Грозовая любовь

Глава пятая

В почтовом дилижансе было душно. Двое пассажиров и женщина, чей сын приболел в дороге, вышли в Кастл-Роке. Их места остались свободными, так что в дилижансе теперь ехало четверо пассажиров. Впрочем, до Элизабеттауна предстоял долгий путь, по дороге они должны были заехать в несколько небольших городков, так что подобное положение вещей долго не сохранится.

Места и правда прибавилось, а вот духота и жара никуда не делись. Мистер Пэтч, ехавший вместе с Самантой и Элстонами, потребовал задернуть все занавески на окнах, ибо дилижанс был старым, и стекол в окнах попросту уже не осталось. Пэтч говорил, что терпеть не может дышать дорожной пылью. Саманта сердито думала, что мужчине лучше сидеть дома, а не путешествовать по Юго-Западу, если он так боится пыли.

Впрочем, не брюзжание мистера Пэтча вызывало ее раздражение и не то, что пришлось зажечь для освещения дилижанса старый чадящий масляный фонарь. Нет, главным объектом ее плохого настроения, как обычно, был Адриан. Иногда девушка спрашивала себя, как можно было вообще в него влюбиться. Несмотря на длительное совместное путешествие, он до сих пор держался с ней отстраненно, а теперь вообще почти с ней не разговаривал.

Как может взрослый человек вести себя столь по-детски! Иногда, будучи в дурном расположении духа, она и сама так себя вела, но то, что простительно для молодой девушки, непозволительно для тридцатилетнего мужчины. И все из-за Тома Писли.

Ей следовало винить во всем мистера Раджера. Узнав, что Саманта уезжает из Денвера, помощник шерифа явился к отправлению почтового дилижанса и имел бестактность рекомендовать ей остаться в городе до тех пор, пока с нее не будут сняты подозрения в совершении преступления. Настоять на этом, однако, он не мог, и оба знали об этом. Том Писли не обратился в полицию с жалобой на нее, и Саманта была уверена, что он никогда этого не сделает… не посмеет…

Флойд Раджер удовлетворился тем, что Саманта сообщила ему, где ее можно будет найти в случае необходимости, а вот Адриан разнервничался не на шутку.

Саманта не могла понять Адриана. Объяснить его поведение тем, что он родился и вырос в восточных штатах, нельзя было, ибо типичные янки инфантильностью не отличались. Она пожаловалась Жанетте, но маленькая блондинка была слишком привязана к брату.

– Он излишне чувствителен, chérie, – постаралась объяснить поведение брата Жанетта. – Адриан просто не может выносить вида насилия.

– Но теперь он приехал в земли, где насилие – это норма жизни, – заметила Саманта.

– Oui[15]… Со временем он привыкнет, но не сразу.

Как долго он будет дуться на нее из-за Тома Писли? Саманту это очень интересовало. Девушка пришла к выводу, что следует предпринять решительные меры, поэтому она подумывала, не стоит ли вызвать у Адриана ревность. С тех пор как они познакомились, она словно не замечала других мужчин, холодно отвечая на любое ухаживание. У него не было соперников. Возможно, небольшая встряска пойдет ему на пользу. Но, поскольку, кроме мистера Пэтча, лысоватого и с изрядным брюшком типа, других мужчин в дилижансе не было, пришлось на время отказаться от этого плана. Проблема заключалась в том, что в Элизабеттауне у Адриана из-за забот может просто не оказаться свободного времени ни на что, тем более на нее.

Что делать? Она не хотела упустить Адриана. Саманта решила, что хочет этого мужчину, а она всегда получала то, что хотела. Она мечтала о нем, воображала, как он обнимает ее, целует, занимается с ней любовью так, как об этом шушукались подруги в школе. Да, Адриан станет ее первым мужчиной.

Ни один мужчина нежно ее не обнимал. Медвежьи объятия Тома Писли, от которых остались синяки, не в счет. И все же Том был единственным, кто страстно ее поцеловал. Девушка про себя молилась, чтобы грубые поцелуи не были чем-то обыденным. Также она весьма холодно относилась к братским поцелуям в щеку вроде того, каким ее одарил перед отъездом в школу на Восток Рамон Матео Нуньес де Баройя с соседнего ранчо.

Настоящий поцелуй должен быть чем-то средним, чтобы взволновать до глубины души и заставить упасть в обморок, как описывают в романтических книгах, которые тайком проносили в школу. Именно о таких поцелуях Саманта мечтала, именно так Адриан ее когда-то поцелует, если до этого вообще дойдет дело. Надо что-нибудь предпринять, чтобы подтолкнуть его к действиям.

Они тряслись в почтовом дилижансе пятый день. Путешествие, что ни говори, не ахти какое. Поездка по железной дороге от Филадельфии до Шайенна была еще ничего, но после тряски в дилижансе по пути в Денвер Саманта всерьез подумывала о том, чтобы купить лошадь и скакать на ней рядом с экипажем. Но тогда она не будет сидеть рядом с Адрианом, поэтому пришлось отказаться от этой мысли.

Ее отец рассердился, узнав, что вместо возвращения домой на корабле Саманта пересекла всю страну. Она понимала, что отец будет очень недоволен, и поэтому телеграфировала ему только перед самым отъездом из Филадельфии. Его ответ нагнал ее спустя неделю. Из телеграммы дочь узнала, как сильно папа на нее осерчал. Он сообщал, что пошлет людей ее встретить, как только она приедет в Шайенн. Вторую телеграмму отцу она не послала, решив больше времени провести с Адрианом.

Папа предупреждал, чтобы в поездке она не пользовалась своим полным именем, а также давал другие отеческие советы, более напоминавшие приказы. Гамильтон Кингсли беспокоился о благополучии дочери, и прежде она давала немало поводов для этого. В первые годы отец вообще никогда ее не ругал. Он ни в чем не мог ей отказать. В конце концов, впервые они увиделись, когда Саманте исполнилось уже девять лет. Столько лет понадобилось папе, чтобы увезти Саманту из Англии, где она жила у своих дедушки и бабушки. Ее брат Шелдон так там и остался.

Бабушка и дедушка были столь суровы, что Саманта даже не догадывалась, как живут нормальные дети. Как только девочка научилась ходить и говорить, от нее стали требовать взрослого поведения во всем, не предоставляя, однако, тех преимуществ, которыми располагают взрослые. Она не знала, что можно беззаботно играть, бегать, смеяться. Подобное поведение, недостойное настоящей леди, бабушка строго запрещала. Если Саманту ловили на горячем, суровое наказание следовало незамедлительно.

Ее дедушка, сэр Джон Блэкстоун, был не так уж плох. Террор в доме больше насаждала бабушка Генриетта, которая ненавидела американца Гамильтона Кингсли за то, что он женился на ее единственной дочери, поэтому исхитрилась развести родителей Саманты после рождения детей. Эллен Кингсли вернулась с детьми в поместье Блэкстоун и спустя месяц покончила с собой. Саманта не винила мать за самоубийство, так как понимала, что значит жить с Генриеттой под одной крышей. Она не сомневалась, что именно самодурство Генриетты довело ее маму до самоубийства.

Когда отец стал угрожать Блэкстоунам судом за то, что они не позволяют ему видеться с детьми, сэр Джон уговорил супругу разрешить свидания, ибо скандал обошелся бы дороже. Саманта ухватилась за возможность сбежать из особняка Блэкстоунов, а вот Шелдон отказался. Влияние Генриетты на внука было слишком велико, и Гамильтону пришлось удовлетвориться тем, что он заполучил дочь.

Саманта очень боялась, что отец будет требовать от нее того же, что и Генриетта. Обнаружив, что он ничего подобного делать не собирается, Саманта постепенно расслабилась и принялась за то, что прежде ей категорически запрещалось. Первым делом девочка вытравила из себя все, что должно было соответствовать образу «настоящей леди». Она присматривалась к отцу в первые месяцы их совместной жизни, испытывала его любовь к ней и ту радость, которую отец чувствовал от их воссоединения, пока полностью не подчинила его своей воле.

Сейчас ей было из-за этого настолько стыдно, что Саманта даже последовала некоторым из советов отца. Она укорачивала свою фамилию в тех местах, где люди знали о богатстве Гамильтона Кингсли. Это должно было предотвратить попытки похищения со стороны тех, кто захочет разжиться деньжатами на единственной дочери Кингсли. Похищения здесь совершались часто, а похитителей редко задерживали. Именно поэтому отец и намеревался послать ей навстречу людей, чтобы они в безопасности доставили его сокровище домой, пусть даже это и означало нехватку работников на ранчо.

Вздохнув, Саманта посмотрела на Адриана, сидевшего напротив нее рядом с мистером Пэтчем. Теперь она уже не возражала против того, чтобы стать «настоящей леди», и усиленно вспоминала все те правила хорошего тона, которые бабушка когда-то вколачивала ей в голову. Адриан возьмет в жены только настоящую леди. Она станет леди. Она должна стать женой Адриана.

Ее длинные ресницы были опущены так, чтобы он не заметил, как она его рассматривает. Саманта расстегнула верхнюю пуговицу белой шелковой блузки. Синий жакет с темно-красной отделкой, составлявший с юбкой однотонный ансамбль, лежал рядом с ней на сиденье. Внутри дилижанса было жарко. Считая жару достаточным оправданием, девушка расстегнула еще одну пуговицу… и еще… После того как Саманта расстегнула четвертую пуговицу, ткань блузки совсем разошлась, обнажив шею.

Адриан в ее сторону не смотрел. Саманта, раздосадованная, принялась нервно постукивать ножкой о пол, а потом расстегнула еще две пуговки. Стало прохладнее, но девушка все равно стала оживленно обмахиваться веером, надеясь таким образом привлечь внимание Адриана. Не помогло, а вот мистер Пэтч принялся вовсю на нее пялиться. Девушка рассердилась, но промолчала, хотя хотелось кричать. И зачем ей все это?

Поскольку номер не прошел, она стала обмахиваться веером медленнее, закусив от отчаяния губы. Ну чем его пронять?

Вдруг дилижанс замедлил ход, и Адриан отодвинул занавеску со своей стороны. Мистер Пэтч раскашлялся.

– Что там, Адриан? – спросила Жанетта.

– Кажется, у нас еще один пассажир.

– Мы уже в город приехали?

– Еще нет.

Адриан наблюдал за тем, как дверца дилижанса приоткрылась, и в экипаж влез высокий мужчина. Адриан подвинулся на сиденье, освобождая место. Незнакомец присел рядом с ним. При виде леди он прикоснулся к краю своей широкополой шляпы, но снимать ее с головы не стал. Саманта кивнула, но тотчас же отвела глаза. «Какой-то бродяга с седлом», – подумала она и тут же позабыла о нем, снова сосредоточившись на Адриане, но молодой человек теперь с любопытством рассматривал незнакомца, игнорируя Саманту.

– Как вы оказались в здешних местах без коня? – дружелюбно поинтересовался Адриан.

Мужчина ответил не сразу. Оглядев Адриана, он произнес низким голосом:

– Лошадь пришлось застрелить.

– Mon Dieu! – воскликнул Адриан, и Саманта вздохнула, задетая его совершенно немужским поведением.

Услышав вздох, незнакомец бросил взгляд в сторону девушки.

Не совладав с любопытством, Саманта спросила:

– Ваша лошадь пострадала?

– Sí[16]. Сломала ногу. Я тоже теперь хромаю. Похоже, придется ехать до Элизабеттауна в дилижансе.

Незнакомец хихикнул, хотя никто в дилижансе не нашел в его словах ничего смешного.

Саманта присмотрелась к нему повнимательнее. Полы шляпы затеняли верхнюю часть его лица, но ниже виднелись резко очерченные скулы, поросшая негустой щетиной кожа щек, выразительный, чуть искривленный рот, ямочки на щеках и узкий нос, прямой, но не длинный. Незнакомец явно был красавцем. Он развалился на сиденье, то ли бросая всем вызов, то ли от ужасной усталости. Мужчина вытянул вперед длинные ноги, загромоздив почти весь проход. Его сапоги едва ли не касались подола ее юбки. Руки он скрестил на груди. Саманта с удивлением обнаружила, что у него – длинные, изящные, суживающиеся к ногтям пальцы. Он явно о них заботился. Ладони были без мозолей, видимо, незнакомец надевал перчатки при езде верхом.

На первый взгляд, он был обычным ковбоем в покрытой пылью темной одежде, не лишенной некоторой щеголеватости. Но Саманта, присмотревшись повнимательней, заметила, что не все так просто. Одежда его оказалась чистой. Ничего неопрятного, помимо небритого подбородка, девушка не заметила. Черные как смоль волосы спадали вниз, достигая воротничка рубашки. Хорошо пошитая одежда из дорогого сукна и другой хорошей материи превосходно на нем сидела: темно-коричневая рубашка из хлопковой ткани «шамбре», шелковый шейный платок и черный жилет из превосходной испанской кожи. То же самое можно было сказать и о его сапогах.

Незнакомец, к которому Саманта первоначально отнеслась с полнейшим пренебрежением, теперь заинтересовал ее. Впервые со времени знакомства с Адрианом она проявила интерес к другому мужчине. Это ее удивило.

Незнакомец был худощав, только торс и руки отличались мускулистостью, впрочем, как и его длинные ноги, туго обтянутые черными штанами. Мысленно Саманта сравнила его с Адрианом. Незнакомец был молод, энергичен, полон жизненных сил, короче говоря, во всем превосходил Адриана. Светловолосый брат Жанетты выглядел рядом с ним каким-то тускловатым, почти болезненным.

Адриан, как и Саманта, внимательно разглядывал незнакомца, а тот смотрел на… Жанетту или… Саманта не могла точно сказать, на кого он смотрит, поскольку не видела его глаз. Наверное, сказала себе Саманта, он смотрит на Жанетту. Подруга ее обладала классической женской красотой. Хрупкая, почти миниатюрная, она относилась к тому типу женщин, которые привлекают мужчин, заставляя заботиться о них, защищать и охранять. Хотя Саманта нисколько не казалась в ее присутствии неграциозной или слишком высокой, себя она ставила ниже Жанетты.

Молчание затянулось. Мистер Пэтч продолжал покашливать до тех пор, пока Саманта не сжалилась над ним и не задернула занавеску. В наступившей тишине девушка почувствовала себя как-то неловко. Жанетта от скуки сомкнула веки и задремала. Мистер Пэтч последовал ее примеру. Саманте же спать не хотелось. Она хотела знать, наблюдает ли за ней незнакомец.

Ее раздражение все росло, пока девушка не выдержала и не спросила напрямик:

– Вы когда-нибудь снимаете шляпу?

Адриан в изумлении даже приоткрыл рот, шокированный ее бестактностью, и она покраснела. Незнакомец усмехнулся и, сняв шляпу, пригладил волнистые черные волосы.

– Прошу прощения, señorita[17].

Саманта поймала себя на том, что смотрит в его сланцево-серые глаза миндалевидной формы. «Смеющиеся глаза», – подумалось ей. Казалось, глаза сами по себе улыбаются ей.

– Вы говорите по-испански, señor[18]? – импульсивно спросила девушка. – Но вы не похожи на чистокровного мексиканца. По-моему, вы наполовину американец.

– Вы весьма наблюдательны.

– Послушайте-ка, Саманта… – прервал ее осуждающим тоном Адриан.

Она обратила свои зеленые глаза на него. Брови слегка поползли вверх.

– Вы снова со мной разговариваете, Адриан?

– Не следовало бы, – несколько брюзгливо произнес он, а затем обратился к незнакомцу. – Вы должны извинить мою спутницу за бестактность, мистер…

– Чавес. Хэнк Чавес, – кивнув Адриану, сказал попутчик. – Вам нет необходимости извиняться за столь очаровательную леди.

Саманта улыбнулась в ответ на его любезность.

– Вы очень добры, señor, но я действительно повела себя бестактно. Кстати, у вас мексиканская фамилия.

– Sí, к тому же у меня есть и индейская кровь.

– Но немного, – высказала догадку Саманта.

– Вы снова правы, señorita.

В их разговор вмешался Адриан, решивший тоже представиться, – по-видимому, он опасался, как бы Саманта своими неучтивыми вопросами не ввергла его в еще большее смущение. Откинувшись на спинку сиденья, девушка слушала, как Адриан объясняет цель своей поездки в Нью-Мексико. Она закрыла глаза и под звуки голоса Хэнка Чавеса погрузилась в сон.

Дилижанс сильно встряхнуло, и Саманта проснулась. Она приоткрыла глаза и увидела, что Хэнк Чавес смотрит на нее своими серыми глазами, точнее разглядывает довольно глубокий вырез, образовавшийся на месте расстегнутых пуговиц блузки.

Саманта опустила взгляд вниз. Ее груди были приоткрыты, не полностью, но никогда прежде девушка еще так сильно не обнажалась перед мужчиной. С другим это не сработало: по крайней мере, Адриан остался равнодушен, чего нельзя было сказать о Хэнке Чавесе.

Их взгляды встретились. Мужчина улыбался. Саманте захотелось умереть от стыда. Она вся вспыхнула, при этом ее лицо приняло нежно-розовый оттенок. Она не понимала, с чего так робеет, но это было так. Быть может, дело в том, что этот ее попутчик очень красив… Или дело в его оценивающем взгляде? Как бы там ни было, она почувствовала себя униженной, и ничего с этим поделать не могла. Если она сейчас начнет быстро застегивать пуговицы, будет еще хуже.

Адриан продолжал о чем-то рассказывать, ничего, очевидно, не замечая вокруг. Наконец Хэнк повернулся к нему. Саманта не слушала. Девушка подняла расправленный веер и под его прикрытием украдкой застегнула первую пуговку. Но потом серые глаза снова уставились на нее. Она опустила руки и сложила их на коленях. Только Хэнк понимал, что происходит. Взгляд его скользнул по импровизированному декольте, а затем снова впился ей в глаза. Казалось, он упрекает Саманту за то, что лишила его столь восхитительного зрелища.

Саманта ощущала, как по всему ее телу под его взглядом разливается тепло. Она сомкнула веки. Она заснет или будет делать вид, что спит, но уж точно не станет глазеть на Хэнка Чавеса.