Хозяйка волшебного ателье

Глава 22

Капитан Стивен Брандест

«Я позабочусь об Ани. Не волнуйтесь, она здорова и в безопасности».

Записка от похитителей каким-то фантастическим образом оказалась прямо в почтовом ящике, хотя за ним постоянно следили полицейские. Конверт был подписан аккуратным округлым почерком почти без наклона, адрес отправителя — министерство труда, поэтому сразу не заподозрили, что сообщение от преступников. Даже марка на месте. Только после, изучив конверт, мы поняли, что он не был отправлен обычной почтой — на нем не было штемпеля, только нарисованный карандашом прямоугольник, который условно повторял форму стандартного. Издалека выглядело привычно, но, стоило присмотреться, как становилось понятно, что доступа к печати у похитителя не было.

Записку из рук канцлера, вскрывшего письмо, удалось спасти только благодаря реакции дворецкого и полиции, дежурившей в гостиной: первый, поняв, что что-то не так, вскрикнул, а вторые выхватили бумажку у безутешного отца, хотя тот уже пытался ее разорвать на клочки. Немного успел надорвать, но не сильно.

Так что уничтожение улик было предотвращено, меня срочно вызвали, канцлеру Коренфорту налили бокал, а его супруга потеряла сознание от новостей и теперь отлеживалась в своей спальне.

Я тщательно исследовал записку, но, как и в прошлый раз, на ней не было никаких следов чужой ауры, только дворецкого, который принес пачку писем хозяину, когда тот вернулся домой с работы и отужинал. Следы были совсем слабые, недостаточные, чтобы решить, что дворецкий участвовал в его создании. Удивляло отсутствие других энергий. От остальных писем, пришедших сегодня, разило почтовыми работниками, их составителями, перевозившими лошадьми и, если покопаться, даже производителями бумаги и чернил, но только не от записки похитителей.

И почему такой странный посыл? Почему не требование денег или услуг, а скорее... попытка так успокоить безутешных родителей? Похититель сумасшедший?

— Когда вы, наконец, отыщите моего ребенка? Когда Лилиана вернется в отчий дом?! — канцлер с такой силой поставил опустошенный бокал на стол, что у того откололась ножка. Дворецкий поспешно принялся собирать осколки, а канцлер раздраженно отмахнулся, вытер руку салфеткой и вперился в меня тяжелым взглядом. — Меня заверили, что вы лучший в своем деле.

— Я понимаю ваше горе, мистер Коренфорт, но мы не боги. Дело очень неоднозначное. Пока все отработанные нами версии ведут в никуда.

— Вы переворошили всю мою личную жизнь, — прошипел канцлер и покосился на дверь, очевидно, опасаясь появления жены, ведь речь зашла о его любовнице. — Вы вымотали нервы мисс Джонс и приставили за ней слежку. Я знаю, не отрицайте! Вы под микроскопом проверили всю нашу бывшую прислугу, всех близких: друзей, членов семьи. А искать нужно преступников в городских трущобах! Трясите их, хоть всех пересажайте, но верните мне дочь! Мои друзья и знакомые — приличные люди, ни один из них не решился бы на подобное гнусное преступление!..

— Почему «Ани»? — вновь глянув на записку, осведомился я.

— Что? — канцлер сбился с мысли.

— «Ани» — это обращение вам о чем-то говорит?

Канцлер поморщился:

— Я называл так Лилиану, ей нравилось.

— Не «Лили», а именно «Ани»?

— Да. Мать любит звать ее «Лили-цветочек», но дочь это раздражает. Поэтому я придумал сократить ее имя иначе: «Лилиана» — «Ана» — ласково «Ани». Какое это вообще имеет значение?!

— Как думаете, преступники из городских трущоб могли узнать о том, как вы называете дочь? Догадаться об этом как-то логически невозможно. — Канцлер нахмурился, но промолчал. — Мы должны будем забрать вашего дворецкого на допрос и магическое освидетельствование. У него есть магические способности?

— Минимальные, меньше пяти единиц.

— Понятно. Проверим. И проверим почтальона, который принес письма в дом, нужно понять, когда и как эта записка была подложена к ним.

Канцлер устало махнул рукой, отпуская меня и моих людей. Едва я покинул кабинет вместе с испуганным дворецким, ко мне подскочил подчиненный:

— Капитан, нужно отвезти в участок служанку или здесь допросим?

— Какую служанку? — не понял я.

Из-за плеча полицейского выступила заплаканная девушка в форме горничной. Я нахмурился.

— Мы проверяли весь путь: почтальон приходит в дом в районе полудня. Эта девушка вышла на крыльцо, чтобы забрать почту, и простояла там, по свидетельствам ее коллег, не меньше получаса.

— Это Трейси преувеличивает, меня всего пять минуточек не было! — захныкала девица.

— По показаниям других свидетелей у нее и почтальона роман. Возможно, они соучастники, — перебил ее полицейский.

— Забираем, — кивнул я.

Девушка завыла белугой, но не сопротивлялась, только приговаривала, что ничего не делала. Вырисовывалась логичная версия: служанка, работающая в доме, разумеется знала о прозвище ребенка. Почтальон — ее любовник и сообщник.

Только вот одна деталь выпадала: на письме, с которого сняли отпечатки ауры, не было ни чьих следов, кроме дворецкого.

— А где находятся письма после того, как их забирают у почтальона днем? — спросил я у дворецкого.

— Их приносят мне, я их разбираю, те, что адресованы миссис Коренфорт, передаю сразу ее камеристке. Письма для мистера Коренфорта сортирую, есть несколько отправителей, письма которых велено отправлять в министерство, если он еще там, так как они слишком срочные. Остальные письма лежат в моем кабинете, пока хозяин не вернется с работы и не велит подать почту. Обычно это случается после ужина.

Я задумчиво кивнул.

Когда мы уже приехали в управление, пришло сообщение от Джонаса, которое я поспешил прочесть: «Горелый в камере, ничего подозрительного не замечено. Полностью соответствует описанию, особым приметам и фотографии в нашей картотеке. Возвращаюсь.»

Я нахмурился, перечитал несколько раз, пытаясь понять, что меня смущает. Затем зарылся в бумаги, просматривая показания попаданки Надежды и шофера — свидетелей, которые опознали преступника. Перечитал внимательно и срочно отправил сообщение: «Оставайся на месте. Запроси личную встречу с Горелым и допроси...»