Хозяин Вороньего мыса

Глава 13

Два года Ларен сумела прожить благодаря своему уму и удачливости, но запас везения уже подходил к концу, когда она встретила Меррика. Теперь она не может проиграть, оступиться, слишком многое лежит на весах, и все решится в ближайшие минуты. Ларен понимала: ни сорок серебряных монет, ни два браслета не спасут ее. Жестом она подозвала детей, усадила их в кружок. Ларен хотелось заговорить как можно быстрее и покончить с этим, но она уже знала, что начинать рассказ надо очень медленно, чтобы привлечь внимание слушателей и удержать его, пока история выстраивается точно большой дом.

– Я расскажу вам о викинге по имени Рольф, который жил в Норвегии много лет тому назад. Гордым он вырос, бесстрашным и сильным, воином, не знавшим поражений, как многие северные богатыри Рольф был еще молод, в самом расцвете лет, красив лицом и крепок телом.

У Рольфа было два брата, оба красивые, сильные, радеющие о чести воина. Все они были красивы лицом и крепки телом. Рольф был из них старшим, но он тоже совершал набеги, потому что любил веселые битвы, и с каждым летом его богатство умножалось. Раднор, средний брат, стал торговцем и разъезжал повсюду со своими товарами. Он был хитер, и ум у него был проворнее, чем у любого араба на восточном базаре. В скором времени богатство его сравнялось с богатством Рольфа. Младший, Ингор, был земледельцем. Хозяйство его процветало, потому что он знал колдовские слова, помогавшие росту хлеба, и потому Ингор тоже с каждым летом становился богаче.

Рольф возвращался домой из похода, он поднимался на ладье по огромной реке Сене. Он привел с собой дюжину рабов, шестерых мужчин и шестерых женщин, захваченных в трех маленьких поселениях, на свое несчастье устроившихся чересчур близко к реке.

Один из пленников был гордый и сильный воин, ни в чем не уступавший викингам, захватившим его в плен. Ему просто не повезло, и победители понимали это. Он был болен с тот день, когда они пришли, и все же он бился с ними, пока не рухнул на землю, поверженный и ранами, и сжигавшей его лихорадкой. Он был одет наряднее, чем все остальные пленники, и это викинги тоже отметили, однако пленник не сказал, кто он и как его имя. Все видели, что он человек одаренный и умеет резать руны, но никто не мог угадать в нем наследника гордого рода, обладавшего огромным богатством и властью в той области Франции. Он случайно оказался в деревне в тот роковой день, потому что хотел навестить художника, у которого он учился.

И теперь этот человек стал рабом, как и все остальные пленники. Рольф ценил его и держал при себе, он дозволял ему резать руны и был изумлен, когда увидел, что его пленник может не только писать, но и украшать резьбой драгоценные камни и дерево. Соседи прослышали о его ремесле и отовсюду стали стекаться в дом Рольфа. Радпор, средний брат, захотел купить этого раба, но Рольф отказал ему.

От гостей, собиравшихся в доме Рольфа, раб получил много серебра. По их просьбе он украшал резьбой спинки стульев и шкатулки для женских украшений, делал и перстни и ожерелья. Скоро мастер прославился и скопил столько серебра, сколько было нужно, чтобы уплатить Рольфу выкуп и вернуть себе свободу.

Он предложил Рольфу все свои деньги, но Рольф отказал ему. Он оставил рабу деньги, но сказал, что не отпустит его. Он сказал также своему рабу, что восхищается его искусством и хочет, чтобы тот остался с ним и полюбил свой новый дом и новую родину.

Рольф никогда не обижал этого человека. Его дружинники гадали порой, ведет ли он так себя из дружеского расположения к рабу или же боится, как бы тот не выпустил ему кишки – ведь пленник, как мы уже знаем, был отважным воином, и силы давно вернулись к нему.

Раб долго молчал, но, в конце концов, он не мог больше таиться. Рольф просил раба довериться ему и поклялся честью, что сохранит его слова в тайне и не причинит ему вреда. Раб все еще колебался; тогда Рольф сказал, что раб должен открыться ему, даже если это означает, что им придется расстаться. И хотя раб все еще сомневался, он не мог отказаться от надежды вернуться домой и поведал Рольфу свое имя, назвал свой богатый и могущественный род, наследником которого был, и просил Рольфа поступить так, как подобает другу (ведь Рольф только что назвал себя его другом), и помочь ему вновь занять подобающее положение.

Рольф прижал раба к своей груди и просил верить ему во всем, вновь и вновь повторяя, что останется его другом. Он сказал рабу, что непременно поможет ему вернуться домой. А теперь скажите мне, как же поступил Рольф на самом деле?

Ларен с минуту помолчала, потом обернулась к Олафу Торагассону:

– Скажи мне, господин, – произнесла она, слегка кланяясь ему, – что бы ты сделал, будь ты на месте Рольфа?

Олаф Торагассон наклонился вперед, озирая своих людей и рабов, пристроившихся у порога большой комнаты. Он громко объявил;

– Я бы содрал и шкуру и мясо со спины этого наглого негодяя! Клятва, данная рабу, – ничто, меньше, чем ничто, какого бы рода он ни был со всем своим художеством. Да-да, Рольфу следовало посадить этого мерзавца на цепь и оставить его голодать, пока он не поклялся бы раз и навсегда в своей приверженности хозяину и не отказался бы от мечты о свободе!

Олаф вновь откинулся на спинку стула, и его люди громкими криками одобрили речь вождя. Иные из обитателей Мальверна тоже приветствовали ее, но далеко не все.

Ларен обратилась к Эрику:

– Что бы ты посоветовал Рольфу, мой господин? Эрик улыбнулся, в его улыбке сквозило презрение к женскому невежеству, неспособности понять мужчин и их правила чести. Он неторопливо ответил:

– Я бы получил выкуп с той богатой и могущественной семьи, а раба я все равно оставил бы себе и посадил на цепь. Олаф хорошо позаботился о рабе, но он забыл подумать о хозяине.

Поднялся смех, Торагассон, ничуть не обидевшись, хохотал во всю глотку, хваля ум и предприимчивость Эрика.

Ларен молча выжидала, не шевелясь, стараясь сохранить спокойное, безмятежное выражение лица. Теперь наступила очередь Меррика:

– Господин мой, что бы ты сделал на месте Рольфа?

Меррик заговорил очень медленно, не отводя пристального взгляда от лица Ларен:

– Если бы я был на месте Рольфа, я сдержал бы свое слово. Все равно, кто бы ни был этот человек, раб или король. Я бы возвратил его на родину, я бы вернул ему свободу.

– Братец, ты просто глуп! – вскричал Эрик. – Неужто ты откажешься от ценного раба и даже не получишь за него выкуп?!

– При чем тут твоя честь, Меррик! – громко , подхватил Торагассон. – Слово, данное рабу, ничего не стоит, как я уже говорил. Если б Рольф дал слово одному из своих братьев – другое дело. Но рабу, ничтожному рабу? Вздор! Будь он хоть король, раз он попал в плен – кончено.

Ларен выждала, пока все мужчины и женщины прекратили спорить, и глаза их вновь обратились к ней.

– Говори! – потребовал Торагассон. – Как поступил Рольф?

– Рольф пошел посоветоваться с братьями. Рагнор велел ему обойтись с рабом так, как настаивал ты, Олаф Торагассон. Ингор придумал то же самое, что говорил Эрик.

Она вновь умолкла, и Торагассон нетерпеливо взревел:

– Что сделал Рольф, наконец!

Ларен поглядела в лицо каждому из трех мужчин и продолжала совсем тихо:

– Он не мог ни на что решиться. Он полагался на своих братьев, но так и не сумел понять, который из двоих дал лучший совет и в самом ли деле эти советы были так уж хороши. Он долго спорил сам с собой и пытался найти разумное решение, – так и не нашел его. Прошло много времени, и Рольф почти что свихнулся от презрения к собственной слабости, от того, что не видел никакого выхода. Наконец, в тот миг, когда разум его воспламенился безумием, он выхватил свой огромный меч, сказал рабу “прощай” и пронзил мечом его сердце.

Торагассон разразился громким одобрительным воплем, женщины горестно застонали, Эрик расхохотался, но Меррик словно не заметил, что произошло. Он не трогался с места, выражение его лица ничуть не изменилось, он ничего не говорил и, казалось, равнодушно отнесся к словам Ларен.

Только когда все уже умолкли, Меррик сказал наконец:

– Однако это ведь не вся история о викинге Рольфе, верно? Что было потом?

– Потом Рольф очнулся. Он горько сожалел о том, что сделал. Вина и раскаяние пожирали его изнутри, не давая отдыха ни для сна, ни для пищи, и в набеги он больше не ходил. Он не хотел теперь общаться с братьями, обвиняя их в том, что они лишили его рассудка, под конец он готов был целиком взвалить на них ответственность за смерть любимого раба.

Братья возмутились таким обращением, они обругали Рольфа, говоря, что он еще больший глупец, чем раб, доверившийся слову своего хозяина, они смеялись над Рольфом, твердя, что он, жалкий трус, солгал собственному рабу, в то время как они ничем не запятнали себя, а всего-навсего дали ему хороший совет. К тому же он убил столь ценного раба! Глупость и расточительство, поступок, достойный безумца! Братья не оставляли Рольфа в покое и повторяли свои слова до тех пор, пока Рольф не проникся отвращением к самому себе, потому что он видел, что братья, как всегда, правы.

Он обманул своего раба, предал его и убил. Он видел только один способ уплатить за свое преступление. Оставив дома все оружие, Рольф ушел в лес. Он надеялся, что раньше или позже какой-нибудь хищник набросится на него и загрызет. Викинг искал смерти, он жаждал ее всей душой, только смерть могла освободить его от человека, в которого он превратился…

Ларен остановилась, она не знала, что произойдет в следующую минуту. Голова ее шла кругом, во рту пересохло. Внезапно она ощутила острую боль между бедер и оглянулась на Меррика – ведь это он причинил ей боль. Взгляд Ларен встретился со взглядом Меррика, но понять выражение его глаз она не могла.

Да, там, между бедер, саднило, но гораздо больше Ларен мучилась от равнодушия, с каким Меррик смотрел на нее весь этот день и вечер. Она наклонила голову, выжидая. Ее слушатели по-прежнему молчали, сделалось так тихо, что Ларен показалось, будто она слышит шипение, такое, какое бывает, когда густой дым выходит в отверстие над очагом. Им не понравилась новая сказка, сейчас они запустят ей в голову стульями, металлическими кубками и потребуют Деглина обратно. И вдруг со всех сторон послышались жалобные вздохи, и все стали уговаривать Ларен завершить рассказ – тогда она с улыбкой покачала головой:

– Я очень устала, – возразила она, – пожалуйста, позвольте мне остановиться.

Они уже не бросали деньги к ее ногам, они клали их прямо ей в руки, и золотых монет попадалось больше, чем серебряных, а еще тяжелая брошь, которую отдал Ларен один из сыновей Торагассона. “Мамина”, – пояснил он.

Ларен попыталась вернуть этот подарок, но мальчик всунул украшение ей в руку и заставил Ларен сжать пальцы.

– Я хочу, чтобы ты взяла ее, Ларен. Мальчик пошел прочь, а Ларен смотрела ему вслед. Она даже не помнила его имени, юноше едва минуло пятнадцать, но он рос таким же большим, как все викинги, – будь они прокляты! – волосы у него были светлые и глаза синие, словно летнее небо.

Летта Торагассон остановилась вплотную перед Ларен и улыбнулась скверной, злобной улыбкой.

– Вот что, – произнесла она, выждав с минуту (тут она ухватила Ларен за руку и подтянула ее поближе к себе), – даже и не думай соперничать со мной, грязь. Мне наплевать, пусть Меррик пользуется тобой. Ты рабыня, шлюха, ни на что другое ты не годна. Меррик – настоящий мужчина, он должен удовлетворить свои потребности, и я благодарна ему за то, что он не пытался обесчестить меня, улегшись со мной в постель прежде, чем мы поженимся. Ты – всего-навсего сосуд для его похоти, возьми от него, что сможешь, – ведь через несколько дней, когда я стану его женой, он продаст тебя, и мне не придется больше смотреть на твою мерзкую рожу. – Летта помолчала и оскалилась еще шире:

– О да, он продаст тебя, я потребую этого в брачную ночь. Кто знает? Может быть, мой отец захочет купить тебя, и ты проведешь остаток своей жалкой жизни, рассказывая ему сказки.

Она выпустила руку Ларен и отошла.

– Она верно говорит, и ты это знаешь, – это произнес Эрик, который стоял рядом и слышал слова Летты. – Ты всего лишь наложница Меррика, и этому придет конец, как только он станет мужем той маленькой дурочки. Меррик считает, что мужчина должен держаться одной женщины с той минуты, как он женится. Он мечтал найти жену, которая стала бы для него тем же, чем наша мать для отца. С Леттой у него ничего не выйдет, он поспит с ней какое-то время и даже будет ей верен, пока не поймет, что она не способна дать ему многое, и тогда он заведет себе других женщин, точно так же, как я. Сарла не похожа на Летту, но в некоторых отношениях они совершенно одинаковы. Во всяком случае, ты можешь поверить Летте, да и мне тоже: как только они обручатся, Меррик продаст тебя, и тебе придется вновь отправляться в путь… А вот если ты будешь меня слушаться, я не допущу, чтобы Меррик продал тебя старому Торагассону, а сам куплю тебя, и ты останешься здесь, у меня. Меррик женится на Летте, и они уедут вместе в долину Бергсона.

– Ларен!

Меррик поспешно приблизился к ним. Коротко кивнув брату, он произнес:

– Сегодня твоей истории не хватало пыла и страсти. Должно быть, ты приберегла их для меня. Будем надеяться, что так оно и есть, не то я рассержусь. А теперь пошли, я хочу тебя.

Ларен услышала смех. Чуть обернувшись, она увидела, как жеманно хихикает Летта, прикрывая рот пальчиками. Меррик протянул Ларен широкую, открытую ладонь. Чуть помедлив, она вложила в нее свою руку и последовала за ним в спальню.

Как только они вошли в комнату, Меррик выпустил руку Ларен. Не глядя на нее, он начал раздеваться. Стаскивая через голову рубаху, он спросил приглушенно:

– Так кто же ты, Ларея? Дочь купца? Племянница содержателя гостиницы? Я знаю, ты попала в плен только пару лет назад, если бы ты пробыла рабыней дольше, ты не сохранила бы свою гордыню и свою девственность.

Ларен промолчала.

Раздевшись донага, Меррик обернулся: Ларен по-прежнему сидела в изножье кровати, сложив руки на коленях, так и не сняв с себя одежду. Она неподвижно глядела на Меррика, на его плоский живот, светлый мягкий пушок внизу живота. Лицо Ларен раскраснелось, губы чуть приоткрылись.

– Что ты уставилась на меня! – рявкнул он, не стерпев ее испытующего, оценивающего взгляда. – У тебя что, вовсе мозгов нет? Уже забыла, каково тебе пришлось прошлой ночью? Снимай свое платье и марш спать. У тебя внутри еще не зажило, поэтому я не могу овладеть тобой.

Ларен не шевелилась. Плоть Меррика набухла и поднялась, он ничего не мог поделать с этим, как не мог остановить солнце в небе.

– Тебе мало той боли, что ты испытала прошлой ночью?

Ларен молча покачала головой.

– Тогда хватит глазеть на меня, черт бы тебя набрал! Я притворялся, чтобы отвадить Эрика, а теперь я хочу спать и больше ничего. – Плоть Меррика уже поднялась и затвердела. Сердце сильно и часто билось, он до боли жаждал эту женщину – черт бы ее побрал!

Взгляд Ларен взметнулся к его лицу, но потом Меррик различил чуть слышный вздох и понял, что она снова глядит куда не надо. Он перестал спорить и поспешил забраться в постель.

Ларен задула масляную лампу, и комната погрузилась в темноту. Меррик слышал шорох ее платья, но сам не шевелился.

– Очень странную историю ты рассказала. Полагаю, за ней что-то стоит?

– Да нет же, самая обычная сказка, – Ларен прямо-таки слышала, как напряженно думает Меррик, ломая себе голову над загадкой ее происхождения и происхождения Таби. Она решила отвлечь Меррика и поспешно произнесла:

– Летта говорит, она не против, что ты спишь со мной, потому что тебе это полезно. Думаю, она имела в виду, что тебе надо попрактиковаться, хотя, по-моему, ты прекрасно мог бы справиться и без этого. Впрочем, не знаю, наверное, то упражнение, которое ты проделал прошлой ночью, действительно было тебе нужно.

Меррик со свистом втянул в себя воздух. Ага, ей и вправду удалось отвлечь Меррика – хорошо бы только он не придушил ее. Ларен продолжала, не скрывая насмешки:

– Мне представляется, я послужила тебе мишенью, которую пронзил твой мощный меч. Ты попал в цель, но чистой работой это не назовешь, во всяком случае, с точки зрения мишени. Думаю, мечу все равно, лишь бы поразить свою жертву. Однако Летту очень устраивает, что ты потренируешься до свадьбы на моем теле.

– Разума у нее меньше, чем у Таби. – И тут же Меррик проклял самого себя за то, что вступил с Ларен в разговор о Летте. Как он обойдется с навязанной ему невестой, касается только его одного и никого более. – Женщины часто ведут себя как дети, – продолжал он-. Меррик перекатился на спину, со всех сторон его окутывала темнота. Он выдержал паузу, пытаясь промолчать, пропустить мимо ушей подначку, но не справился с собой:

– Что за сравнение пришло тебе на язык? Почему ты называешь себя мишенью, а меня мечом? Ты издеваешься надо мной, ты намекаешь, что мне не хватает навыка в этом деле?!

– Я спрашивала у Сарлы, как это бывает, когда мужчина соединяется с женщиной, и она уверяла меня, что после первого раза это не больно и даже в первый раз ничего, если только мужчина ласков и у него достаточно опыта. Сначала это даже приятно, так сказала Сарла, а потом она замолчала и больше ни слова не добавила. Поэтому я и решила, что тебе, наверное, нужно еще попробовать.

Меррик почувствовал, как в нем закипает гнев, но больше на самого себя, чем на девушку. Он обошелся с ней грубо, неуклюже.

– Тебе все еще больно?

– Да.

– Я не собираюсь пробовать, пока ты не поправишься и сама не захочешь меня и не начнешь разговаривать со мной вежливо. А теперь придержи язык. Ты прекрасно знаешь, что каждым своим словом задеваешь меня, хотя и преподносишь все оскорбления в красивой обертке.

– Я ведь сказала, Меррик, та ночь – единственная. Конечно, жаль, что я так и не узнаю, приятно ли женщине быть с мужчиной, но я не собираюсь слишком сильно привязываться к тебе.

– Вот как? Почему же ты глядела на меня, и глаза у тебя сияли, словно у малыша, которому положили на тарелку яблоко с медом? Я-то интересуюсь тобой лишь постольку, поскольку тело мужчины так устроено: стоит женщине, даже вроде тебя, посмотреть на него, и оно уже готово к бою. Тут я ничего не могу поделать, но я вовсе не хочу снова войти в тебя, вовсе нет, богами клянусь. – Тут Меррик запнулся, понимая, что нет никакой пользы впустую лгать и ей и себе. Он своими руками роет себе могилу, и она поглотит его, если он немедленно не заткнется.

Ларен ничего не ответила, совсем ничего, а Меррик ждал ее слов, не желая больше говорить, боясь проболтаться. Он ждал, пока в полной тишине не различил ее тихое дыхание – Ларен уснула. Так бы и придушил ее! Навыка ему не хватает, видите ли! Он давно уже умеет ублаготворять женщин, об этом позаботились в свое время его отец и прелестная Гуннвор, коснувшаяся его в том самом месте, когда Меррику исполнилось всего двенадцать лет. Неужто он виноват в том, что слишком сильно хотел Ларен и вошел в нее прежде, чем успел подготовить ее? Неужто он виноват?

На следующее утро хлынул дождь, все оказались заперты в доме, раздражены вынужденным бездельем, мужчины ссорились и дрались, детишки вопили и тузили друг друга с не меньшим рвением, чем мужчины, даже животные бесились, и козленок укусил за ногу одного из людей Торагассона. Клив посоветовал Меррику, не дожидаясь вечера, собрать всех и послушать сказку.

– Ларен очарует их как всегда, – сказал Клив, улыбаясь человеку, которому он вверил свою жизнь, – мужчины перестанут драть глотки, и все головы уцелеют нынче на плечах.

– Вряд ли ей удастся околдовать коз, – проворчал Меррик, но людей созвал.

Так и вышло, что еще до полудня все смолкли и приготовились внимать рассказу Ларен.

– Рольф все дальше и дальше уходил в лес. Густые заросли не давали солнцу светить на него, Рольф замерз, он искал животное, которое могло бы убить его, но никто не попадался ему на пути. Кролики скакали вокруг, и куропатки взлетали в воздух, когда Рольф приближался к ним, но из хищных зверей ему до сих пор повстречалась только лиса.

На третий день странствия Рольф вышел к краю маленькой поляны, необычайно красивой, самой красивой, какую Рольф когда-либо видел, и он удивился, что впервые попал в эти места, – ведь он вырос рядом с лесом и всегда охотился в нем. И все же он оказался на незнакомой ему поляне, поросшей пестрыми цветами, и солнечный луч вновь упал на его лицо. И тут, когда Рольф боялся уже потерять рассудок, он различил на дальнем конце поляны прекрасное животное, похожее на маленькую лошадь. Лошадка не двигалась, она стояла, задрав голову, вдыхая утренний воздух, помахивая пышным белым хвостом, и Рольф понял, что животное ничуть не боится его.

Конек кивал головой, словно приглашая Рольфа подойти поближе. Рольф медленно направился к нему и, подойдя, разглядел, что то была вовсе не лошадь – такого зверя он никогда еще в жизни не встречал.

Теперь, когда животное обернулось к нему, Рольф увидел, что изо лба у него растет рог, и этот рог был из чистого золота.

Рольф подошел к животному и осторожно протянул к нему руку.

Необыкновенный зверь фыркнул, затем вытянул изящную белую "морду и ткнулся носом в ладонь Рольфа.

– Кто ты? – спросил Рольф и сам удивился, когда заметил, что разговаривает с животным. Еще больше он изумился, когда зверь тихо ответил ему:

– Рольф, меня зовут единорогом, но это еще не все. Ты узнаешь больше, если придешь завтра на это же место, а сейчас возвращайся домой, потому что ты давно уже бродишь по лесу и сильно устал.

С этими словами единорог повернулся, поднялся на задние ноги – роскошная белая грива и хвост развевались в воздухе, – а затем он отвернулся от Рольфа и поскакал в лес. Рольф готов был поклясться, что издали до него донесся голос:

– Не забудь завтра взять с собой меч, в лесу небезопасно.

Рольф пошел домой, и, как ни странно, обратный путь занял у него всего час. Братья обрадовались ему, дали хорошей еды и вина и в тот день даже не дразнили его. Они хлопали Рольфа по спине, твердя, что страшно рады его возвращению, и вскоре уже он рассказывал им про единорога, подробно описывал и самого зверя, и его чудный золотой рог. Он поведал братьям, что единорог умеет говорить и что он приглашал его завтра на ту же поляну. Не кажется ли братьям все это удивительным, загадочным? Что ж это за животное, которое так внезапно явилось Рольфу?

Потом он спросил братьев, как ему обойтись с новым знакомцем. Рагнор боялся, что брат лишился рассудка и что единорог только привиделся ему. Однако он снова спросил:

– Ты говоришь, рог сделан из чистого золота?

– Да, – подтвердил Рольф, – из чистейшего золота, если глаза мои не солгали.

Братья вновь умолкли и погрузились в раздумье… Тут Ларен, по обыкновению, остановилась и улыбнулась Олафу Торагассону:

– – Мой господин, что бы ты теперь сделал на месте Рольфа?

Олаф Торагассон сжал кулаки и уперся ими в бок:

– Что ж, я бы убил это животное и отрезал бы его золотой рог. Я бы продал его самому богатому князю и стал бы так же богат, как и он.

Когда затихли радостные клики (на этот раз веселились в основном люди Торагассона), Ларен обернулась к Эрику:

– А как бы ты поступил, мой господин?

Эрик лениво, самоуверенно усмехнулся ей в ответ:

– Я бы не стал убивать единорога. Я бы привел его домой и обращался бы с ним бережно, нежно, будто с женщиной. Раз он умеет разговаривать, я бы сумел войти к нему в доверие. Где-то у него должна быть самка, я бы разыскал ее и держал бы обоих вместе, чтобы они дали мне потомство с золотыми рогами. И тогда я стал бы гораздо богаче, чем Олаф Торагассон и все князья в придачу.

Веселые голоса и смех раздались в большой продымленной комнате.

Наконец Ларен заговорила с Мерриком:

– А ты, господин мой? Какой путь выберешь ты? Меррик гладил Таби по голове, заслышав голос Ларен, он уставился на нее и долго молчал, наконец пожал плечами и ответил так:

– Я не стану ничего решать поспешно. Надо вернуться на поляну и узнать, что хотело поведать мне это таинственное существо.

– Хитрый человек, рассудительный, – кивая головой, одобрил его будущий тесть. – Продолжай, расскажи нам, что вышло на самом деле.

– На этот раз Рольф поступил так, как советует Меррик. Он не хотел торопиться, однажды он уже поступил необдуманно, лишив себя ценного раба и друга, а может быть, и чести, как ему порой представлялось в ночи. С рассветом Рольф возвратился на поляну. Он не знал, сумеет ли вновь найти это место, но совершенно неожиданно, когда он продирался сквозь заросли клена, раздвинув тонкие стволы деревьев, Рольф увидел свою поляну, залитую щедрыми лучами солнца, и цветы, слегка клонившиеся под легким прикосновением ветра, испускавшие сладостный аромат. На другом краю поляны стоял единорог, спокойно ожидавший Рольфа. Он позволил Рольфу подойти, погладить золотой рог.

– Твой рог сделан из чистого золота? – спросил Рольф.

Не знаю, могут ли единороги смеяться, но этот умел: он улыбнулся и ответил:

– О да, из чистого золота. А почему ты спрашиваешь об этом, Рольф?

– Мои братья дали мне совет: либо убить тебя и забрать золотой рог, либо увести тебя, а потом разыскать твою самку, чтобы получить потомство с золотыми рогами.

– Что-то мне не очень нравятся твои братья, – проворчал единорог, – но как поступишь ты сам, Рольф?

– Я хочу поговорить с тобой и узнать, кто ты и откуда. Я никогда не видел животного, подобного тебе. Кто ты такой?

– Конечно, я – волшебное животное, – ответил ему единорог, – но не в этом дело. Я – твой раб, тот, которого ты пронзил мечом.

Рольф содрогнулся и выхватил свой меч, ведь он решил, что животное вот-вот набросится на него. Убитый им раб вернулся, чтобы отомстить. Рольф стоял перед ним с мечом наготове, но единорог не двигался с места, не пытался бежать, не пытался и напасть на него или защищаться. Рольф занес свой меч и медленно, очень медленно опустил его.

– Не могу, – произнес он, – не могу больше. Я убил тебя однажды и стал омерзителен сам себе. Тогда я бежал в этот лес в надежде умереть, но ты снова нашел меня. Говори, что я должен сделать, я хочу уплатить за то, что отнял у тебя жизнь. Если ты собираешься убить меня – убей, я не стану противиться.

Единорог закивал прекрасной белой головой, золотой рог ярко блестел в лучах солнца. И вдруг животное растаяло, превратилось в прозрачную тень, сквозь которую Рольф различал уже лучи солнца. Ужас охватил его, ужас, какого этот воин никогда в жизни не испытывал. Рольф упал на колени, прикрываясь безоружными руками, ожидая смерти. Но вот единорог исчез, а вместо него появился кто-то другой. Прозрачная тень вновь сгустилась и стала веществом, плотью. Это был тот раб, которого Рольф поразил мечом в минуту безумия. Он протянул Рольфу руку и помог ему встать. Он сказал:

– Боги даровали нам еще одну жизнь. Идем со мной, Рольф, нам пора возвратиться к моим родным, они давно стосковались без меня. Идем вместе.

Братья Рольфа никогда больше не видели его. Они оплакивали старшего брата, хотя и считали Рольфа глупцом: они думали, что единорог убил его. Наверное, он доверился лесной твари, и посмотрите, чем обернулось его доверие!

Однако в один прекрасный день Вестфольд посетил старый скальд, такой старый, что он уже лишился зубов и волос и хилые ноги едва держали его. Люди сомневались, сумеет ли он рассказать хорошую историю, но стоило старику раскрыть рот, и все подпали под его чары. Он говорил о викинге по имени Рольф, человеке отважном и сильном, прекрасном лицом и телом, и юноше, которому каждый мог довериться во всем, потому что, несмотря на свою молодость, он стал мудрее зрелых мужей. Все чтили его и полагались на него, потому что знали: однажды Рольф прошел через тяжкое испытание и в конце концов нашел путь, достойный честного человека.

Братья Рольфа дивились рассказу, но качали головами, не желая прислушаться к собственным мыслям. На свете сколько угодно воинов по имени Рольф, говорили они себе, и среди них немало людей, с честью выдержавших суровую проверку. И все же оба они хотели поутру подробнее расспросить скальда. Когда же они принялись искать его, он уже покинул усадьбу, и, как ответили им люди, стоявшие у ворот, старик ушел с рассветом и даже будто бы растворился в солнце, превратился в тень, в золотистый призрак, сиявший, точно утренние лучи, и наконец исчез. Братья переглянулись и с того дня никогда больше не упоминали ни имени старшего брата, ни странное появление и исчезновение старика, поведавшего о Рольфе-викинге.

Сама того не замечая, Ларен теперь в открытую улыбалась Меррику, и Меррик глядел на нее, а потом перевел взгляд на Таби, который так и не уснул. Малыш, озабоченно хмурясь, следил за рассказом и под конец отчетливо произнес:

– Ларен, а единорога я помню.