Хрустальное счастье

VI

Париж, 1975

Все еще оглушенная, Мари выпрямилась и села на край кровати. Через мгновение она бросила взгляд через плечо и уловила радостную улыбку Эрве.

– Тебя что-то забавляет? – спросила она напряженно.

– Забавляет меня? Нет, я не считаю все это шуткой…

Он сделал серьезное лицо, потом рассмеялся и перевернулся, чтобы приблизиться к ней. Он обнял ее за талию и слегка поцеловал в спину.

– Не уходи сразу, ничто не заставляет тебя уходить.

Она чуть было не сдалась, но вовремя взяла себя в руки.

– У меня сумасшедшая работа, – защищалась она, – мне завтра очень рано вставать.

– Это уже не завтра, это скоро. Я поставлю будильник, на какое тебе будет угодно время…

Так как он мешал ей встать, она вдруг почувствовала себя неловко, потому что была голой. Она резко оттолкнула его. Быстро встав, она проскользнула в ванную и закрыла дверь, немного запыхавшись. Потом с любопытством осмотрелась вокруг. Она хотела прийти к нему домой, заинтригованная тем, как он живет, какие у него вкусы. В любом случае она не могла привести его на авеню Малахов.

Помещение, которое она обнаружила, было просторным, с мягкими полотенцами, с красивым голубым ковром, большими безупречными зеркалами. Она открыла дверцу душа, и прежде чем включить воду проверила, что на фаянсовых полках есть мыло и шампунь. Оказавшись под теплой водой, она стала размышлять о том, что произошло. Они вместе поужинали, как минимум в шестой раз, бессвязно разговаривая, как старые друзья, и незадолго до того, как принесли десерт, она решила провести с ним ночь. Почему именно в этот вечер? Он преследовал ее уже месяцы, не утомляясь ее отказами, оставаясь веселым и галантным. Игра могла бы продолжаться долго, каждый раз она испытывала внезапное желание заняться с ним любовью, дать себя соблазнить. Может, это было из-за его манеры с гурманством делать глоток вина, или из-за его искреннего смеха, или из-за того внимания, которое он уделял ей, и она почувствовала себя сломленной.

В сорок четыре года у Мари не было иллюзий, к тому же она никогда не была наивной. Эрве мог покорить женщину гораздо моложе и красивее, как Винсен с этой Беатрис например, а он определенно искал чего-то возле нее. Профессиональная выгода? Скорее всего, нет, потому что он, наконец, устроился в другую адвокатскую контору, где ему, казалось, нравилось и где он имел успех. Связь без продолжения и сложностей? Если это так, то она была бы полностью согласна.

– Ты позволишь?

Она подпрыгнула, попыталась открыть глаза, но была ослеплена пеной.

– Я не слышала, как ты постучался! – бросила она злобно, заканчивая смывать шампунь.

Когда она смогла на него посмотреть, она поняла, что он был больше удивлен, чем обеспокоен. Он открыл стеклянную дверцу душа и не решался присоединиться к ней под струей воды, и она закрыла воду. Смирившись, он немного отошел, чтобы дать ей пройти, схватил полотенце и протянул ей.

– Ты стала очень застенчивой… – пробормотал он.

– Я постарела на двадцать лет. Ты тоже.

– И что? Ты красивая, Мари… И по-прежнему немного неуверенная в себе.

Он ласково обнял ее. Она не осмелилась сопротивляться.

– Ты хвалилась тогда, но я иногда спрашивал себя, не была ли ты слишком скромной, несмотря на твои манеры безнравственной девушки.

– Не будь смешным! – возразила она. Раздосадованная, она завернулась в полотенце.

Он снял его.

– Твоя проблема в том, что ты себя не любишь, – сказал он спокойно. – Почему? Посмотри на себя…

Он подтолкнул ее к одному из зеркал и остался стоять подле, показывая на их отражения.

– Мы одного возраста, и ты мне нравишься. Ты можешь убедиться, что я не обманываю тебя.

На самом деле он ее хотел, что, наконец, заставило ее улыбнуться. Он, правда, отличался от молодого человека, о котором у нее остались лишь смутные воспоминания. Ее удивляло, что он мог набраться такой решительности, юмора, стать каким-то другим. Чтобы не дать себе смягчиться, она отошла от него, заявив:

– Я должна идти, Эрве.

– Но ты однажды вернешься?

Не стараясь ее удержать, он все еще странно смотрел на нее, немного склонив голову набок, рука на бедре – положение, которое непреодолимо напоминало одну из любимых поз Леи.

На пороге овчарни Винсен несколько раз моргнул. Сумрак, который царил внутри, настолько резко противостоял уличному свету, что ему понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть. Наконец, он четко различил Алена, который сидел за столом. На столе перед ним были открытые книги учета. Ален так враждебно посмотрел на него, что он почувствовал необходимость заговорить первым.

– Извини за беспокойство, – сказал он резко. – Я должен был позвонить.

– Ты приходишь, когда хочешь… Ты прилетел на самолете? Ну заходи, прошу.

В приглашении не было радушия, как и во взгляде, и Винсен понял, что он не желанный гость. Неохотно он сделал несколько шагов. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был здесь. Продолговатая комната с низким потолком, узкими окнами в мелкий квадратик, стены из белой штукатурки с выделяющимися балками. Ален сохранил старую облицовку плиткой, которая по-разному отражалась в сумраке. Без сомнений, ему стоило большого труда переделать старую разрушенную овчарню. За внушительным фермерским столом, который служил ему рабочим, были застекленные полки с уймой папок и карточек. Дальше – винтовая лестница, ведущая на сенной чердак, где были оборудованы спальня и ванная.

– Ты хорошо устроился… – иронически заключил Винсен.

Ален продолжал избегать Валлонг, как только туда приезжал хоть один член семьи, что было очень оскорбительно.

– Он поменьше дома, – спокойно ответил кузен, – но зато здесь тише.

Несмотря на все их различия, Валлонг, тем не менее, оставался «домом» для каждого их них.

– Я не нашел Виржиля, – сообщил Винсен. – Ты не знаешь, где он?

Ален сначала закрыл ручку, потом поднял глаза и смерил его взглядом.

– Нет, я не знаю, он делает, что захочет. По крайней мере, по выходным…

– А на неделе?

– Он работает со мной.

Голос Алена был строгим и сознательно нейтральным.

– Ты его нанял? – настаивал Винсен.

– Да.

– Не сочтя нужным поговорить со мной?

Безразлично пожав плечами, Ален возразил:

– Мы с тобой мало общаемся… Твой сын совершеннолетний. Если бы он захотел ввести тебя в курс дела, это должен был сделать он.

– Ты сознаешь, что он скоро потеряет год своей жизни?

Ален поднялся, пытаясь, казалось, подыскать слова. И, наконец, спросил, на этот раз более сухо:

– Потеряет? Ты уверен?

– Он мог бы учиться, он не глупый, жаль! Вместо того чтобы шляться здесь…

Резко прервавшись, Винсен оставил фразу недоговоренной. Его суждения по поводу сына могли так же относиться и к Алену, и он не должен был высказывать их таким недостойным образом.

– Ты все больше походишь на Шарля, – сказал его кузен вполголоса, – твои дети не должны смеяться каждый день.

Сначала Винсен не прореагировал, потом подошел ближе и остановился у стола. Они были на грани ссоры, они это хорошо знали, и помолчали минуту, прежде чем Винсен смог произнести:

– Не делай меня хуже, чем я есть, я никогда не презирал твою работу. Но я не понимаю, что здесь делает Виржиль. Ему, правда, нравится? Если это так, скажи мне, потому что ты его знаешь лучше, чем я!

Винсен казался, скорее, грустным, чем угрожающим, и Ален дрогнул, опустил голову и ответил:

– Я думаю, ему нравится в Валлонге, и он начинает понимать, как работает хозяйство. Это, конечно, еще не страсть, но это может стать ею…

Говоря, он, казалось, сам размышлял об этом. Судьба Виржиля его на самом деле интересовала, каким бы ложным ни было мнение Винсена по этому поводу.

– Он нуждается, прежде всего, в независимости, – продолжил он, – я его хорошо понимаю. Так как он не хочет питаться из воздуха и не хочет ни о чем тебя просить, я решил, что проще будет платить ему зарплату за работу. Его контракт истекает в конце августа. После этого ему решать, хочет ли он получить настоящее рабочее место, которое я могу ему предложить. Если это будет не он, то кто-то другой… Я уже не справляюсь один. В основном я живу дома, чтобы он не чувствовал себя слишком одиноким. Почти все воскресения он проводит у своей матери в Сен-Реми. Позвони ему туда, но не сваливайся как снег на голову. Вот… Это все, что ты хотел знать?

Растерявшись, Винсен выслушал речь не прерывая. Он отошел немного от стола, молча покачал головой. Он одновременно злился на Алена и в глубине души был ему благодарен. По крайней мере, Виржиль нашел, где укрыться, нашел крыло. Он сделал еще несколько шагов, подошел к окну, взглянул на улицу. Синеющие холмы Альпин вдали были ему так знакомы, что он испытал наплыв ностальгии. На этих вершинах, и в долинах он провел годы своего детства, бегая с Аленом, Даниэлем и Готье. Что бы он ни делал, частичка его самого была навсегда закреплена здесь.

– Я снова женюсь, – произнес он через мгновение.

– Да. Я знаю…

Резко повернувшись, он внимательно посмотрел на кузена с растерянным видом.

– Откуда ты знаешь?

– Семейные сплетни… Тифани предупредила Виржиля.

– И что?

– Он воспринял это очень плохо, ты можешь себе это представить…

Голос Алена снова стал порывистым, и взгляд ожесточился.

– Я здесь и для этого тоже, – вздохнул Винсен. – Чтобы поговорить с ним об этом. Я не знаю ни того, что он тебе рассказал, ни того, что он сам себе представляет… Короче, это он представил мне Беатрис. Ее зовут Беатрис.

– Мне плевать. Ее могли звать Бекасин, это бы меня одинаково не интересовало.

– Ошеломленный такой агрессией, Винсен нахмурил брови и повернулся к Алену.

– Для тебя это проблема?

– Для меня – никакой! Напротив. Если ты искал способ досадить Виржилю, ты его нашел. Девушка двадцати пяти лет! Это, правда, на тебя не похоже.

– Но между ними ничего не было! В противном случае я бы никогда… В конце концов, Ален, черт! За кого ты меня принимаешь?

– Откровенно говоря, уже не знаю.

Они снова смерили друг друга взглядом, находясь по разные стороны стола.

– Ты становишься занудой, господин судья. Моралист, умалишенный. У тебя только карьера на линии прицела, это уже развело тебя с одной поразительной женщиной, и это поссорило тебя с твоим старшим сыном, когда ты остановишься? Неужели молодая жена составляет часть рыцарских доспехов?

Все их разговоры перерастали в ссору, и Винсен испытал внезапное желание его ударить, чтобы заставить замолчать. Как они могли дойти до этого, они были уже почти на грани ненависти?

Звонок телефона удивил их обоих. Ален машинально снял трубку, и стал односложно отвечать, потом взял ручку, чтобы записать цифры в свой ежедневник. Винсен глубоко дышал, чтобы успокоиться. Он смотрел вокруг, пока Ален продолжал говорить о датах поставок. Он спросил себя, приедет ли Виржиль работать сюда, посвятит ли он себя бухгалтерии или руководству делом. И будет ли он по-прежнему расценивать Алена как человека намного более интересного, чем он сам.

На внутренней стене, в другом конце комнаты, находилась единственная картина, хорошо освещенная лампой. Даже издалека Винсен узнал стиль Жана-Реми. Холст, безусловно, стоил очень дорого сегодня. Он подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть зимний пейзаж, искаженные деревья, затянутое небо. Клара не ошибалась много лет назад, крича о таланте художника. Человек, которого ценила Магали, другом которого она стала. Но кроме нее никто не стремился узнать его лучше. Запретная тема, извращенная связь, которую старательно игнорировали; все, что касалось Алена, оставалось недосказанным, хотя уже некого было щадить после смерти Клары.

Винсен обернулся, увидел, что Ален повесил трубку и смотрит на него. Он выдержал мгновение его взгляд и услышал, как тот пробормотал:

– Извини, что так на тебя накинулся, Винсен.

Ярость ушла и оставила их обоих в растерянности. В этот момент им ничего не стоило снова примириться, так же как пять минут назад они были на грани драки. Винсен попытался найти слова, но беспомощно отказался. Вместо того чтобы заговорить, он смягченно улыбнулся и пересек комнату.

– Ты останешься ненадолго в Валлонге?

– Я не знаю, я… Мне надо в любом случае поговорить с Виржилем.

– Да.

Винсен подошел к двери, взялся за ручку.

– Спасибо, что занимаешься им, – сказал он тихо перед тем, как выйти.

Оказавшись на улице, он не спеша направился к тропинке, и несколько раз чуть было не вернулся назад. Он вспоминал фразу Алена: «Извини, что так на тебя накинулся». Его интонация была печальной, почти ласковой. Ох, если бы только они могли снова вернуться в прошлое! Почему у них не получалось помириться, у обоих? Ален, тем не менее, был единственным, с кем он мог поделиться своими сомнениями, своими опасениями с уверенностью, что его поймут.

Он доехал до Валлонга, оттуда позвонил Магали, потом вызвал такси, чтобы ехать в Сен-Реми. У него было лишь несколько часов. Беатрис должна была приехать за ним в аэропорт Орли в тот же вечер, и он не хотел опаздывать, но встречи с Виржилем было не избежать.

Когда он позвонил в дверь Магали, то испытал странное чувство. Он не знал ее дома, как она жила и была ли она одна. На самом деле он не знал ничего об ее настоящем. Тифани и Лукас регулярно ездили к ней, но рассказывали только некоторые подробности, а он ни о чем их не спрашивал.

– А, вот и ты! – крикнула Магали, широко распахивая дверь.

Она оглядела его с любопытством, потом уступила ему дорогу.

– Заходи, я приготовила тебе кофе… Ты обедал?

Ее поющий акцент казался более явным, чем раньше. В остальном она была такой же, какой осталась в его памяти. Она прошла перед ним в гостиную, жалюзи были открыты. Он увидел новомодную мебель, поставленную на коврики с геометрическим рисунком.

– Здесь или на кухне? – спросила она, обаятельно улыбнувшись.

– Где хочешь…

Она пошла в следующую комнату, которая была сильно освещена. Он увидел раковину из нержавейки, обшитую белым стойку бара с высокими табуретами из черного дерева. Было очевидно, что она поставила крест на своем прошлом, будь это ее молодость или жизнь с Винсеном. И она точно оформляла дом не сама.

– Хочешь, я сделаю тебе омлет? – предложила она.

– С удовольствием, спасибо.

Он думал, что найдет своего сына в Валлонге. Он и не рассчитывал встретиться с Магали у нее дома. Здесь он был как посторонний, слишком смущенный, чтобы о чем-то говорить.

– Виржиль сейчас придет, он пошел за сигаретами.

Она стала разбивать яйца в миску, пока грелась сковородка.

– Будь терпелив, он настроен, скорее, против твоей свадьбы.

Она заговорила об этом первой, без явных эмоций. Но вместо того чтобы успокоиться, он почувствовал растущую грусть, которая поставила его в еще более неловкое положение. Она, должно быть, это поняла, так как повернулась к нему, и при этом движении ее волосы красного дерева заблестели на солнце.

– Не стесняйся, Винсен, у тебя есть право начать жизнь заново…

– А у тебя? – быстро ответил он.

– Что у меня? – Нахмурив брови, она смотрела на него и не понимала. – У меня хорошая работа, которая мне очень нравится. Дети тебе не говорили об этом?

– Немного. Это Жан-Реми устроил?

– Да, но он мне очень хорошо платит, и я заинтересована в продажах.

– Как ты справляешься с управлением галереей? Живопись, это область скорее…

– Я импровизирую, пускаю пыль в глаза! И в то же время учусь. Я слушаю, что говорят люди, я наблюдаю за их реакцией. Это очень забавно, очень поучительно, я пирую.

Выражение с юга, которое она свободно использовала и которое он забыл. Она положила недожаренный омлет в глубокую тарелку, потом добавила несколько веточек лука, прежде чем взобраться на табурет рядом с ним. Когда она скрестила свои загорелые ноги, он отвел глаза.

– Я счастлив, что у тебя получается, – сказал он вполголоса.

– Так. Ты пришел говорить не обо мне, – ответила она весело.

– Да, но мы так долго не виделись… Ты в форме… очень красивая. Правда.

Она лишь кивнула головой, принимая комплимент, потом продолжила:

– Виржиль тебя боится, это ты, по крайней мере, понимаешь?

– Боится? Почему?

– Он считает тебя нетерпимым, неутомимым работником, каким он никогда не будет. Он боялся, что ты приехал сюда только за тем, чтобы устроить скандал или подраться с Аленом. И потом, когда он узнал от своей сестры, что ты женишься на этой девушке, он почувствовал, что его лишили собственности.

Внезапно она положила руку на колено Винсена и немного наклонилась к нему.

– Девушку он встретит другую, но выясни все между вами, поговори с ним как мужчина с мужчиной, а не как с маленьким мальчиком.

Более чувственно отреагировав на прикосновение ее руки, чем хотел, он ответил:

– Вы с Аленом сговорились? Оба объясняете мне, что я должен делать?

– Почему бы и нет? У вас с Виржилем всегда были проблемы, и пришло время их решить!

Они услышали, как хлопнула дверь. Это помешало им продолжить. Винсен отодвинулся немного от Магали в тот момент, когда их сын вошел на кухню.

– Здравствуй, папа, – пробормотал молодой человек.

Его плохой настрой был очевиден, он не сделал ни малейшего движения, чтобы поцеловать отца, который встал с табурета.

– Здравствуй, Виржиль.

Воцарилось молчание. Потом Винсен продолжил:

– Пойдем пройдемся, хочешь? Я предлагаю тебе выпить, мне надо с тобой поговорить.

Он повернулся к Магали, которая стояла прямо за ним, и поцеловал ее в щеку.

– Спасибо за омлет.

– Ты ничего не съел! – возразила она, задерживая его на мгновение.

Ее духи были теми же, кожа той же. В двадцать лет он заболел ею и до сих пор не вылечился. Движимый противоречивыми чувствами, которые вдруг сделали его несчастным, он подошел к Виржилю. Оказавшись на улице, они сделали несколько шагов по бульвару в тени платанов, не проронив и слова.

– Ты мог бы звонить мне время от времени, – сказал, наконец, Винсен.

Виржиль ничего не ответил, и они продолжали идти бок – о– бок до первого уличного кафе, которое им попалось.

– Сядем здесь? Что ты будешь пить?

– Пиво.

Когда официант принес разливного пива и кофе, Виржиль достал пачку сигарет и предложил отцу.

– Так, давай сначала, – произнес Винсен спокойным голосом. – Твоя работа в хозяйстве Алена. Ты думаешь продолжать?

– Да. Конечно. Он предоставил мне контракт, он…

– Я знаю, я разговаривал с ним сегодня утром. Меня интересует, делаешь ли ты это по собственному желанию или по каким-то другим причинам.

– Например?

– Провокация, отсутствие воображения, лень… Виржиль резко поднял голову и посмотрел на него.

– Кого провоцировать, а?

– Никого. Если твоя жизнь в Валлонге, я могу тебя понять. Ален доказал, что здесь можно преуспеть, но я не хочу, чтобы ты ограничился лишь повторением.

– Что касается повторения, почему ты не нашел себе новую жену сам?

– Это и есть причина моего приезда. Я не вынесу, если это недоразумение останется между нами, – ответил без нервов Винсен.

Его сын был натянут, взволнован, тем не менее, его состояние не лишало его обаяния. Это был очень красивый молодой человек, с зелеными глазами матери, тонкими чертами лица, и Винсен спросил себя, почему Беатрис его оттолкнула. Почему она предпочла ему мужчину сорока двух лет, не забавного, не свободного.

– Ты считаешь, что Беатрис была твоей девушкой? – пробормотал он.

– Нет…

– Тогда я у тебя ничего не отнимал. Я этого никогда бы не сделал, и ты это отлично знаешь.

Виржиль открыл рот, закрыл и, наконец, покачал головой.

– Я не стремился жениться, – добавил Винсен, – она этого хочет. Может, так она будет чувствовать себя в большей безопасности. В моем возрасте трудно переживать любовный роман с кем-то таким молодым.

– Ты ведь не хочешь, чтобы я тебя пожалел? Чтобы я тебе посочувствовал? Ты издеваешься над супертелкой, которая годится тебе в дочери!

Взрыв ярости Виржиля привлек внимание многих посетителей, которые бросали любопытные и веселые взгляды в их сторону.

– Сначала я хочу, чтобы ты сменил тон, выражения и манеру думать. Потом я хочу, чтобы ты приехал в Париж и объяснился с ней. Я не принуждаю тебя присутствовать на свадьбе, но я организую семейный ужин накануне вечером и хочу, чтобы ты там был. Если ты не приедешь, то я приеду за тобой сам. Мне осточертело, что ты сидишь на другом конце Франции и дуешься. Я тебе не сделал ничего плохого. Наконец, я хочу, чтобы ты прекратил бросать мне вызов, это ни к чему не приведет. Или давай, вставай, и посмотрим, до чего ты можешь дойти, если предпочитаешь решить это другим способом.

Приведенный в замешательство хладнокровием отца, Виржиль внезапно почувствовал себя менее уверенным. Все, что он хотел ему сказать, застряло у него в горле.

– Ты мне ответишь? – настаивал Винсен, слегка повысив голос.

Его серый взгляд стал ледяным и не отпускал Виржиля, который терял почву под ногами.

– Извини меня, – промямлил он, – но я…

– Я жду не извинений. Я сказал, что хотел, и не услышал ответа. Решайся сейчас.

– Я приеду, – пробормотал Виржиль.

Винсен посмотрел на него еще некоторое время, без малейшего снисхождения потом поднялся и пошарил в кармане, откуда достал мелочь.

– Где я могу найти такси, чтобы доехать до аэропорта?

– Я отвезу тебя на маминой машине.

– Не надо беспокоиться.

– Позволь мне отвезти тебя. Пожалуйста…

Винсен пожал плечами, и Виржиль, в свою очередь, встал. Так же молча, как по дороге сюда, они пошли обратно к дому Магали.

Тифани все еще смеялась, тогда как Сирил сохранял разгневанный вид.

– Это естественно, ты ведь представил меня, как свою кузину!

Они провели вечер у одного университетского друга, который устроил маленькую вечеринку, когда не было родителей, и Тифани приглашали танцевать все присутствующие мальчики. Один из них вел себя слишком смело, пока Сирил грубо не вмешался.

– Какое у него было лицо, когда ты сказал ему, чтобы он не трогал меня! Уау! Мне это понравилось, он на самом деле испугался!

Она взяла его под руку, крепче прижалась к нему, когда они входили в метро.

– Я больше не в силах был выносить его руку у тебя на спине, его подбородок на плече, и сверх того, вид придурка! – проворчал он.

– Я не знала, что ты ревнуешь…

– Ужасно, я только что понял. Это тебя раздражает?

– Совсем нет! Если к тебе подойдет девушка, я выцарапаю ей глаза!

Они остановились, схваченные взаимным желанием поцеловаться. С умышленной медлительностью он завладел ее губами, немного задержался, потом внезапно отошел от нее.

– Пойдем быстрее или я займусь с тобой любовью прямо здесь на тротуаре.

Светлый смех Тифани заставил его улыбнуться вопреки его воле. Он чувствовал себя счастливым, только когда она была около него.

– Тифани, – вздохнул он, – мы должны им это сказать…

Она ничего не ответила, испугавшись самой мысли, как и каждый раз, когда он намекал на это. Она даже не хотела себе представлять реакцию отца, и еще меньше реакцию Виржиля, тем не менее, их связь не могла больше оставаться тайной. До сих пор Сирил ждал, но теперь был на грани.

– Тебе исполнилось восемнадцать лет на прошлой неделе, – только и сказал он.

Это была отсрочка, которую она попросила уважать, а отныне у нее больше не было аргументов. Они были любовниками уже довольно давно, чтобы чувствовать уверенность в себе, в своих чувствах, в желании остаться вместе, и время противостоять семье пришло.

Когда они подошли к особняку, они заметили свет на первом этаже и удивленно переглянулись.

– Сегодня было что-то особенное? – спросил Сирил беспокоясь.

– Нет… Насколько я знаю.

Притихшие, они пересекли холл на цыпочках, но были остановлены шумом голосов и взрывами смеха. Сирил увлек за собой Тифани к одной из двойных дверей гостиной, которая была открыта, и они увидели Даниэля, развалившегося на одном из диванов, напротив Мари, которая наливала ему шампанское.

– О, молодежь! – крикнул Даниэль, видя их на пороге. – Заходите отметить событие вместе с нами! София родила близнецов, свершилось, я стал отцом!

Он казался веселым, блаженным, немного захмелевшим.

– Свершилось, идите чокнемся, – согласилась Мари, – мы все больше сходим с ума… А ваш вечер, все было хорошо?

Как и все, она считала естественным, что они гуляют вместе, потому что они были на одном факультете, учились по одной программе с трехлетней разницей, говорили о праве уже давно и всегда прекрасно ладили.

– Мальчики или девочки? – спросил Сирил, улыбаясь Даниэлю.

– И то и другое! – воскликнул он перед тем, как осушить бокал.

– Как назвали? – поинтересовалась Тифани.

Она никогда не видела своего дядю Даниэля таким возбужденным и чувствовала себя неудобно из-за его радости.

– Альбан и Милан, – сформулировал он с пафосом. – Вам нравится?

– Альбан и Милан, – медленно повторила Тифани. – Ну, мне кажется это… превосходно!

– В таком случае мы произнесем еще один тост, ладно?

– Ты уже много выпил, – заметила Мари.

– Да, я знаю, но мне надо выпить в два раза больше. Двое! Ты представляешь? У вас у всех есть дети, а у меня не было… Брешь заделана!

Он откинулся на мягкие подушки дивана, потом посмотрел на молодых людей, которые все еще стояли.

– А вы, голубки, как у вас дела?

Сирил резко отпустил руку Тифани, которую, как обычно, держал в своей. Он не смог удержаться и покраснел, тогда как мама бросила на него сверлящий взгляд. Воцарилось неловкое молчание, которое продлилось довольно долго. Растерянная, подавленная, Тифани, не отрываясь, смотрела на ковер.

– Ну-ка, скажите, оба… – начала Мари натянутым тоном, – у вас есть что-то, в чем вас можно было бы упрекнуть?

– Нет, – категорично ответил Сирил.

Он подошел на шаг к матери, защищая Тифани.

– Ничего, что заслуживает упреков, – добавил он. – Но если сейчас представилась возможность сказать… в любом случае я намерен это сделать.

– Сирил… – пробормотала сзади Тифани. И не думая останавливаться, он закончил:

– Мы любим друг друга уже давно. И это серьезно.

Пока до Мари доходил смысл произнесенного, Даниэль закатил глаза!

– Мне очень неловко, дети, – пробормотал он. – Это все моя ошибка, я, кажется, слишком хорошо отметил рождение моих малышей… Вы, правда, оба влюблены?

Он смотрел на них с любопытством.

– Я серьезно, мама, – еще раз уточнил Сирил.

Серьезный и готовый взять на себя всю ответственность за то, в чем он только что признался. Мари умела уважать мнение детей так же хорошо, как и отчитывать их, раздавая им подзатыльники. В то же время это была женщина либеральных взглядов и умная, ее сын это знал.

– Разве мы не можем сказать, что речь идет еще об одной хорошей новости? – бросил Даниэль.

– Ты сходишь с ума – заметила Мари, поворачиваясь к нему.

– Почему? Нет ничего лучше любви! Посмотри на них… Признай, что они симпатичные! Видеть их рядом, мне кажется, это очевидно, извини, что я это заметил. Для дипломата я веду себя с осторожностью слона! Но, в конце концов, какая разница? Подойди, Тифани…

Он сделал знак своей племяннице сесть рядом с ним на диван.

– Конечно же, твой отец ничего не знает?

Она лишь покачала головой, он обнял ее за плечи и прижал к себе.

– Ты хочешь, чтобы я был вашим послом? Натощак у меня получается лучше.

– Даниэль! – раздраженно воскликнула Мари.

– Не шуми или Винсен спустится, – возразил он. Тифани, положив голову на плечо дяди, спросила:

– Почему ты его не разбудил?

– Потому что он с Беатрис.

– А, ты тоже не любишь эту девчонку?

– Тифани, тише… Скажем, я ее недостаточно хорошо знаю, чтобы иметь желание праздновать с ней.

– В данный момент нам плевать на Беатрис! – крикнула Мари. – Вопрос о вас двоих.

Она перевела взгляд на Сирила, который не двинулся с места.

– Вы кузены… – начала она.

– Нет, – вмешался Даниэль, – это мы кузены, моя дорогая, а не они! Что у них общего? Прародители, точка. Общая у них только Клара, а в остальном у каждого из них свои родственники.

Хотя он слишком много выпил, он сделал особый акцент на последнем слове, и Мари уловила предостережение. Если речь шла о происхождении, Сирил мог задать вопрос о том, чей он был сын.

– Вы спите вместе? – спросила она.

Она смотрела Сирилу прямо в глаза, но он не задумываясь, ответил.

– Да.

– И давно?

– Несколько лет.

Признание было сложно принять, так как Тифани только что исполнилось восемнадцать лет, и выражения Мари ужесточились.

– Значит, ты вел себя, как маленький гнусный мерзавец! – зло бросила она.

Тифани тут же оставила покровительственное плечо Даниэля и разом поднялась.

– Мари, не он один виноват! Мы оба были согласны, он и я, и мы до сих пор согласны.

– Согласны на что?

Дрожа, девушка тщетно пыталась найти ответ, и Сирил пришел ей на помощь.

– На будущее, чтобы жить вместе. Чтобы в один прекрасный день пожениться…

– Вы наивные или что? – взорвалась Мари. – Во-первых, не может быть и речи о свадьбе в вашем возрасте, не говоря уже о детях и проблеме кровного родства. Клара, наверное, перевернулась в гробу!

– Нет, Клара бы нас поняла, я в этом уверен, – важно сказал Сирил.

– Замолчи! Если ты недостаточно ответственен и спишь с подростком, у тебя нет права голоса! И если Винсен тебя покалечит, я не встану на твою защиту!

– Мой брат не сделает этого, – заключил Даниэль.

Сирил не был в этом уверен, и перспектива противостоять Винсену отразилась на его лице. Он бы предпочел обсудить это сначала с Аленом, который был всегда хорошим советчиком, но тот дал понять, что не приедет на свадьбу Винсена. Понятное отсутствие, ибо двадцать лет назад он был свидетелем на его свадьбе с Магали.

– Хорошо, – вздохнул Даниэль. – Я запрещаю вам портить мне ночь, это самая прекрасная ночь в моей жизни! Я поговорю с Винсеном, но не сейчас. Дайте ему жениться на его люцерне… и дайте мне крестить моих близнецов, ладно?

Он обращался большей частью к Мари, которая неохотно согласилась. Видя, что гроза уходит, так и не разразившись, Тифани радостно улыбнулась Сирилу, снова села рядом с дядей и спросила у него:

– Как, ты сказал, их назвали? Альбан и Милан?

– Именно…

– И вы уже выбрали крестных родителей?

Даниэль закатился смехом, потом подвинул свой пустой бокал к Мари.

– Достань еще одну бутылку, – сказал он ей, – я определенно не хочу спать!

Опершись на локоть, Беатрис разглядывала профиль Винсена. Уже час, как рассвело, но он все еще спал, безусловно, уставший после их ночных забав.

Очень медленно она выпрямилась, села. Надо ли ей будить его или нет? У него точно была назначена встреча во Дворце правосудия, он ведь отказался брать отпуск. Их свадьба должна была состояться завтра, в субботу. К сожалению, вопрос о медовом месяце не стоял. Ей не удалось убедить его отдохнуть и пришлось скрыть свое огорчение. Тем не менее, неделями она мечтала о бегстве в Венецию, Санкт-Петербург или о каком-нибудь другом романтическом путешествии, которым он бы ее удивил. Ей пришлось вернуться на землю, когда она завела об этом разговор. Он категорически отказался откладывать уйму своих дел, его работа была прежде всего.

Последний раз нежно взглянув на него, она бесшумно поднялась. Снедаемая любопытством, она любила выходить из комнаты и гулять по особняку, каждый раз в страхе быть замеченной кем-либо. Сегодня вечером предполагался ужин, чтобы познакомить ее со всеми членами семьи, которым она еще не была представлена. Пока же она с трудом могла перемещаться по коридорам, чувствуя, что она не у себя дома.

У себя дома… Мысль была немного экстравагантной, удивительной. Стать женой Винсена и жить здесь в дальнейшем, это вызывало у нее головокружение. В течение всего их романа, этих долгих месяцев уговоров жениться во второй раз, он считал неуместным приводить ее домой. И потом, накануне, он, наконец, уступил, потому что больше не мог отказывать. Она понимала, что ей надо было бы еще во многом его убедить, приложить много усилий, настолько он еще казался сдержанным.

На комоде времен Наполеона III, тонко инкрустированном, она заметила фотографии, которые собралась внимательно изучить. Кроме Мари, которую она сразу же узнала, большинство лиц были ей незнакомы. Она взяла одну из позолоченных деревянных рамок и подошла к окну, чтобы лучше рассмотреть. Очень красивый молодой человек с серыми глазами, который стоял не улыбаясь, был так похож на Винсена, что это определенно был Шарль Морван-Мейер. Она посмотрела на него некоторое время задумчиво, в поисках различий между отцом и сыном. Потом поставила фотографию на место, и взяла другую. Это был Винсен, намного моложе, в плавках, который возился на берегу реки с темным мальчиком, похожим на цыгана.

– Это Ален, один из моих кузенов, – сообщил Винсен, неслышно появившийся у нее за спиной.

– Ты проснулся?

– Да, и уже опаздываю…

Он наклонился и поцеловал ее в шею. Она спросила:

– А это кто?

Хотя она задала вопрос без задней мысли, она заранее боялась ответа.

– Магали, – ответил он без волнения.

Так это была она, эта великолепная рыжая девушка с зелеными глазами, с фигурой богини и улыбкой, полной отчаянной чувственности.

– Она останется здесь? – забеспокоилась Беатрис.

Она почувствовала, что Винсен отошел, тем не менее, не стала оборачиваться.

– В сорок два года у меня, естественно, есть прошлое, – сказал он мягко. – Если эта фотография тебе мешает, я поставлю ее в другое место.

Прежде чем она смогла ответить, он протянул руку и взял рамку.

– Мне, правда, надо одеваться, – добавил он – Если хочешь, я довезу тебя до остановки такси по дороге.

Ей надо было, еще кое-что подготовить к завтрашней свадьбе, и она взяла у Мари недельный отпуск.

– Да, спасибо, дорогой, – пробормотала она, когда он покидал комнату.

Вот каких ошибок она больше не должна была делать. Что она выиграла своим глупым вопросом? Что он поставит портрет своей бывшей жены на столе во Дворце правосудия? Конечно, он его не выкинет, он даже не предложил убрать его в ящик!

Раздраженная, она стала одеваться, чтобы не заставлять его ждать. Тем хуже, она примет душ дома, переоденется, потом одна займется приготовлениями. Он хотел устроить очень скромную свадьбу, в узком кругу, может, чтобы не ранить детей, и она испытывала некоторую досаду по этому поводу. После мэрии должен был состояться обед в Тур д'Аржан, где они заказали особую гостиную. Ужин и ночь они собирались провести вдвоем в шикарной гостинице Сен-Жермен-ан-Лай у Казадеор. Программа, которая могла показаться романтичной, но которая не включала ни приема, ни банкета. Приглашены были только члены семьи и свидетели. Ни о чем другом он не хотел даже слышать.

Она завязала волосы в конский хвост, надела свои лодочки. Ни на секунду она не должна была дать ему почувствовать свое разочарование. Он, правда, не хотел снова жениться и делал это только ради нее, а это уже много значило.

– Ты готова? Превосходно, поехали, я уже опаздываю…

Очевидно, никакого завтрака сегодня утром не будет. Она, не возражая, пошла за ним к большой лестнице, потом через холл, где они никого не встретили. Не успела она задержать взгляд на роскоши убранства, как они уже были на улице, где их встретил мелкий дождик.

– Хоть бы завтра была хорошая погода! – воскликнула она.

– Дождик на свадьбу – к хорошему браку, – мило заметил он.

Как и договорились, он довез ее до остановки и, высадив, тронулся со свистом. Но вместо того чтобы взять такси, она зашла в бар и заказала кофе с круассанами. Прохожие торопились по авеню Виктора Гюго, и она подумала, что у нее впереди был еще целый день, чтобы подготовиться к противостоянию племени Морван-Мейер. Сначала она должна была найти подходящую одежду, что-то элегантное, что выделит ее и что было бы более оригинальным, чем маленькое черное платьице. На завтра она уже приготовила потрясающий костюм из шелка цвета слоновой кости от Ив Сен-Лорана, целое состояние, но скоро у нее больше не будет нужды в деньгах. Будь Винсен бедным, она все равно любила бы его, но всякий раз осознавать, что он богат, было приятно.

Богат? Может, и нет. У нее не было никаких сведений по этому поводу. Он был, к тому же, очень скрытным в отношении своих дел и своей жизни вообще. Он ограничился тем, что заставил ее подписать у нотариуса контракт о разделе имущества, который должен был защитить детей. «Защитить» было неприятное слово, но она согласилась из уважения к нему. Она хотела выйти за него замуж, потому что безумно любила его, и она не могла допустить мысли, что он подумает о чем-то другом. В его возрасте он был уязвим, у него были сомнения, и она постаралась его успокоить.

– Винсен, – пробормотала она тихо.

Она обожала повторять его имя, думать о нем, представлять их будущее. И она никак не могла поверить в то, как ей повезло, что она его встретила. По крайней мере, одна причина, по которой она должна была чувствовать себя признательной Виржилю и быть с ним приветливой, когда увидит его сегодня вечером. До последнего момента она надеялась, что он не приедет в Париж, что он отклонит приглашение отца, но, к несчастью, он сообщил о своем приезде. Если ей удастся отвести его в сторону хотя бы на две минуты, она думала, что сможет устранить малейшее недопонимание между ними. Потом, она не была виновата в его мыслях и фантазиях, никогда ничего ему не обещала, он должен будет это признать.

Так как дождь прекратился, она заплатила и вышла из бара, чтобы пройтись по авеню Виктора Гюго, разглядывая витрины. Винсен всегда следовал моде. Он хотел, чтобы его одежду замечали. Он всегда был на редкость элегантен, и ей надо было показать себя на высоте, и даже больше, так как ужин должен был стать чем-то вроде вступительного экзамена. Но как одевались у Морванов на вечер в узком кругу?

В третьем по счету бутике она разыскала наконец-то перламутрово-серое платье с разрезом сбоку и глубоким вырезом. Оно хорошо сидело, ничем не выделялось, но было очень эффектным. И жутко дорогим. Тем хуже.

Охваченный рабочей булимией, Винсен требовал того же рвения от двух секретарей суда, и было уже почти семь часов вечера, когда он, наконец, покинул Дворец правосудия. Он забрал машину со стоянки и ловко влился в оживленное движение на набережных.

Работа судьи, которая его удовлетворяла, могла стать практически смыслом его существования. И им двигал не только карьеризм. Он обожал погружаться в сложные дела, заседать, вести дебаты, выносить приговоры. Когда остановиться? Кассационный суд оставался его целью, как это и предсказал Шарль, и сегодня это уже не представлялось ему столь неосуществимым. Уважение, которым он пользовался в среде юристов, не переставало расти, все его публикации были заметными, его возраст больше не был препятствием. Даниэль, который участвовал в политической жизни, взял на себя обеспечение всех нужных связей, чтобы получить пост.

Подумав о брате, который говорил с ним целый час о близнецах, он улыбнулся. Даниэль будет неотразимым молодым папой. Еще два маленьких Морван-Мейера, семья растет. Семья, за которой должен следить Винсен, в чем он поклялся Кларе. А что же делает он? Он снова женится!

Он включил дворники и вентилятор. Дождь продолжался с самого утра, с тех пор, как они с Беатрис вышли из дома. Беатрис с ее бесконечно длинными ногами, ее конским хвостом и большими голубыми глазами. Беатрис, счастливая, как ребенок, с тех пор, как он согласился на ней жениться. Согласился, сдался, капитулировал, хотя и был уверен в том, что совершает ошибку. Потому что он любил заниматься с ней любовью, держать ее в руках, видеть, как она смеется, но, в то же самое время, он был убежден, что долго это не продлится. Либо он ей надоест, что было наиболее вероятным, либо он, наконец, поймет, что не испытывает к ней настоящей страсти. Он был влюблен, конечно, польщен, счастлив не быть больше одиноким, но он охотно удовлетворился бы простой связью. Видя ее этим утром стоявшую посреди комнаты, изучавшую фотографии, он почувствовал себя неловко. Он не хотел ни иметь женщину круглосуточно, ни навязывать своим детям мачеху, которая была с ними примерно одного возраста, ни отчитываться перед женой. Как Беатрис и Мари будут жить вместе на авеню Малахов? И до какой степени ему надо будет изменить свои привычки? Надеялся ли он на самом деле сблизить ее с членами семьи, начиная с ссоры с собственным сыном?

Елисейские поля были полностью забиты, ему понадобилась куча времени, чтобы вернуться. Если Виржиль поехал на метро с Лионского вокзала, он уже должен быть дома и, конечно же, ссориться с Сирилом. Он приезжал только на этот ужин и уезжает завтра утром, естественно не собираясь идти в мэрию или Тур д'Аржан, спеша к Магали и Алену.

Магали… С тех пор, как он ее снова увидел, Винсен много об этом думал с неотвязной ностальгией. Она стала совсем другой в сравнении с тревожной, отчаянной наркоманкой, какой она была семью годами раньше. На самом деле, она снова стала собой. Может быть, она могла существовать только вдали от Винсена, может, он травил ее, был для нее палачом, хотя и считал себя идеальным мужем, может…

Он опустил стекло и вскоре почувствовал капли дождя на плече, на щеке. Как он может так много думать о Магали, когда на следующий день женится на Беатрис? Чтобы отвлечься, он подумал, что сказала бы Клара о его втором браке. Беатрис была не из «персонала», она была дочерью врача – кстати, ее родители должны были приехать из Анже, – она училась, она знала мир права. Достойные качества, да, но в то же время она была университетской подружкой Виржиля! И тут Клара бы поморщилась, Винсен это знал.

Приехав к площади Этуаль, он повернул на авеню Виктора Гюго. Вместо того чтобы напрасно терзать себя, он попробовал подумать о том, что через несколько часов он окажется в одной кровати с очень желанной женщиной. С женщиной, которая его очаровала, захотела, соблазнила, что было лестно. Женщина, которая полностью отдавалась ему. И которая собиралась стать его женой.

Так как на авеню Малахов не было места, чтобы припарковаться, он открыл ворота и въехал на территорию особняка. Он поднялся по ступенькам крыльца, смирившись с тем, что у него не будет времени сменить рубашку, и зашел в ярко освещенный холл. Мари продумала малейшие детали вечера, заказала у трактирщика ужин, который включал в себя официантов в белых куртках, тщательно обдумала меню и к тому же приехала заблаговременно, чтобы встретить всех.

Вместо того чтобы направиться в главную гостиную, он все-таки задержался на мгновение в комнате, которая служила гардеробом и оставалась освещенной. Он бросил свой плащ на пуф, подошел к одному из трельяжей времен Людовика XV, чтобы поправить галстук. Дождь и ветер растрепали его каштановые волосы. Он взял расческу, чтобы привести их в порядок. Дверь в находящуюся рядом маленькую гостиную, где Мадлен всегда проводила свои дни, была открыта, но он заметил это только когда услышал резкий голос Виржиля.

– Ты никогда не заставишь меня поверить, что выходишь за него по любви, никогда!

– Но ты ничего об этом не знаешь, ты не знаешь, что у меня в голове! – возразила Беатрис.

Винсен замер с расческой в руке. У него не было ни малейшего желания слушать объяснения девушки с его сыном. Однако следующая фраза привлекла его внимание.

– У тебя в голове одни колонки цифр! Когда ты смотришь вокруг, это заставляет тебя мечтать, нет? С папой ты срываешь большой куш, и ты удачно воспользовалась мной, чтобы приманить рыбку! Оставалось только послать тебе парня, который годится тебе в отцы. Я желаю тебе получить удовольствие!

– Я бы так не сказала! Твой отец в постели… скорее, здесь я выигрываю!

– Тогда тебе повезло на всех уровнях, браво! Вульгарная, но торжествующая, циничная, но с умилительным личиком!

– Жалкий маленький придурок…

– Ты увидишь, твой блеск – он недолговечен!

Винсен услышал шум перевернутой мебели, сухой удар и потом тишину Он уже хотел вмешаться, как Виржиль продолжил тише:

– Он не сделает тебя счастливой. Ты знаешь, что он сделал с моей матерью? Он запер ее в клинике! Я предполагаю, этим он не хвастался? Ты ничего о нем не знаешь. Ничего! В противоположность тому, что ты думаешь, ты не обеспечиваешь себе красивое будущее. То, что он карьерист, еще не все, он к тому же очень умный…

В центре маленькой гостиной Беатрис, стоящая перед Виржилем, тряслась от негодования. Никто не встанет между ней и Винсеном, особенно этот молодой петух, который говорит не пойми что, лишь бы спровоцировать ее.

– Ты думаешь, что тебе удастся водить его за нос? – продолжил он с кусающей иронией.

– Почему нет? – взорвалась она.

– Почему нет – да, и ты, в конце концов, достаточно красива, чтобы он расслабился…

– Я очень надеюсь!

Она ошиблась, вступив в игру, надо было облить его презрением. Она это понимала, но его сарказм толкнул ее в пропасть. И она бросила резко:

– Твой отец, я сделаю с ним все, что захочу, тем хуже, если тебя это бесит!

В гардеробной Винсен, наконец, отреагировал, подавленный тем, что услышал, он поспешил в холл. Там он отдышался, пытаясь собраться с мыслями. Достаточно красивая, чтобы его расслабить, она на это надеялась, и достаточно ловкая, чтобы сделать с ним все, что она захочет? Была она на самом деле аморальна или раздражена Виржилем? Господи, во что он впутался!

– Ты вернулся, мой дорогой! – закричала она, выходя их маленькой гостиной.

Одновременно с ней, величественной в платье, которое он не видел, он заметил Виржиля.

– Я только что приехал, – машинально ответил он, – было много пробок…

– Добрый вечер, папа, – неуверенно сказал Виржиль.

– Очень приятно, что ты приехал…

Надо было определенно что-то сказать, чтобы осветить ситуацию. С безразличием, которое прозвучало фальшиво, он спросил:

– Вам удалось поговорить наедине?

Если бы она призналась в своей злости, унижении, обвинениях, которые он ей предъявил, он мог бы поверить, что произошло недоразумение, но она заявила, уверенная в себе:

– Все улажено, мой дорогой, я обожаю твоего сына, мы поговорили, как два старых друга!

Ее не допускающий возражений тон и обаятельная улыбка окончательно сразили Винсена. На самом деле она лгала, как дышала. И через несколько часов они собирались соединить свои судьбы во имя лучшего, а также во имя худшего. Он попытался улыбнуться ей в ответ, но, казалось, замедлял ход, больше ничего не чувствуя.

– Я представлю тебе родителей, – продолжила она, – им не терпится с тобой познакомиться.

Она любезно повела его, а он не знал, что можно сделать, чтобы избежать того, что его ожидало. Войдя в большую гостиную, он увидел мужчину лет сорока пяти, который с холодным любопытством смотрел, как он идет к нему, и который поднялся, чтобы пожать ему руку.

– Доктор Одье, я рад… – пробормотал Винсен.

Его будущий тесть рассмотрел его с ног до головы, прежде чем расплыться в натянутой улыбке, и потом осведомился:

– Как я должен вас называть, господин Морван-Мейер? Мой зять? Господин президент?

– Винсен будет очень хорошо…

Беатрис должно быть заметила что-то странное в его поведении, так как она направила его к своей матери, которую он поприветствовал также очень натянуто. Мари выполняла роль хозяйки, подходя то к одному, то к другому, тем не менее, она бросила на него беспокойный взгляд, и он постарался взять себя в руки. Рядом с Мадлен, которая восседала с недовольным видом, находились Готье и Шанталь вместе с Полем, их старшим сыном, так же как и Даниэль, который ездил в больницу, где он провел весь день перед колыбелькой своих близнецов. С Леей, Сирилом, Лукасом, Тифани и Виржилем их было пятнадцать, они чокались за здоровье будущих супругов.

Винсен отпустил руку Беатрис, чтобы взять бокал, который протягивала ему Лея.

– Как дела? – спросила она тихо.

– Очень хорошо.

– У тебя суровый вид. Неужели… выпил?

– Никогда в жизни!

Девушка с любопытством за ним наблюдала, полная заботы, а он сделал два глотка шампанского, даже не заметив этого. При вопросе «Ты думаешь, что тебе удастся водить его за нос?» – Беатрис ответила: «А почему нет?», показывая столько же уверенности, сколько и непринужденности. Но нет, никто не сделает из него славную собачку, даже эта восторженная девушка, которая вынуждена была признать, что обожала Виржиля, но отныне между ними все улажено.

– Пап?

Тифани только что к нему пробралась и мило ему улыбалась. Тем не менее, ей, должно быть, не нравился ни вечер, ни присутствие Беатрис под семейной крышей. Может быть, как и Лея, она находила его странным.

– Тебе телеграмма, – прошептала она, передавая бумажку ему в руку.

Он опустил глаза на голубой квадрат, где были приклеены белые полоски. «И все-таки желаю счастья. Искренне. Ален».

Чувства, которые его переполнили, резко вернули его к реальности. Он перечитал эти несколько слов, прежде чем скомкать листок.

– Я сейчас, – прошептал он своей дочери.

В холле он бросил взгляд на столик, на котором стоял телефон, но предпочел подняться в будуар Клары. Он закрыл дверь, сел и набрал номер Валлонга, подождал двадцать гудков, прежде чем положить трубку, потом нашел свою записную книжку во внутреннем кармане куртки. Там был номер Жана-Реми, он ни секунды не сомневался, чтобы это сделать. Как всегда важный и мелодичный голос, который почти сразу ответил, удивил его и заставил пробормотать:

– Добрый вечер, я Винсен Морван-Мейер и мне бы хотелось поговорить с Аленом, если он там…

– Не вешайте трубку, я его даю.

Он потерпел немного и потом услышал кузена, который ему бросил:

– Привет, Винсен! Проблема?

– Нет, нет…

Вдруг он забыл, зачем звонил. Его отношения с Аленом были настолько испорчены за последние годы, что он спрашивал себя, с чего начать. В принципе, они созванивались, только если случалось несчастье.

– Что случилось, Винсен?

– Совсем ничего, не волнуйся, я просто хотел… спасибо за телеграмму.

Молчание воцарилось в трубке, пока Ален не ответил:

– Разве ужин не в разгаре?

– Нет еще. А ты? Может, я тебя отрываю?

– Прекрати, Винсен, скажи мне, что происходит.

Не в состоянии сформулировать связную фразу, он кусал себе губы, снова между ними было только слабое потрескивание.

– Это серьезно? – удивился Ален через мгновение.

Нежная модуляция его голоса была такой знакомой, что Винсен почувствовал себя почти в отчаянии.

– Скажи мне, Ален, ты меня, правда, находишь старым занудой?

– Старым? Ты знаешь, мы одного возраста…

– Да. Но это также возраст моего будущего тестя, что его не порадовало.

– Пойми его!

– Предположим. Занудой?

– Ты хочешь искренний ответ?

– Да.

– Тогда да.

В первый раз за вечер Винсен улыбнулся помимо воли.

– Я совершаю глупость, – сообщил он.

– Конечно! Но успокойся. Мы все их совершаем.

– Здесь большие масштабы. Из серии необратимого.

– Ты говоришь о твоей свадьбе?

– О чем еще, как ты думаешь?

После паузы Ален спросил очень спокойно:

– Откуда эта внезапная трезвость?

– Я тебе как-нибудь расскажу, но ты мне тогда не поверишь.

– Если ты действительно встревожен, почему ты не остановишь все это? Еще можно сказать «нет».

– Будь серьезным.

– Я и есть. Увы! Ты не осмелишься сделать это. Любезный Винсен, который не хочет провоцировать ни скандала, ни огорчения…

– Ты находишь меня любезным? Ты единственный!

Смех Алена раздался в трубке.

– Это было пренебрежительно! Любезный, совершенный, короче, образ, который тебе нравится, нет?

Винсен положил ногу на ногу, нашел свою пачку сигарет, чтобы поиграть с ней.

– Тебе идет быть нехорошим, – заметил он, – мне доставляет удовольствие тебя слушать.

– Ты, правда, должен погибать, чтобы так говорить! Вчера ты хотел, чтобы мы выпотрошили друг друга, помнишь?

– О, Ален…

Ров между ними исчезал. Парадоксальным образом расстояние облегчало их сближение. Они не могли ни смерить друг друга взглядом, ни проигнорировать малейшее изменение интонации другого.

– Ты чувствуешь себя одиноко, Винсен?

– Да. И на краю пропасти. Ты должен был меня предупредить.

– Я пытался.

– У меня нет другого друга, кроме тебя, ты мог попытаться лучше.

– Друга? Ты смеешься надо мной? Ты считаешь меня чужим, соперником, жалким, и этим я обхожусь! Уже давно я говорю с тобою, как со стеной! Никакого отклика!

Ярость Алена оставалась глухой, наполовину окрашенной, почти ласковой.

– Все это не подсказывает, что мне делать, – вздохнул Винсен.

– Что и предвиделось, я полагаю. Но ничто не вечно, ты это хорошо знаешь.

– Нет, ничего, кроме…

Вдруг он снова увидел Магали на кухне. Картинка возникла совершенно неожиданно и вызвала вскоре другую, гораздо более раннюю, – совсем молодая скромная, плохо одетая девушка, которую он представил своему отцу двадцать лет назад. Может, можно жениться только один раз в жизни?

– Винсен? Они все зададутся вопросом, куда ты ушел…

– Да. Ты прав. Мне кажется, что я иду на скотобойню, но я туда иду. Извинись за меня перед Жаном-Реми, я не очень представлял, как представиться.

– Все нормально.

И еще раз наступила тишина, прежде чем Винсен со вздохом признал:

– Мне тебя не хватает Ален.

Его кузену тоже понадобилось время, чтобы ответить странным голосом:

– Мне тебя тоже.

Винсен аккуратно положил трубку, посмотрел на пачку сигарет, которую совсем измял. Его отсутствие должно было уже быть замечено гостями внизу. Помимо воли он встал из удобного кресла и огляделся. Будуар Клары был определенно самой любимой его комнатой. В любом случае он запомнит, что здесь он помирился с Аленом. Несмотря ни на что, душа бабушки еще царила здесь, душа той, которая имела обыкновение говорить: «Семья прежде всего». Девиз, который он мог бы сделать своим, даже зная, что с Беатрис он составит лишь семейную пару. И то только потому, что он был слишком слабым или честным, чтобы отступать.