Хозяйка Его Виноградников-1

Глава 13

Глава 13

Не хотела идти на званный вечер в свою честь и Виктория. Нет, в отличие от Рэя, у неё не было предубеждений против местного общества. По крайней мере, она не помнила ничего подобного. Как не было у неё пока и работы, от которой званный вечер мог бы её оторвать. И она не имела ничего против красивых нарядов. Кроме того, пожалуй, что она очень сомневалась в том, что её наряды семилетней давности соответствуют моде.

Виктория просто боялась. Боялась показываться на глаза местному обществу. Боялась их реакции на её возвращение. Боялась их косых взглядов и шепотков за спиной.

Поспешно покинув террасу, она почти бегом направилась к себе в комнату. Здесь она широко открыла окно и принялась жадно вдыхать свежий воздух. Воздух был наполнен ароматами лета и шепотом листьев, и Виктория его вдыхала… вдыхала и вдыхала… И за этим занятием её и застала Элла.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – сказала она.

Виктория последовала за ней, все еще думая о возможных последствиях встречи с теми, кто помнит её другой. Мысли кружились у неё в голове, каждая из них рисовала всё более мрачные сценарии. Она опасалась, как того, что её возвращение воскресит старые слухи и недомолвки, которые однажды заставили её покинуть родные края. Так и того, что старые завистники используют её возвращение как повод поквитаться с ней. Виктория боялась, что те, с кем у неё прежде были напряженные отношения, станут не просто шептаться за её спиной, а пойдут на то, чтобы публично унизить её.

Тем временем она и Элла зашли в большую просторную комнату, в которой было развешано множество полотен в отполированных серебряных рамах, включая изящные пейзажи и искусно драпированные обнаженные фигуры. Над каждой картиной были установлены небольшие светильники.

– Узнаешь? Это твоя мама, – указала она на один из портретов.

Это был нарисованный широкими, драматическими мазками портрет очень красивой женщины. Ее каштановые волосы были убраны назад, а овал лица подчеркивали серьги с изумрудами, в тон глазам.

– Элизабет была признанной красавицей, и ее часто рисовали знаменитые портретисты, – продолжала Элла. – Этот вот выполнен рукой самого Бернардо Контерини! Твоя мама коллекционировала картины. И даже сама немного рисовала. Точнее, это она считала, что немного. Мне же кажется, что у неё был талант. Если хочешь, я отведу тебя в её студию, там осталось всё, как было при ней.

– Конечно хочу! – воодушевленно воскликнула Виктория, наклоняясь, чтобы ближе рассмотреть лицо матери: и видя перед собой свои же точеные скулы, свои же огромные, слегка раскосые зеленые глаза, брови вразлёт, слегка вздёрнутый небольшой носик, пухлые губы… Отец был прав, она очень похожа на мать. У нее было чувство, что она смотрит в зеркало.

– А вот ещё один её портрет! – указала Элла на портрет восседавшей на белом жеребце всадницы. – Этот работы Энтони Мальволио. Здесь Элизабет изображена совсем юной, ещё до замужества! Просто поразительная красавица! И редкостной души человек! Просто необыкновенной доброты… – в ее голосе явственно слышалась легкая печаль.

– Она просто ослепительна! – восхитилась Виктория изображением юной девушки, в решительном наклоне подбородка, неустрашимом выражении глаз и задорной улыбке которой читалась несгибаемая воля. На этом портрете её мать была ещё больше на неё похожа. Точнее, конечно, это она была похожа на свою мать. Вот только почему она не чувствует ничего из того, что, по её мнению, она должна была бы чувствовать, глядя на портрет свой покойной матери.

«Почему я не чувствую, не только чувства потери или печали, но и даже малейшей связи? Что со мной не так? – думала она, вглядываясь в такое одновременно и знакомое, и чужое лицо. – Почему мне кажется, что дело не только в том, что я потеряла память?.. Почему, чем больше я узнаю о своей жизни, тем более чужой она мне кажется? Что со мной не так, мама?» – мысленно спросила она у портрета. Но прекрасная юная всадница, разумеется, ей не ответила. Она просто продолжала взирать на нее с высоты холста… Такая далекая и такая… чужая.

– Ты удивительно на неё похожа, – между тем говорила Элла. – Раньше я этого не замечала. Никто не замечал, только Дэвид… Возможно, дело в выражении глаз… Да и вообще лица… – задумчиво проговорила она.

Виктория повернулась к женщине, нервно облизала губы и спросила.

– Элла… Я была очень плохой?

Её вопрос явно застал женщину врасплох. Она отвела взгляд.

Вопрос Виктории повис в воздухе.

Она знала какой будет ответ. И, что греха таить, боялась этого ответа. И всё же спросила ещё раз. Точнее попросила.

– Мне нужна правда, Элла. Расскажи мне обо мне прежней. Какой я была?

Элла судорожно вздохнула, чувствуя, как в груди сжимается сердце. Она понимала стремление девушки знать правду, какой бы болезненной она ни была. Однако она знала и то, что, скажи она всю правду без прикрас, её ответ либо приведет девушку в отчаяние, либо, если к жизни вернется «старая» Виктория, вызовет взрыв ярости.

– Тори, ты... – начала она, подбирая наиболее мягкие формулировки, – ты была очень целеустремленной… – Элла встретила скептический взгляд собеседницы и поспешила дополнить. – Ты знала, чего хочешь, и всегда шла к своей цели, не останавливаясь ни перед чем и это порой приводило к… недоразумениям.

Виктория закатила глаза и уточнила:

– Каким именно недоразумениям?

Теперь уже губы нервно облизала Элла.

– Понимаешь… Ты была так сосредоточена на своих целях, что иногда забывала о том, что рядом с тобой живые люди. Ты могла быть резкой, даже жесткой, и в своих решениях, и в своих словах.

Виктория усмехнулась.

– Другими словами, я была злобной, самовлюбленной и эгоистичной дрянью? – резюмировала она, понимая, что от экономки она правды, как она есть, она не услышит.

– Дрянью? – ужаснувшись переспросила Элла. – Нет, что ты! Ты просто порой была… трудной.

– Трудной?.. Понятно! – Виктория не сдержалась и рассмеялась. – Прости, Элла. Это нервное. И прости также за следующий вопрос. Я понимаю сколь он эгоистичен с моей стороны… И, возможно, даже абсолютно бестактен… Но я не могу его не задать. Только очень прошу тебя, скажи мне правду. Как ты… Лично ты относилась ко мне? И как ты относишься ко мне сейчас?

Экономка снова судорожно вздохнула и… ушла от прямого ответа.

– Я вырастила тебя с пеленок, и я вижу, насколько ты изменилась, Тори. Поэтому не сомневайся, я на твоей стороне, Тори.

Выразительные глаза женщины были полны любви и нежности, и Виктория обрела в них утешение. Она вздохнула и, решив, что ответ доброй женщины, её более чем устраивает, благодарно улыбнулась.

– Я боюсь… Просто умираю от страха… – призналась она. – Боюсь преследования местного общества. Боюсь званного вечера. Боюсь работников виноградников и винодельни. Я всех боюсь. И ещё у меня нет платья, – и она вдруг, неожиданно даже для самой себя, расплакалась.

– Бедная моя девочка, – тут же обняла Викторию Элла, ощущая, как она содрогается от слез. Сердце её сжалось от жалости, и когда она заговорила голос её был полон искреннего сочувствия. – Твой отец… Я говорила ему, что он очень спешит. Но потом подумала и поняла, что он хочет, как лучше. Я по себе знаю, как велики глаза у страха. И что страх зачастую порождается неизвестностью. Ты не помнишь никого из своего прежнего окружения и поэтому в каждом новом лице видишь угрозу. И поэтому изводишь себя. И чем дальше, тем больше, – мягко продолжала Элла. – Именно поэтому тебе и нужно встретиться с местным обществом, да и с работниками винодельни и виноградников, как можно скорее. Это как шагнуть в незнакомую, темную комнату – сначала тьма пугает, даже ужасает, но, когда глаза привыкают к темноте, ты видишь, что в комнате нет ничего, чего следовало бы бояться. Что же касается тех, кто затаил на тебя обиду… Да, такие будут. Но опять же, практически всегда знакомый враг гораздо менее опасен, чем неизвестный враг.

Признавая правоту экономки, Виктория кивнула и вытерла слезы со щек.

– Спасибо, Элла, – шмыгнув носом, прошептала она

– Всегда пожалуйста, милая, – мягко улыбнулась ей та в ответ. – Что же касается платья, – на сей раз со слегка укоризненной улыбкой добавила она. – То, за кого ты нас с твоим отцом принимаешь?! Будет у тебя платье! И не какое-нибудь, а самое лучшее! Твой отец ещё до завтрака успел съездить в город и заказал для тебя у лучшей модистки платье на сегодняшний вечер, – она посмотрела на настенные часы. – Кстати, она должна уже через полчаса прибыть в замок для того, чтобы подогнать твое платье по фигуре.