два письма, — ответил брахман.
— Ждите меня здесь. Я посмотрю, куда они направились и вернусь.
— Как? Вы не боитесь следовать за ними? — воскликнул брахман. — Их четверо, а вы один.
— Разве вы не видите, что я раджпутский воин? — отвечал пришелец.
Ананта Мисра только тут разглядел своего избавителя. У него действительно воинственный вид: за поясом пистолет и меч, в руке копье.
Раджпут осторожно пошел тропой, по которой удалились разбойники. Однако в лесу он быстро потерял ее, а разбойников и след простыл.
Тогда, раджпут снова поднялся на вершину. Оглядевшись, он увидел, что вдалеке по лесу пробираются четыре человека. Он запомнил, в каком направлении они шли. Немного погодя разбойники приблизились к подножию горы и пропали. «Либо они устроили привал и их не видно за деревьями, — подумал раджпут, — либо скрылись в пещере».
Заметив, как пройти к месту, где исчезли разбойники, он спустился в ущелье и углубился в лесную чащу. Добравшись до того места, где скрылись разбойники, он увидел, что у подножия горы действительно есть пещера. Из нее доносились голоса.
Некоторое время раджпут колебался: их четверо, а он один. Стоит ли входить в пещеру? Если они отрежут ему выход и накинутся вчетвером, ему несдобровать. Но эти мысли недолго занимали его — что такое страх смерти! Страх смерти никогда не останавливал раджпутов. Если он войдет в пещеру, один или двое наверняка падут от его руки. Но что если они не разбойники? Тогда погибнут невинные.
Раджпутский воин осторожно подкрался к пещере и, чтобы рассеять сомнения, прислушался к разговору находившихся внутри людей. Говорили о том, как разделить добычу. Раджпуту стало ясно, что эти люди действительно разбойники, и он принял решение.
Спрятав копье в кустах, он обнажил меч. В левой руке у него был пистолет. Разбойники были так увлечены разговором, что не заметили, как раджпут проник в пещеру. Атаман стоял спиной к двери. Раджпут нанес ему страшный удар мечом и голова разбойника слетела с плеч.
В этот момент разбойник, сидевший рядом с атаманом, обернулся. Раджпут с такой силой ударил его ногой в лицо, что тот без чувств свалился на пол. Окинув взглядом двух оставшихся врагов, раджпут увидел, что один из них, укрывшись в углу пещеры, готов швырнуть в него огромный камень. Грянул выстрел и третий разбойник упал замертво. Видя, что ему несдобровать, оставшийся в живых Маниклал, как ящерица, скользнул к выходу и во весь дух пустился бежать. Раджпут бросился за ним. Споткнувшись о спрятанное раджпутом копье, Маниклал тотчас же схватил его и обернулся к раджпутскому воину.
— Махарадж! — крикнул он. — Я вас узнал. Остановитесь, не то я проткну вас копьем!
— Если бы ты и попытался меня ударить, — засмеялся раджпут, — я перехватил бы копье левой рукой, но ты не сможешь. Гляди!
Не успели отзвучать эти слова, как раджпут с силой швырнул в Маниклала разряженный пистолет. Удар пришелся ему по правой руке и Маниклал выронил копье. Раджпутский воин поднял его и, ухватив Маниклала за волосы, замахнулся мечом, чтобы отсечь ему голову.
— Махараджадхирадж[43]! — взмолился Маниклал. — Подарите мне жизнь, не убивайте меня, пощадите!
Раджпут разжал пальцы и опустил меч.
— Почему ты так боишься умереть? — спросил он.
— Я не боюсь умереть, — ответил Маниклал. — Но у меня есть дочь, ей семь лет. Мать ее умерла. У нее нет никого, кроме меня. Я кормлю ее утром перед уходом и вечером, когда возвращаюсь домой. Без меня ее некому накормить. Мне нельзя умирать! Если умру я, умрет и она. Если я должен умереть, убейте сначала ее.
Разбойник заплакал.
— Махараджадхирадж! — сказал он, вытирая слезы. — Припадая к вашим стопам, клянусь, что никогда больше не буду разбойничать. Я вечно буду вашим рабом. И если вы сохраните мне жизнь, то рано или поздно ваш верный слуга сумеет принести вам пользу.
— Так ты знаешь, кто я? — спросил раджпут.
— Кто же не знает махарану Радж Сингха? — отвечал разбойник.
— Я дарую тебе жизнь, — сказал Радж Сингх. — Но ты поднял руку на собственность брахмана. Я нарушу свой княжеский долг, если оставлю тебя без наказания.
— Махараджадхирадж! — смиренно проговорил Маниклал. — Я совсем недавно вступил на путь греха. Прошу вас, не выносите мне сурового приговора. Я накажу себя сам, тут на ваших глазах.
С этими словами разбойник вынул из-за пояса небольшой нож и как ни в чем не бывало принялся отрезать себе указательный палец. Нож не брал кость. Тогда Маниклал положил руку на камень, приставил к пальцу лезвие ножа и, ударив по нему другим камнем, отрубил палец. Отрубленный сустав отскочил в сторону.
— Махарадж! — сказал разбойник. — Утвердите этот приговор.
Радж Сингх был поражен — разбойник даже глазом не моргнул.
— Этого довольно, — сказал он. — Как тебя зовут?
— Вашего недостойного слугу зовут Маниклал Сингх. Я — позор раджпутского рода.
— Маниклал, — сказал Радж Сингх. — С этого дня ты поступил ко мне на службу и стал всадником моей конницы. Поезжай с дочерью в Удайпур. Я пожалую тебе земли.
Маниклал взял прах от ног махараны и, попросив его немного подождать, вернулся в пещеру и вынес похищенный браслет, письма и золотые монеты.
— Слагаю к вашим ногам все, что мы отняли у брахмана. Письма адресованы вам. Раб, прочитавший их, просит у вас прощения.
— Маниклал, — сказал Радж Сингх, увидев на конверте свое имя, — здесь неподходящее место для чтения писем. Выведи меня отсюда, ты знаешь дорогу.
Маниклал повел его за собой. Он не обращал ни малейшего внимания на свою израненную руку и ни слова не говорил об отрубленном пальце. Он даже ни разу не поморщился от боли. Вскоре они нашли глухое живописное место на берегу ручья.
Журчание шумного ручья, перекатывающего гальку, смешивалось здесь с шелестом легкого ветерка и неумолчным щебетанием лесных птиц. Деревья на склонах гор были усыпаны гроздьями распустившихся цветов. Красота переливалась через край, звуки волнами набегали со всех сторон, запахи опьяняли, и природа покоряла сердце своим очарованием. Присев на огромный камень, Радж Сингх принялся читать письма.
Сначала он прочитал письмо раджи Викрам Сингха, после чего разорвал его. «Письмо достигнет своей цели, если я чем-нибудь одарю брахмана», — подумал он и перешел к письму Чанчал-кумари. Вот что было в нем написано:
«О, государь! Вы венец раджпутского рода, глава индусов. Я неизвестная вам скромная девушка никогда бы не осмелилась написать вам, если бы мне не угрожала смертельная опасность. Вы, конечно, поймете это и простите мне мою дерзость.
Тот, кто доставит это письмо, мой духовный наставник. От него вы сможете узнать, что я девушка из раджпутского рода. Рупнагар очень маленькое княжество, тем не менее Викрам Сингх Соланки — настоящий раджпут. Как принцесса я не могу равняться с повелителем Удайпура и могу рассчитывать только на жалость, потому что вы вождь раджпутов, украшение раджпутского рода.
Прошу вас, выслушайте о моем несчастье. На мою беду делийский падишах пожелал взять меня в жены. Вскоре прибудут его войска, чтобы отвезти меня в Дели. Я раджпутка из касты кшатриев, я не хочу стать рабыней могола. Как может лебедь стать женой журавля? Как дочь Гималаев — Ганга может смешаться с мутной водой пруда? Как я, дочь раджи, смогу выполнять приказания тюркских[44] варваров? Я решила принять яд, прежде чем стать женой падишаха.
Махараджадхирадж! Не сочтите это за гордыню. Я знаю, что я дочь мелкого князя. Даже гордые и славные повелители Джодпура, Амбера и других княжеств не считают для себя зазорным отдать дочь делийскому падишаху. Да что говорить о позоре? Они почитают это за честь. Что я такое в сравнении с ними? Вы можете спросить, откуда у меня такое высокомерие? Но, махарадж! Разве светлячки не светятся, когда заходит солнце? Разве не раскрываются цветы жасмина, когда лотос свертывает свои отягченные росой лепестки? Разве не может Рупнагар сохранить честь своего рода, когда Джодпун и Амбер ее потеряли?
Махарадж, от сказителей я слыхала, что, когда махарадж Ман Сингх[45] пришел разделить трапезу с махараной Пратапом, тот отказался сесть с ним рядом. «Я не стану есть вместе с тем, кто отдал сестру тюркам», — заявил он. Неужели мне придется объяснять потомку этого великого героя, что такое замужество ненавистно для девушки раджпутского рода?
Махарадж! Почему до сих пор ни одна девушка из вашего рода не стала женой тюрка? Ваш род — действительно мужественный и могущественный, но это не единственная причина. Могущественный турецкий султан или персидский шах почитают за честь отдать дочь делийскому падишаху. Почему же тогда лишь повелитель Удайпура не отдает ему дочери? Потому что он раджпут. Я тоже раджпутка. Махарадж! Я поклялась, что умру, но сохраню честь своего рода.
Я поклялась, если не будет выхода, покончить с собой. Но все же в восемнадцать лет мне не хочется расставаться со своей молодой жизнью. Но кто может спасти меня? О моем отце нечего и говорить. Разве он в силах поспорить с самим Аламгиром? Сколько раджпутских князей, крупных и мелких, сделались слугами падишаха и дрожат в страхе перед ним. Вы единственный светоч раджпутского рода, только вы независимы. Только повелитель Удайпура равен падишаху. Среди индусов нет больше никого, кто мог бы защитить девушку, которой угрожает опасность. Прошу вашей защиты. Неужели вы не спасете меня?
Не думайте, что я не понимаю, с какой громадной просьбой обращаюсь к вам. Я пишу вам, руководствуясь не только девичьим умом. Я знаю, нелегко спорить с повелителем Дели. На земле нет никого, кто, вступив с ним в борьбу, мог бы надеяться уцелеть. Но, махарадж! Вспомните, что махарана Синграм Сингх едва не лишил трона шаха Бабура. Махарана Пратап Сингх изгнал шаха Акбара из Раджпутаны. А вы — наследник их трона, вы — потомок Санграма и Пратапа. Неужели вы слабее своих предков? Я слышала, что в Махараштре какой-то горный разбойник нанес поражение Аламгиру. Может ли тогда Аламгир померяться силами с повелителем Раджастана?
Вы можете сказать — да, у меня есть силы, но почему я должен идти на такие жертвы ради тебя? Почему я должен убивать людей и вести кровопролитную войну ради какой-то неизвестной взбалмошной девчонки?
Махарадж! Разве не долг государя, рискуя всем своим достоянием, защищать нуждающегося в защите? Разве не долг раджпута, рискуя всем, защитить девушку одной с ним касты?»
В конце письма была сделана приписка другим почерком. Нам неизвестно, знала ли принцесса о том, что написала Нирмал.
«Махарадж! — писала Нирмал. — Я должна сказать еще об одном, хотя мне стыдно писать об этом. В день несчастья я дала обет, что стану рабыней того героя, который спасет меня от рук моголов, если он раджпут и если он возьмет меня в жены. О, славнейший из героев! Герой добывает жену в бою. Пандавы завоевали Драупади, сражаясь против кшатриев. Бхишмадев завоевал себе невесту в царстве Каши[46], показав свою доблесть.
О, государь! Вы, наверное, помните, как выходила замуж Рукмини? Сейчас на Земле нет героя, который мог бы сравниться с вами. Неужели вы уклонитесь от своего долга?
Я понимаю, что желание стать вашей подругой вряд ли осуществимо. Но могу ли я надеяться на доброе отношение с вашей стороны? Для того чтобы не лишиться хотя бы этой милости, я посылаю вам браслет со своим духовным наставником. Он оставит его вам в залог. Ваш долг государя — в ваших руках. В моих руках — моя жизнь. Если мне придется ехать в Дели, по дороге туда я приму яд».
Прочитав письмо, Радж Сингх задумался. Затем поднял голову и спросил Маниклала:
— Знает ли кто-нибудь, кроме тебя, содержание этого письма?
— Махарадж убил в пещере всех, кто знал.
— Хорошо. Возвращайся домой, а потом приезжай в Удайпур и приходи ко мне. Не говори никому об этом письме.
С этими словами Радж Сингх дал Маниклалу несколько золотых монет. Маниклал совершил пронам и удалился.
Ананта Мисра сидел и ждал, когда вернется его избавитель, но на душе у него было неспокойно. Воинские доспехи всадника и его проницательный взгляд испугали брахмана. Он избавился от опасности и сохранил жизнь, благодаря счастливой случайности, но все надежды и упования Чанчал-кумари, все было потеряно! Как теперь он покажется ей на глаза? Погруженный в свои мысли брахман не сразу заметил нескольких человек, которые стояли на ближайшем холме, о чем-то между собой переговариваясь.
— Неужели это новая разбойничья шайка? — испугался он. В первый раз, найдя у него чем поживиться, разбойники сохранили ему жизнь, но чем он откупится теперь, если попадет к ним в лапы? Брахман увидел, что люди, стоявшие на холме, указывают на него пальцами и что-то говорят друг другу. Окончательно потеряв присутствие духа, Ананта Мисра вскочил на ноги, готовый бежать куда глаза глядят. В это время один из незнакомцев стал спускаться с холма, и брахман бросился бежать во весь дух.
— Держи! Держи! — закричали остальные и бросились за ним следом. Брахман едва не потерял сознание от страха, он не успел даже заткнуть за пояс край дхоти, но, твердя молитву, летел как стрела. В конце концов преследователи потеряли его из виду и вернулись ни с чем. Люди эти были слуги махараны. Следует объяснить, каким образом сам махарана оказался в этих местах. Охота — излюбленное развлечение раджпутов и Радж Сингх не был исключением в этом отношении. В тот день он в сопровождении сотни всадников и слуг отправился на охоту. Постоянная охрана тяготила Радж Сингха. Иногда он путешествовал по стране один под видом простого всадника. Так он узнавал, как живут его подданные. Подданные его жили счастливо, потому что раджа все видел собственными глазами и своей рукой отводил от них всякие беды.
Возвращаясь с охоты, он приказал своим спутникам придержать коней, а сам вскочил на своего быстроногого Виджая и поскакал вперед один. О том, как он повстречался с Анантой Мисрой, читателю уже известно. Узнав о преступлении, которое совершили разбойники, Радж Сингх бросился вслед за ними, чтобы собственноручно вернуть вещи, похищенные у брахмана. Его привлекало все, что таило в себе трудности и опасность.
Обеспокоенные долгим отсутствием махараны, слуги отправились на поиски своего повелителя. Спускаясь с гор, они заметили, что внизу стоит его конь. Это их удивило и озадачило, не случилось ли что-нибудь с их господином? Увидев внизу сидящего на камне брахмана, они подумали, что этот человек наверняка что-нибудь знает о Радж Сингхе. Поэтому-то они и показывали на него пальцами. Слуги махараны стали спускаться, чтобы расспросить брахмана, но тот бросился бежать. Тогда они решили, что это неспроста и пустились в погоню. Брахман едва спасся от них, укрывшись в горной расщелине.
В это время махарана, прочитав письмо Чанчал-кумари и отпустив Маниклала, отправился на поиски Ананты Мисры. Но вместо брахмана он увидел своих слуг и всадников, которые заполнили все плато. Они встретили Радж Сингха радостными криками. При виде своего господина Виджай в три прыжка спустился вниз и подбежал к нему. Махарана вскочил на коня. По следам крови на его одежде все догадались, что его путешествие не обошлось без приключений. Но для раджпутов подобные приключения были привычным делом, и никто не стал расспрашивать махарану.
— Куда исчез брахман, который был здесь? — спросил Радж Сингх. — Кто-нибудь его видел?
— Махарадж, — ответили слуги махараны, которые гнались за брахманом, — он скрылся.
— Немедленно разыщите его.
Слуги объяснили махаране, что они сами долго, но безуспешно разыскивали брахмана.
Среди всадников были два сына махараны, его близкие родственники и советники. Раджа отъехал с ними в сторону и стал совещаться. Вернувшись затем к своим спутникам, он сказал им:
— Дорогие друзья! Час уже поздний, все вы, без сомнения, хотите есть, и вас мучит жажда. Но сегодня нам не суждено вернуться в Удайпур. Нам придется снова подняться в горы. Нас ожидает небольшое сражение — кто хочет сражаться, пусть идет со мной, а кто не хочет, может возвращаться домой.
С этими словами махарана пришпорил коня. Тотчас же все сто всадников воскликнули: «Слава махаране! Слава Матери!» — и двинулись вслед за ним. Поднявшись в горы, они направились к Рупнагару. По всему плоскогорью перекатывалось звучное эхо от топота копыт.
Вскоре после того как Ананта Мисра отправился в Удайпур, в Рупнагаре произошли немаловажные события. В рупнагарскую крепость прибыли две тысячи всадников могольского падишаха.
Огорченная Нирмал прибежала к Чанчал-кумари.
— Что теперь с нами будет! — воскликнула она.
— О чем ты говоришь? — улыбнулась Чанчал-кумари.
— Но ведь войско падишаха пришло за тобой. А брахман совсем недавно отправился в Удайпур. Пока он доберется туда, пройдет немало времени. Тебя увезут раньше, чем мы получим ответ Радж Сингха. Что с нами будет?
— Делать нечего, у меня остается мое последнее средство. Я твердо решила принять яд по пути в Дели. Поэтому я больше не волнуюсь. Я попрошу отца только об одном — может быть, могольский военачальник отсрочит отъезд на неделю.
Когда настало время, Чанчал-кумари припала к отцовским стопам и сказала:
— Я навсегда покидаю Рупнагар. Я уже никогда не увижусь с вами, никогда не смогу повеселиться со своими подружками. Молю об одном, пусть могольское войско семь дней побудет в крепости. За эту неделю я насмотрюсь на вас всех, прежде чем мы расстанемся навсегда.
Раджа прослезился.
— Я попрошу могольского военачальника, — ответил он, — но не могу ручаться, что он согласится подождать.
Раджа, как обещал, обратился с просьбой к начальнику могольских всадников. Тот задумался — падишах не назначил определенного дня возвращения. Однако военачальник побоялся задержаться на неделю. С другой стороны, он не мог отклонить просьбу будущей жены падишаха и согласился остаться на пять дней. Но и эта отсрочка не вселила надежды в душу Чанчал-кумари.
А из Удайпура по-прежнему не было никаких вестей. Ананта Мисра не возвращался. Чанчал-кумари подняла взор к небесам, воздела руки и взмолилась:
— О, покровитель беззащитных, повелитель богов, не губи слабую женщину.
Ночью к ней в спальню пришла Нирмал. Всю ночь подруги проплакали тесно прижавшись друг к другу.
— Я поеду с тобой, — снова заявила Нирмал. Она уже несколько дней твердила об этом.
— Куда же ты поедешь со мной? — возразила Чанчал-кумари. — Я иду на смерть.
— Тогда я тоже умру, — сказала Нирмал. — Неужели я останусь жить, если ты покинешь меня?
— Как тебе не стыдно! — воскликнула Чанчал-кумари. — Не говори мне больше подобных слов. Зачем ты растравляешь мое горе?
— Возьмешь ты меня с собой или нет, — не отступала Нирмал, — я все равно поеду, никто меня не удержит.
Так в слезах прошла вся ночь.
Могольские всадники стали лагерем в Рупнагаре. Воины провели несколько дней в развлечениях. Моголы даже в походах не расставались с танцовщицами, и в промежутках между сражениями в их лагерях не прекращались песни и танцы. Поход в Рупнагар был для них развлечением, по вечерам в их палатках не смолкал веселый шум.
Среди танцовщиц неожиданно прославилась Мехерджан. В Дели никто о ней не слышал. Но даже прославленные танцовщицы, приехавшие с войском в Рупнагар, не смогли с ней сравниться. Кроме того, Мехерджан завоевала доброе имя целомудренным поведением.
Могольский военачальник Саед Хасан Али изъявил желание послушать ее пение. Но Мехерджан согласилась не сразу.
— Я не могу выступать в присутствии многих людей, — заявила она.
Саед Хасан Али пообещал, что будет слушать ее один. Танцовщица пришла к нему, пела и танцевала. Он остался очень доволен и предложил ей денег.
Но танцовщица сказала:
— Денег мне не нужно. Если вы довольны мной, дайте ту награду, о которой я вас попрошу, а другой мне не надо.
— Чего ж ты хочешь в награду? — спросил Саед Хасан Али.
— Я хочу стать могольским всадником!
Ошеломленный Хасан Али в недоумении смотрел на прекрасное улыбающееся лицо Мехерджан.
— Я сама заплачу за коня, оружие и одежду, — сказала Мехерджан, видя, что он продолжает молчать.
— Разве женщина может быть воином-всадником? — возразил Хасан Али.
— Что в этом плохого? — сказала Мехерджан. — Ведь войны не будет, а если и будет, я не покажу спину.
— А что скажут люди?
— Об этом никто не узнает, кроме вас и меня.
— А зачем тебе это нужно?
— Не все ли равно, зачем? Во всяком случае, падишаху от этого вреда не будет.
Хасан Али долго не соглашался, но в конце концов ему пришлось уступить перед настойчивостью Мехерджан. Просьба танцовщицы была удовлетворена.
А Мехерджан была не кто иная, как Дария-биби.
Теперь вернемся к Маниклалу. Расставшись с Радж Сингхом, он прежде всего возвратился в горную пещеру, но не для того, чтобы опять заняться разбоем, а чтобы узнать, что стало с его бывшими товарищами. Если кто-нибудь из них жив, его нельзя оставлять на произвол судьбы.
Войдя в пещеру, Маниклал увидел, что двое мертвы, а разбойник, который лежал без сознания, очевидно, пришел в себя и скрылся. Опечаленный Маниклал наломал в лесу сучьев, сложил два погребальных костра и положил на них трупы. Потом он достал из пещеры огниво и кремень и высек огонь. Костры запылали. Отдав последний долг своим товарищам, Маниклал удалился. Он решил посмотреть, что стало с брахманом. Добравшись до того места, где был привязан Ананта Мисра, Маниклал увидел, что его и след простыл. Прозрачная вода ручья слегка замутилась, ветки деревьев и кусты были во многих местах поломаны, лианы порваны, трава примята. По всем этим признакам Маниклал догадался, что здесь только что побывало много людей. Затем он заметил на скалах следы подков, эти полукруглые отпечатки были особенно отчетливо видны там, где лошади потоптали лианы и кусты.
Одни следы направлялись на юг, другие — на север. Следы, смотревшие на юг, вскоре снова повернули на север. Маниклал понял, что всадники прибыли с севера и затем повернули обратно.
Когда это стало ему ясно, Маниклал отправился домой. Дом его находился примерно в двух-трех крошах[48] от ущелья. Дома он приготовил себе ужин, поел и, взяв на руки свою маленькую дочь, запер дверь на замок и покинул дом.
Родных у Маниклала не было, была только дальняя-предальняя родственница. Скорее из почтения, чем из родственных чувств, Маниклал звал ее тетушкой.
Вместе с дочерью Маниклал отправился к ней.
— Тетушка! — закричал он с порога. — Ты дома?
— Ах, это ты, мой дорогой Маниклал! — отозвалась тетка. — С чем пожаловал?
— Можешь приютить мою дочку? — спросил Маниклал.
— Надолго ли?
— Месяца на два, на три.
— Помилуй, дорогой! — воскликнула тетка. — Я же бедная женщина. Чем стану я ее кормить?
— Что ты, тетушка? Неужели ты такая бедная? Неужели ты не в состоянии два месяца прокормить внучку?
— Конечно! Чтобы кормить ее два месяца, нужно потратить целый золотой.
— Хорошо, я дам тебе этот золотой, только приюти девочку на два месяца. Я отправляюсь в Удайпур: я получил там хорошее место при дворе.
Маниклал бросил тетке один из золотых, полученных им от Радж Сингха и, подтолкнув к ней девочку, сказал:
— Иди, иди к бабушке на ручки.
Тетушка не устояла перед соблазном. Она прекрасно знала, что на один золотой можно кормить и одевать ребенка в течение целого года, а Маниклал просил ее приютить девочку на два месяца. Значит, она останется еще в барыше. Кроме того, Маниклал признался, что получил должность при дворе, кто знает, быть может он станет большим человеком. Неужели он тогда не отблагодарит тетку? Такого человека не следует упускать из рук.
— Ну что ж, — сказала она, принимая золотой. — Я присмотрю за твоей дочерью. Разве это так трудно? Будь за нее спокоен. Иди ко мне, милая моя, иди. — С этими словами тетка посадила девочку к себе на колени.
Пристроив дочь, успокоенный Маниклал покинул деревню и, не сказав никому ни слова, направился по горной дороге, ведущей в Рупнагар.
Он стал размышлять о том, что произошло с ним сегодня: «Почему на плоскогорье появилось так много всадников? Махарана был один, когда я его встретил, но один он не мог бы уехать так далеко от Удайпура. Значит, эти всадники — его свита. Скорее всего, они приехали с севера и направлялись в сторону Удайпура. Наверно, махарана возвращался домой после охоты или лесной прогулки. Но всадники не вернулись в Удайпур. Почему они повернули на север? На севере находится Рупнагар. Значит, прочитав письмо Чанчал-кумари, махарана со своими воинами поехал по ее зову. Конечно, он должен был откликнуться на ее просьбу, иначе он не был бы вождем раджпутов.
Я его слуга, и мне надлежит отправиться к своему господину. Но раджпуты едут верхом, я намного отстану от них, идя пешком. Однако я надеюсь, что кони не так уж быстро скачут по горным дорогам, а Маниклал, как никак, отличный ходок».
Маниклал шел без отдыха и днем и ночью. Добравшись до Рупнагара, он увидел, что в крепости стоят лагерем две тысячи могольских всадников, но раджпутских воинов нигде не видно. Он узнал, что завтра утром могольские солдаты повезут принцессу в Дели.
У Маниклала был ум полководца. Он не огорчился, не найдя раджпутов. «Моголы не смогут их обнаружить, — сказал он самому себе. — Но слуга разыщет своего господина».
— Можешь показать мне дорогу на Дели? — спросил он одного горожанина. — Я отблагодарю тебя.
Горожанин согласился и вывел его из города на делийскую дорогу. Маниклал расплатился с ним и пошел дальше один, внимательно разглядывая все, что видел по сторонам. Сначала ничто не говорило о присутствии раджпутских воинов. Дорога постепенно становилась уже. С обеих сторон ее встали горы, протянувшиеся чуть ли не на полкроша. С правой стороны горы были очень высокие и неприступные, их вершины нависли над дорогой. С левой стороны горы были пологие, невысокие и удобные для подъема. В одном месте виднелась расщелина, к которой вела узкая тропа.
Наполеон, как и многие другие разбойники, был искусным полководцем. Если грабитель сидит на престоле, его не принято называть разбойником. Маниклал, увы, не был императором, однако подобно своим царственным собратьям этот мелкий разбойник был наделен зрением полководца. «Если махарана решил спасти принцессу, — подумал он, — то он должен устроить засаду именно здесь. Когда могольское войско войдет в это ущелье, раджпутские всадники обрушатся на него с горных вершин. Справа горы встают отвесной стеной, там всадники подняться и спуститься не смогут. Значит, раджпутских воинов там нет. Слева же спуск очень удобный».
Маниклал стал подыматься в горы с левой стороны. Уже начинало смеркаться. Маниклал поднялся довольно высоко, но раджпутов не было видно. Он уже решил отправиться на поиски, как вдруг ему пришло в голову, что никто из раджпутов, кроме махараны, не знает его в лицо и что любой раджпутский воин может убить его из засады, приняв за могольского лазутчика. Маниклал решил остановиться и громко крикнул:
— Да здравствует махарана!
Тотчас же из засады появилось несколько вооруженных раджпутов. Они готовы были изрубить Маниклала на куски.
— Не троньте его, — сказал один из них, и Маниклал увидел, что это сам Радж Сингх.
— Не троньте его, — повторил махарана. — Это наш воин.
Раджпутские воины тотчас же исчезли, как сквозь землю провалились.
Махарана приказал Маниклалу подойти поближе. Тот повиновался. Отведя его в сторону, Радж Сингх велел ему сесть и сел сам.
— Зачем ты сюда пришел? — спросил он.
— Слуга должен быть там, где его господин, — ответил Маниклал. — Тем более, что вы решились на такое опасное дело. Слуга пришел в надежде, что и он на что-нибудь пригодится. Моголов две тысячи, а у махараджи всего сотня воинов. Как я могу оставаться безучастным? Вы подарили мне жизнь — об этом не забудешь в один день.
— Как ты догадался, что я здесь? — спросил махарана.
Маниклал ему все объяснил. Махарана остался доволен.
— Ты хорошо сделал, что пришел, — сказал он. — Я давно уже ищу такого хитреца. Сможешь сделать то, что я скажу?
— Сделаю все, что в человеческих силах, — ответил Маниклал.
— У нас всего сотня воинов, — продолжал махарана. — У моголов две тысячи. Если мы завяжем с ними бой, мы можем погибнуть, но не победить. В бою нам не удастся освободить принцессу. Сначала ее надо освободить, а потом уже начинать бой. Если она останется на поле битвы, ее могут ранить. Прежде всего необходимо оградить ее от опасности.
— Я маленький человек, — сказал Маниклал. — Смогу ли я все это понять? Приказывайте, что я должен сделать.
— Ты должен переодеться в платье могольского всадника и вернуться сюда вместе с моголами. Держись рядом с паланкином принцессы. Ты должен будешь сделать все, что я тебе скажу.
Махарана дал Маниклалу подробные инструкции. Выслушав его, Маниклал воскликнул:
— Да здравствует махарадж! Все будет исполнено. Только прошу вас, пожалуйте мне коня!
— Нас сто воинов, — ответил Радж Сингх. — У нас сто коней. Лишнего коня для тебя нет. Я не могу взять коня у кого-нибудь из воинов и отдать тебе. Можешь взять моего.
— Не возьму, пока я жив, — сказал Маниклал. — Тогда дайте мне хотя бы оружие.
— Откуда у нас лишнее оружие? Нам самим его не хватает. Я не могу обезоружить другого и вооружить тебя. Можешь взять мое.
— Это невозможно. Тогда пусть мне дадут хотя бы одежду.
— У нас нет ничего, кроме того, что одето на нас самих. Я ничего не смогу тебе дать.
— Махарадж! — воскликнул Маниклал. — Тогда дайте разрешение добыть все это недозволенным способом.
— Опять украдешь? — засмеялся махарана.
Маниклал прикусил язык.
— Я поклялся, что больше не буду воровать, — сказал он.
— Тогда как же? — спросил махарана.
— Добуду обманом, — ответил Маниклал.
Радж Сингх рассмеялся.
— Во время войны все воры, все обманщики, — заметил он. — Я тоже собираюсь украсть невесту падишаха. Сижу в засаде, как разбойник. Делай, как знаешь.
Довольный Маниклал совершил пронам и удалился.
Было уже темно, когда Маниклал вернулся в Рупнагар. Рупнагарский базар поразил Маниклала своей красотой. Он был залит светом сотен фонариков, украшавших лавки. Всевозможные яства возбуждали аппетит своими яркими красками, цветы и цветочные гирлянды чаровали зрение, ветер разносил их аромат. Маниклал поставил своей целью раздобыть оружие, однако это отнюдь не означало, что он собирался уморить себя голодом. Он накупил множество лакомств, съел все до последней крошки, напился воды и, расплатившись с лавочником, отправился на поиски бетеля.
Лавка бетеля выделялась богатым убранством. Многочисленные светильники, заключенные в фонарики разной формы, струили мягкий свет. Стены лавки были обклеены разноцветной бумагой и увешаны всевозможными яркими картинками, главным образом любовного содержания. Посреди на мягком ковре восседала владелица — продавщица бетеля. Ей лет за тридцать, но она была не лишена привлекательности. Светлая кожа, большие глаза, пылкий взгляд, а улыбка, обнажающая два ряда безукоризненных зубов, исполнена соблазна. Когда она смеется, дрожат и сверкают все ее золотые и серебряные украшения. Все это не укрылось от внимательного взгляда Маниклала. Он попросил дать ему бетеля.
Сама хозяйка не занималась торговлей, бетель готовила и продавала служанка. Владелица лавки только принимала деньги и ласково улыбалась.
Служанка приготовила бетель. Маниклал заплатил двойную цену и заказал бетель снова. Пока бетель готовили, он улыбнулся хозяйке и попытался завязать с ней беседу. Он не мог начать разговор с комплиментов ее красоте, чтобы она не подумала чего плохого, и похвалил сначала убранство лавки и украшения хозяйки. От его речей хозяйка растаяла и в дополнение к сладкому бетелю одарила его сладкими словами. Продолжая жевать бетель, Маниклал взял у хозяйки кальян и принялся курить. В это время обнаружилось, что кончились пряности, и служанка отправилась за ними в соседнюю лавку. Пользуясь ее отсутствием, Маниклал сказал хозяйке:
— Я вижу, ты ловкая женщина. Я давно уже ищу такую. У меня есть враг, которому я хочу насолить. Сейчас я объясню тебе, что нужно сделать. Если ты мне поможешь, я дам тебе золотой.
— А что от меня требуется?
Понизив голос, Маниклал рассказал ей о своем плане. Хозяйка любила пошутить и тотчас же согласилась.
— Мне не нужен золотой, — сказала она. — Наградой мне будет удовольствие, которое я получу.
По просьбе Маниклала служанка принесла из соседней лавки чернильницу, ручку и бумагу. Посоветовавшись с продавщицей бетеля, Маниклал написал: «О любимый! Я видела, как ты въезжал в город и очарована твоей красотой. Я погибну, если не встречусь с тобой. Я слышала, что завтра вы уезжаете. Значит, сегодня мы обязательно, обязательно должны встретиться. Иначе я перережу себе горло. Человек, вручивший это письмо, покажет тебе, как найти меня».
Когда письмо было готово, Маниклал написал наверху «Мухаммед-хану».
— Кто он такой? — спросила продавщица бетеля.
— Один могольский всадник, — ответил Маниклал.
В действительности, Маниклал не знал никакого Мухаммед-хана. Однако он был уверен, что среди двух тысяч моголов должен найтись хотя бы один Мухаммед. А всем известно, что каждый могол называет себя ханом. Поэтому смело можно было писать «Мухаммед-хану».
— Могу я привести его сюда? — спросил он, покончив с письмом.
— Нет, сюда нельзя, — ответила хозяйка. — Придется снять комнату.
Вдвоем они отправились на базар и подыскали комнату. Хозяйка принялась готовить ее к приему могольского воина, а Маниклал с письмом пошел в лагерь моголов. Там царил шум и суматоха. Никакого порядка не было и в помине. Посреди лагеря образовался целый базар, со всех сторон слышались смех и шутки.
— Господин, вы не знаете, где я могу найти Мухаммед-хана? — спрашивал Маниклал у встречных могольских воинов. — У меня письмо для него.
Но никто не знал Мухаммед-хана. Одни отвечали руганью, другие отрицательно качали головой, третьи советовали поискать в другом месте. Наконец, один могол сказал:
— Мухаммед-хана я не знаю. Но меня самого зовут Нур Мухаммед-хан. Дай взглянуть, может быть, письмо мне.
Маниклал охотно вручил ему письмо, он знал, что могол обязательно попадется в ловушку. А могол подумал, прочтя письмо: «Не все ли равно, кому оно послано? Почему бы мне не воспользоваться удобным случаем?» Маниклалу он сказал:
— Да, письмо действительно мне. Веди меня.
Могол зашел в свою палатку, причесался, надушился, принарядился и вышел.
— Эй, слуга, — окликнул он Маниклала, — далеко ли идти?
— Очень далеко, господин! — почтительно сложив руки, ответил Маниклал. — Будет лучше, если вы поедете верхом.
— Отлично.
Мухаммед-хан вывел лошадь и готов был вскочить в седло, когда Маниклал снова почтительно сложил руки и сказал:
— Господин! Вы едете в богатый дом, было бы хорошо, если бы вы явились во всем блеске своего вооружения.
«Он прав, — подумал новоявленный любовник, — я воин. Как это я поеду без оружия?»
Могол вооружился и сел на коня. Приведя его в условленное место, Маниклал сказал:
— Здесь. Я подержу вашего коня, а вы войдите в этот дом.
Могол спешился. Маниклал взял коня под уздцы. Обвешанный оружием Нур Мухаммед хотел было войти в дом, но решил, что с оружием неудобно предстать перед дамой. Он вернулся и оставил у Маниклала свое оружие. Маниклалу это было лишь на руку.
Войдя в дом, могол увидел великолепное ложе, на котором сидела красавица. Комната благоухала ароматом розового масла. Повсюду разбросаны цветы, а прямо перед ним стоял кальян с душистым табаком. Хан снял обувь и, сев на ложе, обратился к красавице с пылкими словами. Затем он снял верхнюю одежду и, обмахиваясь цветочным веером, блаженно затянулся дымом кальяна. Женщина красноречиво дала ему понять, что он пользуется взаимностью, и могольский воин был совершенно очарован.
Не успел он выкурить трубку, как в дверь постучал Маниклал.
— Кто там? — спросила женщина.
— Это я, — ответил Маниклал, изменив голос.
— Беда, — испуганно прошептала хитрая женщина, — вернулся муж. Я думала, что сегодня он уже не придет. Спрячься под кроватью. Я его сейчас выпровожу.
— Что такое? — воскликнул могол. — Мужчине не пристало прятаться! Кто бы сюда ни пришел, я разделаюсь с ним.
— Что ты говоришь? Опомнись! Ты хочешь убить моего кормильца? Вот награда за мою любовь! Полезай под кровать, я быстро отделаюсь от него.
Маниклал продолжал стучать в дверь, и моголу поневоле пришлось залезть под кровать. Он был толст, и это было нелегко. Протискиваясь под кровать, он в нескольких местах ободрал себе кожу, но что поделаешь — любовь требует жертв. Наконец его мясистая туша скрылась под кроватью, продавщица бетеля пошла открывать дверь.
Когда они вдвоем вошли в комнату, она спросила, как было условлено:
— Почему ты вернулся? Ты ведь говорил, что не придешь сегодня.
— Я забыл ключ, — по-прежнему изменив голос, отвечал Маниклал.
Делая вид, что она разыскивает ключ, продавщица бетеля взяла одежду могольского воина, и они оба вышли, заперев за собой дверь. А хан терпел в это время укусы мышей под кроватью.
Маниклал переоделся в костюм могола, опоясался его мечом, вскочил на его коня и направился занять его место в мусульманском лагере.
Хитроумная Лира-биби тоже, как и все во дворце, прознала о моем несчастье. Она пришла ко мне следующим вечером. Я в слезах лежала на своем ложе. Совсем одинокая, потому что все танцовщицы покинули меня, ушли к коварной Зинзине. Немыслимый позор усугублялся еще и тем, что мне предстояло выйти замуж за человека по положению ниже меня! Фатих-бей был купцом, вайшьей! Я же происходила из гордого рода воинов-кшатриев!
— Так и будешь проливать слезы? — спросила меня Лира-биби.
— А что мне остается делать? — в отчаянии спросила я. — Хотя я еще могу выпить яд!
— Сделать это ты всегда успеешь, — сказала торговка. — А как насчет того, чтобы взять судьбу в свои руки?
— Как это? — оживилась я.
— Когда я проходила сегодня утром по дворцу, то слышала, что принц Кхуррам ожидает гонцов от своего друга, сына бомбейского махараны.
— И что? — спросила я, найдя, что моя мудрая товарка начинает несколько издалека.
— Мы сами станем этими гонцами! — сообщила Лира-биби. — Мы проникнем в покои принца, и ты объяснишь ему все! Или ты, дочь визиря, находишь все это слишком рискованным?
Конечно, так и было. Но признаться в том, что я трушу, я не могла. А вот любимого мужчину, как я знала, без боя не возьмешь. И я приняла решение.
— Да, — пламенно воскликнула я, схватив товарку за руку. — Мы станем этими гонцами!
Мы прятались за украшенной роскошными бриллиантами портьерой, неподалеку от поста стражи со стороны южного входа, откуда должны были прибыть бомбейские гонцы. Конечно, кто-то из зорких стражников видел, как мы прятались. Но никто не стал доставать нас оттуда. Потому что такие вещи в огромном дворце были достаточно обыденными.
И вот мы увидели из-за края портьеры двух молодых и пригожих собой бомбейцев в роскошных и покрытых дорожной пылью одеяниях. Когда они показали стражникам перстень махараны, те пропустили их во дворец. Гонцы решительно направлялись к покоям принца, как вдруг Лира-биби вышла из-за портьеры и решительно шагнула им навстречу.
— Куда вы так торопитесь? — игриво спросила она.
Гонцы застыли.
— Вы, должно быть, устали с дороги? — говорила торговка. — Тот, к кому вы так торопитесь, прислал нас, чтобы вы немного отдохнули в наших объятиях.
Один из гонцов обрадовался. Но второй, более опытный, обошелся без улыбки.
— Кто вы? — настороженно спросил он.
— Мы — простые танцовщицы. Меня зовут Зета, а мою подругу Кета! Нам хорошо заплатили, господин!
Вестники переглянулись. Кивнули друг другу.
— Что ж, — воскликнул старший, — ведите!
Я держала лицо под сари, чтобы эти люди не видели того, как я краснею. Где это видано, чтобы дочь визиря выдавала себя за блудницу?!
Мы пришли к маленькому покою, в котором я и сама ни разу не бывала. Но решительно прошла туда вслед за Лирой-биби. За нами, посмеиваясь, прошли гонцы. В покое было темно.
— Раздевайтесь! — сладким голосом приказала мужчинам торговка.
— Почему здесь темно? — спросил старший из вестников.
— Потому что, когда ты увидишь меня, ты будешь ослеплен моей красотой! — проворковала Лира-биби, чье лицо, как и пристало мусульманке, было скрыто вуалью, пускай даже и полупрозрачной. — Не бойся, милый! Я не старуха и не уродина!
Мужчины разделись. Я в первый раз осталась в одной комнате с голыми мужчинами. И мне стало не по себе.
Пользуясь темнотой, юркая Лира-биби подобрала с пола одежду гонцов и прошептала мне: «Бежим!», и мы выскользнули из покоя, который торговка тут же замкнула на ключ.
Мы не добежали даже до конца коридора, когда в дверь послышались удары и крики:
— Измена!
У меня мы успели переодеться и немедленно отправились к принцу. Сердце мое трепетало от ужаса. Правда, я знала и еще одну вещь. Что сегодня, может быть, в самый последний раз я увижу перед собой лицо любимого принца!
— Кто вы? — спросил нас охранник у входа в покои принца.
— Гонцы из Бомбея, — измененным голосом произнесла Лира-биби. — С известиями от сына махараны!
— У гонцов должен быть перстень, — сообщил страж. — Где ваш перстень?
Мое сердце рухнуло в бездну, но Лира-биби, как ни в чем не бывало, продолжала:
— В пути, на одном из постоялых дворов, на нас напали разбойники, когда мы спали. Мерзавцы были наказаны, но один из них умудрился сорвать с шеи моего юного друга перстень пославшего нас вельможи. Так что, любезный друг, сейчас мы ничем не можем доказать того, что мы — действительно те, за кого себя выдаем.
— Эй, Ахмед! — окликнул страж кого-то внутри покоев. — Покарауль вход, пока я схожу к принцу. И не спускай глаз с этих двоих!
Я стояла ни жива ни мертва, пока первый страж узнавал у принца можно ли нам пройти.
Мне уже даже казалось, что я слышу неподалеку топот ног и крики: «Измена!»
Наконец, стражник вернулся. Выражение его лица было недовольным.
— Принц согласился вас принять! — сообщил он. — Проходите!
Мы вошли в комнату, где принц предавался унынию, изучая какую-то толстую книгу. Здесь не было ни музыки, ни танцовщиц.
— Это очень подозрительные гонцы, — поделился своим мнением страж, проводя нас к Кхурраму. — У них нет перстня и вообще, мне кажется, что это женщины, переодевшиеся мужчинами! Разрешите мне, о принц, присутствовать здесь во время вашего разговора с ними!
— Нет, Махмуд! — покачал головою принц. — Ступай и не беспокойся обо мне!
Подозрительный стражник вышел, а Кхуррам спросил:
— Вы действительно женщины?
— Да, мой господин! — решительно ответила я и сорвала с головы тюрбан, разметав по плечам свои прекрасные длинные волосы.
— Это ты? — прошептал Кхуррам, внимательно глядя мне в лицо. — Ты осмелилась прийти после того, как оскорбила меня?
— Я тебя не оскорбляла, — перебила я, чувствуя, что на моих глазах выступают слезы.
И я, как могла быстро, рассказала принцу историю того злосчастного письма.
— Знай же, принц, что я призналась тебе в любви! Но моя негодная сестрица подменила письмо! Теперь делай со мной, что хочешь! Если меня выдадут замуж за старика-вайшью, я выпью яд!
Но тут из приемных покоев донеслись крики «Измена!», а в покои принца ворвались стражники с саблями наголо. Махмуд указывал на нас пальцем:
— Эти две воровки притворились распутницами-танцовщицами, чтобы проникнуть в твои покои, мой господин! — провозгласил он. — Они украли у настоящих гонцов одежду! Прикажи задержать их!
— Нет, — решительно сказал принц. — Пусть они выходят восвояси! Эти дамы не причинили мне никакого вреда!
Стараясь не потерять сознание, я вышла из покоев принца. Лишь добравшись до своего дома я рухнула на ложе. Мне казалось, что я навсегда опозорила себя перед моим любимым Кхуррамом.
«Что то он думает обо мне?» — терзалась я. Но от принца не было вестей.
А день свадьбы с ненавистным мне старцем становился все ближе. Я терзалась невыносимым стыдом, корила себя за эту дерзкую и безумную выходку. Я упрекала в ней и Лиру-биби. И моей товарке было нечего мне возразить.
И вот наконец отец позвал муллу, свидетелей, гостей. Накрыл в честь праздника полторы сотни столов. И все равно свадьба обещала быть грустной. Ведь падишах, друг моего отца, великий Джахангир отказался прийти на торжество!
На собственной свадьбе я впервые увидела своего жениха. Он оказался еще уродливей, чем я его себе представляла. Теперь-то я совершенно точно знала, что выпью яд!
— Согласен ли ты, досточтимый Фатих-бей, взять в жены Арджуманад Бану-бегам?
— Да! — ответил уродливый старик.
— А ты, Арджуманад Бану-бегам? — спросил мулла.
Это было все равно, что спрашивать, согласна ли я умереть. И я чуть было не сказала «Да!».
— Нет! — вдруг раздался в зале звонкий юный голос.
И это, поверьте, произнесла вовсе не я! Оглянувшись, я увидела, что в свадебный зал на белом коне въехал он! Принц Кхуррам, которого я беззаветно и безответно любила!
— Этой свадьбы не будет! — возвестил он.
«Сейчас он отомстит мне за то письмо! — с ужасом поняла я. — Он расскажет всем о том, как я пробралась к нему в покои и покроет мое имя позором!»
— Я пользуюсь своим правом сына императора и объявляю, что сам хочу взять в жены эту девушку! — провозгласил принц.
— Не может быть и речи! — закричал гадкий старик и обернулся к моему отцу: — Нухта! Ты не держишь своего слова! Ты обещал мне руку своей дочери! А сейчас ты наносишь мне неслыханное оскорбление!
Я заметила, как трясутся губы моего жениха. Тряслась и большая волосатая бородавка у него на носу, похожая на ягоду жиума.
— Я настаиваю, — сказал принц.
Отец немного подумал, осмотрел своих родных и вдруг сказал:
— Я никогда не нарушаю своего слова, почтенный Фатих-бей! И ты получишь руку моей дочери!
Я замерла, скованная ледяным ужасом.
— Своей отцовской властью я отдаю тебе в жены Зинзину! — провозгласил отец.
Коварная сестра вскочила. Но разве могла она противиться отцовскому велению!
И вдруг в залу ворвалась вооруженная стража. А следом за ней появился сам грозный падишах Джихангир.
— Что здесь происходит? — спросил он.
Кхуррам дерзко шагнул к нему:
— Отец! Я беру в жены эту девушку!
Император смотрел ему в глаза долго. Мне показалось, что целую вечность.
— Ты уверен в том, что делаешь, сын? — спросил император. — Ведь эта девушка нанесла тебе оскорбление!
— Это не она! Уверяю тебя, отец!
— Будь по-твоему! — воскликнул падишах. — Но поклянись мне, что не расстанешься с этой женщиной до самой своей смерти!
— Клянусь, отец!
— Замечу, о великий падишах, — сказал мой отец, — что я тоже сдержал свою клятву! Месяц спустя моя дочь оказалась отдана под венец! Прости мою дочь и своего сына, о великий император! Поверь мне, они любят друг друга! Им, в конце концов, виднее! Пускай встретятся два любящих сердца!
И опять падишах молчал бесконечно долго. И кивнул, повелев:
— Да будет веселье!
«Странно! — подумала я. — Я вышла замуж, но яд не выпила!» И еще я подумала о том, что впредь стоит осторожнее давать клятвы!