Я не очень хорошо знала историю. Так, урывками иногда всплывали необходимые сведения — все-таки в школе я училась неплохо. Помню, было что-то про обряд похорон у древних славян. Здесь, правда, древность была условная, скорее — инакость, я бы сказала. Тут покойников не сжигали. Их растворяли. В воздухе.
Тело Марашки, вымытое и обернутое в полотно, вынесли и положили на дощатый помост на опушке леса. Поляна была довольно большая, без сухой травы и веток. Люди проходили мимо ручейком, вглядывались в ее лицо, запоминая, кланялись. Некоторые клали что-то в ногах — мелкие вещи, цветок. Зодар положил сверток с ее праздничной одеждой. Я тоже поклонилась и поблагодарила шепотом маму, надеясь, что она слышит.
Потом тело накрыли цветастой тканью с головой. Все смотрели на небо. Потом стали на колени и поклонились. Ветерок поднялся неожиданно, вздернул ткань куполом вверх и тихо опустил, стихая. Перед глазами осталась ровная поверхность помоста с угадывавшимися подношениями на нем. Тела не стало. Помост подожгли. Он сгорел очень быстро, просто неестественно. Вот и весь обряд похорон. Потом была еще тризна, но родственники в ней не участвовали — они постились до следующего дня.
Я шла к городу между Зодаром и Даром. Некоторое время шли молча. Потом Дар спросил, сколько мы будем оплакивать мать? Зодар ответил:
— Оплакивать не будем. Она знала о нас — ушла счастливой.
Дар кивнул, прокашлялся. Сломал колосок, шелушил его в ладони.
— Оставайтесь, Зодар, Наташа. Не нужно…
— Нужно, брат. Завтра похороны Тодора. Уже трое. Она чудом жива. Я спрячу в лесу. Об этом месте никто не знает, только вы и волки. Разберись тут. Если что срочное — попроси Галу. Она не откажет. И то, что говорила вчера Наташа, ты помнишь?
— Я уже сделал это. Сообразил сам, еще когда доложили о змеях. Или не успели отозвать убийцу, или просто оставили, как есть. Не думаю, что будут другие попытки.
— Я хочу быть уверен в этом. Когда найдешь того, кто отравил еду, и если будешь уверен полностью, дай знать. Отправь волка.
— Обряд…
— Через две недели, как положено. Сейчас отправь с нами большой отряд. Поедем в сторону дома Хозяйки. По дороге отстанем. Они пусть едут до конца, побудут там с неделю, потом возвращаются. Давайте прощаться, — он оглянулся на Натана с Назаром.
Я ждала, пока они прощались. Ко мне подошел Дар. Я видела, как напряглись мышцы под рубашкой Зодара, но он не обернулся.
— Наташа… Как ты наречешь его? Какое дашь имя?
— Любимый. Любый мой.
Он смотрел на меня. Всматривался в глаза.
— Если бы не та комната… Наташа?
— Я бы просто поняла позже, Дар. Не вини себя. Ты жизнь мне спас. Спасибо — это не подходящее слово. Мне трудно сказать, высказать… Я была бы… Это было бы честью для меня — стать твоей сестрой, брат. Я не хочу тебя терять. Тебе скоро станет не так больно, вот увидишь. Мне тяжело из-за того, что тебе плохо, поверь мне. И еще — тебе нужно отлежаться после вчерашнего, ты бледный, аж зеленый. Где задержался Назар? Он помог тебе?
— Остановился в своем доме в городе. Я теперь справлюсь сам, просто немного ослаб. А он с Марьяшей… не надышатся …может, все и к лучшему, Наташа. Я справлюсь, не переживай. Но сестрой назову через месяц… прости.
Он обернулся: — Зодар, отряд будет ждать через час у конюшни. Собирайтесь и выходите. Коней оседлают и подведут ко входу. Багаж — на вьючную. В первую очередь вызови кого и отдай, пусть приторочат, чтоб на задерживаться. Еду возьмете в харчевне — не хочу рисковать. Я выходить не буду. Простились уже. Удачи… и…
Он прокашлялся и промолчал. Они ушли вперед.
В нашем отряде было двадцать всадников. Несколько вьючных лошадей. Привал решено было сделать не доезжая до того места, где останавливались обычно. Именно там мы с Зодаром должны были уйти в лес. По времени привал совпадал с наступлением темноты, и я предложила ночевать с отрядом на стоянке. Меня не поддержали ни Зодар, ни начальник отряда. Ну что ж, мужчинам виднее. Мы не особенно спешили и во время езды шагом, когда коням давали отдохнуть, я выспрашивала у Зодара об интересующих меня вещах. Например, что это за передача жизни, чем грозит передающему? Как и куда исчезает тело во время похорон, тоже хотела узнать, но повременила с этим вопросом.
Он рассказывал подробно и серьезно. К его разъяснениям прислушивались другие всадники. Оказалось, что если не слишком выкладываться, то почти ничем, кроме…сокращения срока жизни. Я помертвела, смотрела молча, ждала продолжения.
— Наташа, не переживай. В трудный момент — при ранениях, например, мы просто передаем друг другу долг. Это дает возможность быстро восстановить силы. Мы приблизительно знаем у кого початый срок и восстанавливаем его. Но это у побратимов. С тобой немного иначе — брату пришлось спасать тебе жизнь. Он отдал слишком много — для него жизнь ушла на сторону — безвозвратно. Наташа, я вернул все, почти все. У нас с тобой много времени впереди. Несколько месяцев или даже лет — небольшая плата за его жизнь. Я знаю, что ты не против, хотя бы потому, что просто трудно представить эти вдруг подаренные нам с тобой долгие годы. Многие десятилетия впереди, а у него время утекает так, как определила природа. Забрать его у него… Ты моя — я сам хотел помочь тебе, но я бы не выжил и моего запаса не хватило бы для тебя — он сильнее, много сильнее. И он знал это. А ему я отдал наш, Наташа. Твой и мой. Мы проживем немного меньше. Я сказал бы тебе позже, если бы ты и не спросила сейчас — ты должна знать. Я принял решение за нас двоих — нужно было спешить. Он уходил. Что ты скажешь мне?
— А что тут можно сказать? У тебя не было выхода. Слава Богу — все живы. Остальное я не очень осознаю — ты прав. Трудно представить. Но если бы он умер… да еще из-за меня… Ты все сделал правильно. Я бы тоже так поступила — других вариантов просто нет.
На привале перед тем, как уйти в лес, мы, посмеиваясь, наблюдали, как самый небольшой и худощавый парень из отряда тянул на себя широкое женское платье, вязал платок. Он будет изображать меня, за ним будет трусить вьючная лошадь с объемным багажом.
Я не понимала — какой смысл уходить сейчас, ехать по ночному лесу, рискуя выколоть себе глаза, но помалкивала. Возможно, я не знаю того, что знают они. Мы ушли почти сразу. Отъехали довольно далеко — я уже стала клевать носом, когда Зодар остановился и придержал за повод мою лошадь.
Забравшись под елку, мы завернулись во что-то подобное горской бурке, но без подплечников. Теплая мохнатая ткань создала уют. Я обняла Зодара, положила голову на его плечо и отключилась почти мгновенно. Здесь до утра мы должны были ждать волков.
Следующий день пробирались шагом по бездорожью — между деревьями, объезжая поваленные стволы, болотца и кустарники. Направление, в котором нужно было следовать, показывали волки. Зодар сказал, что без них он не нашел бы домик ни за что. Каждый раз он подъезжал к нему с разных сторон — здесь не было дорог и тропинок. И сколько еще ехать он знал только приблизительно. Ночевали опять в лесу, как оказалось, не доехав совсем немного. Поздним утром мы добрались до места — постепенно лес светлел, исчез бурелом, почти исчез подлесок. Слышнее стало пение птиц, между вершинами сосен пробивалось солнце и рисовало светлые пятна на сером покрывале мха.
— Белый! Смотри — и там, и там — это боровики, самый лучший гриб! Как хорошо их видно на белом.
— Здесь не только грибы, в озере много рыбы. У меня тут снасть, будем ловить. Я знаю много способов приготовить озерную рыбу. Ты как — любишь?
— Я все буду кушать, если приготовишь ты. Ты будешь готовить, а я хвалить тебя. Это хорошее распределение обязанностей.
Зодар счастливо и громко рассмеялся. Я даже вздрогнула — привыкла соблюдать тишину, оглянулась кругом.
— Все, мы на месте, можно шуметь. Смотри — вот наш дом, сейчас… Ты глазам своим не поверишь…
Я скептически посмотрела на него. Лесная сторожка не заставит меня так радоваться. Хотя, если он так хочет… Я выехала следом за ним из-за последних деревьев и замерла.
Мы стояли на одном из пологих холмов, поросших высокими тонкими, абсолютно прямыми соснами. Стволы отливали красным, хвойные шапки шевелились от ветерка далеко вверху. Под соснами серо-белый мох сбегал к небольшому, почти круглому озеру, лежащему между холмов. На берегу мох сменяла зеленая трава, обнимая водную гладь. Небольшие куртинки озерных лилий затянули ближнюю к нам прибрежную поверхность воды. Возле противоположного берега вода была открытой, и в ней отражался возвышающийся над ней … терем. Старинный русский терем — с крытым крыльцом в несколько ступеней, высокой остроконечной крышей, крытой тесом. Частые небольшие окна обнимали домик почти сплошным кружевным поясом. Только высокий каменный фундамент немного выбивался из общего стиля. Дом был довольно большим, это видно было даже отсюда.
— Сказка… — выдохнула я.
— Мы строили его вчетвером. Правда, основание сложил кто-то задолго до нас. Но без моих волков дорогу сюда не найдет никто. Тебе правда нравится?
— Как такое может не нравиться? Поехали скорее. Хочу посмотреть, что там внутри.
Внутри были просторные сени — тамбур. Из них дверь вела в половину, которая не отапливалась и находилась в правой части дома — летней. Вторая дверь открылась в большую комнату, основным объектом в которой был большой каменный камин почти в полстены. Сложенный из округлых валунов, с просторным зевом с кучкой заготовленных в ожидании растопки поленьев и комком светлой бересты внизу. Зодар сразу прошел и зажег его.
— Зачем, Зодар? — удивилась я.
Он медленно встал от камина, оперся спиной на одну из его стен, и посмотрел на меня… И я замерла, глядя в его глаза. Все эти дни, которые мы были в дороге, мы общались скорее, как друзья. Иногда я любовалась им, стараясь делать это незаметно, порой сама ловила его взгляд, который был далек от товарищеского. Но мы как будто нарочно откладывали на потом, оттягивали то, что сладким огнем разливалось по венам, стоило только вспомнить, или подумать. Вот тогда и бросали эти взгляды тайком.
— Сейчас я сам искупаю тебя в озере. Я мечтал об этом всю дорогу. Потом буду греть и сушить возле живого огня на шкурах. Ты очень хочешь кушать?
— Н-нет, — еле выдавила в почти вязкую тишину, — но, наверное, стоило бы что-нибудь перекусить. Потом будет точно не до этого. И лошади… Зодар, ты даже не расседлал лошадей!
Он обошел меня по большому кругу. Вышел из дома. Я на подгибающихся ногах прошла и села на широкую скамью. Сердце колотилось. Блин, только от одного его взгляда… Я старалась вспомнить ту отчаянную решимость и чувство потребности в нем, которые чувствовала тогда в лесу. Сейчас едва ощутимый холодок страха делал ожидание восхитительным. Боже, за что ты дал его мне? Чем я заслужила?
Мечтательным взглядом обвела наше пристанище на ближайшее время — бревенчатые стены, стол с основательными лавками. Отгороженный простенком закуток, видимо — угол для готовки. Широкий топчан, покрытый полосатым шерстяным покрывалом. Подошла, нажала рукой. Под ним матрац, потерла пальцами — сухая трава, сено из той шелковой серой травы, похоже. Два сундука. Что в них может быть — постельное, наверное? Может, что-то из мужской одежды. На полу у камина — огромная медвежья шкура, ну — или похожа на медвежью. Посмотрела и холодную половину — тоже постели, стол, сундук, лавка.
Вышла на крыльцо — расседланные лошади пили воду из озера. На той стороне несколько волков поднимались на холм, уходя в лес. Солнце стояло высоко. Жарко… Пахнет разогретым сосновым лесом и водой. Зодара не было видно. Вдруг раздался шумный всплеск — он вынырнул посреди озера. Села на теплые ступени крыльца, обхватив колени. Мне больше ничего не нужно в этой жизни. Ни-че-го. Я хочу жить здесь, с ним. Сколько времени нам дадут в этом рае в шалаше?
И чтобы вокруг никого, только волки. Я буду тут счастлива, немыслимо, невыносимо. Я ждала, предчувствовала, знала это. Он сейчас выйдет из озера… Подойдет ко мне. Не стыдясь, не прячась. Разденет, унесет в воду. Я видела все это. Знала, что будет именно так. И млела от ощущения сладкого ожидания, чуть приправленного страхом. И пускай сегодня расцветет вся страна, радугами вспыхнет небо. Не знаю — что там еще может быть результатом того почти невыносимого счастья, которое я уже сейчас чувствую? Мне все равно — я этого не увижу, мне будет просто не до этого. Со мной будет он — мужчина, любящий меня больше изни, желающий так, как я мечтала. Мой любимый, любый мой…