Логан.
Было семь часов утра, когда я тащился с кофе в руке по коридору своего собственного крыла на дорогом этаже, перекинув сумку через плечо. Я предпочел бы оказаться на своем байке, а не задыхаться в галстуке, но какой смысл жаловаться? Я, в конце концов, сам захотел эту должность.
Возле двойной двери самого престижного офиса в «Тренчент» — камня преткновения власти и зла — мое внимание привлекла табличка на стене.
Логан Флинт было нацарапано пафосным шрифтом и покрыто лаком. Официально. Я был сраным генеральным директором над грязными корпоративными ослами.
Как только я покончу с коррупцией Трента, что станет с «Тренчент» и тысячами людей, которые здесь работают? В идеальном мире Кэси была бы невиновна, и она бы получила роль лидера и перестроила этику компании.
Но мир был далек от идеального.
Когда я толкнул дверь и прошел в офис, мое внимание привлек потолок. Почему сенсоры движения уже включены?
Через три метра от меня стол шевельнулся. Как и вся его гребанная поверхность. Я резко остановился, разливая кофе на пиджак и обжигая руку.
— Черт подери.
Я сузил глаза.
Змеи. Они ползали по столу, по клавиатуре, обвивали органайзер с ручками и карандашами. Парочка барахталась на полу, образовывая собой форму большой киски. Я попятился назад, разливая еще больше кофе.
Обернувшись назад, просканировал пол вокруг себя. Никаких змей. Выдохнув, я осмотрел остаток офиса, диваны, горшки с цветами в углах, и книжные шкафы у дальней стены. Несколько тварей уползло в конец комнаты, но они все равно не смогли бы найти щель, чтобы ускользнуть.
Основное количество их извивающихся черных тел было сосредоточено вокруг стола. Может, три или четыре десятка, каждая длиной в тридцать с лишним сантиментров и толщиной с карандаш. Я представил, как она вытряхивает их всех на мой стол и вздергивает свой смелый подбородок, когда уходит прочь.
Еще больше упало на пол, зашипев под столом и исчезнув Бог весть где. Это было инфантильным безумием, и я даже отчасти восхищался ею за это.
Улыбка коснулась моих губ.
— Хорошо сыграно, Кэси.
Теперь вопросом было, как сильно она меня ненавидела? Другими словами, были ли они ядовиты? Я прикончил остаток своего кофе и выбросил стаканчик в мусорное ведро. После, поглядывая на змей, я использовал телефон для поиска в Интервебс. Через несколько минут я узнал, что это были ошейниковые змеи.
Всего лишь слегка ядовиты.
Означало ли это, что она лишь слегка ненавидела меня? Это успокаивало.
Онлайн источники говорили, что люди могли держать их в руках благодаря их мелким зубкам и неагрессивной натуре. Я поднял одну с пола, придерживая ее за головой. Учитывая то, что она считала меня змеей, и если бы я умер от укуса змеи, это было бы даже поэтично.
Думаю, она подозревала это. Возможно, когда разговаривала с другим мною в субботу ночью. Если бы она только знала.
Мне нужны были бумаги, которые находились в сумке, так что я придержал ее на плече, пока нес змею к столу Алисии, припрятав ее так, чтобы помощница не заметила.
Она моргнула, глядя на меня снизу, нелепо выпячивая грудь напоказ.
— Могу я помочь вам, мистер Флинт?
Я унаследовал ассистентку Трента с его офисом. Он, вероятно, изрядно попользовался ею, но я не нашел никакого странного поведения на протяжении двух дней наблюдения за ней.
Несмотря на это, я подходил к ней только тогда, когда мне нужно было что-то важное.
— Вам нужно позвонить в службу контроля над животными.
Она нахмурила свои чрезмерно выщипанные брови.
— Прошу прощения, вы сказали…
— У нас проблема с вредителями, — я поднял змею.
Она завизжала, ее стул откатился назад и ударился о стену.
— Офис заражен, — я указал на дверь позади себя. — Сделайте звонок.
Прикрыв рот рукой и приклеившись взглядом к змее, она вслепую потянулась к телефону.
Тонкое чешуйчатое тельце обвилось вокруг моих пальцев, пока я направлялся в крыло Кэси. Я принес змею в качестве предлога, чтобы завязать разговор, но именно документы в моей сумке станут кардинальным поворотом в нашей с ней сегодняшней беседе.
Если она и правда не была замешана в семейных делах, мой шантаж разобьет ей сердце. Я облизнул губу с осторожной надеждой, так отчаянно желая, чтобы она оказалась невиновной. Но в то же время, я презирал мысль о том, что снова причиню ей боль.
Дженна оторвала взгляд от монитора, когда я подошел. Я придержал змею за спиной, чтобы избежать еще одного оглушительного вопля.
Ее круглое лицо стало еще круглее от улыбки.
— Доброе утро. Вы мистер Флинт, правильно?
По поводу Дженны я также провел расследование. Она пересылала файлы Кэси, но оказалась не замешанной в подозрительной деятельности. Я одарил ее кратким кивком.
— Кэси сегодня на месте?
— Да. Только что вошла, — она указала на дверь, ее хрипловатый голос подходил к ее крупной комплекции.
Я не стучал. Я был ее боссом, в конце концов. Держа змею перед собой так, чтобы она не пропустила ее, открыл дверь.
Воздух испарился из легких. Женщина передо мной с глазами синее неба и шелковистыми белокурыми волосами, спускающимися по рукам, лежала в большом кожаном кресле за своим столом. Ее кремовая кожа светилась на фоне ее черных слаксов и свитера с коротким рукавом под цвет глаз.
Закинув ногу на подлокотник, распустив волосы и с босыми ногами, она пялилась в ноутбук на коленях.
Она выглядела собранной, удерживающей под контролем все свое естество. Не такой скованной, как тогда, когда увидела видео.
Ничего на ее лице не указывало на сокрытие тайн. Мягкое выражение лица и легкость дыхания казались естественными и непринужденными, почти умиротворенными. На нее хотелось смотреть, без особых усилий видя ее живую красоту. Чертовски умопомрачительна.
Кэси посмотрела вверх на змею в моей руке.
— Такое не каждый день увидишь. Хищная хладнокровная рептилия поймала змейку.
Я сжал челюсти от значения ее слов, но мою грудь распирало от тембра ее голоса. Мне хотелось ненавидеть ее за то, какой дьявольски красивой она была. И по той же причине я хотел ее поцеловать.
Я хотел знать, сколько раз Колин трахнул ее с той ночи, когда я увидел их вместе. Нет, блядь, я не хотел знать этого.
Я хотел потребовать, чтобы она ушла от него, что было смехотворно. Она дико ненавидела меня.
Мои мышцы напряглись от желания склеить то, что я разбил, бороться за то, за что я должен был. Это была могущественная жажда, которая покалывающей болью выстреливала по моим губам — боль, которую мог успокоить только ее рот.
Даже если я презирал ее за неверность. Я отвернулся, и глазам стало больно от желания снова посмотреть на нее, пока сердце выпрыгивало от жажды сократить дистанцию между нами.
Я сделал продолжительный глубокий вдох. Господи, как в моем теле могло вмещаться столько противоречий?
Потому что ты хочешь ее, и знаешь, что не можешь получить.
Змея обернула хвост вокруг моего рукава, когда я закрыл дверь и зашагал к Кэси. Придерживая змею за голову, я поболтал ее хвостом перед лицом Кэси.
— Вижу, ты думала обо мне.
Она медленно закрыла ноутбук, даже не моргнув, глядя на змею, болтающуюся в миллиметрах от ее носа.
— Ты знал, что у змей бывает по два пениса? — Кэси потянулась к высокому мусорному ведру возле зоны отдыха, подняла его и придержала под змеей. — А у некоторых есть маленькие крючки на членах. Знаешь, чтобы они могли вцепиться в партнершу внутри и продлить акт соития.
Ее тон был полон спокойствия. Чрезмерного спокойствия. Мне хотелось, чтобы она кричала на меня.
Я бросил змею в ведро. Я больше никогда не посмотрю на это существо так, как смотрел прежде.
— Два пениса?
— Это позволяет самцу змеи переходить от партнерши к партнерше, не выжидая периода латентности. И вот мне интересно, — она отставила ведро в сторону и откинулась на спинку, уставившись на меня: — Скольких людей ты трахаешь, чтобы получить то, что хочешь?
Я ухватился за затылок, чувствуя напряжение от расстройства и вины. Расскажи ей. Расскажи ей все.
И тогда что? Как далеко она зайдет, чтобы избежать угроз Трента, которые он использует против нее и Колина? После того, что я сделал с ней, она продаст меня в мгновенье ока, и кто, мать вашу, станет ее винить?
Я снял шлейку своей сумки через голову, сбросил ее на пол и посмотрел Кэси в глаза.
— Ты задаешь неправильные вопросы. Ты даже не знаешь, чего я хочу.
Подтягивая свои голые ноги на подушку и подгибая колени на подлокотнике, она повернула голову и уставилась на панораму из окон возле нас.
Чикаго расправил свои широкие плечи над горизонтом. Его архитектура и высота зданий были охвачены потрясающим восходом. Завораживающая картина элегантности и силы, как и профиль женщины, смотрящей на него.
Не отводя глаз от города, она произнесла:
— Ты хочешь того, чего хотят все. Денег. Секса. Контроля. Жизни, в которой все происходит по щелчку пальцев.
Последнее утверждение было донельзя точным, ударив по моей детской мечте участвовать в гонках профессионально и законно. Но она имела это в виду не в буквальном смысле.
Я присел на корточки возле ее кресла, оставив менее полуметра между нашими лицами, и ожидал, пока она встретится со мной взглядом. Когда Кэси это сделала, я честно взглянул на нее.
— Ты ошибаешься на мой счет, — что противоречило мотивации, которую я дал Тренту, но я не хотел, чтобы она относила меня к категории ублюдков, которые держат ее под контролем. — Я не один из них.
Она изучала мое лицо очень долго.
Скользя взглядом по моим губам и челюсти, возвращаясь к моим глазам. Задержавшись на моей правой брови, она моргнула и отвернулась, но после ее взгляд снова сосредоточился на моей брови. Я подавил улыбку, изо всех сил пытаясь сохранить серьезный вид. Мне на самом деле очень нравилось ее милое увлечение этой частью моего тела, нравилось, что она заметила изгиб, данный от природы, с самого начала. В отличие от моей матери, она была открытым человеком, которому не нужно было пристально всматриваться, чтобы увидеть что-то.
Что-то изменилось в ее взгляде, зацепившись за что бы то ни было в моем.
— Я верю тебе. Как и тогда, когда ты дал мне свое слово в отеле, — ее губы превратились в тонкую линию. — Зачем ты здесь?
Господи, на ее лице сливались злость и боль, от чего мое сердце просто выворачивало наизнанку. Если она была невиновна, она заслуживала знать о том, что я планировал убить ее семью. Но если она поделится этим знанием, меня за это убьют. И ее тоже.
Я немного сместился назад в своем сидячем положении — нужно было прочистить голову от ее пьянящей близости и обдумать сказанное.
Она сгорбилась на спинке кресла, толкуя мою осторожность как отказ отвечать.
— Я получила твое резюме из отдела кадров. Оно настоящее? Массачусетский Технологический Институт с отличием? Физика, инженерия и бизнес-менеджмент?
— Ага.
Кэси уставилась на меня пронзающим взглядом. Несмотря на отсвечивание золота в глазах, ее зрачки расширились — безмолвный указатель запутанности ее мыслей.
Мне нужно было снова сфокусироваться на ней. Это заставляло меня нервничать — ее анализ моих мотивов и поиск правды. Я наклонился вперед.
— Что сказал твой муж? — Она моргнула, между бровей залегла складка. Я встал на колени перед креслом и облокотился на его ручки, загоняя ее в ловушку. — Он знает о нас?
Кэси выровнялась, обхватила руками согнутые колени, и притянула их к груди.
— Конечно, знает.
Чего-то не хватало. Она чего-то мне не договаривала.
— И?
— И ничего. Он знает, что меня подставили.
Почему этот ублюдок не выследил меня и не разбил мне лицо? Я стиснул зубы.
— Он знает, как сильно тебе это понравилось? Ты сказала ему, сколько оргазмов я подарил тебе?
Ее лицо превратилось в маску строгости, а глаза сузились.
Я был ублюдком, но, черт возьми, мне нужно было понять природу их отношений.
— Ты сказала ему, как я часами вылизывал твою ненасытную киску?
— Я сказала ему, что ты вылизывал ее с раздвоенным языком.
Она ухмыльнулась, но я не упустил изменение в ее дыхании, и то, как сжались пальцы на ее ногах.
Может, она ненавидела себя за то, что наслаждалась нашей ночью вместе и никогда не вспомнит о ней, как о чем-то приятном.
Но я знал — знал — она до сих пор хотела меня так же отчаянно, как и я хотел ее. Она сопротивлялась этому. Раны, которые я нанес ей, были еще слишком свежи.
Я мог возместить ущерб. Я бы возместил его.
Осторожно, так, чтобы не коснуться ее, я наклонился над ее согнутым телом, оставаясь грудью лишь в миллиметрах от ее колен.
— Я понимаю, что ты в ярости, но ты, как и я, знаешь, что нет ничего горячее или интенсивнее, чем то, как мы трахались той ночью.
Ее голова склонилась на бок.
— Ты самый настоящий хер.
Боже, я хотел поцеловать этот порочный рот.
— Но твоей промокшей влажной киске я понравился.
Ее глаза вспыхнули, и это дало мне знать, что сказать такое было самой худшей вещью на земле.
Блядь. Я шел по неправильному пути. Наша связь была не на физическом уровне. Был эмоциональный поток, парящая энергия, которая собиралась в точке, которую разум не в силах объять.
Мне нужно было перестать думать членом и сделать смелую вещь. Мне нужно было открыться ей. Дать ей хорошенько осмотреться. Может, я тоже что-то выучу, потому что сейчас я мог положиться только на интуицию и твердость характера, оба принадлежащие неандертальцу.
Я вторгся в ее пространство. Мои глаза и лицо предоставлены для ее изучения, и я придал своему голосу всю искренность, на которую способен:
— Это было по-настоящему, Кэси. Я выключил камеры до того, как мы сняли одежду, и все, что случилось после, было лишь у нас с тобой. Никакого обмана.
— Пошел на хер, — яд в ее голосе прорезался сквозь напряжение — противоречие с мягкостью ее рта и пеленой влаги в глазах.
Я действительно все запутывал. Я не знал, как говорить о том, чего я не понимал. Но мое тело знало. Меня сотрясло от желания выволочь ее на пол, распластать подо мной и показать ей, как на самом деле я себя чувствовал.
Используй слова, ты, тупорылая задница.
Я продолжительно вдохнул.
— Я не знаю, что мне сейчас сказать, зная, что ты замужем, и зная, что у меня нет ни единого шанса на земле, — я засунул это несчастное понимание в маленький уголок, где он не мог отвлечь меня. — Но, черт возьми, Кэси, если бы ты не была замужем, я бы боролся за тебя, — я потер лицо руками, и почувствовал, как челюсть напрягается под ладонями. — Нахуй все это. Я все равно буду бороться за тебя.
Глаза сказочного синего цвета изучали меня со строгостью, которая говорила мне, что она слушала, а это, в свою очередь, обнадеживало тем, что она мне верила.
— Ты начал бороться против меня. Как, мать твою, ты собираешься бороться за меня?
Я не привык красть жен у чужих мужчин. Я бы не стал бороться с Колином, если бы она любила его. И что теперь? За что мне бороться?
Ища ее глаза, я посмотрел сквозь уверенный блеск на поверхности и углубился в жидкую синеву. Кэси уставилась на меня в ответ, казалась довольной, позволив мне изучать ее. Я потерял счет времени, терпение и часть своей души от безмолвной интимности этого взгляда. Когда ее рука шевельнулась, заклинание спало.
Легкое прикосновение ее руки к моей щеке успокоило мое дыхание. Сердце остановилось. Ладони вспотели. И там, в самых глубоких пучинах ее глаз в тепле ее руки на моем лице, я нашел то, что искал.
Оно было там все это время, когда она пялилась на меня в лифте, тянулась ко мне, чтобы удержать баланс, обвиваясь вокруг меня в отельной комнате, и сейчас, когда просто прикасалась к моему лицу. Ее одинокость проникала в каждую клеточку моего тела и заставляла желать вещи, которые никакого отношения к бизнесу не имели.
Я убрал свою руку с подлокотника и переместил за ее затылок.
— Я собираюсь бороться за твое прощение, — я уперся грудью в ее согнутые колени, прижимая их между нашими телами: — И я буду бороться за твое счастье.
Изумление промелькнуло в месте заключения одиночества в ее глазах, и грустная улыбка зародилась в уголке ее рта. Кэси убрала руку от моего лица и опустила ноги возле моих колен.
— Почему?
Мой пульс дико грохотал, когда я сдвинул ее бедра вместе, и опустился на них головой.
— Я не знаю, как сказать тебе. Я могу лишь сказать, как я это чувствую, — я схватил ее запястье и повернул ладонью к моему лицу, удерживая руку там.
Она сопротивлялась в моей хватке, но я отказался отпустить ее, когда внезапная отчаянная нужда в том, чтобы она поняла меня, заставила меня открыть рот.
— Это — настоящее. Настолько настоящее, что я чувствую это везде, будто миллион мелких вибраций под кожей. Эти… это желание защитить тебя…
Воздух врывался и вырывался из легких, а голос стал грубее от запутанной, не утаенной правды.
— Это бешеная нужда внутри меня, которая тянет к тебе, вызывает желание наблюдать за тобой, исправить боль, которая поселилась в твоих глазах из-за меня. Блядь, я не знаю, что это, но я чувствую это сейчас. Оно крутит мною — крутится вокруг тебя — и сбивает меня с гребанного пути.
Говоря об откровениях… Сентиментальность, слетевшая с моего языка, напугала меня до чертиков. Что она должна подумать? Я звучал, как жалкий актеришка.
Соль шутки была в том, что эти чувства не были новыми. Я похоронил их девять месяцев назад, притворяясь, что серебристый Дукатти на финишной линии был не той причиной, по которой я гонял быстрее и жестче, чтобы добраться до нее. Но я не мог сказать ей этого.
Ее пальцы, теперь расслабленные в моей хватке, погладили чувствительное место под моим ухом — движение, которое на подсознательном уровне заставило меня вдохнуть глубоко и счастливо. Что только прибавило мне смятения.
Я опустил лоб на ее бедро и проговорил в ее коленку под гулкий стук моего сердца:
— Я не могу не бороться за тебя.
Кэси пропустила пальцы сквозь мои волосы, мягко скользя за моим ухом.
— Ты украл мою работу, Логан. Ты снял на камеры наш секс и отдал запись моему свекру.
Ее тон был таким мягким и ритмичным, как и ее прикосновение, но вес ее слов свалился на мое горло, перекрыв доступ к воздуху.
Она опустила руку на бедро.
— И если ты не заметил мою реакцию в офисе, я ненавижу Трента всеми фибрами души. Тот факт, что он из всех людей, увидел это видео…
Я резко встал на ноги и зашагал к окну, сосредоточив взгляд на стеклянном и бетоном мегаполисе под нами.
— Я буду жалеть об этом до последнего дня своей жизни.
Что случится не так уж и нескоро, если я поддамся на эту безумную идею рассказать ей все свои секреты.
Мое предательство, ее брак, моя месть, — все это вместе давило на мои плечи и роилось вокруг меня. Мое тело зудело от этого, разум барахтался в оковах нашей ситуации, ища спрятанные решения и слабые места.
Я повернулся к ней лицом.
— Ты любишь своего мужа?
— Да.
Ее мгновенный и решительный ответ почти подогнул мои колени. Чего я ожидал? Что мое искаженное признание изменит зов ее сердца? Это не имело никакого значения. Она могла сидеть здесь и наблюдать, как я страдаю. Я никуда не собирался.
— Этот подавленный взгляд снова вернулся.
Она встала и сократила пространство между нами.
Ее руки двинулись к лацканам моего пиджака, разглаживая складки. Она, казалось, нарочно пытала меня, скользнув пальцами к воротнику так близко от моего горла, что я смог почувствовать жар, исходящий от них, и то, как они отдалились от моей кожи, не касаясь ее.
Она опустила руки по бокам.
— Есть разные виды любви, Логан.
Эта маленькая, неожиданная поправка позволила мне проглотить болезненный узел в моем горле.
— Ладно, — я выровнял голос. — Например?
Она подступила к окну и приложила руку к стеклу, уставившись на восход солнца.
— Есть любовь, от которой летят искры, и которая разливается, будто лава вулкана. Знаешь, мгновенно воспламеняющийся взрывной секс, который тухнет, не успев разгореться? — она устремила на меня острый взгляд и снова отвернулась к окну: — Некоторые говорят, что это вовсе не любовь.
Я сглотнул.
— Это похоть. Желание.
Она думала, именно это было между нами? Нахер это. Воспламеняющая интрижка не была тем, за что я боролся.
Ее выдох громом прозвучал в тишине, спустившейся на нас.
— Желание — это форма любви, хоть и мимолетная. Ты чувствуешь его в один момент, и блядь, когда оно уходит, ты чувствуешь пустоту, — она вдохнула, затем выдохнула: — Это самая слабая форма любви.
Она не стояла бы, поддаваясь на угрозу Трента, если бы ее любовь к мужу была слабой. Понимание этого сжало мое горло, но я оттолкнул его и вцепился в осознание того, что у них с Колином не было взрывного секса.
— Ты любишь его не так.
Она прыснула со смеху.
— Нет.
Солнечный свет отразился на ее профиле, когда она опустила взгляд на ноги. Ее темные ресницы почти касались щеки.
— Потом есть прочная, надежная любовь. Твердая основа, которая выдержит время и закалку. Та, которую ты защитишь ценой своей жизни.
Строгие очертания ее губ сказали мне больше, чем ее слова. Так она любила его, и я не знал, что с этим делать.
Прядь волос упала на ее щеку, закрывая выражение ее лица. Я прислонился плечом к стеклу, глядя на нее, и заправил золотистую прядь за ухо.
Она закрыла глаза и прижалась бровью к стеклу.
— Самая сильная любовь начинается с конфликта. Это неуловимое путешествие, наполненное самоотдачей, борьбой и желанием делиться, но попытка — решительная, и выливается в нечто, что поглощает сердце настолько, что больно от одной мысли об этом, — ее грудь вздымается и опускается с затиханием голоса: — Сплетение двух тел на духовном уровне, где нет места пустоте.
Ее желание было прекрасным и едким, таким, которое я прочувствовал с каждым болезненным ударом своего сердца. Оно наполнило меня одержимостью стать мужчиной, который даст ей это счастье.
Ее взгляд задержался на мне. Краска поднималась по ее лицу, смущенная улыбка коснулась ее губ.
Она пожала плечами.
— Ты сам спросил.
Мы уставились друг на друга в немом моменте. Никаких слов или прикосновений, но атмосфера звенела от всех роившихся вопросов без ответов.
Сумка на полу содержала доказательство того, что мои намерения были чисты и очень личные. Настало время показать ей все, что я дал ее родителям, и ее реакция продиктует мне правила, по которым мне стоит продолжать.
Но сначала мне были нужны некоторые ответы.
— Что ты делаешь с информацией, которую тебе пересылает Хэл Пинкертон?
Ее дыхание ускорилось и напряжение заставило сменить позу.
— Что?
— Ты пользовалась планом подпольных гонок. Что еще ты делаешь с ним?
Она сжала челюсти.
— Откуда ты об этом знаешь?
— Я знаю многие вещи о грязных связях Тренчент. Отвечай на вопрос, и я скажу тебе.
Она прижала кулаки к бедрам.
— Очевидно, что я не докладываю об этом в газеты, и не сообщаю копам. Мне просто нравится смотреть.
Часть меня верила в то, что она смотрела на меня.
— Почему Трент заходит под тем же логином, под которым Дженна получает файлы?
Ее глаза расширились в синие озера, и вид от этого расслабил мои плечи облегчением. Шок был не только настоящим, но и подтвердил мои подозрения. Кэси держали в неведении делишек Трента. По крайне мере, касательно подпольных гонок. Я сделал несколько шагов к своей сумке. Подняв ее, я указал Кэси на стул.
— Присядь.
Она уселась, наблюдая за мной с осторожностью. Я опустился в кресло напротив от нее и достал папку из сумки. Это было грубо, но я и не рвался подготовить ее. Я просто положил пакет ей на колени и изучил ее реакцию, задержав дыхание.
Когда она с изумлением прочла первую страницу, я понял, что Трент не поделился с ней причиной моего шантажа. Ее рука затряслась, когда она потянулась ко второй странице. Несколько страниц спустя кровь отхлынула от ее лица, грудь поднялась, и локти вжались в бока.
Мошенничество, вымогательство, запугивание, изнасилование, убийство. Бумаги, дрожащие в ее пальцах, были запятнаны кровью от преступлений ее семьи. Когда она листала их, я чувствовал боль, будто она была моей собственной. Я увидел, как она сжала кулак на животе и опустила плечи. Борясь с болезненным порывом успокоить ее, я сместился вперед и потянулся рукой к ее колену.
Кэси дернулась.
— Нет. Просто… — ее голос надломился. Она выставила перед собой ладонь, предупреждая меня не приближаться. — Не надо.
На протяжении этого мучительного отрезка времени, я видел маму, которая научила меня бороться с обидами детства. Которая летала на байке над фурами и чуть не погибла между двумя девятиметровыми зданиями. Которая умерла вместо зла, теперь вредившего Кэси.
Ее голос прорезался сквозь темную пелену воспоминаний.
— Этим ты шантажировал совет директоров?
У нее даже не было оранжевого конверта с конфиденциальной информацией, который я передал Тренту.
— По большей части, да.
Склонив голову, Кэси уставилась на папку на ее коленях.
— Но они отрицали это, не так ли?
Я не был удивлен надеждой в ее вопросе. Медленно я потянулся к ее лицу, и в этот раз она не отшатнулась. Я приподнял ее подбородок, чтобы встретиться с глазами.
— Они не могли. Вся правда — здесь.
Кэси отклонилась от моего прикосновения.
— Ты коп?
Я помотал головой.
Углубляясь назад в кресло, Кэси уставилась на восход. Ее ладонь дрожала возле брови, закрывая собой ее взгляд.
— Это личное для тебя.
Я не собирался рассказывать ей правду о своем шантаже, а собирался лишь показать ей доказательства, которые я предоставил ее семье, чтобы оценить ее реакцию. Но ничего касательно Кэси Бэскел никогда не шло по плану. Плюнув на логику, я доверял этой женщине.
— Это глубоко личное.
Ее красивое лицо исказилось страданием, ее рот колебался между болезненной улыбкой и страданием. Она была шокирована, напугана, загнана.
Бесспорно невинна.
Что означало, ее понимание о справедливости будет сильно противоположно моему.
— Нам не нужно быть копами. Ты понимаешь?
Она опустила руку, и пронзила меня яростным взглядом.
— Нет. Я не думаю, что понимаю.
Черты ее лица были деликатными и элегантными, даже когда они обострялись от злости или ужаса.
Может, она еще не поняла, что я собирался убить ее семью, но какая-то часть ее должна была осмыслить эту возможность, и мне нужно было, чтобы она поняла почему.
Я потянулся к сумке, и передал ей оранжевый конверт.