Хозяйка Эдамленда

Глава двадцатая

Профессор умер той же ночью. Он умирал, не беспокоясь ни о чем. Ученый имел ученика, который сможет закончить начатое им дело: он был готов к смерти.

Барк Уолш был с ним до конца. Он предвидел это и пришел в комнату мистера Эннана.

– Мы сделали это сегодня, Барк, – профессор Эннан слабо улыбнулся. – Это было практически невозможно, что ты скажешь?

– Но мы сделали это, сэр.

– Да, и я несказанно этому рад, – сказал профессор, тяжело дыша, – а теперь очень устал.

Барк Уолш видел, как угасали его глаза, и знал, что осталось недолго до конца.

– Может быть, позвать Элис, профессор Эннан? – спросил Барк настойчиво.

– Пусть спит.

– Но, сэр…

– Я старый трус, Барк. Не хочу видеть ее слезы, тебе придется все это взять на себя. Я помню, какой она была сегодня красивой, как картинка. Ты ведь тоже так думаешь, дорогой друг, не так ли?

– Да.

– Я знал это, – старик закивал удовлетворенно. – Ты позаботишься о ней, Барк?

– Да, – сказал он. – Я обещаю это.

Последовало долгое спокойное молчание. Затем профессор вдруг сказал с невыразимым удовольствием:

– Почему, Маргарет? – и отошел в лучший мир.

Это было так просто. Старый человек увидел женщину, которую он не видел так долго и так хотел увидеть, и, наконец, увидел и умер, держа свою жену за руку.

Некоторое время Барк продолжал сидеть и смотрел в лицо человека, которого он полюбил, как родного отца. Он думал о его блестящем, тонком уме, который всегда поражал Барка глубиной знаний и предельной скрупулезностью.

Затем он сказал нежно:

– Мне будет вас очень недоставать.

Он привел все в порядок, затем вышел на веранду, стоял там и смотрел на ночные горы. «Луна была белой и чистой, как камея, звезды яркие, как всегда бывает высоко в горах», – подумал Барк. Он задержался на какое-то мгновение, наслаждаясь великолепием высокогорья. Затем вернулся в комнату. Ему надо было сделать то, что он решил. Завтра здесь будет полно народу, а сейчас тихо. Он скажет Элис сейчас же.

Она свернулась калачиком, как маленький коала, на своей раскладушке. Какой молодой, какой трогательно молодой была она сейчас. Какое-то мгновение Барк сомневался, правильно ли он делает, приняв это решение. Может быть, оставить ее в неведении еще на какое-то время, не причинять ей боль?

Нет, это необходимо было сделать.

Он нежно дотронулся до нее, и Элис сразу открыла глаза. Это был не сон, а какая-то тяжелая греза о чем-то… Грант говорил об отце сегодня утром. Что он говорил?

– С ним все кончено… все знают об этом.

Увидев глаза Барка, Элис поняла, о чем он пришел сказать ей. Девушка вспомнила тот вечер, когда застала Барка в комнате профессора, который ворчал что-то о кулинарных способностях Альфреда. Так должно было быть всегда.

– Нет, нет! – В ее голосе было столько страдания…

– Да, Элис, – сказал Барк.

Он говорил с ней, пытаясь объяснить, почему профессор скрывал от дочери свою болезнь. Он говорил спокойно и долго, убедительно и нежно, а Элис все это время неподвижно сидела на постели. Он ожидал всего, чего угодно, только не этой окаменелости.

Он ожидал несдержанности, негодования, замешательства, бурных рыданий, но не ожидал, что она сделается камнем.

– О, Элис, – сказал он, наконец, беспомощно.

– Уходите, пожалуйста.

– Элис…

– Пожалуйста, Барк, – сказала она с мольбой.

И Барк ушел.

На следующий день они похоронили профессора в горах, которые он так любил.

Элис казалось странным, что все годы, которые она прожила здесь, столько близких ей людей умерли за последние несколько месяцев. Один молодой человек, два старика. Кенни, затем Бен, а теперь отец.

Она вернулась к баракам, по-прежнему не проронив ни слезинки. Профессора нельзя теперь нигде найти, с грустью ощущала она, его больше нет. Ощущение ужасного одиночества вдруг охватило ее. «Отец, – думалось ей, – был так далеко, что она не могла коснуться его даже воображением».

Элис спустилась к ручью, неся в себе свое горе. Уолш наблюдал за ней. Она не была ребенком, как Барк думал о ней. Ребенок не смог бы оставаться таким стойким. Затем он подумал, что ей надо выплакаться, дать выход горю. Это было просто необходимо. Он пошел за ней.

Девушка сбивала лед палкой по краю ручья, как это обычно делала. Она повернулась, услышав его шаги.

– Почему, Барк, – спросила она горестно, – почему все остальные знали?

– Этому были две причины. Профессор был трусом, как он сам выразился. Он хотел, чтобы ты всегда смеялась.

– И какая же другая причина?

– Ты была ребенком.

– Но я не ребенок!

– Теперь я это знаю, – Барк сделал паузу, – но я хочу, чтобы ты сейчас опять стала ребенком, я хочу, чтобы ты плакала.

Вдруг, ощутив свою скрытую беспомощность, он обнял ее.

– Поплачь немного, – настаивал Барк, – выплачь свое горе.

Она по-прежнему стояла, как каменная. Он упорно продолжал:

– Я тоже потрясен, Элис, – И слезы потекли у него из глаз.

Это было то, что нужно. Это было их общее горе. Элис дала волю своим чувствам. Она разрыдалась. И затем подавленные, притихшие, они пошли вдоль ручья. Когда Элис немного успокоилась, они вернулись в дом. На следующий день все начали упаковывать вещи.

Вещи Ноны уже были сложены. Коридор был забит ее дорогими сумками.

Альфред накрыл стол на скорую руку. Он тоже много работал в последние недели, которые были такими напряженными.

Элис знала, что должна поехать к Барку Уолшу, и испытывала чувство неловкости. Девушка должна была признать, что часто обвиняла его несправедливо. Никогда он не работал над проектом только ради денег. Самым горячим его желанием было видеть, как по заслугам был вознагражден старый профессор. Было трудно выразить словами, как Элис переживала, вспоминая свои нападки на Барка.

В ее памяти живо отпечатался первый день их знакомства, когда он взял ее с собой на Снежное шоссе. Он тогда вел себя высокомерно, и Элис ненавидела его за это. Кто мог бы вообразить, что она полюбит его?

Но Элис влюбилась… и она испытывала от этого боль из-за Ноны, боль была такой же безысходной, как та, которую она испытывала после смерти отца до того, как Барк заставил ее плакать. Элис приходила в ужас оттого, что влюбилась в женатого мужчину.

Их брак с Ноной был, бесспорно, неудачным, но это не имело значения: все, что для него было испытанным, Элис ощущала в первый раз. Ей горько было думать, что она ничего не значит для него. Что бы он ни говорил, но Уолш по-прежнему считает ее ребенком.

Подняв подбородок, Элис вышла, стараясь казаться как можно взрослее, и постучала в дверь его кабинета.

– Войди, Элис, – позвал он.

Она вошла.

– Вы ждали меня? – удивилась она.

– Я ждал тебя весь день, чтобы что-то сказать.

– Нет, это я пришла сказать… попросить у вас прощения, мистер Уолш.

– Нет, я не об этом. – Его голос стал нетерпеливым. – О чем говорит твое сердце, Элис? Скажи, дай волю своим чувствам.

– Своим чувствам? – глухо повторила Элис.

– Да, скажи… Скажи: «Я люблю тебя, Барк, я люблю тебя с того момента, когда поставила тебя на место, вредного, занудливого болвана!»

Элис уставилась на него, потрясенная. Как он может так говорить, когда… когда…

– Все интересуются, как ты дальше будешь жить, а я особенно интересуюсь. В конце концов, ты должна была давно догадаться обо всем, видя мое отношение к Ноне.

– Отношение к Ноне, – эхом отозвалась Элис.

– Я специально заплатил этой женщине, чтобы положить конец неопределенности в наших чувствах. Небеса знают, как я хотел избавиться от нее. Хочешь, назови это английским чувством собственности, но единственное, чего я хочу, чтобы ты была со мной.

– Эта женщина, – опять повторила Элис.

– Нона, – сказал он нетерпеливо.

– Твоя жена.

Он посмотрел на нее скептически.

– Боже мой!

– Ну, твоя бывшая жена. Жена, с которой ты собирался помириться. Нет, из этого не выйдет ничего хорошего, Барк, я знаю. Она была в Индии, Канаде, Южной Америке и Африке, и я думаю, собирается поехать за тобой в Новую Зеландию.

– Да, – согласился он, – это очень похоже на нее.

Элис смотрела на него, ничего не понимая, а он продолжал, наслаждаясь ее удивлением:

– Они с Берном разошлись сразу вскоре после женитьбы в Англии, но она везде следовала за ним и обирала его.

Барк помолчал, нахмурившись.

– Он как-то выпутывался, но не в Африке. Конечно, она не убивала его своими руками, это было бы слишком, но все равно именно она явилась причиной его смерти.

– Об этой женщине ты мне рассказывал, когда мы возвращались из Бреггз-Ноба?

– Да. Жена Берна, он был моим двоюродным братом.

– Но ты говорил о друге?

– Берн был моим братом и другом.

– Почему же она преследует тебя до сих пор?

– Причина та же самая, по которой жена Бена Ормонда пишет письма и тратится на телеграммы, – деньги. И еще деньги. Компенсация. Утешение в виде фунтов стерлингов.

– В это трудно поверить.

– Как я мог рассказать тебе, что высокая оплата была единственной причиной, почему Нона осталась здесь. Но ты не хотела слушать, ты закрыла своими маленькими противными пальчиками свои ужасные маленькие ушки.

– Я думала, что между вами произошла размолвка и Нона устала от этого, я была уверена, что она оставалась здесь, потому что любила тебя.

– Боже упаси! – сказал Барк.

– Смотри, – сказал он с энтузиазмом, – я заключил новый контракт на постройку гидроэлектростанции в Бенморе, в Новой Зеландии. Она будет на реке Вайтаки, а деревня называется Отематата.

Не ожидая никакого ответа от нее, он продолжал вдохновенно, по-мальчишески.

– Мы будем строить плотину высотой в две тысячи футов из шестнадцати миллионов кубических ярдов земли и горной породы. Каково, Элис?

Элис бросилась в его объятия. Она плакала и смеялась одновременно.

– Ты мне называешь цифры, Барк.

– Конечно, – сказал он, не удивляясь, – тебе полагается знать все цифры, как моей жене.

– Жене?

– Да, ты будешь моей женой. И хочешь ты этого или нет, но тебе придется ездить со мной по всему миру – в Южную Америку на строительство моста, на Аляску, где я буду строить взлетно-посадочную площадку.

– Поэтому тебя никогда не интересовала моя учеба?

– Профессор хотел этого, и ты такая же упрямица. Тебя было бесполезно отговаривать, и я просто отвлекал тебя.

– Отец очень скоро потерял всякий интерес к моим занятиям.

– Нет, он видел мой интерес.

– А как же с моей стряпней? – требовательно спросила она, – ты относился к ней безо всякого энтузиазма.

– Я знаю, пройдет много времени, пока ты научишься. Поэтому, куда бы мы ни поехали, с нами будет Альфред.

– А что же я буду делать? – как-то беспомощно спросила Элис, чувствуя, что снова превращается в беззащитного ребенка.

– Ты будешь вплетать голубые ленточки в волосы и наполнять улыбками угрюмый лагерь. И всегда, – он прижал ее к себе, – будешь моей женой.

Через какое-то время Барк выпустил Элис из своих объятий. Вместе они подошли к окну и стали смотреть на горы.

– Мне очень не хочется покидать Эдамленд. Здесь остался навсегда мой отец. Он…

– Он любил высокие горы, Элис, а там, куда мы отправляемся, они еще выше.

Несколько мгновений она молчала.

– Дом, – вспомнила Элис задумчиво, – дом у воды.

– У нас будет другой дом, дорогая. Это цена нашей кочевой, цыганской жизни. Но ты привыкнешь к этому. Ты привыкнешь иметь настоящий дом у себя в сердце.

Опять она замолчала, а затем нахмурилась:

– Еще одна проблема беспокоит меня.

– Да, Элис?

– Ты не мог знать, когда сказал за меня: «Я люблю тебя, Барк», что я действительно тебя люблю.

Он поцеловал маленькую белокурую головку своей Элис и тихо вздохнул:

– Я не знал, – согласился он, – тогда не знал, – сказал он восторженно, – но сейчас знаю.