Хорошая примета

Глава 3

Я забежала на парковку, когда наш красно-белый автобус уже катился к выезду, натянула капюшон и нырнула внутрь, проклиная тот день, когда впервые взяла в руки иглу.

– Милослава! Тебя г-г-г… Мать честная…

Я не сдержала визг облегчения и быстро плюхнулась на свободное место рядом с Ольгой. Хвала Богам, наших посадили на передние сиденья, и мне не придется позориться, устраивая дефиле через весь автобус!

Есения дернула меня за сарафан через проход и хлопнула по коленке:

– Мила, спокойно. С этим ничего не поделаешь.

Ольга заерзала:

– Едрить этот мадрить, ты б хоть позвонила, я бы прихватила чего!

Я скинула куртку и взвыла. Глаза заплывали, забег выдался марафонский, и единственное, чего мне сейчас хотелось, – это чтобы одногруппницы ослепли хотя бы минут на пять.

А как прекрасно все начиналось! Вчерашний вечер прошел в нашем доме в благостной тишине, мне даже приснилось, что «Лучи» берут первые места во всех видах соревнований – от шахмат до плавания. Вера в лучшее окрепла, радости от авантюры, в которую нас ввязали, прибавилось, но все это вдребезги разбилось о полки в шкафу, которые поутру я обнаружила абсолютно пустыми.

– Я на такой случай в бассейне запасную одежду держу, тут на Волжской, они с шести работают, – сочувственно говорила Вецена.

– О, я тоже! Там за годовой абонемент персональный шкафчик дают.

– Отличная идея… Возьму н-на заметку, – сбивчиво цедила я.

Не было сомнения, что все сокурсницы прошли через подобное уже не раз и не два в своей жизни и сейчас отлично понимают мое гневное отчаяние. У меня на подобные случаи тоже когда-то был собран «тревожный чемоданчик», только летом мы с матерью вроде как договорились, что одежду я буду выбирать себе сама, и мы его разобрали. А теперь я сижу в льняной рубахе, валенках, увитых зелеными лентами, и сиреневом сарафане в цветок, где на языке шитья крупно светится надпись: ХОЧУ ЗАМУЖ!

– И куда на этот раз? – спросила Ольга, когда я наконец отдышалась.

Девчонки повставали с сидений и облепили меня со всех сторон, нагло игнорируя причитания водителя о безопасности движения.

– Не поверите!

– Ну?!

– К соседке!

– От жесть…

– Это еще что, мою одежду вообще сожгли перед поступлением, – вздохнула Есения.

– Ты зачем матери рассказала, курица? Мои об этом узнают только после защиты диплома!

– Да откуда я знала?! Шутите! Она даже виду не подала, что ее это заботит. Только кивала и улыбалась! Я уж решила, что наконец-то можно жить спокойно…

Девчонки захмыкали:

– Усыпила твою бдительность. Идеальный план.

– Гениально, точно.

– Твоя мама же сваха, да, Мила?

– Н-да…

– Ну что сказать. Профи!

Утром пришлось убить целый час на тщетные поиски нормальной одежды, а потом нестись по снегу, как резвый олень, и даже удивительно, как бабушкин раритет на мне выдержал и не пошел по швам.

Сначала была идея просто обрезать его до туники, ведь мои шерстяные колготки смахивали на вполне сносные штаны, но даже в гневном припадке рука не поднялась. Прабабушка молилась, вышивала, и все это, бесспорно, от большой любви, такое попробуй срежь – сам себя проклянешь.

И как я только подумать могла, что мама меня в джинсах из дому выпустит! Такое событие: сборная института в тесном сотрудничестве, еще и визит в академию, где сотни завидных женихов.

На этот раз Третьяк обещал меня поддержать, потому что даже на его консервативный взгляд мамкиного симпатяги наша сваха перегибает палку. Можно было хоть сапоги оставить!

Наверное, благодаря в том числе и моим рассказам мама наконец-то поняла, что нынче молодым людям все эти сарафаны и румяные щеки не очень-то сдались, вот и перестраховывается, чтоб никакой Джексон на меня и глаз положить не вздумал. Совсем в меня не верит!

– А, Ольга! – вспомнила я. – Здебор!

– Чего?..

– Здебор, зовут его так! Женишка. Представляешь, до этого как воды в рот набрала, а вечером вчера выложила как на духу. Мол, юношу этого Здебор звать, он добр, умен, хорош собой, и вообще мечта.

Еська свесилась в проход:

– К тебе сваты приходили?

– Сваха, одна пришла, пару дней назад. Мне поучаствовать не дали.

– И что за Здебор?.. – задумчиво произнесла княжна. – Чет я таких не помню.

– Не ты одна. Не было у нас такого в школе, мы вчера с Благой часа три вспоминали.

– Ну имя неплохое, – сказала Еся. – Приветливый, гибкий, предрасположен к сильной любви.

Все уставились на старосту:

– Да ты шутишь. Кто ж в наше время жениха выбирать по имени будет?

– Мама моя! И твоя, кстати, тоже. А еще ее мама, и ее, – водила ладонью Есения, намекая на всех собравшихся. – Ладно тебе, с этим надо просто смириться. Нет, я не имею в виду замуж по указке, но лучше не спорить, уж поверь.

– Вот, кстати, да, – вступилась Кола. – К нам когда приходят, я тоже только улыбаюсь и молча киваю. Пусть думают, что я в этом очень заинтересована, мол, приглядываюсь, замуж невтерпеж, тогда меньше лезть будут.

– Точно-точно! Схема рабочая, только стоит показать, что ты замуж не хочешь, все, пиши пропало, – сказала Вецка. – Меня мать полгода назад уже сама сватать собиралась, повезло вовремя себе любовь выдумать, теперь все молчат в тряпочку. Уж двадцать первый век на дворе, насильно отдать закон не позволит, но чтобы лишний раз приключений на жопу не искать, лучше просто не перечить.

Мне мать ни одной анкеты не показала, благо, на ее профессиональный взгляд, свататься к парню последнее дело, а сама бесится, что претендентов на мое сердце не мелькает каждую неделю по три. Понятно, что я «у мамы самая красивая!», только не помешало бы трезво оценивать ситуацию. Была бы я как Благана: белокурая и крепкая… но я, как и Треня, вся в мать: мелкая, чернявая и худая, и эти парадные одежды смотрятся на мне хуже, чем на вешалке.

Мы выехали за город, и в надежде успокоиться я очень некстати переключила внимание со своей несчастной персоны на окружающих. Ольга отвернулась к окну и замерла, будто впервые в жизни видит заснеженное поле, остальные уткнулись в смартфоны или задумчиво пялились в потолок, только бы не встречаться со мной взглядами.

– Да вы издеваетесь, – проворчала я.

Вырядились, как на выпускной! И ладно бы тоже в сарафанах, так нет: джинсы, юбки, брюки, на Вецке новый спортивный костюм с вышитыми лампасами. Хоть одна бы в рубахе пришла! Еська даже без кокошника, еще и платье напялила. И они мне тут про традиции рассказывали…

Я, конечно, тоже планировала сегодня надеть что-нибудь из парадного, но и подумать не могла, что у нас тут кастинг в модельное агентство намечается.

Зуд в носу возобновился, глаза опять заплыли.

– Да ладно тебе, Мила, – спохватилась Ольга. – Ты отлично выглядишь!

– Да-да! Очень красивый сарафан!

– И колготы что надо.

– А помада тебе не идет, ты вот как есть красотка.

Я привстала и потянулась за сумкой, игнорируя сочувственные речи. Спасибо хоть все цветастые, как рушники, и у меня есть шанс затеряться в толпе. Я скинула валенки и достала из сумки школьные кеды Третьяка. Вот почему с обувью сообразила, а до джинсов не доперла? Какая разница, оверсайз же в моде!

– Мила, – Есения уставилась на кеды, – не пори горячку, там мороз, вдруг у них стадион открытый.

– Не страшно, – буркнула я, справляясь со шнуровкой. – У меня колготки с пятерным начесом.

Я закончила с переобуванием, когда автобус съехал с трассы и остановился перед высокими коваными воротами. Мы прилипли к окнам, как охочие до новых территорий туристы. Нечасто удается побывать в закрытых учебных заведениях подобного элитного типа, и все мы ожидали увидеть как минимум новомодные корпуса со сверкающими панорамными окнами и парковку, заставленную спорткарами, но уже минуты три катились по брусчатому пустырю.

Все академии располагались за городом, у них была своя инфраструктура, и по рассказам, даже лучше столичной. Здесь студенты жили весь учебный год и бывали в городе только по выходным. Высшая медицина, экономика и юриспруденция, технологии и дизайн. В рекламе такие места не нуждались, потому что поступить сюда можно только по семейному поручительству или по другим внушительным связям, и поэтому для нас они представляли немалый интерес.

Ольга повела плечами и заерзала:

– Ну это точно не дизайн. Сеня, а мы в какую академию-то едем?

Староста натянула на голову платок и потупилась:

– А я не уточняла, думала юридическая, откуда в художке команда по клюшкованию, там девки одни…

Я отвлеклась от череды черных двухэтажных построек по бокам и свесилась в проход, чтобы разглядеть в лобовое стекло главный корпус. В глаза бросились мощные резные ставни из красного дерева. Какой-то Кощеев дворец, а не учебка…

– Уж точно не мед, – сказала я.

На прогрессивную общину, коими виделись нам все академии, это место вообще не походило. Мне, конечно, впору радоваться, вдруг и сарафанами тут никого не удивишь.

Автобус остановился, и мы нехотя потянулись на улицу, где сбились в плотный комок, опасаясь сдвинуться с места. Центральное здание академии было поистине исполинских размеров и нависало над нами вычурной громадой, как черная грозовая туча.

Но стоит отдать должное организации – вся немалая мощенная камнем территория оказалась очищена от снега, и валенки не зря остались валяться под сидением в автобусе.

Клюшкари были одеты в красные с желтыми полосами спортивные костюмы, и когда они вооружились огромными сумками с экипировкой, мы с девчонками стали не так ярко выделяться, хоть все равно наша пестрая компания смотрелась здесь как горстка леденцов в вороненом котле.

– Красота, – не стесняясь, оценил нашу ошалелую компанию физрук, по совместительству главный тренер. – Да нам с такой группой поддержки и обереги не нужны!

Мы скромно улыбнулись Петру Степанычу и медленно двинулись вслед за парнями ко входу. В том, что заведение элитное, никто из нас не сомневался уже после ворот. Обрамленные витиеватой ковкой из черненого серебра входные двери и вычищенный двор это подтвердили, но, когда мы зашли внутрь, скрыть восторга все равно не удалось.

Мы, сгрудившись у самого порога, старались вести себя как воспитанные городские особы, ведь золотыми шпросами на высоких окнах, бархатными шторами с кисточками и коврами на каждом углу нас не удивишь, но главное здесь было не в роскоши. Каждый дюйм академии был пропитан духом нави, силой заговоров и благословений. Если бы мы не работали с подобным изо дня в день, могли бы и не заметить, однако обережная вышивка очень развивает восприимчивость. Там и стежок чувствовать надо, а здесь каждый карниз сделан вручную с большим трудом и благодетельностью. Мы старались держаться изо всех сил, но уже спустя минуту охали, как деревенщины.

– Да-а-а, Петро. Я смотрю, честно выигрывать вы не собираетесь! – громогласно прокатилось по залу. – Это что за красны девицы?!

Мы встрепенулись, отложили изучение резных сюжетов на перилах и дружно поклонились стоящему на лестнице невысокому мужичку в черном костюме, которого даже не сразу заметили. Холщовые штаны и простая подпоясанная красным кушаком рубаха на нем чем-то напомнили мне пижаму Олега, только сидели они как брюки и смокинг. Мужик с интересом рассматривал нас и улыбался, подкручивая седые усы. Где-то я его уже видела…

– А ты как думал! В этом году брошены все силы, – ответил ему физрук. – Это наши вышивальщицы. Хотят изучить предмет для «секретной» курсовой работы, – перешел он на шепот. – Надеюсь, не проблема?

– Шутишь? – Мужик внезапно нахмурился и так же резко воссиял. – Наши двери для народников всегда открыты. А для красавиц и подавно!

– Это что за богатырь-угодник в отставке?.. – шепнула Ольга.

В голове будто лампочка зажглась. Да это ж Сорочинка! Кто-то позади поперхнулся на вдохе. В глаза сразу же стали бросаться молоты Сварога, без которого тут не обошлась ни одна картина и резьба. И как сразу не доперли?! Конечно, для нас это фактически родные стены, и за академию это место никто не считал. Юридический… Как же.

– Что ж! Я рад приветствовать вас в стенах Сорочинской академии, чувствуйте себя как дома, – улыбнулся мужчина нам и перевел взгляд на спортсменов. – А вы чего встали? Дорогу забыли, карту начертить?! – рявкнул он так грозно, что даже у меня нога дернулась.

Перед нами стоял Горислав Деянович, директор академии, с которой у нашего института издавна сложилась крепкая дружба. Даже в приветственных буклетах Сорочинке был посвящен один маленький абзац. Сюда можно попасть и без связей, родственных или блатных, достаточно родиться с проклятием или получить его в течение жизни – и смело паковать чемоданы.

Каждое лето в сети появляется куча объявлений, где обещают проклясть ваше чадо «быстро, эффективно и безболезненно», чтобы повысить шансы на поступление в подобное место. Здесь продолжали развивать ведические традиции, волхование и зелейную фармацевтику, ведь это настоящий чернокнижный НИИ!

Наша группа завистливо поджала губы. Покровительствующий бес хоть и проклятие, но открывает совершенно другие перспективы. Уж местные специалисты в миру точно будут нарасхват. Мы даже погадать боимся, потому что потом иголку в руках не удержим, а здешним студентам подобное нипочем, и по сути это был тот же народный институт, только с немного иным уклоном.

Сила духа не имеет окраски, она олицетворяет силу рода и магию окружающего нас мира, где перед бурей всегда затишье, после дождя радуга, после грома молния, а после ночи рассвет. Двойственность мира присутствует в каждом из нас, но если ювелиры на нашем потоке специализируются на обережной магии, здесь студенты смело работают с воинской или тяжелой бытовой, и учатся тут потомки ведунов и ведьм, оборотни и прочие счастливчики, к которым ни одна порча уже не прилипнет. Поговаривают даже, что род Горислава Деяновича берет свои корни от Яги.

На третьем курсе у нас будет здесь несколько выездных лекций в модуле «Погребального шитья», где семантика очень уж отличается от привычной обережной и требует тесного знакомства с Навью.

Директор повел нас за собой по просторным коридорам академии с экскурсией, когда приметил на лицах неподдельный восторг и любопытство.

– Потрясающе…

– Ты на перила глянь, сколько ж им лет, пятьсот?

Мы поднимались по широкой лестнице, спотыкаясь на каждом шагу. Всем вмиг стало плевать и на манеры, и на женихов, потому что даже рамы для картин тут были вырезаны из дерева-громовицы. Благана Перуну молится каждый день, только чтобы одну щепу урвать, ведь дуб, пораженный молнией, для знахарок дороже золота, а тут из него, наверное, даже парты сделаны!

В коридорах стояла не свойственная учебному заведению тишина. Лекции в разгаре, и на них вряд ли кто-то будет спать. Вылететь из академии можно на раз-два, а дальше только в менеджеры и дорога, ведь с проклятием да без диплома – прямой путь в шарлатаны, а там и до тюрьмы недалеко. У меня даже на маму работает парочка свах, закончивших подобные вузы, ведь приворот снимать дело далеко не белое: иногда такая сильная магия попадается, что и черта просить о помощи приходится.

– Что ж, красавицы, – директор глянул на часы. – Готовность – час, свободному перемещению не препятствую, но рекомендую не опаздывать, – он строго на нас посмотрел и указал рукой: – Выход на арену в конце коридора.

Мы благодарно поклонились в могучую спину директора и столпились в кружок. Половина группы сразу предпочла занять места на арене, чтобы не опоздать и не сыскать себе проклятья, остальные горели желанием изучить здесь каждый угол и вообще не смотреть матч, но разгуливать без сопровождения не рискнули и идею поддержали, а меня последние пятнадцать минут волновал совсем иной вопрос…

– Есть у кого с собой ножницы?

Есения и Ольга зарылись в сумки:

– Зачем тебе?

– У меня есть, на, – протянула мне княжна маленькие маникюрные ножнички.

– Идите, я догоню, – я оглянулась в поисках уборной и, прихрамывая, двинулась в противоположную сторону.

Боль в ногах уже отзывалась пульсацией в висках, и никакие обереги не спасали. Когда дома я примеряла кеды брата, совсем не подумала о колготках, которые в пять раз толще, чем домашние носки, а теперь готова была биться головой о стену, только бы Боги ниспослали мне пару лаптей.

Повезло, что на мне три слоя одежды, и дрожь в коленях останется незамеченной, как и замятые пятки. И надо ж было додуматься!

Взгляд зацепился за знакомую картину в золоченой раме. Я развернулась на сто восемьдесят градусов и замерла. Да чтоб им тут жилось хорошо, хоть стрелки бы нарисовали!

– Чур меня, – шепнула я, когда поняла, что блуждаю по кругу вот уже минут двадцать.

Нужно возвращаться. Арена, должно быть, немаленькая, заныкаюсь на последний ряд и просто сниму это шерстяное подобие колготок, и стрижка ворса не понадобится.

Я вжалась в стену, скинула пуховик и стала осматривать сарафан на предмет красных нитей, которые можно срезать без вреда для здоровья. Уже ловко отпарывая одну из лент на подоле, я не смогла сдержать смешка. Самое подходящее местечко для снятия оберегов, ничего не скажешь.

Я вытянула из ленты нитку, приложила ладони с зажатой шелковинкой к лицу и дунула.

– Горячи слезы проливаю, семь печалей на ветру колышутся, да пути не слышится, – бормотала я заговор. – Ниточка блаженная, горем умытая, стелись скатеркой, веди удачу и взгляда ясного в придачу. Улыбается солнышко ясное и за собой радостно манит, со счастливым оборотом знается, да истина не ошибается.

Я дунула в ладони еще три раза, повязала нить на палец и всмотрелась в «компас», который благодаря стараниям вот уже третьего поколения женщин в нашем роду будет точнее любого ДжиПиЭс.

Ниточка натянулась алой стрелой в обратном направлении. Я подхватила пуховик и побежала по коридору, стараясь не отвлекаться на манящие барельефы и панно из красного дерева. Точно чертовщина: чуют заплутавшую, вот и резвятся. Нечасто тут подобные недотепы разгуливают, так что мне нечего и обижаться. Пошалят да успокоятся.

Я свернула раз пять, когда указатель уперся в массивную дверь с искусной резьбой. Тонкие деревянные грани косами переплетались в затейливые узоры, рисуя идеальный рунический оберег, вплетенный в изящные крылья птицы-павы. Мне удалось разглядеть почти весь символический словарь, прежде чем я осознала главное. Что-то не припомню ее на своем пути… Мимо такого разве пройдешь?

Я тряхнула рукой, но нитка буквально примагнитилась к двери. Арена же наверняка круглая, и проходов на нее должно быть поболее одного. Может, это короткий маршрут? Я аккуратно толкнула незапертую дверь и прошла внутрь.

Всюду располагались стеллажи со стеклянными отполированными витринами, на стенах были развешаны рушники, скатерти, оружие и какие-то грамоты, а в центре на деревянной стойке красовался герб академии: Молот Сварога[7] с гравировкой в виде звезды Руси, которая в десятки раз усиливала и без того надежного помощника в постижении силы и мудрости предков.

Я огляделась в поисках табличек «съемка запрещена» и, не обнаружив ничего подобного, принялась шарить по сумке и карманам в поисках смартфона. И не сразу сообразила, что он остался валяться на кровати, ведь карманов мой древний сарафан не предусматривал!

Цокнув от обиды, я медленно двинулась к виднеющейся в другом конце зала двери, стараясь запечатлеть все это хотя бы в памяти.

Да тут можно избавиться от депрессии за считаные секунды…

Сильные обереги хранят память и молитвы всех, кто когда-либо к ним обращался, поэтому наши ученые нашли феномену исповеди вполне научное объяснение: когда тебя окружают память и молитвы сотен людей, твои проблемы становятся не страшнее песчинки соли в бочке меда.

Палец кольнуло, я отвлеклась от ветхой палицы на стойке и отметила изменившееся направление компаса, который теперь настойчиво требовал подойти ближе к витрине, где красовались какие-то костюмы.

– Да что ж такое… Чур меня…

Синий бархатный кафтан с золотым шитьем на рукавах и полах и кушак накрепко приковали мое внимание. Наверное, впервые за долгое время я смотрела на шитье, которое не могла расшифровать с полувзгляда. Невообразимой сложности работа. Я знала почти все про обереги, но здесь симвология свернулась в затейливый глубок, из-за чего сюжеты не поддавались простым трактовкам.

В основном вышивками украшалась женская одежда, потому что нам требуется куда больше защиты. Да и вся шитая символика в большинстве случаев уподоблялась женщине: рожаницы, оленицы-матери, Макошь и дочери. Намеки на мужчин если и встречались, то очень редко, и никогда в центре сюжета, как здесь.

Рядом висели еще три подобных комплекта одежды, но синий явно выделялся. Только на нем вышивальщица самоотверженно отпускала сына, мужа или брата не просто на войну, а на верную смерть. Поэтому большую орнаментируемую часть занимал Даждьбог на коне, направлявший свободную душу к свету. В Ирий[8]. Она знала, что он не вернется, и сделала все, чтобы облегчить ему смерть. Вышивальщицей наверняка была ведьма, ведь непоколебимая вера аж сочилась даром предвидения.

Я не помню, как достала из сумки тетрадь и карандаш, но на первой странице уже отчетливо виднелась схема, где я начала отмечать детали и стежки, которые могут указать на время и место. Если сравнить техники, вычислить это будет несложно, главное, зарисовать, ведь вживую я такое вряд ли еще где-то увижу. Теперь, если подумать, фоткать и рука бы не поднялась.

Это же с ума сойти: черное шитье о большой любви! Да я себя не прощу, если не разберусь в каждом стежке этой истории…

У одной стрелки я пометила «время», у другой «место» и в заголовке листа крупно вывела «БИТВА?», место которой мне помогут просчитать на историческом факультете.

– Битва при Константинополе, – раздалось у меня над головой. – Шестьсот двадцать шестой.

Карандаш выпал из рук. Я медленно отвела взгляд от тетради и наконец-то вспомнила, кто я, где я и что тут делаю. Кед на ногах уже не было, пуховик валялся неподалеку, а я практически легла на пол, уткнувшись в тетрадь, – и все это посреди учебного дня в зале славы Сорочинки. Сдурела?!

Рядом со мной кто-то сидел. Судя по всему, на корточках, потому что мне удалось разглядеть только носы кроссовок и колени. Мужские колени. Я тоже села и сложила руки поверх сарафана.

– В-вы уверены?.. – Я уставилась на кафтан, будто так и надо.

– Абсолютно. Человека, который это носил, звали Лучезар. Лучезар Казимирович, можешь пометить, – ткнули мне пальцем на тетрадь.

Я послушно кивнула и постаралась ровно вывести имя героя, которое мне так любезно подсказали. И что дальше делать?! Вдруг сюда вход воспрещен всем, кроме учащихся? А если за такое попрут из института?! Но я же не собиралась ничего красть или осквернять, у меня исключительно профессиональный интерес…

– А-а-а, – быстро соображала я. – Как звали вышивальщицу?

– Тут не подскажу. Имени мы не знаем, но бабушка говорит, «что-то на “В”».

Бабушка?!

– В-ваш пращур?

– Пра-пра и так десять раз.

– О-о-о…

В уши врезался звон колоколов, очевидно, извещавший студентов о начале перерыва. Или учебы. Или матча!

Я сунула тетрадь в сумку, подскочила и осмотрелась в поисках обуви, избегая глядеть на собеседника. Сколько я здесь уже торчу?! Есения меня придушит…

Парень кашлянул. Я обернулась и увидела в его руках свои красные потрепанные кеды. Он опустил их на пол передо мной и снова кашлянул. Сейчас на моих щеках наверняка такой румянец, что никакая свекла не нужна… Стыдоба!

Я благодарно кивнула и влезла в обувь, как в тапки, чем заслужила еще и хриплый смешок. Мой взгляд скользнул по черно-белой спортивной форме, явно принадлежавшей команде соперников, и я облегченно выдохнула. Это не преподаватель и не директор. Клюшкарь!

– Заблудилась, – брякнула я, глядя в потолок.

– Да я уж понял.

Парень встал, повернулся к выходу и махнул рукой «за мной».

Я старалась не отставать, но затекшие ноги, испуг и кеды этого просто не позволяли. Временами приходилось подбирать сарафан и трусцой догонять спину с цифрой «пять» на кофте, и хвала Богам, незнакомец не оборачивался.

– Теперь только прямо, – указал он на дверь в конце коридора. – Потом вниз по трибуне, думаю, разберешься.

– Спасибо, – кивнула я, справляясь с одышкой.

Вот так забег вышел!

Парень обернулся так резко, что я даже не успела испугаться, и в меня уперлись два светящихся янтарных глаза:

– Тебе спасибо.

– За что?..

Клюшкарь быстро обогнул меня по крутой дуге и крикнул уже в спину:

– За победу!