Хет-трик

Глава 1

— Итак, док… — мой взгляд прошелся по серо-голубой пятнистой поверхности пола в больничной палате мой сестры, когда я крепче сжал ее руку. — Насколько все плохо на самом деле? — мне было известно, каким искореженным был автомобиль, и что для меня было просто удачей, что она хотя бы дышала — даже если это произошло благодаря автомобилю — но мне было необходимо хоть какое-то подобие надежды, что она встретит предстоящее утро.

Глядя на эфемерные очертания Милы на больничной койке, на то, как она цеплялась за жизнь — в тот момент я проклинал себя. Большую часть времени я гордился собой, считал себя весьма значительной фигурой в семье, но прямо здесь и сейчас я превратился в какую-то непонятную массу бесполезных эмоций, молясь о том, чтобы все это было каким-то жутким, извращенным кошмаром, от которого я должен был очнуться.

Молодой врач с густой рыжей бородой, нахмурившись, опустил руки мне на плечи.

— Мы собираемся сделать все, что в наших силах, чтобы спасти ее, мистер Кокс. Идите домой и немного поспите. Давайте посмотрим на изменения в ее состоянии утром.

Я кивнул, скользя взглядом по постели сестры, к тому месту, где дыхательная трубка входила в ее рот, и глядя на прибор, который издавал звуки, сигнализировавшие о работе ее легких, — это меня раздражало. Порезы и царапины, покрывавшие ее бледную кожу, свидетельствовали о степени тяжести аварии. Оба ее глаза были сине-черными, щеки — опухшими, и слишком много костей в ее теле было сломано. Было просто чудом, что первые, кто пришел ей на помощь, смогли вытащить ее из машины, не говоря уже о том, чтобы госпитализировать ее, привезти в больницу и вовремя сделать операцию, но каким-то образом им это удалось.

Я в последний раз сжал ее руку, наклонился вперед и прошептал ей на ухо.

— Мила, если ты меня слышишь, пожалуйста, борись. Пожалуйста, будь сильной. Ты — все, что у меня осталось. Я люблю тебя, сестренка, — я проклял слезу, скатившуюся вниз по моей щеке, когда целовал свою маленькую сестренку.

За моей спиной был слышен скрип от кроссовок. Медленно повернувшись, я встретился глазами с невысокой медсестрой в фиолетовой униформе, застенчиво входившей в палату. Ее маленькая фигурка напоминала мне о Миле, девушка немного подпрыгивала во время ходьбы, от чего ее короткие, прямые волосы качались из стороны в сторону при каждом шаге.

— Простите, мне просто нужно проверить ее, — она прикусила нижнюю губу, глядя на таблицу в ногах у Милы.

Сделав несколько шагов назад, чтобы позволить медсестре делать свою работу, я прочистил горло.

— Это будет нормально, если я останусь здесь с ней на ночь?

Медсестра нахмурила свое маленькое личико, когда качала головой.

— Я боюсь, что в реанимации это недопустимо. Приемные часы начинаются в семь и заканчиваются в девять.

Я опустил взгляд на свои часы, чтобы увидеть, что задержался уже на час. Изобразив дежурную улыбку, я засунул руки в карманы.

— Хорошо. Я пойду.

Ее добрые глаза нашли мои, когда у меня навернулись проклятые слезы, а горло сковал комок размером с Лонг-Айленд.

— Меня зовут Карла. Я буду на работе всю ночь, — она полезла в карман и вытянула визитную карточку и ручку. — Напишите здесь свой мобильный номер. Я позвоню вам, если что-то случится.

Трясущимися руками я сделал то, о чем она попросила, испытывая большую благодарность, чем можно было бы представить.

— Я даже не знаю, как благодарить вас за это, — мой голос был слабым и вялым.

Когда я передал ей карточку, то осознал, как тряслись мои руки. Нервозность и беспокойство начинали брать надо мной верх.

— Просто постарайтесь немного отдохнуть. Вот, — она протянула мне другую карточку. — На тот случай, если вы будет волноваться ночью, здесь есть мой номер телефона.

— Я признателен за это.

Казалось, что я глазом не успел моргнуть, как уже на автопилоте пробирался к гаражу. Все превратилось в одно размытое пятно. Разблокировал свою машину, застегнул ремень безопасности, привел автомобиль в движение — все это ощущалось так, словно я смотрел фильм, а не проделывал все это сам. Мои чувства ожили, когда я заехал в гараж родителей, я даже не помнил, как выехал на Элм Стрит или свернул за угол на Аддисон.

Бросив ключи на комод, я рухнул на свою огромную кровать. Я даже не знал, как все еще был в состоянии двигаться, дышать, думать — я просто знал, что должен продолжать это делать. Мила должна была пойти на поправку, а я должен быть сильным ради нее. После одного единственного телефонного звонка вся моя жизнь перевернулась, раздробив полностью всю мою душу. Все разом навалилось на меня: моя злость, моя ярость, мое раздражение. По прошествии нескольких минут тщательный порядок в моей комнате превратился в отражение мучившей меня ситуации.

После того, как я выплеснул свое напряжение, волна осознания накрыла меня. Пока я стоял в центре своей огромной комнаты, когда кругом были разбросаны осколки зеркала, мои измученные суставы на пальцах кровоточили, а в стене появилось несколько дырок, которые требовалось заделать и оклеить обоями, я уже больше не мог убегать от реальности произошедших сегодня событий.

Моя мама была мертва, а сестра находилась в искусственной коме из-за полученных травм. Меня подавляло чувство вины. Не было ничего, чтобы я мог сделать, чтобы тот грузовик не проехал ту стоп-линию, а моя мама пристегнула пряжку ремня безопасности, но я был главой семьи и был ответственным за защиту моей семьи.

Усталость взяла верх. Я пришел в ужас от звонка будильника, который громко отдавался у меня в ушах, тогда я понял, что все еще был одет в свою пропитанную потом форменную рубашку, что была на мне, когда позвонили из больницы.

Проверив свой телефон, я увидел несколько сообщений от товарищей по команде, беспокоившимися обо мне, и новое сообщение от номера, который не был сохранен у меня в телефоне.

Разблокировав телефон, я прочитал слова, от которых слезы облегчения выступили на моих глазах.

Я быстро написал ответ.

Приняв быстрый душ, пару раз откусив холодную пиццу, позвонив своему тренеру, я поехал обратно в больницу.

Просто будь сильным.

Дыши.

Глубокие… медленные… вдохи.

Все будет хорошо.

С ней все будет хорошо.

Боль и полнейшее непонимание охватывали каждую клеточку моего тела.

— Мила? — голос Брейдена звучал где-то далеко. — Мила? Ты слышишь меня?

Я попыталась ответить, но ничего не получилось. Мое горло было словно пустыня, просящая дождя, чтобы пролились вопросы и крики о помощи.

Кто-то гладил мои волосы, но мои глаза не могли открыться, чтобы посмотреть, кто заботился обо мне. Я представила изящную руку своей матери, скользившую по моим светлым локонам, пока мой брат пытался поговорить со мной.

Где я?

Почему все так болит?

Почему я не могу говорить?

Почему не открываются мои глаза?

Незнакомый, едва различимый, голос начал что-то объяснять моему брату.

— …и именно поэтому, она по-прежнему не приходит в себя. Она будет в таком состоянии еще какое-то время. Почему бы нам не дать ей поспать еще немного и не попытаться через несколько часов?

Упоминания о сне звучали слишком блаженно. Я чувствовала себя как Скарлет О'Хара в той сцене в Таре, когда жизнь стала слишком тяжелой для нее, чтобы думать об этом в тот момент.

Тихий пищащий звук прорвался в мой туманный сон, и я попыталась приподнять тяжелые веки.

— Мам? — мой голос был хриплым и напряженным, когда слезы начали жечь мои глаза.

Глубокий голос моего брата был наполнен такой добротой.

— Нет. Это я. Это только я, — я чувствовала, как его пальцы отвели в сторону челку с моего лба и щек. — Так приятно видеть, что ты проснулась.

— Что? — я начала задыхаться, испытывать удушье и кашель. Все болело: мое горло, грудь, ноги, живот, спина, лицо, глаза, губы. Я дрожала, у меня проступила испарина. Я чувствовала, как будто мое тело весило миллион фунтов. Если бы мои волосы могли испытывать боль, я была уверена, что они кричали бы от боли в тот момент.

— Ты попала в аварию. Ты что-нибудь помнишь? — спокойный голос Брейдена взволновал меня еще больше.

Воспоминания об аварии начали наполнять мое сознание, и я начала задыхаться.

— Мама? Где мама?

Пальцы Брейдена переплелись с моими, когда он начал рассказывать мне об аварии.

— Мне так жаль, Мила. Я не знаю, как рассказать тебе об этом.

Мои глаза были приоткрыты, а слезы, наполнившие их, сделали так, что было просто невозможно что-то увидеть, но выражение боли на лице у моего брата было тем, что я никогда не смогла бы забыть. Тот момент был навсегда запечатлен у меня в мозгу — доля секунды, когда жизнь превратилась в сплошной кошмар.