Грязные цветы. Пленница волчьего офицера

ГЛАВА 2. Лагерь

За долгие дни, проведенные в вагоне с военнопленными, я даже стала понемногу забывать, что где-то за его пределами существует другой мир и другая жизнь. Другие места и другие люди. Потому искренне растерялась, когда состав остановился, дверь открылась, и всех, кто еще оставался жив, выгнали наружу. Вначале я даже немного обрадовалась перемене… вот только смутное, призрачное и блеклое подобие радости продлилась недолго. Ровно до того момента, как глаза, привыкшие к полумраку вагона, увидели серые тучи, под которыми тянулись бесконечные ряды колючей проволоки. А за ней — стены и напоминающие сараи здания.

Трудовой лагерь. Один из тех, куда солдаты Дойреса свозили пленных, чтобы те не покладая рук трудились над изготовлением боеприпасов, амуниции и всяких прочих вещей, необходимых для фронта.

Толпясь, шатаясь и спотыкаясь, новоприбывшие узники лагеря медленно, неровной шеренгой, под присмотром своих конвоиров ползли ко вратам, пересекая которые, следовало оставить всякую надежду. Потому что даже если произойдет чудо и Дойрес в конце концов начнет проигрывать войну, мне как-то не верилось, что ЗДЕСЬ можно дожить до того дня, когда союзные войска освободят пленников из этих стен. Раньше я только слышала об ужасах, которые творились в трудовых лагерях. И вот теперь мне предстояло на собственной шкуре испытать все круги ада местной жизни.

Новоприбывших, как я успела понять, заводили в первый корпус, на входе в который предстояло отстоять немалую, медленно тянущуюся очередь. Когда туда пришла пора входить и мне, я оказалась в большой комнате, посреди которой лежала огромная куча грязных вещей. Брезгливо морща нос от нашего вида, надзиратели приказывали всем раздеваться до гола, бросая туда свою одежду. А после — группами проводили в длинную узкую комнату, где шеренгой выставляли у стены. Чтобы человек в белом защитном костюме прошелся вдоль нее, поливая нас из шланга мощным напором белой, резко пахнущей жидкости. Как я поняла по запаху — каким-до дезинфицирующим алхимическим средством.

Едва он закончил, нас, дрожащих от холода и страха, торопливо погнали дальше. В комнату, где лежала другая гора одежды. На этот раз хоть потрепанной и поношенной (а разум подсказывал, что носили ее люди, которых здесь просто изничтожили), но при этом сухой и относительно чистой… Ну, по крайней мере, продезинфицированной. И хоть ни у кого из прибывших не было должной координации движений, а замерзшие руки то и дело роняли серые тряпки, надзиратели злобно подгоняли нас, требуя, чтобы мы поскорее одевались и не задерживали.

Дождавшись, пока последний мужчина застегнет на себе потертые штаны, надзиратели погнали нас дальше. К выходу, на котором каждому из нас на запястье ставили лагерное клеймо, поверх которого завязывали повязку с заживляющими смесями. И шлепая по земле потертой, дырявой обувью, мы снова оказались на улице. Откуда нас уже, распределяя по каким-то своим критериям, повели в разные ангары.

Там, где оказалась я, было полным полно людей, которые лежали кто на многочисленных деревянных полках, а кто и просто на полу. Самые удачливые из них нагребли под себя немного соломы, вероятно соизмеримой здесь с королевскими перинами. Все до одного были истощенные, костлявые, с голодными глазами.

И готова поклясться перед всеми богами, что вряд ли этот ангар как-то особо отличался от других. По крайней мере, подавляющего их большинства.

Даже странно, но я была одной из первых, кто обратил внимание на вошедшую в одной "партии" со мной фею, которая встала на месте как вкопанная и начала жадно принюхиваться к застоявшемуся воздуху.

— Скажите… здесь рядом пекут хлеб, да? — с надеждой и даже какой-то безумной мечтательностью проговорила она.

— Хлеб? — непонимающе нахмурилась одна из женщин, лежавших на полках.

— Я ведь слышу запах, — не унималась фея, в то время как и я, принюхавшись, уловила витавший в воздухе слабый аромат, в самом деле чем-то напоминавший выпечку. — Мне ведь не кажется, правда? И… Когда мы шли сюда, я точно видела, что рядом с нашим ангаром стоит здание с трубами, из которых идет дым и пепел немного повалил. Это хлебный цех, да?..

— Нет, — грубо перебила женщина, поморщившись, словно от удара.

— То есть, нет? — растерялась фея. — Как же?

— Это не хлеб, — бросила та, поворачиваясь ко всем спиной. А после, сплюнув, добавила. — Это эльфы.

— Эльфы? — непонимающе прошептала девушка.

— Крематорий, — фыркнула женщина. — Как раз сжигают тех, которых потравили в газовых камерах в прошлую смену.

Эльфы жили в отдельных бараках. По сравнению с которыми, как рассказывали старожилы, ангары, в которых содержали людей с феями, были просто элитным жильем. Но этих бараков было немного, потому что сами эльфы долго там обычно не жили. Хоть их сюда и свозили с завоеванных территорий ничуть не меньше, чем пленных людей и фей, для них не требовалось особо больших площадей. Потому что эльфов регулярно травили в газовых камерах. Раздевали, закрывали в герметичных комнатах и пускали газ. После чего тела тащили в крематорий, где сжигали.

А вот люди и феи работали на обеспечение фронта Дойреса и относительно редко (по сравнению с эльфами) умирали от голода, болезней или истощения. Время от времени солдаты приходили в ангары с женщинами после отбоя и выбирали себе игрушек, которых насиловали где-нибудь за углом. Обычно выбор, естественно, падал на фей, особенно если солдаты и сами были оборотнями чистых кровей. Впрочем, и меня пару раз уже успели вытащить посреди ночи, чтобы отодрать за углом — то ли чуяли на подсознательном уровне кровь моей бабушки, то ли я просто была первой, кто попадался им под руку. Хотя мне, в отличие от нескольких других девушек, повезло не попасть на групповое изнасилование. Оба раза все было быстро и без серьезных избиений. Так что я в какой-то мере могла считать себя счастливицей.

Но однажды ночью нечто в самом деле меня удивило. Обычно солдаты, приходя за девочками для забав, шумно выбирали и вытаскивали свою добычу из ангара. Вот только… Сегодня трое солдат открыли нашу дверь после отбоя, войдя внутрь строгим военным шагом. И ничего не говоря, молча нашли меня взглядом, схватили за руку и поволокли прочь, сразу же заперев за собой дверь.

Стало еще страшнее, чем обычно. Они что… собираются убить меня? Расстрелять за что-то? Или хотят использовать в каких-нибудь особых групповых забавах?

Утопая в панике, я лишь осматривалась по сторонам понимая, что меня завели в ухоженное, опрятное, по местным меркам даже роскошное здание, похожее на… офицерский жилой корпус?

Остановившись у двери одной из квартир, солдат постучал. А когда ему открыли, я едва сдержала вскрик: на пороге стоял он. Тот самый оборотень, который взял меня в поезде за тарелку супа.

Перекинувшись с офицером парой слов на дойреском, солдаты грубо пропихнули меня внутрь, и тут же дверь за моей спиной захлопнулась, а щелчок замка сообщил мне, что я в западне.

Итак, снова этот мужчина? Не понимаю, почему? В то, что я совершенно случайно вот уже во второй раз оказалась той девушкой, которую ему привели — как-то не верится. Но тогда по какой причине этот оборотень воспылал ко мне таким странным интересом?

— Чего стоишь? — бросил он, глядя на меня своим совершенно естественным взглядом: словно на мусор. — Там, на столе, горячий суп, булка и целый говяжий стейк. Иди, у тебя ровно полчаса чтобы пожрать, а потом помыться в ванной, чтоб мне не пришлось затыкать нос, пока я буду драть тебя до самого утра. Или может местная кормежка тебе настолько понравилась, что мои скромные объедки больше тебя не прельщают, потому ты решила отказаться от нашей маленькой сделки… так что мне сейчас просто изнасиловать тебя и вышвырнуть из окна?

— Нет, я согласна, — не думая ответила я, не сводя взгляда с того самого стола, на котором дымились новая тарелка супа и огромный кусок хорошо прожаренного красного мяса.

Словно издеваясь, желудок, с того самого дня в поезде не знавший ничего, кроме вонючей горелой каши и черствого хлеба, предательски заурчал. Так громко, что офицер с издевкой ухмыльнулся. И так болезненно, что сама я поморщилась, прижимая руку к животу.

— Тогда время пошло, — фыркнул оборотень, армейским шагом направляясь к большому кожаному креслу. В котором расположился, с садистским удовольствием наблюдая за тем, как я набросилась на еду.

Как вкусно. Мамочки, как же вкусно. Я даже представить себе не могла, будто когда-нибудь снова ощущу в своем рту горячий куриный бульон. Что уж говорить о сочном, мягком мясе, мастерски зажаренном на гриле. И хлебе, настоящем мягком хлебе, испеченном самое позднее сегодня вечером. На фоне всей этой роскоши в самом деле меркли воспоминания о том, что этот мужчина сделал со мной в прошлый раз, и понимание того, что он наверняка сделает теперь. Подумаешь, еще один секс по принуждению… после всех дней в холодном вагоне, после уже пережитых изнасилований солдатами… в отличии от остальных этот зверь, по крайней мере, кормит, прежде чем истязать.

Доев последний кусочек мяса, я тщательно выскребла тарелки хлебом, который потом с наслаждением проглотила. А затем жадно облизала свои пальцы.

И лишь после этого перевела взгляд на оборотня, продолжавшего нерушимо сидеть в своем кремле.

Ванная. Он сказал, чтобы я помылась. И что у меня лишь полчаса на еду и мытье. Я ела быстро (хоть видят боги, в самом деле старалась растягивать каждый кусочек… но не могла, слишком сильным был голод и слишком вкусным — угощения, которые мне преподнес мой мучитель). Значит, на то, чтобы помыться, времени должно оставаться еще достаточно. Тем не менее, нужно поторопиться, чтобы успеть как можно лучше отмыть грязное тело.

Несмело поднявшись на ноги, я прошлась по ковру с коротким ворсом и оказалась в комнате, где на выложенном плиткой полу стояла белая ванна, наполненная ароматной горячей водой. Впопыхах я сняла серую потертую одежду и опустилась в нее, невольно зажмурившись от ощущения бархатной воды, которая обволакивала каждый сантиметр измученного, изнуренного тела. Пахла цветами и травами, такими приятными и душистыми.

Безмятежность, захлестнувшая меня, убаюкивала. Хотелось забыть о войне, плене, лагере. Обо всем пережитом. И просто представить, что я дома, все хорошо, и ничего этого никогда не было, словно произошедшее — лишь страшный сон. А вот сейчас я, понежившись еще немного, еще самую капельку, вылезу из ванны. И ответив на мамин голос, войду на кухню, где доготавливается жаркое…

— Время истекло, — внезапно прозвучал надменный голос, разом разбивая все зыбкие иллюзии. Которые ускользнули от меня в мгновение ока, стоило сильной руке оборотня грубо схватить меня за плечо.

Резко открыв глаза, я невольно вскрикнула, увидев над собой его ухмыляющееся лицо. Сказать хотя бы слово не получалось. Все, что было в моих силах, это затаить дыхание, когда мужчина рывком выдернул меня из воды и прижал мокрую кожу к своей грубой военной форме.

Ощутив властный поцелуй, я зажмурилась и задрожала. Его губы двигались с не меньшим напором, чем в прошлый раз… а может даже и агрессивнее. Сминая, кусая, и без остатка подчиняя своей воле.

Он взял меня сразу, не дожидаясь, пока мы окажемся, скажем, в его спальне. Просто усадил на край ванны, грубо раздвинул ноги и, приспустив свои штаны, прижался ко мне, направляя свою возбужденную плоть в мое распаренное тело. И тут же, не скрывая похоти, принялся быстро, жадно двигаться, надежно придерживая меня, чтобы я не упала.

— Как я скучал по твоей дырке, — горячо выдохнул он мне на ухо, до боли сжимая бедра. — Хотелось поскорее натянуть тебя и отодрать, чтобы снова слушать, как ты визжишь, пока я тебя трахаю.

— Почему? — сама не понимаю, как у меня хватило духу, но это слово сорвалось с моих раскрасневшихся губ.

— Почему?

— Почему вы… хотели сделать это со мной? Именно со мной, а не с какой-нибудь другой женщиной? Их ведь в лагере полно… зачем вам я? — простонала я, ощущая как руки оборотня напряженно скользили по моей мокрой от воды и пота спине.

— В самом деле, как-то я об этом не задумывался, — прорычал офицер, резко дернув меня за волосы. И тут же прикусил открывшуюся шею. — Но по какой-то дурацкой причине мне снова хотелось позабавиться именно с тобой. Радуйся, шлюха. Ведь благодаря моей прихоти ты получила еще немного жратвы, о которой таким как ты даже мечтать не положено.

Охнув от ощущения шершавого языка, лизнувшего мою шею, я ощутила головокружение и точно упала бы, не держи оборотень меня так крепко. Как вдруг я почувствовала напряжение во всем его теле, с которым каменный ствол впечатался в меня, изливая в мое лоно поток горячего семени.

Прошло несколько секунд, прежде чем офицер вышел из меня, и тут же буквально впихнул обратно в ванну.

— Вымойся хорошенько, — хмыкнул он, вытирая свой член лежавшим рядом полотенцем. — И скорее возвращайся, а то я не собираюсь долго ждать, шавка.

— То есть, вы хотите еще?..

— А ты что думала? — бросил оборотень. — С тем, как я накормил тебя этим вечером… будь уверена, я буду драть тебя не один раз. Пока самому не надоест. Так, что завтра ты ходить не сможешь. Потому поторопись, у тебя минут десять, ждать дольше не собираюсь.

— Хорошо, — сглотнула я, сжимая в руке мочалку. Последнее, чего мне сейчас хотелось — разозлить этого мужчину.

Я понимала, что никогда не смогу отмыться от его прикосновений, даже если каким-то чудом выберусь отсюда и проживу долгую спокойную жизнь. Даже если всю эту жизнь буду, не вылезая из ванны, тереть свою кожу мочалкой. Даже если…

Но ни одно "даже если" не имело значения. Я должна была просто поторопиться. И как следует вымывшись, вылезла из ванной. К счастью, полотенец здесь лежало несколько кроме того самого, которым оборотень вытер свой член считанные минуты назад.

Итак, мне оставалось лишь одно. Промокнув кожу одним из мягких полотенец, я направилась в комнату, где мужчина уже ждал меня. Как оказавшись, лежа на кровати совершенно голым.

Даже смешно, но я ведь до этого момента до сих пор не видела его без одежды, хотя он уже дважды брал меня, при этом оба раза на мне не было ничегошеньки, кроме собственной кожи. А теперь я сама впервые смотрела на его сильное, тренированное тело, каждый мускул которого играл, переливаясь, словно вода.

Невольно взгляд задержался на внушительном мужском естестве… что, конечно же, не ускользнуло от внимания офицера. И его губы растянулись в уже привычной усмешке, немного обнажившей зубы, казавшиеся в полумраке остро заточенными.

— Давай, иди сюда, — приказал он, заставляя меня в который раз вздрогнуть. И не оставляя иного выбора, кроме как подчиниться.

Справившись со страхом, я сделала первый несмелый шаг, и несколько секунд спустя оказалась возле огромной, мягкой на вид кровати. Ухмыляясь со все тем же высокомерным, садистским удовольствием, мужчина подался вперед, словно крючком цепляясь за мою талию. А второй рукой сжал ягодицу.

— Не надейся, что все закончится быстро. Это будет долгая, очень долгая ночь, — протянул он, затягивая меня на кровать. И тут же, не теряя времени, смазал свой палец содержимым баночки, стоявшей на прикроватной тумбе. Чтобы считанные секунды спустя, пока я стояла на коленях рядом с ним, просунуть этот палец в меня.

Я догадалась, что это — та самая мазь, которую он использует, чтобы такая как я не забеременела от него. А заодно, подозреваю, защищает его от возможных венерических заболеваний, которые я теоретически могла подхватить. При этом самое забавное… практически все мужчины, насиловавшие меня, пользовались презервативами — дешевыми, до их было достаточно, чтобы избежать болезней, которые я могла бы переносить. К тому же… думаю, дело было не только в нежелании подцепить что-нибудь, но и в самой идеологии империи Дойрес. Согласно которой важнейшим являлось сохранение чистоты собственной крови. И твой ребенок, рожденный женщиной из низших рас, был в сознании оборотней таким несмываемым позором, что они боялись малейшей вероятности того, что насилуемая пленница или горожанка понесет от них, пусть даже сам мужчина не узнает о своем отцовстве.

Такие, как я, были скотом. Который можно убивать, истязать и насиловать, но которому ни в коем случае нельзя дать такой "чести", как забеременеть от представителя высшей расы оборотней. Не стерилизовали нас только потому, что в отличие от эльфов, полностью подлежащих уничтожению, мы были рабочим скотом, который в перспективе планировали "разводить", скрещивая друг с другом. Уже сейчас из оккупированных земель в империю Дойрес вывозили некоторых гражданских, отличающихся особо качественными генами — как рабов премиум-класса.

— Скажи, а тебя часто насилуют? — с издевкой поинтересовался офицер, высовывая из меня пальцы.

— Не чаще, чем некоторых, но достаточно, — напряженно выдохнула я, ощущая как грубые ладони оборотня напряженно скользнули по моим бедрам.

— Всегда поражался таким дурам, как ты, — хмыкнул мужчина, усаживая меня так, чтоб его бедро оказалось прямо меж моих ног, и с каждым его размеренным, неторопливым движением, легонько терлось о меня, от чего на его коже оставались мои соки. — Какого черта женщины твоей дурацкой страны вообще повалили на войну в таком количестве?

— Потому что нам наплели о том, как благородно защищать родину, — ответила я, сжимая кулаки.

— И много вы там защитили своими бабскими батальонами? — хохотнул оборотень, сдавливая пальцами напряженную ягодку соска. — Почти все вы на фронте довольно бесполезны, и чаще всего таких как ты как раз кидают на отвлекающие маневры, и прочие суицидальные миссии. А единственное, на что вы действительно пригодны — это стонать, визжать и умолять остановиться, пока вас дерут по самые гланды. Вот в этом да, вы, женщины, однозначно незаменимы, — рассмеялся офицер, больно шлепнув меня ладонью по бедру. — Кажется, специально ради этого твоя страна и позволила бабским батальонам пойти на фронт. Чтоб солдаты не скучали и им было кого трахнуть между делом.

— В армии Ранбисы женские батальоны даже ночуют отдельным лагерем, вокруг которого выставляют часовых… — попыталась возразить я, от чего-то ощутив глупую, наивную обиду.

— Вот только не говори мне, будто сами вы там не бегали скакать на членах после отбоя, — фыркнул оборотень, до боли смяв небольшую грудь.

— Некоторые правда ходили к солдатам из мужских батальонов… но не все, — безнадежно простонала я, тяжело дыша из-за того, как нога офицера терла меня меж ног, усиливая позорное физическое возбуждение.

— Хотела сказать: "Но не я"? — хмыкнул мужчина, надавливая большим пальцем на самую чувствительную точку моего тела.

— Да, не я, — всхлипом сорвалось с моих губ, за секунду до того, как вторая рука оборотня коснулась моего лица, и настойчивый палец грубо проник в рот.

— Строишь из себя порядочную шлюху? — прорычал он, резко выдернув палец из моего рта и прижав эту самую ладонь к спине. — Неужели ни разу за всю войну ни с кем до плена так и не перепехнулась?

— Нет, — постанывая, прошептала я, задрожав, когда пятерня офицера оставила на моей спине красные полосы от его коротких ногтей. — Ни разу. Я ни разу ни с кем…

— Хочешь сказать, до плена вообще ни разу ни с кем? — прищурившись, ухмыльнулся он, прежде чем прикусить мой сосок.

— Да, — против воли призналась я.

— Получается, твоим первым мужчиной стал один из моих солдат, грязно тебя изнасиловавший? — проговорил офицер, внезапно подхватив меня и буквально швырнув спиной на простынь. А уже миг спустя хищно навис надо мной, прижимая своим телом к постели.

— Верно, — выдохнула я, ощущая его член, упирающийся в меня.

— Надо же, как интересно, — протянул он. — Жаль, что в тот день, когда тебя лишили девственности, тем солдатом был не я, — продолжал оборотень со сверкнувшим в серых глазах хищным безумием. — Я бы очень хотел быть тем, кто тогда стянул с тебя штаны и грязно трахнул. Просто чтобы увидеть твое лицо в этот момент, когда мужчина впервые насилует тебя. Чтобы слушать эти крики, мольбы не делать этого с тобой, не забирать твою невинность ВОТ ТАК… а потом слушать твой надрывистый плач с каждым своим толчком внутри твоего впервые оскверненного тельца. Уверен, это было бы забавно. Но знаешь, ничего страшного. Уверен, я и так с тобой достаточно позабавлюсь, — хмыкнул офицер, проскальзывая в меня одним резким движением.

Распахнув остекленевшие глаза, я напряглась, с ужасом глядя на нависавшего надо мной мужчину. Который очевидно наслаждаясь этих взглядом, принялся жестко двигать бедрами, раз за разом насаживая меня на себя.

— Нужно было быть полной дурой, чтобы записываться в эти бабские батальоны, — пропыхтел он, с силой вколачиваясь в меня. — Потому что та, у кого есть хоть сколечко мозгов, должна была бы понимать, что именно это ждет женщин на войне: лежать на спине, или стоять раком, пока вас жестко трахают все, кому не лень. Особенно это касается фей. Особенно когда те знают, что у оборотней встает только уже от одного их запаха, — прошептал мужчина мне на ухо, лизнув раковину. — От тебя тоже немного пахнет феей… но этот запах совсем слабый. Его почти и не слышно, если не принюхиваться. А когда вокруг полно настоящих фей, пошедших в армию добровольцами, такая шавка как ты и вовсе никому не нужна.

— Тогда почему сейчас в этой постели лежу я, а не какая-нибудь из пленных фей? — невольно прошептала я, и сразу же прикусила язык.

— Просто потому что мне так захотелось, сучка, — хохотнул мужчина, резко впиваясь в мои губы.