Хорошая примета

Глава 1 Два года спустя

Рюкзак с методичками и тетрадями валялся в углу в грязной луже. Я сидела на подоконнике и молча наблюдала, как на брошенной рядом с ним зачетке расплывались отметки. “Зачет, зачет, отлично, зачет, отлично”, — теперь всего лишь чернильные пятна на белых разлинеенных страницах. Я прислонила голову к холодному окну и прикрыла глаза.

Когда мы приходим на этот свет, наша жизнь похожа на новенькую накрахмаленную скатерть. Сначала мы стараемся вышить на ней только самое нужное, переплетаем узоры и смыслы, надежды и опасения, а потом ставим поверх вишневый компот, жареные пирожки, кашу из лебеды, и понимаем — жизнь, это не узоры на скатерти. Это пятна на ней.

Если держать скатерть в чистоте, толку от нее будет, как от муфты, которая вот уже второй год греет полку в шкафу. Жизнь жить надо, не бояться пятен, разочаровываться, обижаться и прощать, злиться и радоваться. Все нужно принимать с одинаковой благодарностью, ведь если плохо сейчас, это для того чтобы потом не было еще хуже, — прописные истины, только что толку, когда применять их на практике не получается!

Я ожидала, что окончание первой сессии принесет как минимум облегчение, но вместо него на голову свалилась депрессия, от которой я теперь силилась избавиться под грустный бит, приглушенный свет и метель за окном.

Дверь в комнату медленно приоткрылась, и в проеме показалось нахмуренное лицо:

— Ноешь еще?

Я отвернулась к окну:

— Отвали.

Третьяк прошел в комнату и тихо прикрыл за собой дверь.

— Я бы отвалил, да у меня из рук все валится!

— Ну простите великодушно! Иди к Олегу жить, наша халупа обречена.

— Да еще чего. Ты сама там больше часа не выдерживаешь, а вчера еще Дашка пошла. Я в няньки не нанимался. И что с зачеткой? Святые боги, Милослава, возьми себя в руки.

— Плевать мне на зачетку, — мямлила я, разглядывая вихри снежинок под фонарями.

— Ну точно, поэтому ты тут сидишь и ноешь.

Треня начал усаживался на другом краю подоконника, теребя мою зачетку в руках.

— Только не говори, что пришел меня успокаивать.

— И не думал. Но перед мамой не мешало бы извиниться.

Я злобно глянула на брата, который наконец-то перестал ерзать, свесил одну ногу к батарее и устроил голову на откос. Шатенистый, сутулый, нос картошкой, — мамкин на миллион процентов, вот и выпендривается. Защитник!

— И не подумаю. Можно было меня хотя бы похвалить, — буркнула я, возвращая взгляд к окну.

— Не начинай Мила. Ты же знаешь, она всегда радуется твоим пятеркам.

— Как-то не заметно.

Кровать скрипнула, и комнату озарила молниеносная вспышка камеры.

Домовой бросил на перепуганных нас извиняющийся взгляд, и начал устраиваться на моем плюшевом Чудо-Юдо. Экран смартфона в его руках не гас, наверное, никогда, и это еще одна причина, по которой я изначально была обречена на пожизненный провал.

Никто из родных не признается, чья идея была подарить домовому новомодный гаджет, но тогда и подумать не могли, что он в блогеры подастся. Вся моя колыбельная жизнь стала достоянием общественности: ручки, ножки, глазки, “А вот Мила делает первые шаги; А вот Мила кашу ест; А вот Милослава купается!” Хештег «Мила-Славная-Мила» стал в нашем доме настоящим проклятьем.

В детстве я болела куда чаще, чем всем бы того хотелось, и никто не мог понять, что провоцирует эти недуги, пока однажды Олег не застукал Соседушку рядом с моей кроваткой. Тот сториз в свет так и не вышел, а мы наконец-то разобрались, откуда у меня то язвочка на ножке, то лысина, и почему обереги не спасают. Еще и мамины суеверия наложились, ведь если бы она так свято не верила, что всему миру есть дело до ее дочери, ни одна зараза бы ко мне не прилипла!

Сглазить маленького ребенка легко и без злого умысла, понятно, что Дедушка такой цели не преследовал, но когда тот канал удалили, и мои фотографии пропали из ленты, все прошло само собой. Все, кроме привычки обвешивать меня оберегами, из-за чего я до сих пор страдаю! Фотографирование членов семьи теперь под строжайшим запретом, но зато полстраны уже знает в этой квартире каждый угол и каждую семейную сплетню, потому что спустя десять лет Дедушка-Соседушка завел себе новый блог.

Мы с Треней уставились в окно, и ждали пока мохнатому наскучит слушать тишину и он свалит на кухню к плите, где себе такой дворец отгрохал, что Царевна Любава обзавидуется.

— И не выгонишь же… — шепнул брат.

Я уперлась лбом в стекло. Солнце уже зашло, снежинки сыпались на дорогу, пряча за белоснежным настилом трещины асфальта, и я вновь подумала о скатертях. На кровати валялось смятое полотно итоговой практической работы, которое не терпелось сжечь, ведь стелить такое на стол, все равно что дом проклясть. “Отлично” мне за нее скрепя сердце поставили, но по вздернутым бровям преподавателей было понятно, что чуют они в ней недобрые кощуны и без моих красных глаз. В пору за такую халтуру отправлять на пересдачу, но кто эту молодежь знает, может сердце очень не вовремя разбили.

За обереги нужно браться в тишине внешней и внутренней, душу вкладывать, а жизнь под сесии как-то не подстраивается, так что на первый раз мне дали поблажку. Концентрации и самоконтролю посвящено немало академических часов, ведь ты создаешь обереги не для себя, а значит и думать надо не о своей жизни, а о пользе для окружающих. Радует только, что дипломная работа не предусматривает шитье ковра. Этому учат в техникумах, наше дело контроль изделия, а с чутьем у меня все было отлично не зависимо от настроения.

Я с начальной школы хотела поступить на кафедру Декоративно-прикладного искусства и народного промысла, и взяли меня туда с распростертыми объятиями, в частности благодаря олимпиадам, где мои рушники всегда занимали первые места: спасибо маме и нашему домовому, шитье я расшифровывала с полу взгляда, а кривые стежки могла определять с закрытыми глазами одним пальцем на ощупь.

Специализация в наше время редкая, а если учесть группу символогии, которая в этом году вообще могла не набраться, так и вообще подарок судьбы. По крайней мере, мне так когда-то казалось.

В детстве меня было не оторвать от иглы. Третьяк, Дан и Олег ходили расшитые с головы до пят, потому что Милослава рукодельница “коих свет еще не видывал”. Мне тогда казалось, без оберегов даже в туалет выйти опасно, и только ближе к тринадцати вера пошатнулась. Одноклассники зачастую единственным Зничом на рюкзаке обходились, чтобы пятерку на контрольной получить, и зачем я все обложки себе расшила, им было не понятно, отсюда издевки, насмешки, модные шмотки за домашнюю работу и чуть не убившее меня ОРВ.

Все меньше людей чтят традиции. Символике находят новые применения, переиначивают смыслы, и специальность, которая когда-то виделась мне незаменимой на производстве и в жизни, скоро станет никому не нужным архаизмом.

Недавно мы с одногруппницами ходили на выставку одного из крупнейших автоконцернов, где с видом опытных ищеек исследовали кожаные чехлы на сидениях новеньких машин, и каково же было удивление, когда никто из нас не смог найти истинного шитья ни на одном из них.

Всем стало плевать. Никто не спорит, что если на машине не гонять, цел будешь и без всяких оберегов, но дело было не только в этом. Вера, вот что главное. Если носитель не верит, оберег не будет работать, сколько бы сил и любви не вложил в него создатель. Люди отдают сотни тысяч за одежду с первоклассным шитьем, на которое кто-то потратил не один год, делая по стежку только в самые счастливые моменты жизни, вкладывая в свое дело всю радость и благодать, а потом какой-то пижон бахвалится этим перед друзьями, как каким-то аксессуаром, сводя все старания на ноль. И еще удивляется, отчего его ставка в казино не зашла, ведь тут есть символ на удачу!

Я хотела востребованную специальность, чтобы попасть на высокооплачиваемую работу и ни от кого не зависеть, Мама хотела, чтобы я училась в лучшем вузе области, и нашла там хорошего жениха. Наши планы на мою жизнь разнились, но все дороги вели в ЦИНХ. Только теперь мы поняли, что специализация не такая уж престижная, а завидные женихи чхать хотели на обережную магию, и вообще не воспринимают подобное всерьез.

Всю сессию атмосфера в доме накалялась, и сегодня конфликт наших с мамой интересов рванул, поддаваясь общей волне негодования. Не удивительно, что Третьяк репетировать в такой обстановке не может, даже Хозяину в домике не сидится. Вся квартира на измене, того и гляди пауки к соседям сбегут.

— Третьяк, ты вот мне скажи. Тебя ведь в детстве очень бесило ходить в расшитых мной штанах?

— Чего? — отвлекся брат от узоров на окне. — Шутишь что ли, если бы так, я бы не стал молчать. Да и оберегов тебе тогда не доверяли, а от машинки и Добрыни какой вред?

— И пользы маловато…

— Что за мысли, Мила? — Треня тяжело вздохнул и усмехнулся. — Я знаю, что теперь тебе кажется, будто весь мир скоро ушьет себе оберегами дверные коврики и забудет об этом, но это не так.

Я не выдержала и всхлипнула:

— Как же не так, когда все к этому и идет!

— Прекращай истерику. Подумаешь, пусть они носят и делают, что хотят, Милослава. Раз им смешно, пусть так, дольше проживут. Тебе до этого не должно быть никакого дела. Мы обычные люди, которые верят в силу рода и счастье, и нас это бережет. Сначала шитье, потом домовых лелеять перестанут, и что тогда нам делать прикажешь? Выгнать Дедушку, чтоб, как все?

Мы обернулись на кровать, с которой на нас во всю таращились два сверкающих маленьких глаза. Материал для нового поста готов!

— Хозяин в доме, это другое, — шепнула я, вытирая нос.

— Нет, Мила. Это то же самое, да, Соседушка? — домовой уверенно кивнул и тихо хмыкнул. — Видишь? Он тоже наш оберег. Если бы не он, мы бы похоронили Дана еще пять лет назад. Я вообще не понимаю, как можно не воспринимать силу предков всерьез.

— И я из-за вас не понимаю! А если бы мы были нормальными, никто бы на меня не косился, как на умалишенную сектантку!

— Это не ты не понимаешь, это они не в состоянии понять тебя и твоего труда!

— Ну конечно! Моего труда, который к окончанию института вообще никому не нужен будет…

— Глупости. Просто ты бесишься, вот вокруг тебя одни злыдни и маячат. Мы как будто одни такие на весь св… О, — Третьяк прервался на полуслове, уткнулся носом в окно и расплылся в улыбке. — Да ты глянь!

Я проследила за его взглядом и сквозь снежную пелену рассмотрела под фонарем скоро улепетывающий могучий силуэт.

Женщина в вывернутой наизнанку шубе и горой платков на голове наворачивала круги по двору, заглядывая то в одну тень, то в другую. Раз она словно растворилась в метели, а затем возникла у торца соседнего дома будто из воздуха.

Мы как завороженные прилипли к окну и наблюдали за самоотверженной работой снарядихи. В любую погоду, всегда по темну, они готовы часами бродить, сохраняя молчание, только бы нечисть запутать, и все это не ради себя.

Уж традиции сватовства не скоро нас покинут. Одно дело обереги, другое выдать любимого сыночка за какую-нибудь ряженую. Вряд ли теперь на смотринах кто-то сено под рубаху пихает, но повод сунуть нос в личную жизнь детей слишком весомый, чтобы относиться к сватовству легкомысленно или отказываться от приданного.

Хоть это радует. Иначе бы наша сваха точно сбрендила, без работы, а заодно и меня с ума свела.

Я отвернулась и слезла с подоконника.

— Третьяк, не смотри.

— Все-все. Ты куда?

— Извиняться, — махнула я брату и вышла из комнаты.

Мама сидела в зале за ноутбуком и, задумчиво мыча, занималась своим любимым занятием, — сватками. Ее сайт знакомств был достаточно популярен в миру, потому что регистрировались там один раз и на всю жизнь. Денег сватовство много не приносило, но жить безбедно нам это не мешало. Традиционно молодожены дарили ей только дорогущие шали и платки, которые уже не умещались в переоборудованную под гардероб кладовку, но из-за “народного” класса специальностей у нас была уйма государственных субсидий. Моя специализация тоже предусматривала пожизненные льготы. Пусть престиж и зарплата будут небольшими, сниженная ипотечная ставка и скидки на коммуналку останутся со мной навсегда.

Я тихо опустилась в кресло и замерла.

Понятно, что если бы не работа отца и поддержка братьев, толку от этих скидок было бы не много. Для того чтобы платить коммуналку, квартира нужна, а за красивые глаза никто ее не даст, не удивительно, что маму так волнует моя не поддающаяся никакой критике личная жизнь, а точнее ее отсутствие. И поэтому нет ничего удивительного, что завидные женихи плевать на традиции и веру хотели, — за нее не доплачивают.

Хотя жить это тоже не мешает. Олег, например, бортничество освоил, и денег это приносит не мало, хоть бизнес и хлопотный. Даже рискнул и в медведя ради дела обратился, чем снискал себе еще пару, пусть и пустяковых, но проклятий от матери и жены. Дан забил на присущую всем нам консервативность и ударился в ай-ти, но жениться без материнского одобрения даже не думал, и стоило оно ему немалых трудов, ведь суженая у него ведьма в пятом поколении. А Треня на балалайке играет. Все вроде бы как успешные люди, и никого не смущают льняные рубахи и валенки.

Я похлопала себя по щекам и глубоко вдохнула. Пора бы и мне успокоиться. Третьяк прав, все эти идиоты совсем не показатель. Сила рода, сила внутри нас, она теплится независимо от того, верим мы в нее или нет, но если верим, она не просто теплится, она пылает.

Розовый махровый бант на мамином банном обруче задорно дрогнул, когда она кивнула паре фотографий на экране. Мужчины и женщины, сотни людей, и всех она и ее сотрудницы знали не только по электронным анкетам. Если кто-то в течение недели после регистрации так и не приглашал сваху на знакомство, его аккаунт попадал в пожизненный бан всех свах города. Конечно, безбрачие это не сулило, но определенное пятно на репутацию накладывало.

Я представила, как мама блуждает по чужим дворам, среди горящих огней многоэтажек, в дождь или метель, и мне стало стыдно. Никто из родных не сомневается в своей жизни, в выборе, который до нас сделали наши пра-пра-бабушки и дедушки, ведь если бы не он, не было бы нас. В тепле, сытости, здравии.

Мне нравится шитье, у меня отлично получается, и тогда почему я начала этого стесняться?

Дура, потому что.

— Мам.

— М?

— Прости меня. Ты не виновата, что я учусь на технолога семантиста. Это мой выбор.

Мама крутанулась на стуле и с прищуром на меня посмотрела.

— Вот значит как, — обиженно сказала она.

— Ну мам. Ты же знаешь, я не со зла. Просто все эти… Я не буду сомневаться. Больше. Никогда. Наш род на мне не сложится. Обещаю.

Мама прыснула, сложила руки под грудью и улыбнулась:

— Я уж думала мы что-то в твоем воспитании упустили!

— Упустили! Надо было мне не Лелю вышивать, а Богодара или Вайгу. Глядишь, здравомыслия бы прибавилось.

— Чего нет, того не прибавится! — крикнул из-за моей спины Третьяк.

В дверь постучали.

— Опять ключи оставил, — буркнула мама, сетуя на забывчивость отца.

— Дождалась, мордофиля, — шепнул мне крадущийся на кухню Третьяк. — Мама пирог испекла в честь окончания твоей несчастной сессии, теперь только крошки доедать будем. Надо было раньше извиняться… Иди держи!

Пирог?! Так вот зачем он успокаивать меня пришел, ушлый голодный индюк!

Я выбежала в коридор и распахнула дверь, готовая отвлекать отца песнями и плясками, чтобы брат успел стащить нам хоть пару кусков, но уперлась взглядом в незнакомое раскрасневшееся лицо.

— Мир вашему дому, добрые люди! — звонко пронеслось по коридору.

С мокрой шубы свахи на пол стекали ручейки, а на голове образовался настоящий сугроб, сверкающий, как горная пика.

Я сделала шаг назад и испуганно обернулась сначала на мать, потом на брата, которые пялились на нас с не менее ошарашенными лицами.

Женщина переступила порог, шаркнула плечом о косяк и низко поклонилась:

— Слава дедам и прадедам, счастлив будь дом родной, — сказала она, распрямилась и махнула маме. — Ну что ж! До меня дошел слушок, у вас тут курочка, талантов мешок. Так позвольте ж войти, про нашего петушка донести!