Хет-трик

Глава 2

Схватив горсть арахиса, я забросил ее в рот.

— В этом заведении уже давно пора начать готовить какую-нибудь чертову еду, я голодный, — я запустил арахисом прямо Шону в ухо, промахиваясь.

Черт побери. По крайней мере, на льду мне удается лучше попасть в цель.

Мой лучший друг закатил глаза.

— Целая неделя в одиночестве. Чувак, ты готов? — спросил Шон и усмехнулся, прежде чем сделать еще один глоток своего налитого на три пальца виски Jameson.

Я пожал плечами.

— Как никогда раньше. Я готов взять все в свои руки.

Шон крепко хлопнул меня по плечу так, что кто-то другой вряд ли бы расценил это как дружеский жест, но это было именно то, как мы вели себя друг с другом.

— Будет классно, чувак. Рад за тебя и Марселу.

— Ты, мать твою, ненавидишь ее. Ты никого не обманешь, — я перекатывал во рту вишенку, мгновение наслаждаясь ее сладостью.

Он драматично вздохнул, прижимая руку к груди.

— Разве я когда-нибудь говорил что-то такое?

— Да, ладно тебе, чувак, ты знаешь, что я прав. Как насчет того, что ты каждый раз пьян с того дня, как я сказал тебе, что собираюсь попросить Марвелу выйти за меня? А это твое бесконечное «ты совершаешь огромную ошибку, мужик. Не делай этого, чувак. Эта женитьба разрушит твою гребаную жизнь».

— Я? Нет, я бы никогда такого не сделал, — Шон выдал короткую ухмылку. — Каким бы я был лучшим другом, если бы не подвергал сомнению самое важное решение в твоей жизни?

Я пожал плечами.

— Дерьмовым другом, но, тем не менее, осталась неделя. Я думаю, мы оба знаем, что это произойдет.

Шрн вскинул руки вверх.

— Ты прав. Я забочусь только о твоих интересах. Если это женитьба на злой ведьме Бастинде из «Страны Оз», то так тому и быть.

— Ты ее практически не знаешь, — я хлопнул своим пустым стаканом перед барменом. — Искусительница за барной стойкой, еще.

Она откинула с лица свои короткие черные волосы, подстриженные в стиле «пикси», одаривая меня ледяным взглядом.

— Ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда ты так называешь меня, Гевин.

Она начала готовить мой второй коктейль «Манхэттен», одаривая меня смущенной улыбкой.

— О, да ладно, Джордан, ты знаешь, что я просто шучу с тобой.

Джордан улыбнулась мне, поставив стакан на насквозь мокрый подстаканник, а потом положила еще две вишенки, именно так, как мне нравилось.

— Ты нисколько не изменился со времен школы. Ты по-прежнему тот же самый напыщенный придурок, каким был всегда.

Я сделал большой глоток.

— Да, и поэтому ты меня любишь.

Она ухватилась за живот, и из нее вырвался глубокий смех, при этом она била ладошкой по барной стойке.

— В твоих гребаных мечтах, Гевин. Только в твоих долбанных мечтах.

Джордан бы никогда этого не признала, но мы с Шоном были единственными людьми, кого она хотя бы отдаленно переносила на дух среди наших одноклассников. Мы трое были маленькой волчьей стаей, с тех пор как себя помнили, мы росли всего в нескольких домах друг от друга в старом районе недалеко от станции Хантингтон.

Это относило нас к тому небольшому количеству людей, среди тех, кто не пошел после окончания старшей школы в колледж. Джордан Бейтс была одним из лучших барменов в городе, она даже проехала по всей стране, помогая обучать новичков. Шон был одним из самых лучших в Нью-Йорке, одетый в идеально сидящую синюю форму полицейского, и он каждый раз просто светился от гордости, когда мы говорили об этом. И я, который был дебоширом в составе банды, играя в хоккей за Нью-Йоркских Выдр.

Хотя хоккей был моей мечтой, это было не так просто. Большинство людей думало, что мне повезло из-за моего старика. Не помогало и то, что меня призвали в команду, которую он, мать вашу, тренировал — этот факт на самом деле превратил мою жизнь в настоящий ад. Конечно, я был горд носить красно-бело-синюю форму — я хотел этого с тех пор, как был ребенком, еще тогда, когда отец был для меня героем, а не конченным придурком, который обращался со мной как с отбросом общества.

— Шон, как твоя работа сегодня? — Джордан начала убираться в баре, это было для нас сигналом, что приближается время убираться из бара Dodge.

Шон откинулся на спинку кресла.

— Если коротко, то это был долбанный денек.

Обычно Шон был полон историй, касаемо своего дня. Ему нравилось рассказывать нам о сумасшедшем дерьме, которое люди вытаскивали наружу, о той лжи, что, по их мнению, поможет им избежать обвинений, выдвинутых против них, о том насколько глупыми могли быть люди на самом деле и тому подобное. Но когда он молчал, мы знали, что во время его смены произошло что-то действительно неприятное. Джордан налила ему виски еще на несколько пальцев, когда его глаза начали наполняться слезами. Мы оба знали, что это значило, что они кого-то потеряли в тот день, и мы точно не стали бы давить на него. Если Шон хотел поговорить, то он бы так и сделал.

Он смотрел на янтарную жидкость, обводя указательным пальцем край стакана.

— Так грустно, когда родитель умирает, а его ребенок выживает. Это такое несчастье, когда кто-нибудь умирает, но мать, которая умерла на глазах у дочери, это просто катастрофа, — он опрокинул остаток своего напитка и взял свое пальто со стула рядом с собой. — Думаю, что пришло время расходиться по домам. Увидимся, ребята, на репетиции?

— Да, чувак. Увидимся в пятницу.

Рукопожатие — проверка.

Пот стекает по моей заднице — проверка.

Все глаза направлены на меня, пока я стою на улице под палящим солнцем в долбанной бабочке, которая вот-вот задушит меня до смерти — проверка.

Не могу поверить, что прошло два года с того момента. Мисс Марсела Роудс собиралась стать миссис Марсела Хейс, и в моей жизни все должно было идеально встать на места, именно так, как я всегда думал об этом. У нас даже были мысли о маленьком домике в пригороде, с большим крыльцом и долбанным белым заборчиком.

Как я могу быть таким сентиментальным?

Обычно я не был такой долбаной-сентиментальной-хреновой-задницей, но стоя у алтаря, украшенным белыми и розовыми цветами, и та цыпочка в роли священника, которая постоянно успокаивала меня: «Не переживай, милый, все закончится раньше, чем ты сам поймешь» улыбкой, и мой лучший друг, похлопывавший меня по плечу с этим: «Это будет потрясающий день» блеском в его глазах… все это начало доставать меня.

Мы ждали… и ждали… и мы с волнением ждали еще.

Твою мать, где эта женщина?

Музыка в исполнении струнного квартета начала действовать на нервы, когда они начали играть свою музыку по третьему кругу. Наши гости ерзали на своих белых складных стульях, оглядываясь по сторонам, бормоча что-то себе под нос. Это все становилось довольно-таки неловким.

— Что, черт побери, они там так долго делают? — пробормотал я Шону, вытирая со лба бисеринки пота.

Он просто пожал плечами, качая головой.

— Ты же знаешь, что Марсела хочет быть идеальной. Они, наверное, до сих пор стараются уложить ее волосы.

Эта игра в ожидание уже начала становиться просто смешной. Мы уже опоздали на тридцать минут. Судя по нашим темпам, мы уже полностью собирались опоздать на наш коктейльный час, единственное во всем мероприятии, чего я действительно ждал. Оставшуюся часть дня я был согласен просто изображать милую улыбку.

Счастливая жена, счастливая жизнь.

Счастливая жена, счастливая жизнь.

Счастливая жена, счастливая жизнь.

Мне пришлось напоминать себе о том, зачем я выбросил столько денег на ветер ради единственной долбанной вечеринки. Семьдесят штук были просто смыты в унитаз ради того, чтобы провести пять часов с людьми, половину из которых я на дух не переносил или даже не знал.

Что за гребаная куча дерьма.

Краем глаза я увидел Хиллари, сестренку моей будущей жены, и стал быстро передвигаться между толпами людей, чтобы пройти к ней.

Глаза Хиллари были остекленевшими и широко распахнутыми, в то время как ее руки дрожали, когда она передавала мне записку. Я уставился на нее, качая головой. Когда слеза скатилась вниз по ее щеке, она прошептала:

— Мне так жаль, Гевин. Я не смогла отговорить ее от этого, — она вложила мне в руку записку, прежде чем развернуться и убежать прочь на высоких каблуках и в коротком летящем платье цвета морской волны.

Я опустился на колени прямо на мягкую влажную траву.

Я не хотел знать почему, все, что мне было необходимо, это знать, что за одну секунду моя жизнь сместилась со своей оси.

Шон начал тянуть меня, принуждая встать на ноги. Но я не мог контролировать это — я был в ярости, впал в какой-то шок и выплеснул это все на самую ближайшую ко мне мишень. Я заехал своему лучшему другу прямо в челюсть. Слезы бежали вниз по моему лицу, когда я схватил его за щеку.

— Срань Господня, мужик!

Я замер. Все взгляды были направлены на меня. Никто не двигался, никто не говорил ни слова. Мое сердце разрушалось. Тишина сводила с ума.

Шон обнял меня, вырывая записку из моих рук.

— Отойди от меня! — у меня все было в красном свете ярости, когда я кричал ему в лицо.

— Ты только что ударил меня, чувак. Ты должен позволить мне взглянуть на это, — его взгляд поймал мой, пока я размышлял о том, чтобы стянуть его рубашку, словно это была майка, и хорошенько подраться, но мое сознание вернулось как раз вовремя. Я сдался и наблюдал за тем, как Шон разворачивал записку от моей бывшей невесты. Его глаза становились все шире и шире, пока он читал.

— Нахрен ее, чувак. Давай пойдем и напьемся к чертовой матери.

Я пытался забрать записку из его рук.

— Почему бы тебе не подождать с этим до завтра? Давай сделаем все, что возможно с теми деньгами, что ты выбросил на ветер на это шоу.

Шон убрал записку в карман, и я повернулся к гостям.

— Похоже, что свадьбы сегодня не будет, думаю это то, что нужно отпраздновать.

Таким образом, в наших смокингах, вместе со всеми гостями, кто были там ради меня, мы пошли и напились до чертиков в открытом баре, съели чертову кучу потрясающего филе миньон с диким лососем из Аляски так же, как и все остальное, что было на фуршете, и мы танцевали всю ночь. Но лучшей часть этого была битва, развернувшаяся, когда вынесли торт. Счет за дополнительную уборку и убытки, который пришел через несколько дней, полностью стоил того.

Мне пришлось заплатить за это дерьмо, и я воображал, как бы мог начать новую главу своей жизни, как долбанный свободный человек. Вечер оказался не таким, как того от него ожидали, но эта ночь была самой лучшей в моей жизни — полное и безоговорочное освобождение Гевина Хейса.