И смех и грех, или Какая мука - воспитывать!

Глава 17 Что скажет Ваня

Марго вернулась действительно притихшая и будто бы даже напуганная.

«Какая-то… виноватая, что ли». — Пробовала наблюдать за сестрой Арина.

На влюблённую не походила — никакого блеска в глазах, улыбок, воодушевления, уходов в себя на фоне приверженности девиантным субкультурам — короче, никаких таких уж показательных «симптомов».

На нечто трагическое и безответное в этой же области тоже не смахивало. Девушка не отгораживалась от социума, не валялась в постели в пустыми глазами в потолок, не раздражалась на окружающих, не упрекала небо, что оно голубое, а хлеб — что крошится, не кидалась писать стихи или рисовать, не нарывалась и не грубила. И при этом явно отдавала себе отчёт, что изменилась, что сама на себя не похожа, но определённо настаивала на своих метаморфозах и объясняться, и уж тем более, извиняться не намеревалась.

«Проглотите, никуда не денетесь, — как бы говорили её мимика вкупе с интонациями. — Я же проглотила, и вы не подавитесь».

Как вор, который украл, и ждёт, когда за ним придут, Маргарита словно затаилась, «залегла на дно». У неё определённо появилась тайна от Арины, которой она — уж коль не рассказала по приезду — делиться не собиралась.

Да что уж там до тайны, впечатления от снега и скорости у некогда фанатки лавиноопасного и лавинопрекрасного приходилось выспрашивать! Чуть ли не клещами вытягивать!

«Не помню такого, — недоумевала Арина. — Да и не было его».

По доброй воле Рита рта почти не раскрывала. Нет, она конечно же, скинула фотки на ноут, но комментировать их отказалась.

— Сами рассматривайте, — развернула экран Арине с Иваном, на которых теперь взирала так, будто они тридцать лет женаты. Парочка между собой пару раз обменялись недоумевающими взглядами, да и только.

Арина волновалась, опасалась и ещё много чего, и даже немного отвлеклась от темы Макара и денег — всё-таки, у неё была не самая покладистая и безобидная сестра в Мире.

— Ты заметил? — кинулась к Ивану, только они уединились в спальне.

— Да.

— Завтра повезёшь её — может, поговоришь?

— Но ты же сестра, — сделал он ударение на слове «ты».

«Вредина», — внутри скривилась девчушка и тут же умилилась.

— Да, ты прав. На выходных обязательно поговорю с Ритулей. — Хоть ей что-то подсказывало, что это бесполезно.

Утром всё шло своим чередом — Иван с Марго уехали на машине в училище, Арина убежала на остановку и только лишь там позволила себе подумать о Гусеве.

Вчера Ваня её чуть не поймал с долларами — еле успела кинуть их за стопку пластинок, а потом забрать уже перед сном.

«Я ему признаюсь. Обязательно». — Приложила руку к внутреннему карману пуховика, где лежали десять заветных бумажек.

В школе отдала их Маше. У той от суммы в восхищении распахнулись глаза, она хотела что-то сказать, но только лишь молча показала отогнутый большой палец.

— Это от нас с Марго. Она Макара хорошо знает, — пояснила Ромашова и выдохнула с облегчением.

«Всё. Дело сделано. — Но тут же заволновалась по новой и даже мысленно перекрестилась, ибо Иван встал перед глазами, как настоящий. — Господи, помоги. — Подумала, прикинула и упрямо сжала губки. — Ничего, прорвёмся».

Дома после школы ничего делать не могла. Всё валилось из рук и из головы. Не помогали, ни музыка (пробовала слушать пластинки любимого мамой Вертинского), ни уроки, ни готовка, ни гифки с котиками в интернете — тщетно. Промаявшись до возвращения опекуна с работы, встречала его уже с настроем вечера экзаменационного дня — будь что будет: хоть самый трудный билет, хоть пересдача, хоть камни с неба, только бы всё это быстрей закончилось. И когда Иван появился на пороге, признания, уже довольно компактно и предельно ясно сформулированные, буквально свешивались с кончика языка.

«Надо покормить его сначала. Эх, не выболтать бы». — Девушка верила, что всё в конце концов будет хорошо. И даже лучше.

«Ваня сам так сказал». — Сжала кулачки и собралась.

Но посмотрев на парня, после того как он вошел в зону кухни переодетый и после душа, Арина осеклась — он явно что-то хочет ей сказать сам. Вне всякого сомнения, он тоже пришел с разговором.

«Боже, — замерло сердце у девушки, — неужели что-то с Ритулей? О деньгах узнать не мог. Да и не молчал бы».

Пока стучали ложки о тарелки — на первое был суп — Арина всматривалась в лицо опекуна и так, и эдак.

— Ты хочешь мне что-то сказать? Вернее, рассказать? — не выдержала, когда содержимого в блюдах заметно поубавилось. Элементарно сдали нервы.

— Почему ты так решила? — улыбнулся Иван и выгнул на неё бровь.

— А разве нет? — попыталась сексуально прищуриться. Улыбнуться в ответ не получилось — слишком тяжелый день для этого.

— Да. Но я сначала хотел, чтобы ты нормально поела, потому что… Ну, хорошо. Вижу, у меня уже не получилось.

— Да.

— Ну, так вот. — Он сделал паузу, уже выскребая остатки гущи. — Я сегодня звонил деду и попросил направить нас к какому-нибудь нормальному гинекологу.

Девушка замерла, после чего так это с нажимом сглотнула.

— Ам-м…

— Ты только не волнуйся, пожалуйста. — Отставил тарелку Иван.

— А не лучше… к кому-нибудь… незнакомому. — Начала ломать пальцы Арина и встала, чтобы наложить ему треску в кокосовом молоке со специями. — Дедушка…

— Не думай о нём. Думай о нас с тобой. Незнакомый начал бы много вопросов задавать. Оно тебе надо? Как в ментовке, чес слово.

— Ты был в ментовке? — оглянулась от плиты Арина.

— Я проводил в России бурные каникулы с Базиным, — хмыкнул парень. — Но сейчас не об этом. Дед обещал всё устроить и позвонить сегодня попозже.

— Эм-м… ты сказал: нас с тобой. Ты пойдёшь со мной? — поставила перед ним блюдо с сочной рыбой, подливой и зеленью.

— Спасибо. — Иван кивнул. — Разумеется. — И как-то не очень хорошо улыбнулся. — Я же твой опекун.

— И о чём… мы там будем разговаривать?

— О… контрацепции. Ты против?

— Нет. Но… я тоже хотела тебе что-то сказать.

«Когда ты узнаешь, что я сделала, тебе будет уже не до…», — У девушки был свой метод контрацепции.

— Значит, мне тоже не показалось.

— Нет. Не показалась, — почему-то вспомнила она про одно отрицание в английском, опускаясь на стул напротив Вани. — Я тут… — потёрла указательным пальчиком гладкую поверхность стола, разглядывая её невидящими глазами. — Тут кое-что произошло.

Иван на это только в ожидании разломил кусок хлеба и, закинув кусок себе в рот, принялся жевать.

— Макар попал в беду.

Беспалов сомкнул челюсти да так и застыл с одутловатой щекой. На следующей секунде у него напряглись уши — Арина это увидела.

— Он пьяный сбил человека, и от него требуют деньги. Мы в классе складываемся немного, я взяла из той пачки тысячу баксов. — Девушка всё это выпалила скороговоркой, показав пальчиком себе за спину, и замерла от ужаса. — От меня и Ритули. Она же тоже его хорошо знает.

Последовала немая сцена, во время которой ничего не происходило. То есть, совсем. Никто не шевелился, не говорил, ничего не менялось в пространстве. Могли бы внести живость в атмосферу коты, но те не осчастливили своим присутствием, видимо старательно прочёсывая в это время вверенный им район.

Кстати, о времени.

Оно не остановилось и не замерло, а будто исчезло совсем. Как понятие. Самоустранилось.

Первым отмер Беспалов. Он продолжил жевать и попробовал улыбнуться. Вышло плохо.

— Это шутка? Ты… ведь сейчас не серьёзно, так? — сделал маятниковое движение указательным пальцем между собой и девушкой. Арина поняла, что это неважнецкий знак. Просто хуже некуда.

— Серьёзно, — со страху твёрже, чем требовалось, заявила она.

Усиленно, напряженно думая о чём-то, Иван молчал. Являлась прямой причиной его напряженных мыслительных процессов, Арина, тем не менее, нашла в себе силы залюбоваться — настолько хорош он в своём серьёзном, задумчивом состоянии. Глаз не оторвать.

— То есть… — выпрямился на стуле Иван, — это он лайфхак такой толканул? Чтобы деньжат срубить? Или для хайпа?

— Да ты что! — задохнулась Арина. — Ты бы его видел! На себя не похож. Почернел, даже постарел.

У Беспалова заиграли желваки уже вполне по-взрослому.

— Угу. И ты, значит, растаяла и взломала Бурцевский клад. — На его лице властвовала только одна эмоция. Злость. Она плескалась в карих глазах, залегла в изгибе губ и даже немного обелила цвет кожи.

Арине уже посчастливилось видеть опекуна в конечной точке злости, а вот в начальной стадии свирепости выпал шанс лицезреть впервые. «Не буди во мне зверя» — вспомнилось выражение.

«Разбудила-таки», — вздохнула она.

— Ну… типа того. — Девушка поняла, что всё пропало. И все пропали. Ну, может быть, не все, но она, так точно.

Парень мстительно прищурился, будто хотел ущипнуть её взглядом, сделать больно. Он понятия не имел, как ему приревновать, не унижая себя ревностью.

— А ты знаешь, чем это чревато? — процедил сквозь зубы с какой-то хищнической радостью.

— Я сама могу поговорить с отчимом. С Йурегом. Он мне разрешит, я уверенна.

— Поговорить? — Иван понимал, что ему лучше остыть и немного опомниться, и даже был в силах это сделать.

Но не стал.

Ему захотелось довести ситуацию до абсурда, загнать её насмерть, как любимого коня. Чтобы — с высоты и вдребезги. На осколки. Если отношения обещают быть длительными, то и устраиваться в них нужно максимально удобно и комфортно, а не зажимать себя пружиной, которая рано или поздно рванёт.

Арине же в этот момент он напомнил чайник, который наполнили не то нитрометаном, не то нитротолуолом — они учили по химии легковоспламеняющиеся жидкости — поставили на плиту и одним резким движением повернули рукоятку до упора. Зажгли под днищем газ красивым, голубо-сиреневым цветком.

— Поговорить? — повторил ещё громче Беспалов. — Да ты знаешь, что будет, если там недосчитаются хотя бы одного бакса?

— Ну… ну… а ты не мог бы туда… положить свои… Я потом у мамы попрошу… и она… тебе…

Иван закрыл глаза.

— Боже… — Открыл их. — Не ожида-а-ал. — Отрицательно покачал головой. — Прямо скажем, удивила.

— Вань…

— Ты наказана, — вынес приговор голосом маршала авиации. — Пошла вон от меня, — кивнул подбородком на двери в коридор.

— Вань…

— Во-о-о-он! — заорал и вытянул руку в том же направлении, а другой ударил кулаком по столу так, что несильно гавкнул, лежавший на пороге дома, Тайсон. — Одевайся и уходи, — добавил тихо.

У Арины, как у маленького ребёнка, задрожала нижняя губка.

— Куда… мне… идти?

— Не ебёт. — Опять покачал головой и отвернулся от стола Иван. — Даю пять минут. Чтобы через пять минут рассосалась. Меня не вставляет жить под одной крышей с предательницей и… — тут он запнулся, повернул к ней голову и окинул пренебрежительным взглядом, — и шалашовкой.

Арина почувствовала этот удар торцом хорошего такого бревна в грудь. Да-да, отменно так ощутила. Она даже удивилась, что всё ещё сидит на табурете, а не валяется под плинтусом у стены за спиной.

— Аэм… — попробовала свой голосок на слух. — Кхг, кх… — прокашлялась. — Да как ты… ты… — говорить мешала жутких, чудовищных размеров и силы обида в груди, похожая на плотный рулон стекловаты, который того и гляди норовил там развернуться.

— Всё. Время пошло. — Иван встал и направился к себе в спальню.

Она смотрела вслед его удаляющейся спине, квадратным плечам и умирала от горя. Будто хоронила. Себя или его — без разницы. А может, и обоих вместе.

Но похоронить — это одно. Даже если себя. Трудность в том, что иногда приходиться продолжать жить, уже будучи покойником. Эдаким ходячим мертвецом, который в Арине сидел всегда, трансформируясь и принимая различные причудливые очертания, по мере того, как она силилась понять и смириться с самоубийством своей мамы Лены. И сейчас девушке, которая только-только вкусила счастья любить и быть любимой, да и ещё с человеком, о котором мечтала чуть ли не с младых соплей, предстояло вспомнить детство босоногое и вернуться в него. Туда, где мозг пытается хоть как-то переварить тот факт, что ты оказалась не нужна родной маме — человеку, который по идее должен тебя любить и растить. Хотя бы из любопытства посмотреть на твой выпускной и получить от тебя коробку конфет с первой зарплаты.

«Нет. Больше… не надо».

— Я никуда не пойду, слышишь? — выскочила из-за стола и подлетела к его спине, борясь с желанием запрыгнуть сзади обезьянкой. — Это дом мамы! Я здесь живу!

— Уже нет, — бросил он через плечо, судя по всему, и не думая останавливаться.

— Ваня… — взялась она ладошками за его талию сзади, — Ты не понимаешь. Если бы я не дала денег, меня бы… в классе… Они все, все скинулись. И даже Кирилл Алексеевич дал десять тысяч. — Она всё-таки схватилась за его толстовку, и парня тут же молниеносно развернуло будто какой-то потусторонней силой, как иногда привидения в фильмах.

— Ты предала меня. — Арина ещё ничего не поняла, а её запястья уже были сжаты кистями его рук. Намертво. — Я не могу так!

— А я могу?! Думаешь, мне легко это было?! — на глаза наконец-то навернулись спасительные слёзы, и чуть схлынула тяжесть с души.

— Всё. Свободна, — он как маленькую крутанул её, развернул задом и довольно сильно шлёпнул ладонью по попке, подталкивая от себя вперёд.

— Ауч! — дёрнулась Арина и попробовала закрыть это место ладошкой. — Ты охренел? — возмутилась голосом сестры. — Дурак! — и опять уже стояла передом, как избушка Бабы-Яги.

— Да. Дурак. Через пять минут найду— ремня всыплю. Я предупреждал вас с Марго.

Девушка ринулась на Ивана опять и замахнулась влепить ему пощёчину.

Но как ударить по лицу мужчину-боксёра? Да даже если и не по лицу. Его тело сделало всё за него — рука поставила блок, голова привычно дёрнулась в сторону и увернулась. Он молниеносно схватил её за запястье.

Сколько они так стояли друг напротив друга, пылая гневом и уничтожая один другого, с позволения сказать, взглядами, ни один из них не осознал.

— Никогда. Не смей. Меня. Трогать, — прорычал Иван, выпятив вперёд нижнюю челюсть. — Поняла?

— Поняла. — Арина выдохнула и без замаха, чтобы обмануть противника, ринулась свободной рукой и всё-таки соорудила ему пощёчину в другую скулу, почувствовав под ладонью знакомую, любимую кожу.

Что происходило потом, она понимала плохо — мир закружился, и замелькали картинки перед глазами. Остановилась и очнулась только впечатанная животом в диван и придавленная в спину чем-то тупым и болючим.

«Колено», — подумала девушка, начиная извиваться всем телом, как червяк. Но быстро ослабла и затихла. А когда в образовавшейся тишине услышала над собой сопение и звон пряжки ремня, то дёрнулась уже нешуточно.

В этот момент из кармана штанов опекуна послышалось пиликанье айфона.

Сама точно не поняла: это она вырвалась или Беспалов её отпустил, но Арина подтянулась руками вперёд и собрав под себя ноги, кинулась с дивана. Упала на пол и тут же быстро подскочила.

Развернулась и увидела, как он вытягивает из петлиц брюк ремень, игнорируя звук рингтона.

— Нет. — Выставила руки вперёд, начав пятиться. — Нет-нет. — Когда отошла уже прилично, крутанулась и со всех ног ринулась по коридору к себе в комнату. И очень пожалела, что их спальня с Марго не запирается. Прижала дверь спиной, но этим сделала только хуже — Иван так толкнулся в неё, что Арина отлетела внутрь, да ещё и, споткнувшись, опять повалилась на пол.

Когда-то здесь лежал ковёр, но его «съел» подрастающий Тайсон, которого такие же подрастающие близняшки отказывались отдавать в суровые условия улицы. Тем более ночью, когда страшно.

Поэтому сейчас девушка больно ударилась коленками о ламинат.

Иван мгновенно оказался рядом с ремнём в руках. А дальше ситуация с мельканием картинок и кадров мира повторилась. И даже положение на животе тоже. Только сейчас ещё и задницу обожгло огнём.

— Я.

Девчушка услышала свист и опять огонь на заднице.

— Предупреждал.

Снова свист и огонь.

— Я.

Свист и огонь, да ещё плюс лязг пряжки.

— Предупреждал.

Боль не была сильной — Иван лупил её через домашние штаны и трусики, но вот унижение и стыд.

И Арина сломалась.

Не справилась.

Ей даже показалось, что она лежит или валяется, как сломанная кукла. В неестественно изуродованной позе, хоть парень вполне упорядоченно пригвоздил её коленом между лопаток, а руки держал в замке над головой.

Она начала плакать. Горько. По-девичьи. Плакала так, будто была в комнате одна. Да и в жизни тоже. А потом сама себя услышала и принялась рыдать.

Её опустили, и Арина смогла распрямить руки. Тут же обняла ими голову и ухнула в истерику с ногами. Отдалась на откуп.

Её рвало на части, и сознание уже готово было вот-вот сдать свои позиции. Во входную дверь дома поскрёб лапой Тайсон, и оттуда послышался его громкий скулёж.

Девушка почувствовала, как кто-то оторвал её от пола. После чего под спиной мягко прогнулась кровать, и затылок обняла родная подушка. Арина приоткрыла глаза — над ней стоял Иван. Его лицо было как в тумане — выражение и мимику за слезами не рассмотреть, только лишь растрёпанный, свесившийся до носа длинный чуб. Она тут же закрыла руками свою зарёванную мордашку и резко отвернулась к стене.

Ей очень не хотелось упускать обиду из души, но та, растопленная мягкой кроватью и подушкой, таяла, как льдинка в руках.

«И как плакать в такой обстановке, скажите на милость? — почему-то, совершенно по-глупому начала шутить сама с собой девушка. — Безобразие. Никаких условий.

Но не прекращать же на ровном месте. Поэтому продолжила уже чисто ради процесса. Слёзы — это то же лекарство — нужно пройти полный курс терапии, а не тупо глушить болезнь.

Она очень надеялась, что Иван пожалеет её и уйдёт.

Поэтому, когда всхлипы стали терять свою выразительность и мощь, и каждый последующий уже явно проигрывал предшественнику в драматизме и накале, Арина обернулась.

Парень сидел отёршись спиной о её кровать, запустив кисти рук себе в волосы и обхватив ими голову. Сухожилия фаланг красиво напряглись под кожей без жировой прослойки, резко обрисовались костяшки. Поодаль на полу валялся откинутый ремень.

Поза опекуна кричала об одиночестве точно так же, как и её слёзы. Арина это почувствовала. Её с пяток до макушки прострелило нечто невиданное, ни разу доселе не чувствованное. Абсолютно незнакомое и совершенно новое. Резко, до звона в ушках захотелось совершить какой-нибудь поступок. Резкий, крутой, взрывоопасный. Подвиг или преступление — без разницы.

«В жизни всегда есть место подвигу», — любила приговаривать мама Жанна, когда ей предстояло, допустим, за ночь написать бухгалтерский отчет для налоговой.

«Пожалеть! — осенило Арину. — Его нужно пожалеть! Немедленно!»

Но легко сказать. А если не жалеется? Попа ещё неприятно побаливала, и, судя по всему, это надолго.

«Господи, он ведь тоже вырос бог знает где. Без мамы. А я тут…» — Всхлипывая и игнорируя попаболь, девушка села и подождала, полка её заметят.

Не дождалась.

Продвинулась ещё дальше и положила ладошку ему на плечо.

Он тут же, не зачёсывая назад волосы, вытащил одну руку и накрыл её кисть. И слегка сжал.

Приободрённая, стараясь дёргать подбородком от всхлипов, как можно незаметней, Арина высвободилась, поменяла положение в кровати, подползла к парню, протянула руки и сомкнула их у него на груди. И положила голову на плечо.

— Прости меня, пожалуйста.

Он повернулся к ней настолько, чтобы увидеть красный, распухший нос и мокрые, слипшиеся ресницы.

— Люблю я тебя, Арин. — Горько, мученически вздохнул. — Сильно люблю.

Прошел месяц.