Хозяйка поместья с призраками (СИ)

Глава 8. Налаживание контакта

Тишина, воцарившаяся в Вороновой Усадьбе, была густой и тягостной. Даже привычные ночные шорохи дома казались приглушенными, будто сами призраки, напуганные дневным пожаром и гневом опального властителя из-за леса, затаились в ожидании новой беды.

Анна не находила себе места. Обнаруженные документы жгли ей руки, а в голове, изредка спотыкаясь о высокие скулы герцога, крутилась одна и та же мысль: что делать дальше? Одних бумаг, пусть и компрометирующих, казалось мало. Нужны были неоспоримые доказательства, живые свидетели, нужен был план. И нужны были союзники. Не только призрачные или выдуманные в мечтах.

На следующее утро за завтраком – снова скудная похлебка и грубый хлеб – она объявила:

– Сегодня я иду в деревню.

Лилия чуть не выронила ложку.

– Барышня, да вы с ума сошли! После вчерашнего? Да у барона ж там своих глаз да ушей полно! Уж всяко на него пол деревни работает. Как только вы объявитесь, он сразу узнает!

– Он и так знает, что мы здесь, – холодно парировала Анна. – И его люди уже побывали на нашем дворе. Сидеть сложа руки – значит дать ему время придумать следующую пакость. Нет, я должна действовать. Мне нужно узнать о бароне всё. И начать нужно с тех, кому он тоже перешел дорогу.

– Что-то думаю я, в деревне все его боятся пуще огня, – мрачно заметила Лилия. – Никто и слова против не скажет.

– Страх – не единственная эмоция, Лилия. Есть еще обида, жадность, месть. Нужно только найти правильную ниточку.

Она вспомнила визит возчика Мартина. Его жена, Берта, была обязана матери Анастасии. Это могла стать первым стежком вышивки. По крайней мере, она знала, к кому может обратиться.

Анна надела свое наименее поношенное платье, тщетно попытавшись придать ему достойный вид, и повязала на голову чистый платок. В карман она сунула несколько монет – последние крохи из кошелька Анастасии – и, на прощание обняв испуганного Мишеля, твердым шагом направилась к воротам.

Дорога в Дельборо заняла больше часа. День был пасмурным, и серое небо давило на плечи. Лес по обеим сторонам дороги казался безмолвным и враждебным. Анна невольно оглядывалась, ожидая в любой момент увидеть в его глубинах высокую темную фигуру. Но лес хранил молчание.

Деревня Дельборо предстала перед ней такой же унылой и бедной, как и в прошлый их визит. Хотя, что там должно было измениться за эти пару недель? Несколько дюжин покосившихся домиков под соломенными крышами, грязная улица, по которой бродили тощие куры. Унылый вид скрашивали только плодовые деревья, уже вовсю зеленевшие молодой листвой и живые изгороди. У колодца сидели несколько местных кумушек, но при виде незнакомой, хоть и бедно одетой барышни, они замолчали и проводили ее настороженными взглядами.

Анна почувствовала себя чужой, белой вороной. Былая городская уверенность таяла с каждой минутой, пока она подходила к лавке, той самой, где они с Лилией пытались продать серебро. Толстый лавочник, увидев ее, нахмурился.

– Вам чего опять? – буркнул он, не предлагая зайти внутрь. – В долг не даю. Да и серебро ваше непонятное брать больше не стану – гляди, обворовали кого, а мне потом отвечать, да убытки терпеть.

– Я не собираюсь вам ничего продавать, – холодно ответила Анна. Она хотела быть дружелюбной, но не смогла себя заставить даже улыбнуться после слов лавочника. – Я только хотела спросить... не знаете ли вы, где живет возчик Мартин?

Лицо лавочника стало еще более неприветливым.

– Мартина? А вам он на кой?

– Его супруга когда-то была знакома с моей матерью. Я хотела расспросить Берту о… маме. Увы, у нас не было достаточно времени, чтобы почаще быть друг с другом рядом.

Лавочник фыркнул:

– Расспросить? Да у Мартина своих дел по горло. Недосуг ему с опальными фон Хольтами знаться. Ступайте своей дорогой, барышня. Нечего людей смущать.

Он развернулся и ушел вглубь лавки, громко хлопнув дверью. Анна осталась стоять на улице, остро чувствуя унижение. Пришлось глубоко вдохнуть, чтобы расслабиться и уговорить себя, что дело не в ней, а в этих неприятных неотёсанных селянах. Что ж, придется поискать помощи в другом месте. Она обернулась к женщинам у колодца, но кумушки, словно почуяв, что сейчас пришлая девица начнёт донимать их расспросами, живо заторопились по домам.

Отчаяние сдавило горло. Она была здесь чужачкой, дочерью разорённого, опального рода, да к тому же, врагом местного благодетеля. Стена недоверия и страха казалась непреодолимой.

Вдруг она услышала тихий свист. Анна обернулась. Из-за угла ближайшего дома на нее смотрел мальчишка лет десяти, довольно чумазый и одетый в ещё более дырявую и потрёпанную одежду, чем та, что носили обитатели Вороновой усадьбы. Он поманил ее пальцем.

Сердце екнуло. Это могла быть ловушка. Но не отступать же теперь, когда она уже заявила о своих намерениях тем, что пришла в деревню не за покупками. Анна медленно подошла к ребёнку.

– Тебе Мартина нужно? – косноязычно прогнусавил мальчишка, озираясь по сторонам.

– Да. А ты знаешь, где он?

– Ну, знаю. А ты мне что? – в глазах мальчишки читались любопытство и желание заработать.

Анна достала из кармана самую мелкую монету.

– Веди.

– Э-э, не… Эдак не уговаривались. В провожатых я дороже буду.

Анна с трудом подавила желание отвесить наглому малолетке подзатыльник.

– Ладно. Передай, что барышня из Усадьбы хотела поблагодарить его супругу за гостинцы. И спросить о… в общем, кое-что узнать.

Мальчишка схватил монету, мгновенно спрятал ее в своих обносках и кивнул:

– Жди по за околицей. У старой ивы, этой, которая на перепутье.

И он тут же юркнул в узкий переулок между домами, словно его и не было.

Ожидание показалось вечностью, хотя Анна вряд ли прождала хотя бы двадцать минут. Она сидела на вывороченных из земли корнях старой раскидистой ивы, росшей у перекрёстка за деревней, вслушиваясь в каждый шорох и ожидая, что вот-вот из-за поворота появится не Мартин, а кто-то из людей барона. Но наконец из-за поворота действительно появился Мартин. Он был один и выглядел еще более испуганным, чем в прошлый раз.

– Барышня, – забормотал он, даже не поздоровавшись, когда подошел поближе. – Не след вам сюда приходить, да меня спрашивать. Вам-то, может, хуже не будет, а у меня семья.

– Мартин, простите. Мне нужна помощь. И я знаю, что вы не сторонник барона.

– Никого я не сторонник! – чуть не взвизгнул он. – Я просто жить хочу! Ежели он узнает, что я с вами говорил, тут сгоревшим сеном не обойтись...

Он осекся, поняв, что сболтнул лишнего.

– Я… э-э-э…

Анна улыбнулась. Вот теперь можно и поговорить. Она сделала вид, что великодушно пропустила мимо ушей его оговорку, и, как могла, мягко произнесла:

– Не волнуйтесь, он не узнает. Ваша жена, Берта... вы сказали, что она обязана моей матери. Чем?

Мартин нервно огляделся.

– Барышня, не место здесь, чтоб былое вспоминать...

– Мартин, пожалуйста. Мне не к кому больше обратиться.

В нем явно боролись страх и некоторая совестливость. Наконец Мартин сдался, тяжело вздохнул:

– Ладно. Только быстро. Барона сегодня нет, он в городе по делам, но глаза у него повсюду.

Торопливо и сбивчиво он принялся рассказывать. Берта, его жена, несколько лет назад тяжело заболела. Местный знахарь уже отказался от нее, сказав, что не жилица она. Мать Анастасии, проезжая через деревню, узнала о том, что одна из работниц усадьбы, которая всегда нанималась туда на работу, тяжело больна. По счастью, в аптечке, собранной ещё в городе, которую возила с собой богатая госпожа, нашлось дорогое и недоступное в Дельборо лекарство. Та отдала его Берте, не взяв ни гроша, и в итоге, женщина пошла на поправку.

– Мы никогда не забывали этой доброты, – пробормотал Мартин. – Потому и рискнули вам помочь. Но больше не могу, барышня. Кригер... он не просто здесь заправляет. Того, кто ему перечит, ждет участь похуже нищеты. Пропадают люди. Случайно в болоте топнут. Иль в лесу заблудятся, хоть каждую тропку тут знают. Понимаете?

Анна понимала. Понимала слишком хорошо. Страх здесь был не абстрактным, а вполне осязаемым.

– Спасибо, Мартин, – тихо сказала она. – Последний вопрос. Вы не знаете человека, чья фамилия может начинаться на букву «З.»? Может, есть кто-то в округе с таким инициалом?

Лицо возчика стало абсолютно белым.

– Откуда вы...? Ничего я не знаю! Ничего! – Он резко отступил. – И вы забудьте! Забудьте, если жизнь дорога! И не надо больше меня разыскивать!

Мартин развернулся и размашисто зашагал прочь, оставив Анну одну на пустынной дороге. Но она получила то, что хотела. Страх Мартина был ответом сам по себе. Инициал «З.» что-то значил. И значил нечто очень опасное.

Усталая и не слишком обнадеженная, но с крупицей новой информации, Анна побрела обратно к Усадьбе. Теперь дорога показалась ещё длиннее. На душе было муторно, хотя день разгулялся, и солнце приветливо просвечивало яркими лучами листву, уютно пятная утоптанную грунтовку.

Когда она уже подходила к знакомым скрипучим воротам, ее взгляд привлекло что-то яркое на камне у кромки леса. Там никого не было, но на большом плоском камне лежал аккуратно сложенный платок. Такой же, как тот, в который Берта заворачивала для них хлеб и яйца, когда передавала с мужем.

Анна подошла и развернула его. Ручная вышивка почти не оставила сомнений в том, что платок этот действительно принадлежит Берте. Вряд ли в этом мире уже повсеместно продают одинаковые станочные изделия. Внутри лежало несколько стеблей сушеного чабреца, домашнее печенье и маленькая, грубо вырезанная из дерева фигурка зайца. Рядом с ней обнаружился смятый клочок оберточной бумаги. На нем немного корявым почерком было выведено: «Он боится старой мельницы. Там его тайна».

Сердце Анны заколотилось. Это было послание от Берты. Прислуживая в поместье, она вполне могла научиться читать и писать. Тем более, что фон Хольты предпочитали грамотных слуг, считая их более рачительными и понятливыми. Жена Мартина не смогла поговорить с молодой хозяйкой Вороновой усадьбы сама, но нашла способ передать важную информацию. Итак, барон боится старой мельницы. Интересно, почему?

Анна спрятала платок и фигурку в карман, чувствуя прилив сил. Всё же она была не так одинока, как ей казалось. Пусть жители деревни и боялись барона, но в их молчании зрело семя сопротивления.

Переступив порог дома, Анна почувствовала знакомое изменение в атмосфере. После враждебной тишины деревни воздух Вороновой усадьбы показался ей почти... живым. Он был наполнен едва уловимыми запахами воска, старых книг и сухих трав, а тишина не казалась пустой, а словно полнилась легким, незримым движением.

Решив не откладывать, Анна отправилась не на кухню, чтобы порадовать Лилию подарками Берты, а в библиотеку. Нужно было свериться с найденными бумагами, но кроме того, ей предстояло подумать, и лучше всего это выходило в тишине и уединении среди мудрых, но безмолвных книг.

Она присела в кресло у камина (пустого и холодного, но все еще бывшего сердцем комнаты) и разложила на низком столике драгоценные доказательства. В этот момент ее взгляд упал на книгу, лежавшую рядом на столе. Не ту, что о звездах, и не сборник сказок. Это был толстый, в потертом кожаном переплете том без названия на корешке. И вчера его там совершенно точно не было. Новое послание от призрачных друзей?

С любопытством Анна открыла книгу. Страницы оказались тонкими, пожелтевшими, испещренными текстом, написанным разным почерком. Это был дневник. Или, скорее, домашняя хроника. Листая ее, она поняла, что вела ее не одна рука – почерки менялись от строгого и вычурного до небрежного и округлого. Это была летопись поместья, которую поколения фон Хольтов вели для себя.

И вот ее взгляд зацепился за одну из записей, помеченную датой почти столетней давности. Автор, представившийся как «Готфрид фон Хольт», с юмором и нежностью описывал свою супругу, графиню Ингрид – ту самую гордую старуху с портрета в холле. Оказывается, в зрелом возрасте она слыла светской львицей и снобом, но в молодости была отчаянной головой: в одиночку объезжала норовистых жеребцов, тайком читала запрещенные философские трактаты и однажды, переодевшись юношей, сбежала на неделю в столицу, чтобы посмотреть на приезжий театр. Ее муж ловил ее, ругался, но в этих записях сквозили такие горячие любовь и гордость женой, что у Анны потеплело на душе. Она узнала в этой истории ту своенравную женщину, которая являлась ей в зеркалах. Ее «снобизм» был не высокомерием, а наследием той яркой, свободной жизни, которую она прожила и которую так яростно защищала – даже после смерти.

Перелистывая страницы, Анна погружалась в жизнь и будни целой череды фон Хольтов и их домочадцев. На одной из страниц, написанных бисерным летящим почерком, развернулась целая трагедия. И хотя она не относилась к самой семье, неизвестный автор решил, что нужно её запечатлеть. Описывали страшный пожар на кухне, случившийся из-за опрокинутой свечи. В том пожаре по неосторожности погиб мальчик-поваренок, лет десяти. Звали его Томас. Он был сиротой, привезенным в усадьбу из деревни, и очень боялся темноты. В ту ночь он тайком пробрался на кухню, чтобы затеплить свечу, которую, наверное, хотел поставить у кровати. «Славный, добрый мальчик, – описывал его неизвестный автор. – Подкармливал бездомных щенков и птиц, часто улыбался. А теперь его некому даже оплакать. Я распорядилась о похоронах. Да будут благосклонны к нему боги!» Анна представила того самого застенчивого мальчика, который теперь мог проходить сквозь стены и порой играл с солдатиком Мишеля. Его смерть была нелепой случайностью, а не злым умыслом, и, видимо, поэтому его душа осталась такой же чистой и доброй. Похоже, симпатичная галька и лесные ягоды были делом его призрачных рук.

Спустя несколько страниц Анна нашла то, что искала. Небольшой, вложенный между страниц листок, исписанный изящным почерком. Это было письмо. Письмо от Ингрид фон Хольт к ее сестре, так и не отправленное. Видимо, кто-то из предыдущих фон Хольтов нашёл его на первых страницах, и, не придав значения, использовал в виде закладки. В нем первая владелица Вороньего поместья с ледяной яростью описывала некоего «выскочку-советника К.», который с помощью подлых интриг и подложных долговых расписок пытался отобрать у их семьи часть земель. «Он думает, что может безнаказанно воровать, как крыса, таская по зернышку наше доброе имя и наше состояние, – писала графиня. – Но он не знает, что фон Хольты никогда не сдаются. Я буду бороться за этот дом до последнего вздоха. И даже после».

Анна откинулась на спинку кресла, чувствуя, как по рукам и спине бегут мурашки. Крыса. Та самая запонка с агатом. Барон Кригер. Методы его семейства, похоже, не изменились за сотню лет. Только если предок барона наверняка знал о фон Хольтах всё, то у нынешнего Кригера этого преимущества не было. Его методы обязательно подействовали бы на юную сиротку Анастасию, но он не знает, что на самом деле камнем в его ботинке стала образованная, умная и опытная взрослая женщина, которая привыкла не сгибаться под ударами судьбы.

Анна усмехнулась своим мыслям и вернулась к чтению. Она больше не видела в призраках безликие потусторонние силы или эксцентричных, но бессмысленных обитателей поместья. Теперь это были личности. Со своими трагедиями, историей, характером и, что самое главное, с объединяющей их любовью к этому месту. Они были не просто «призраками». Они были стражей. Хранителями домашнего очага. И теперь, когда дому снова угрожала уже знакомая им опасность, они вставали на его защиту. И на защиту новой хозяйки тоже.

Она аккуратно закрыла книгу, словно боялась потревожить уснувших между строк. Теперь ее решимость окрепла. Она сражалась не только за себя и Мишеля. Она сражалась за мальчика-поваренка, боявшегося темноты. За гордую графиню, защищавшую свой дом. За всех тех, кто любил это место и чьи сердца, казалось, все еще бились в такт скрипу старых половиц.

С этой мыслью она поднялась и пошла к Мишелю, чтобы проведать его.

Мальчик сидел на полу и что-то тихо рисовал угольком на обороте куска старых обоев.

– Ана, смотри, – он показал ей рисунок. На нем был изображен дом, окруженный деревьями. А вокруг дома, взявшись за прозрачные руки, стояли фигурки – высокая женщина в старинном платье, солдат, мальчик-поваренок, девушка и еще несколько размытых силуэтов. И все они были соединены светящейся линией, образуя защитный круг.

– Они сегодня играли со мной, – серьезно сказал Мишель. – Говорили, чтобы мы не боялись. Что наш дом – это крепость.

Анна присела рядом с ним, и комок подступил к горлу. Она обняла брата.

– Они правы, Мишель. Наш дом – крепость. И мы обязательно ее защитим.

Вечером, когда Мишель уснул, а Лилия ушла проверять кур, Анна достала все собранные документы и положила рядом деревянного зайца и платок Берты. Она смотрела на эту странную коллекцию – старые бумаги, безделушку, сушеные травы и детский рисунок.

Ее враг был силен и беспощаден. Но у нее были союзники – и живые, и мертвые. И следующей точкой в ее расследовании должна была стать старая мельница. То, чего боялся барон.

Той ночью ей приснился странный сон. Она сидела в дорогом ресторане с живой музыкой, а напротив неё, изучающе глядя, восседал герцог Каэлан в изящном чёрном костюме. Анна украдкой скосила глаза и поняла, что выглядит так, как уже давно забыла, что умеет. Маленькое чёрное платье со смелым вырезом, ухоженные ногти с маникюром, тонкие изящные украшения и тщательно, художественными локонами растрёпанные волосы. А вот в чьём она теле, своём или Анастасии, Анна так и не смогла почему-то понять.

Герцог, тем временем, плотоядно улыбнулся, подняв бокал с шампанским:

– Обычно я не пью такое легкомысленное вино, но ради вас, фон Хольт, готов попробовать и его.

– Чин-чин, – услышала Анна свой голос и подняла бокал. Как же давно она не пила шампанское! – Так что всё-таки вам нужно от Вороновой усадьбы, герцог?

– Чтобы вы оттуда уехали, я уже говорил, – он окинул её своими тёмно-золотыми глазами, и Анну от чего-то бросило в жар.

– Ну так мы не собираемся уезжать, – развеселилась она, чувствуя, как сладкое опьянение укутывает ее, словно газовым шарфом. Здесь она не боялась этого таинственного чужака. То ли дело было в том, что это сон, то ли в шампанском.

– Значит, вы глупее, чем я предполагал.

– Или у меня туз в рукаве, – хихикнула Анна и вдруг поняла, что безбожно флиртует.

– Я уже понял, – он окинул беглым взглядом зал, – что вы не вполне обычная горожанка. И это не относится к истории вашего рода. Однако…

Он вдруг перегнулся через стол и его лицо оказалось неправдоподобно, недопустимо близко. Но удивительнее всего было то, что ей это понравилось. Она вдруг подумала каковы на вкус его губы. А герцог то ли прошептал, то ли прошипел, пахнув почему-то орехом и пряностями ей в лицо:

– Даже ваша исключительность не поможет вам справиться с последствиями беспечности. А я не хочу вас заставлять.

На языке так и вертелось предложение заставить ее сделать что-нибудь непристойное, но в этот момент сон рассыпался тысячей звенящих искр, и оставшуюся часть ночи Анна провела, блуждая в темноте.