Сью сидела в кресле у окна и слушала шелест дождя в саду в листве деревьев. Сегодня из-за дождя она осталась дома к большой радости матери. По телевизору ничего интересного не было, и Сью, придвинув поближе к окну кресло, взяв на руки кота, сидела, слушала шум дождя и думала, думала, думала… Мысли были обо всем и ни о чем. То вспомнился Чернигов и, оставшиеся там, друзья-приятели; то вспомнилось, что она уже месяц не писала писем своей лучшей подруге детства Наташе; то отчим, к которому она была привязана; то бабушка с дедушкой, которых она любила; то дядя Леша, почему-то давно не приезжавший к ним. Потом она перебрала в памяти всех своих обожателей и пришла к выводу, что на сегодняшний день Дэвид ей нравиться больше всех. «Хотя нет, Артур больше», – поймала она себя на мысли. Но Артур был не обожателем, а так просто, случайным знакомым. Она немножко посожалела, что Артур не обожатель, и решила, что он вполне может им стать. Потом Сью упрекнула себя в том, что так ни разу и не воспользовалась его приглашением, ни разу не позвонила и решила, что исправить ещё ничего не поздно.
В комнату вошла мать и хотела включить свет.
– Не включай, не включай! – запротестовала Сью.
– Почему? – удивилась мать.
– Ты сядь сюда, на диван, – предложила Сью.
– Ну? – мать села.
– А теперь послушай… Слышишь?
– Что? – мать прислушалась. – Ничего вроде бы не слышу.
– Слышишь, как Барсик мурлычет громко и как дождик в саду шелестит? – голос Сью прозвучал тихо, мягко.
– Юленька, ты когда-нибудь вырастешь? – мать ласково рассмеялась.
– А тебе так хочется, чтобы я выросла?
– Просто ты с самого детства любишь вот так сидеть и слушать кошку и дождь. Что ты там слышишь?
– Не знаю. Просто мне это нравиться. Тихо, уютно. Разве не так?
– Так, – согласилась мать, в её голосе была улыбка.
– Мечтать хорошо. Мы всегда с Гией так в Чернигове сидели.
– Да, он тоже любил дождь слушать, – согласилась мать. – И тоже вот так же говорил.
– Мама, а что мой отец любил?
Вопрос прозвучал неожиданно. Мать некоторое время молчала, по-видимому, собираясь с мыслями.
– Почему ты снова спрашиваешь об отце? – улыбка исчезла из её голоса.
– Хочу знать. Ты никогда о нем ничего не рассказываешь. Я хочу знать хотя бы что-то, – Сью говорила тихо и задумчиво. – Если он был подонком, то лучше так и скажи.
– Нет, подонком он не был, – после долгой паузы ответила мать. – Он тоже любил слушать, как кошка мурлычет… только вот в дождь всегда грустить начинал. Он говорил, что ему кажется, что это его душа плачет.
– Он что, был большим любителем поплакать?
– Как раз нет, – мать вздохнула. – Он был большим упрямцем. Я помню только один раз, когда он плакал. Это было, когда он сильно заболел, в бреду. Ему тогда семнадцать лет было. Даже когда погиб его отец, глаза сухими были. Могилу закапывали, он зубами скрипел. После в одну точку смотрел, не говорил ни с кем, месяц не спал. Он, когда переживал сильно, всегда начинал спички грызть. Кто-то ногти грызет, а он спички…
– Мам, я на него похожа?
– Да, сильно похожа… и внешне, и характером…
– Ты, вроде бы как, и не рада этому?
– Как тебе сказать? Я боюсь за тебя. Иногда, когда я вспоминаю, его добродушие и вообще всё хорошее, думаю, что это очень хорошо, но иногда, когда я вспоминаю, каким он бывал сумасбродом, мне становится не просто страшно. А его сумасбродства в тебе более чем достаточно.
– Он что-то натворил?
– Нет. По крайней мере, тогда, когда я была с ним. Просто очень страшно бывает оставаться рядом с человеком, который ходит по краю пропасти, как по бульвару. А у него это, порой, бывало нормальным состоянием.
– Вы из-за этого расстались?
– Нет. Юля, больше о нем я тебе ничего не скажу, не проси, – снова после паузы сказала мать.
– Да, ты и так здорово сегодня разоткровенничалась, – Сью усмехнулась. – Хотя бы теперь я знаю, что мы с ним похожи.