Хозяйка поместья с призраками (СИ)

Глава 9. Бузина и загадки

Возвращение герцога, пусть и в виде мимолетного и гневного видения на опушке, повергло обитателей Вороновой усадьбы в состояние тревожного ожидания. Казалось, сама атмосфера вокруг поместья сгустилась, наполнилась электрическим предчувствием бури. Лес за парком замер в неестественной, зловещей тишине – не слышно было ни птичьего щебета, ни привычного шуршания в подлеске. Даже призраки вели себя тише обычного, будто затаившись в ожидании беды.

Анна, однако, не собиралась поддаваться парализующему страху. Ярость от поджога и холодная решимость, подпитанная найденными документами и посланием Берты, горели в ней ярче любого костра. Она превратила свой страх в топливо для действий. Каждый день был расписан по минутам: с рассветом – работа в огороде, потом ремонт самых ветхих участков дома, затем – изучение дневников и бумаг из потайного ящика. Она выстраивала в голове схему, пытаясь понять вековые махинации семьи Кригер и нащупать ту самую «тайну старой мельницы».

Мишель, чувствуя ее напряжение, старался не мешать. Он проводил время в библиотеке, читая или рисуя угольком, а иногда тихо разговаривая с невидимыми собеседниками. Лилия, напротив, ходила за Анной по пятам, словно тень, ее глаза постоянно бегали по сторонам, словно она вот-вот ожидала кого-то увидеть в темном углу дома, и вряд ли это были призраки – о них Анна уже все рассказала своей верной помощнице. Та, хоть и побаивалась их суеверно, все же не настолько, чтобы каждый скрип старых половиц дома заставлял ее вздрагивать. Но спрашивать было некогда.

В итоге, из-за постоянной занятости Анны, именно Лилия первой заметила, что с мальчиком творится что-то неладное. Он стал вялым, бледным, по утрам кашлял, а его аппетит, и без того не богатырский, совсем пропал.

– Барышня, он весь горит! – в панике вбежала она в библиотеку, где Анна сверяла суммы в старых счетных книгах.

– Опять пожар?! – вскинулась та, не сразу поняв, о чем ведет речь служанка. – Где?!

– Нет, барышня! Мишель! Горячий совсем.

Анна бросила уголь и помчалась в их маленькую жилую комнату. Мишель лежал на своем диванчике, укрытый портьерой, и дышал тяжело и прерывисто. Щеки пылали неестественным румянцем, а глаза лихорадочно блестели. Она приложила ладонь к его лбу – кожа была сухой и обжигающе горячей.

От страха свело пальцы. В своем мире она бы сразу набрала номер скорой, достала бы аптечку с жаропонижающим, градусник. Здесь не было ничего. Ни врача, ни лекарств. Только травы, собранные Лилией, эффективность которых в борьбе с серьезной инфекцией была под большим вопросом.

– Лилия, что делать? – голос ее дрогнул, выдавая всю глубину беспомощности.

– Не знаю, барышня... – служанка и сама была белее полотна – того и гляди в обморок упадет. – Лихорадка... Это может быть что угодно. От обычной простуды до... – она не договорила, суеверно осеняя себя восьмеричным крестом.

Они пытались сбить жар – обтирали Мишеля прохладной водой из колодца, поили его мятным чаем с малиной, которую Лилия насобирала и засушила в диком малиннике за старой аркой. Но тщетно. Жар не спадал, а к вечеру мальчик начал бредить, бессвязно бормоча что-то о солдатиках, летающих лошадях и темном человеке у леса.

Анна сидела у его постели, сжимая его горячую маленькую руку в своих и чувствуя, как ее захлестывает отчаяние. Она уже потеряла один мир, где остались все ее прежние друзья и родные. Неужели теперь потеряет и единственного близкого человека в этом? Скользнула мысль пойти попросить помощи в деревне, но Дельборо была слишком мала, чтобы в ней имелся свой доктор, а крестьяне почти наверняка не держали лекарств, так же как Лилия, пользуясь травами и сборами.

– Держись, Мишель, – шептала она, гладя его по волосам. – Держись, пожалуйста.

Жар не спадал. К вечеру его дыхание стало хриплым и прерывистым, а на щеках проступили лихорадочные малиновые пятна.

Лилия, бледная как полотно, сидела на краю стула и заламывала руки.

– Лихорадка... Это плохо, барышня. Очень плохо. У сестры моей так начиналось... – она не договорила, сглотнув ком в горле.

«Господи, вот зачем сейчас это?! Только хуже от этих кладбищенских воспоминаний»

– Лучше подумай, что делать! – голос Анны прозвучал слишком жестко, но ей не было за себя стыдно. – Неужели нет никакого средства?

Лилия замялась, потом нерешительно проговорила:

– Есть... Только не здесь. В лесу. Бузина. Цветы ее, если правильно заварить, сбивают жар лучше любого знахарского зелья. И от кашля помогают.

– И ты молчала?! – Анна едва удержалась, чтобы не ударить девушку, но та и сама съежилась и казалась теперь чересчур жалкой.

– Я… Там же лес! Угодья проклятого герцога, – чуть не плакала она. – Нельзя туда, пропадем…

– А лучше, чтобы пропал Мишель?!

В круглых и несчастных глазах Лилии застыли слезы. Страх за жизнь мальчика боролся в ней с ужасом перед проклятым лесом.

– Оставайся с ним! – распорядилась Анна, вставая. – Если я не вернусь, беги в деревню. Умоляй, выпрашивай. Что угодно! Лишь бы кто-то помог.

– Вы… вы куда?

– За бузиной.

– Но... – Лилия испуганно посмотрела в окно, где кроны деревьев уже укутались серебристыми сумерками. – Но скоро же ночь… Как вы в лесу?!

– Просто объясни мне, как она выглядит и как ее найти, – потребовала Анна, на ходу накидывая свой потертый плащ.

– Барышня, нет! – Лилия вскочила, перекрыв ей путь к двери уже не с белым, а мертвенно-серым лицом. – Вы с ума сошли! Одной, в темноте? Вдруг звери какие? Или... или этот! Лучше я сбегаю… на рассвете!

Анна оценила храбрость юной помощницы. Раньше та и носа не сунула бы в лес, но теперь готова была рискнуть, пусть и при свете солнца. Только ждать было нельзя, совсем нельзя.

– На рассвете может быть уже поздно! – резко ответила она, но тут же смягчилась, видя панику в глазах служанки. Она положила руку на ее плечо. – Лилия, он мой брат. Не могу же я сидеть сложа руки и смотреть, как он… умирает, – вытолкнула она непослушными губами. – Опиши мне бузину. Я буду очень осторожна. Возьму нож. И сделаю факел из палки и ветоши.

Лилия, понимая, что не переубедит, с покорной обреченностью описала растение – резные листья, гроздья мелких кремовых цветов с тяжелым, дурманящим ароматом.

– Ищите у ручьев, в сырых местах. Только, барышня, умоляю...

Анна уже не слушала. Засунув за пояс охотничий нож, подарок-предупреждение от герцога, и захватив самодельный факел из обмотанной тряпьем палки, она вышла в сумерки.

Воздух за воротами усадьбы, холодный и густой, пах влажной землей, хвоей и грибами. Это умиротворяло бы, если бы не шорохи и хруст, иногда доносившиеся из темнеющей чащи. За спиной оставался островок слабого, дрожащего света из окон, и Анна захватила его с собой, спрятав в памяти, как свет маяка. Глубоко вдохнув, она подняла факел повыше. Пламя негромко потрескивало, отбрасывая на стволы деревьев пляшущие темные тени. Это придало храбрости.

Первые минуты Анна шла уверенно, стараясь запоминать путь, ориентируясь на очертания особенно приметных деревьев. Но чем глубже она забиралась в чащу, тем больше теряла чувство направления. Среди деревьев сгущались тени, тропинки, казавшиеся проторенными, бесследно исчезали в папоротниках. Ветви хлестали ее по лицу, цеплялись за платье и плащ, словно пытаясь удержать. Факел то и дело грозил погаснуть, и страх сжимал горло все туже. Она уже не была уверена в правильности своего решения – быть может, стоило все-таки пойти в деревню? Или, может, развернуться прямо сейчас? Там, на дороге, по крайней мере, не было бы так темно и страшно. А мир не без добрых людей – уж кто-нибудь да согласился бы спасти умирающего мальчика.

Анна шла, вслушиваясь в каждый шорох, и ей чудилось, что за ней следят. То в кустах что-то зашуршит, то в некотором отдалении хрустнет ветка. «Вдруг звери какие?», – пронеслись в голове слова Лилии. Теперь страхи служанки уже не выглядели чем-то суеверно глупым.

Словно подтверждая худшие опасения, где-то совсем рядом раздался низкий, угрожающий рык. Анна замерла, сердце заколотилось где-то в висках. За буреломом в свете факела зажглись два горящих зеленых глаза. Затем еще пара. Волки. Один вышел на тропу впереди. Следом второй. Ужасно худые, серые, похожие на собак, вот только в отличие от собак, щерили клыки до самых десен, и, похоже, от голода готовы были посягнуть даже на человека с огнем в руках.

Ледяной ужас сковал ее. Она стала очень медленно пятиться, не поворачиваясь спиной и подняв факел повыше, чтобы казаться больше и, может быть, напугать хищников видом огня. Волки не напали сразу. Они, крадучись, преследовали ее, их тела были напряжены, как пружины. Глаза, отражавшие пламя факела, не мигая, следили за ней. Они выжидали, оценивали, выжидая удобный момент для атаки. Глухое, низкое рычание, больше похожее на вибрацию в воздухе, чем на звук, клокотало в глотке вожака.

Анна поняла, что, если развернется и побежит, это послужит сигналом к атаке. Одним резким движением она швырнула факел в сторону ближайшего зверя. Горящая головешка угодила тому под ноги, и волк с испуганным визгом отпрыгнул, на мгновение ослепленный и дезориентированный. Но второй, воспользовавшись тем, что человек потерял свою единственную защиту, резко оттолкнулся и прыгнул. Девушка вскрикнула и отшатнулась, но потеряла равновесие, споткнулась о торчащий из земли корень и тяжело рухнула на землю. Запахло прелыми листьями, влажной землей и паленой шерстью. Волк приземлился всего в шаге от жертвы – в темных сумерках слышалось клокотание его низкого рыка. Ладони Анны саднило, ноги не слушались, а в голове билась всего одна паническая мысль – что делать, если он вопьется в нее своими зубами?

Волк вдруг оказался совсем рядом. Горячее, зловонное дыхание пахнуло ей в лицо. Обнаженные клыки блеснули в отблесках догорающего факела. Анна в ужасе зажмурилась, инстинктивно подняв руки для защиты, ожидая боли и, возможно, конца второй своей жизни.

Но вместо этого воздух вдруг наполнился густым, вибрирующим гудением, словно кто-то ударил по гигантскому колоколу, погребенному глубоко под землей.

Анна открыла глаза. Нависший над ней волк замер в почти скульптурной позе. От самой морды зверя и по всему его телу пробежали крошечные, похожие на молнии, синие искры. Они не жгли шерсть, но заставляли мышцы волка судорожно сокращаться. С жалобным, прерывистым скулежом, больше похожим на вопль, он каким-то чудом развернулся прямо в воздухе, отпрянул, будто получив невидимый удар, и, поджав хвост, кинулся прочь в чащу, ломая кусты. Второй волк, то ли сбежал еще раньше, то ли улепетывал следом за вожаком.

Тишина, наступившая после, оказалась оглушительной. Лишь треск догорающего факела нарушал ее. А из тени позади Анны вдруг шагнула знакомая темная фигура. Герцог Каэлан!

Без плаща, в черной, облегающей одежде, позволявшей сливаться с ночью. В его руках не было никакого оружия. Только от кончиков его пальцев еще струился легкий, почти невидимый дымок, пахнущий озоном, как после грозы и почему-то жженым железом.

Его темно-золотые глаза были прикованы к тому месту, где скрылись волки, а на лице застыло выражение холодной концентрации, будто он прислушивался к чему-то, недоступному ее слуху. Наконец герцог повернулся к Анне, несмотря на все еще бивший ее озноб, залюбовавшейся четким абрисом его скул:

– Вы либо очень храбры, либо безрассудно глупы, чтобы бродить здесь ночью, – произнес он, и его голос, низкий и бархатный, прозвучал громче любого звериного рыка.

Анна, все еще чувствуя озноб от пережитого, с трудом поднялась на ноги.

– Мне... нужна бузина. Мой брат умирает от лихорадки, – просто сказала она. Сил на то, чтобы злиться или язвить в ответ на его неучтивость, не осталось.

Герцог молча смотрел на нее несколько секунд, его темно-золотые глаза, казалось, видели ее насквозь.

– И вы решили, что лучшая тактика – стать ужином для местной фауны? – в его тоне сквозила язвительность, но не злоба.

– Мне не к кому обратиться, и времени предпринять что-то более… адекватное, просто не было! – выдохнула она, безуспешно пытаясь стряхнуть грязь с рук и платья.

Ее спаситель вдруг шагнул ближе. Анна инстинктивно отпрянула, хотя ощутила вдруг жар и желание поступить совсем наоборот, но он лишь протянул руку и... аккуратно снял с ее волос запутавшуюся там сухую ветку.

– Бузина растет не здесь, – сказал герцог, и его пальцы на мгновение коснулись ее виска. Прикосновение было ледяным, но от него по коже побежали мурашки и сладко заныло в низу живота. – Вы шли в противоположную сторону. В болото.

Он повернулся, поднял что-то с земли и открыл заслонку, выпустив в ночь теплый свет потайного фонаря, после чего сделал знак следовать за ним.

– Идемте. Пока ваша глупость не привлекла чего-нибудь более серьезного.

Анна, все еще под впечатлением от своего спасения и поведения спасителя, безропотно пошла за ним. Вряд ли это было какой-то ловушкой – желай он ее смерти, просто не стал бы вмешиваться в пиршество волков. И эти странные прикосновения… значили они что-то или просто были проявлением жалости к несостоявшейся жертве? Он вел ее уверенно, словно в полной темноте видел каждую кочку, каждый корень. Несколько минут шли молча, и лишь хруст веток под ногами нарушал тишину.

– Вы знаете, где найти бузину? – наконец осмелилась спросить Анна.

– Я достаточно давно живу в этих местах, чтобы знать, что где расположено, – последовал лаконичный ответ. Но, подумав, он добавил: – И что здесь происходит. Включая визиты незваных гостей.

На языке вертелась колкость вроде «почему же тогда вы проворонили поджигателей барона Кригера?», но ссориться с герцогом сейчас было нельзя – что она будет делать, если он просто бросит ее посреди ночного леса даже без факела?

Наконец, он остановился у небольшого ручья, серебрящегося в проблесках восходящей луны. И указал на растущий у воды куст с характерными соцветиями.

– Вот то, что вам нужно.

Анна, не теряя времени, принялась срезать ножом гроздья цветов, стараясь не повредить растение. Герцог стоял в стороне, наблюдая за ней с непроницаемым лицом.

– Вы не та, кем кажетесь, Анастасия фон Хольт, – вдруг произнес он, и его слова повисли в ночном воздухе, словно вызов.

Анна вздрогнула, уронив несколько цветков.

– Что вы имеете в виду?

– Ваши глаза, – он не сводил с нее пристального взгляда. – В них нет страха перед этим местом. Только... решимость. И еще что-то. Как будто вы смотрите на мир сквозь зеркало. И видите то, чего не видят другие, будто вы, как и ваши призраки, принадлежите другому миру.

Его слова были настолько точными, что у Анны перехватило дыхание. Она вспомнила свой сон – шампанское, его близкое лицо, ощущение, что он видит ее настоящую.

– Может, вам просто показалось, – пробормотала она, снова принимаясь за сбор.

– Мне ничего не «кажется», – он помолчал. – Эта земля... она не для таких, как вы. Именно вы всколыхнули то, что должно было спать. Ваша деятельность привлекает внимание. И не о старом недобром вашем знакомце бароне.

– Что вы имеете в виду? – Анна пыталась разглядеть его лицо в темноте.

– Существуют силы куда более древние и опасные, чем мелкий воришка с баронской печатью, – его голос стал тише, но от этого только весомее. – Силы, для которых ваш дом – ключ. Печать. И ваше присутствие, ваша настойчивость... вы расшатываете замОк, который я годами старался держать закрытым.

Анна замерла с охапкой душистых цветов в руках. Так вот в чем дело. Это не просто суеверия или личная неприязнь. Он что-то охраняет. Что-то, что скрыто в Вороновой усадьбе или… под ней?

– Что это за силы? – спросила она прямо.

Но он, кажется, уже пожалел о своей откровенности.

– Это не ваша забота. Ваша – выжить и сохранить остатки семьи. Желательно – где-нибудь подальше отсюда.

Это бесило. Почему нельзя сказать прямо? Объяснить? Может, она придумала бы что-нибудь.

– Если я не буду знать всей правды, – решилась наконец она, – я никуда не уеду. Воронова усадьба – мой… наш с братом единственный дом. И я не могу обменять его на туманные страхи.

Герцог помолчал, потом вдруг удивленно хмыкнул.

– Что ж, может я и ошибаюсь на ваш счет. Обещаю, что расскажу вам все, что знаю, когда придет время. Или, по крайней мере, до того, как станет поздно. Идемте. Ваш брат ждет.

Он повел ее обратно, и на этот раз, к удивлению Анны, дорога заняла гораздо меньше времени. Вскоре сквозь деревья забрезжил робкий огонек, горящий в одном из окон усадьбы – Лилия не спала. Тревога сжала сердце Анны – только бы ее поход не оказался слишком долгим! Они вышли на опушку.

Герцог остановился, не пересекая границы леса.

– Завтра в усадьбу доставят более действенные лекарства. С запасом. Надеюсь, это убережет вас от новых безрассудных поступков, – сказал он, и в его голосе впервые прозвучало нечто, похожее на усталость. – В следующий раз я могу не успеть.

Прежде чем Анна смогла что-то ответить – поблагодарить, спросить еще о чем-то – он вновь закрыл потайной фонарь и растворился в темноте. Исчез так же внезапно, как и появился, оставив ее в шуршащей и шепчущей темноте. Стало вдруг неуютно и одиноко.

Однако Анна стояла еще несколько мгновений, сжимая в руках пучок спасительной бузины и чувствуя, как ее мир, и без того перевернутый, снова закружился в водовороте новых, тревожных загадок. Затем она развернулась и опрометью бросилась домой.

Лилия, увидев ее, ахнула и расплакалась от облегчения, но тут же принялась готовить отвар. Цветы бузины, заваренные в кипящей воде, наполнили кухню густым, сладковатым ароматом. Они с трудом разбудили Мишеля и заставили его выпить целебный чай.

Эффект не заставил себя ждать. Уже через час тяжелое дыхание мальчика стало ровнее, а жар начал отступать. Он уснул глубоким, и, как надеялась Анна, исцеляющим сном.

Она сидела у постели брата, гладя его по волосам, и смотрела в темное окно. Где-то там был человек, который знал ее тайну. Или по крайней мере, догадывался. Человек, спасший ее, но одновременно и человек, для которого она была помехой. Враг? Потенциальный союзник? Нечто иное?

Одно она понимала точно: игра становилась еще опаснее и сложнее. Только теперь фигуры на этой доске были расставлены иначе – пусть пока не совсем понятно, в ее ли пользу, но совершенно точно, открывая новые, заманчивые варианты.