И в горе, и в радости

ГЛАВА 32

— Мне нужно с тобой встретиться. — От этого голоса у Александры сразу зачесалось под черепной коробкой. Интересно, могут ли чесаться мозги? Наверное, могут. — Ты меня слышишь?

— Разумеется, слышу, я ведь не глухая, — ответила Александра, теребя брелок на связке ключей. Вот тот самый ключ, которым она открыла дверь в страшную комнату… Несколько дней назад, а кажется — вечность. — Во-первых, здравствуй, Владимир.

— Здравствуй. Извини. Просто я… У меня…

— Я уже поняла, что ты находишься в некотором душевном смятении. Не так ли?

Александра сама себе поражалась. «Некоторое душевное смятение» — это ж надо такое выдумать! На Краснова, похоже, это произвело впечатление.

— Да. Ты права.

— Это касается меня? Или Киры?

— Тебя. И Киры. Мы не могли бы встретиться, чтобы обсудить все это подробнее?

С ума сойти! У него в голосе прямо-таки слышалось нетерпеливое звучание умоляюще-униженных интонаций. Что могло случиться? Небо на землю рухнуло, что ли, а Александра и не заметила?

— Ты согласна? — допытывался Владимир.

— Согласна, — вздохнула Александра. — Где ваша светлость изволит назначить мне встречу?

— Я мог бы приехать к тебе, — после паузы заявил Краснов. — Если ты меня пригласишь, конечно.

Если б разговор происходил не в автомобиле, Александра бы с кресла упала! Но падать было некуда — впереди торчал руль, сзади подпирала спинка. Поэтому пришлось с достоинством заявить:

— Буду рада такому гостю. Приезжай сегодня же. Я дома после полудня. Запиши адрес…

— Записываю. С твоего разрешения, я приеду к часу.

На этом потрясающая беседа закончилась. Александра отключила телефон и сунула его в сумку. Чтобы больше никто не вздумал позвонить, чем-то ее отвлечь, что-то назначить. Кстати, ей пришло в голову, что у Краснова не было номера ее телефона! Этот разговор был странен не только но тону, но и по самому факту! Владимир Краснов не звонил Александре никогда. Она — да, звонила ему. Когда ей что-то было нужно. А было нужно ей очень редко. Но он ей не звонил… Или она все же давала ему номер телефона? Этого Александра, как ни билась, припомнить не могла.

Следовало спешить домой. Посмотреть, все ли там в порядке, предупредить Галину, привести себя в порядок. И хорошенько подготовиться к разговору — хотя как можно подготовиться к тому, о чем не имеешь понятия?

Как можно готовиться к встрече с человеком, о котором ничего не знаешь?

Александра фактически совсем ничего не знала о Краснове.

Она знала о нем меньше, чем о самом случайном прохожем, спросившем, который теперь час. Как странно — у нее ребенок от Краснова, а они — незнакомые люди. Впрочем, такое часто бывает. Чаще, чем можно предположить.

Тогда, почти двадцать лет назад, она была очень молода, очень наивна. Наверное, очень хороша собой. Судить трудно. Фотографии тех лет сохранили вполне невинный образ девушки-ребенка с круглыми наивными глазами, но во взрослом шелковом платье и со взрослой прической. Она приехала в Ленинград, впервые в жизни вырвавшись из родного села. Город показался ей очень холодным, очень страшным и бесконечно чужим. У нее никого тут не было… А ей предстояло тут жить и учиться.

В институтском общежитии она жила в одной комнате с тремя такими же провинциалками, как и она сама. Неразлучные подружки, Людка и Оксана, были занудными зубрилами, проводили все свое свободное время в библиотеке, говорить могли только об учебе. А третья… Нинка Кудякова, разбитная деваха, думала и говорила исключительно об удачном замужестве.

«У нас, девки, факультет женский, его так и называют — факультет старых дев, — вещала она вечерами, глядя в потолок и размазывая по мордашке огуречную маску. — А кончишь учебу — пойдешь в школу работать, там тоже мужиков не навалом. Так и прокукуешь век. Не знаю, как вам, а мне такое дело не подходит. Вы, зубрилки, в аспирантуру готовитесь? Да кому вы нужны в аспирантуре? Тут своих ученых полно. Поедете обратно в свою Мухосрань, всю жизнь с охламонами провозитесь, только и будет у вас счастья, что родители на Восьмое марта хрустальную вазочку подарят. Не-ет, я на свою жизнь другие планы имею. Я себе золотую рыбку поймаю… Останусь в городе, вот увидите».

Если бы не разбитная Нинка — кто знает, как повернулась бы судьба Александры? Соседка но общежитию сообразила, что и на улицах, и на танцах охотнее знакомятся с двумя подружками. Парни-то тоже ходят по двое, два и два, вот и будут две парочки. И стала таскать за собой Александру. На танцы вместе ходили, и в кино, и по театрам… От парней отбою не предвиделось, но все это было не то, все это было несерьезно…

«Я, Шурочка, этих прохвостов насквозь вижу, — хвасталась Нинка. — Сразу видно, что у парня на уме. Время он с тобой провести хочет или серьезные намерения имеет…»

Но и на старуху бывает проруха. Несмотря на всю свою житейскую мудрость, Нинка влюбилась в художника. Художник был немолод, нетрезв и беден. У него имелось одно существенное достоинство — он был холост и являлся счастливым обладателем комнаты с косым потолком в мансарде, которую с гордостью именовал «студией». Познакомились они, насколько Александра знала, на какой-то выставке. Огненная южнорусская Нинкина красота, редкая в Северной Пальмире, скосила застенчивого художника под корень. Не в силах сопротивляться ее темпераментному напору, живописец с говорящей фамилией Недогонов позволил испортить свой девственно-чистый паспорт штампом, а свою привычную холостяцко-богемную жизнь — женской заботой и лаской.

Неожиданно для себя самой Нина оказалась владелицей светского салона. В мансарду с косым потолком, с видом на помойку, приходили писатели, художники, актеры, товароведы и фарцовщики. Бывали там и иностранцы… Картины Недогонова продавались — а когда не хватало денег, гости приносили с собой портвейн, серые макароны и рыбные консервы… В общем, Нинка была довольна жизнью. Теперь она звалась Нонна и за ней ухаживали богемные знаменитости. Влюбиться в нее считалось правилом хорошего тона. Надо отдать ей должное — разбитная деваха стала примерной супругой, и никто не мог похвастаться победой над женой Недогонова.

Выскочив замуж, Нина не забыла свою подругу и наперсницу. Она пригласила Александру в гости. Александра пришла и тут же почувствовала себя провинциальной, старомодной, отсталой. В студии собралась богема. Истерзанные постоянным непониманием и недоеданием поэты декламировали странные стихи. В прихожей на сваленной груде пальто спал бард, впоследствии всенародно прославившийся. Даже во сне он не выпускал из рук гитары… Фарцовщики с наглыми глазами говорили вполголоса о чем-то своем. Насколько Александра могла понять, речь шла о какой-то иконе. На девушку никто не обращал внимания. Нонна варила на кухне картошку, ее муж спорил с коллегой но цеху. Чересчур оживленная дискуссия грозила вот-вот перейти в мордобой.

— Не волнуйтесь, они не подерутся, — сказал кто-то у нее над ухом.

— Да? — переспросила она, пытаясь краем глаза рассмотреть собеседника.

— Они все время так общаются. Хотите портвейна?

Александра выпила стакан чернильного цвета пойла. Сразу зашумело в голове и стало весело. Она забыла про свое нелепое шерстяное платье в клеточку, про портфель с книгами и про заштопанные колготки. Дешевый портвейн сделал чудо. Александра показалась сама себе светской львицей, богемной дамой, загадочной и томной. Она положила ногу на ногу и впервые в жизни закурила сигарету. Сигареты назывались «Шипка» и воняли невыносимо. Закинув ногу на ногу и стараясь не затягиваться, светская львица в клетчатом платье внимала своему собеседнику. Мужчина представился Владимиром. Он красиво, умно и долго говорил о новой книге Солженицына, о загадочной гибели Галича, об академике Сахарове. Александра содрогалась и кивала. Все это было страшно интересно, страшно и интересно.

— Давайте сбежим? — предложил ей новый знакомый.

— Давайте, — с готовностью согласилась Александра.

Они долго гуляли по ночному Ленинграду. Шел мокрый снег, Александра быстро промочила ноги в замшевых бежевых сапожках. Эти сапожки были ее гордостью, она сама купила их в Апраксином Дворе, истратив всю стипендию и доложив денег из присланных отцом. И вот теперь они так подло подвели ее.

— Что же ты молчала? — побранил ее Владимир, когда она наконец пожаловалась на закоченевшие ноги. — Давай зайдем ко мне — это рядом…

Александра не посмела отказаться. Владимир понравился ей. Он был высок и очень хорош собой — темно-серые стрельчатые глаза, прямой нос, мужественный подбородок.

В полутемной квартире пахло краской и мелом, там шел ремонт. Но гармошки батарей старательно источали ровное тепло, скоро согрелся чай, и Александра почувствовала себя уютно. Она приготовила ужин из продуктов, которые нашлись в невиданном огромном холодильнике. «Импортный», — сообразила девушка, осторожно прикрывая дверцу. После еды Александра вымыла посуду, Владимир в это время застелил простынями узкий диван.

Все произошло очень быстро и просто, как будто не в первый раз. Александра заснула на плече своего мужчины, а утром он разбудил ее вопросом:

— А ты предохраняешься?

Она даже не поняла толком, о чем он ее спросил.

— Нет… ну ладно, я принял кое-какие меры…

Александра с трудом сообразила, о чем он говорит, и покраснела до корней волос.

— Ну что, подруга? Тебе, наверное, на учебу надо?

— Надо, — пробормотала Александра.

— Так собирайся. Я сейчас кофе сварю.

Сапожки, на ночь пристроенные к батарее, совсем высохли. Александра сунула ноги в их теплое нутро, нырнула в пальто, поданное Владимиром. Тот небрежно поцеловал ее в висок.

— Давай, до скорого. Ты извини, что не провожаю, у меня там ванна набирается…

Из глубины квартиры действительно слышался шум бегущей воды. Александра послушно кивнула и вышла, прихватив тяжеленный портфель.

Для нее все было ясно и понятно. Ведь как у Нинки получилось с ее художником? Она переночевала у него, потом пришла в общежитие и сразу собрала вещи. А к вечеру уже переехала в мансарду со скошенным потолком. Конечно, она, Александра, не такая отважная. Она, пожалуй, погодит собирать вещи. Жаль, что она так мало узнала о Владимире. Но ничего, будет время узнать его ближе. Главное — он не женат, невесты у него тоже нет. Квартира явно без женской руки. Отец с мачехой, к счастью, живут отдельно, где-то за городом. Значит, Владимир и она встретят вместе Новый год. Может быть, посидят вдвоем. Она наготовит салатов, пожарит мяса, напечет пирогов. Они выпьют шампанского и будут смотреть «Голубой огонек». А может быть, пойдут в гости к Нинке… Или Владимир захочет, чтобы они провели новогоднюю ночь в компании его друзей? Что ж, Александра будет не против. Нужно только не забыть обзавестись новым платьем. Отец пришлет денег к празднику, и она купит то, из темно-красного шелка… давно уже на него заглядывалась. Или платье стоит одолжить у кого-нибудь из подруг, а деньги на всякий случай приберечь?

Засыпая, она представляла себе, как привезет Владимира в деревню знакомить с отцом, как сама будет гостить у его родных за городом… И улыбалась во сне. А в ней уже кипело что-то, шли потайные процессы, зарождалась новая жизнь…

Вечером она пришла к дому Владимира, позвонила в дверь. Но ей никто не открыл, и окна квартиры были безнадежно темны. Его не было дома! Как странно! Неужели он не ждал ее? Или, может быть, они разминулись? Владимир пошел к ней в общежитие? Конечно! И она должна была сидеть и ждать его, а не бегать по темным улицам! У девушки должна быть своя гордость — так об этом везде говорят и пишут.

Но в общежитие Владимир не приходил. Подруги смотрели на Александру удивленно — мало того что дома не ночевала, так теперь выглядит и ведет себя как полоумная!

Не дождавшись Владимира, девушка заснула, вдоволь наревевшись. Он не пришел и на следующий день, и через два дня…

«Наверное, очень занят, — соображала Александра, — мужчины всегда заняты».

Лекции и семинары в институте кончились, впереди маячила грозная первая сессия, но девушка не в состоянии была думать об экзаменах. Чтобы развеять тоску, она отправилась в гости к Нинке. У той, как всегда, сидели гости. Подруга приняла Александру приветливо, но поглядывала на нее лукаво.

— Что, Шурка, подцепила фраера? — прошептала Нина, улучив момент. — Хорош, ничего не скажешь. С ног до головы — фирма, папочка-профессор, сам в экономическом учится… Да только такого не просто окрутить. Это тебе не мой растяпа. Смотри, тебе жить. Попытка не пытка.

Александра кивнула, но сердце у нее похолодело. Что значит «не просто окрутить»? Разве она уже не окрутила? Да и зачем крутить, спрашивается? Они полюбили друг друга, стали как муж и жена, только без регистрации. Неужели есть другая точка зрения?

Как оказалось, есть. И вскоре ей пришлось с нею познакомиться. Новый год, к слову, пришлось встретить в общаге, в компании двух занудных подружек. Нина с мужем к себе не позвали, на что Александра, честно говоря, очень сильно рассчитывала.

Сессия далась девушке легко. Сердечные волнения не успели сказаться на учебе, и она отлично сдала экзамены. На каникулы домой не поехала. Отец прислал перевод и приветливую телеграмму. Поздравлял с Новым годом, подбадривал дочку, уговаривал не скучать и как следует отдохнуть, повеселиться в Ленинграде.

Но Сашеньке было не до веселья. После экзаменов она почувствовала себя плохо. Впрочем, многие в общежитии мучались расстройством желудка — видно, недобросовестная администрация студенческой столовки перед праздниками стремилась сэкономить как можно больше себе на шампанское, и пища стала совсем уж неудобоваримой.

Целыми днями Александра лежала на своей общежитской койке. Девчонки разъехались по домам, никто не приходил ее навестить. Раз в день она находила в себе силы выползти на улицу, покупала свежую булку, бутылку кефира. Больше организм ничего не принимал. С ужасом Сашенька поняла, что ежемесячные женские трудности тоже обошли ее стороной…

Мысль о беременности заставила Сашеньку мобилизовать все силы. Она заставила себя встать, приоделась и пошла к Владимиру. К удивлению, ей удалось застать его дома. Нежданной гостье он обрадовался:

— О! Куда ж ты тогда пропала? Сессию сдавала, да? Ну проходи, проходи. Что-то ты бледненькая. Ничего, сейчас я тебя чаем напою.

Они пили чай в чистенькой, отремонтированной уже кухне. И Владимир посмеивался, глядя то на Сашеньку, то в дверь кухни, откуда видна была незастеленная постель.

— Что-то ты грустная, — шутил он, а тяжелая рука уже мяла Сашенькину коленку. — Может, вина? У меня есть крымская мадера. Хочешь мадеры?

— Я беременна, — ляпнула Александра. — Мне пить нельзя.

— Та-ак, — протянул Владимир. В лице он не изменился, но руку с Сашенькиной коленки сразу же убрал. — И ты пришла ко мне с этой радостной вестью?

— К кому ж мне идти, — пожала плечами Александра. Она чувствовала за собой какую-то правоту, оттого держалась очень храбро. Очевидно, Владимиру эта храбрость показалась на редкость возмутительной.

— Да к кому угодно! — рявкнул он так, что в кухонном шкафчике жалостно задребезжала какая-то утварь. — Почему ко мне-то?

— С тобой же гуляла, — оробев, ответила Александра.

— Со мной? А еще с кем? Вот к ним и иди. Я, милочка, поберегся. Это не мой ребенок. Если ты и в самом деле беременна.

— Я… Да…

— А может, это все девичьи фантазии? Ты что думаешь, на мальчика нарвалась? Думаешь, я вас таких не видел? Значит, ложишься под холостого мужика с квартирой и пропиской, а потом — ах, ты станешь папой? Ну нет, дорогая. Я не из тех, кто женится. Меня на этот крючок не поймать. Или придумай что-нибудь более оригинальное, или найди дурака, который поверит в эту старую сказку!

— Я схожу к врачу и принесу тебе справку!

— Очень хорошо. Буду ждать с нетерпением. А теперь давай надевай свой лапсердак. Аудиенция закончена.

Александра быстро оделась в прихожей, причем Владимир на этот раз не подал ей пальто, несправедливо обруганное «лапсердаком»! Джентльменские ухватки, очевидно, применялись только в определенных ситуациях. Галантность не годилась для беременной любовницы!

К сожалению, простодушная Александра приняла ироническое высказывание Владимира насчет справки от врача за чистую монету и пришла к нему во второй раз. Но в этот раз он ее даже на порог не пустил.

— Вот деньги, — сказал он и сунул в дверную щель конверт. — Возьми и уходи. Хочешь — сделай аборт. Не хочешь — не делай. Но учти: я никогда не признаю этого ребенка. Пытаться меня разжалобить бесполезно. Уходи, чтоб я тебя не видел!

Александра ушла.

Об аборте она не думала. Слышала, что бывают такие женщины, которые избавляются от детей. Читала в журнале «Здоровье» о том, как это вредно и плохо. К себе применить не могла, как ни пыталась. Ребенка решила оставить. Скоро ее беременность стала явной для соучеников и преподавателей. Вопреки ожиданиям, ее не стали клеймить и позорить — правда, намекнули, что ей придется покинуть общежитие и найти себе частную квартиру…

Понимание и трогательное сочувствие преподавателей здорово помогло Сашеньке. Она досрочно сдала летнюю сессию, оформила академический отпуск и уехала к отцу. Владимира она до появления на свет Киры больше не видела. Да и потом их встречи носили напряженный характер…

Но теперь что-то изменилось. В голосе Владимира Дмитриевича Краснова Александре послышались новые, незнакомые интонации. Что это? Сцена из советской мелодрамы «Москва слезам не верит»? Твой отец не только жив, но даже довольно упитан? Петербург тоже не верит слезам. Несмотря на схожесть судьбы и имени, Александра не любила эту классическую слезокапку.

— Теперь ты все знаешь, — выдохнул Владимир, отвернувшись к окну. — Прости меня. Нас всех.

— Мне не за что тебя прощать, — бодро заявила Александра. — Это ты меня прости.

Рассказ Владимира обрушился на нее и придавил, как снежная лавина. Но под лавиной тоже можно жить. Можно набраться сил и вылезти на поверхность. Главное — пережить первый, самый опасный момент, когда ледяные осколки вопьются в твое тело, а снежная пыль забьет дыхание.

И Александра сделала это. Она была сильным человеком, сильной женщиной. Она смогла.

— За что? Ты ни в чем не виновата!

Владимир давился слезами. Видеть на своей кухне плачущего мужчину, немолодого, уважаемого человека, было странно. И страшно. Но Александра Леонидовна Морозова справилась и с этим. Этот человек — ее брат. Старший брат, которого у нее никогда не было, о котором она всегда мечтала. И сейчас ему плохо. Значит, она должна ему помочь. Она должна взять его ношу на себя. Она сможет. Она выкарабкается из-под этой лавины.

— Выслушай меня, — мягко сказала Александра. Владимир достал белоснежный платок, крепко утер покрасневшие глаза и посмотрел на нее. Приготовился слушать. — Ты был прав тогда… Двадцать лет назад. Кира — не твоя дочь.

— К-как? — только и смог выговорить Владимир.

— Вот так. Все, что ты мне тогда говорил, все твои обвинения справедливы. Я залетела от случайного знакомого, богемного писателя. Там же с ним познакомилась, у Нонны Недогоновой. Позволь уж мне не называть его имени. Разумеется, я не могла рассчитывать на брак — он был женат, и у него были дети. Между вами было определенное внешнее сходство… И я сделала ставку на тебя. Я затащила тебя в постель, а потом сказала, что это твой ребенок. Ты был свободен, богат и вполне мог на мне жениться. Гипотетически.

— Гипотетически мог, — согласился Владимир. Глаза его заблестели, но не мутным блеском слез, а ярко и радостно. — Как гора с плеч!

— Я рада. Ты простил меня?

— Да! Да, конечно, честное слово, это самая лучшая новость за последние двадцать лет!

— А о том, что было между нами… Вполне можно забыть, как мне кажется. Я уж и не помню ничего.

— И я…

Они не обнялись и не расцеловались, не стали произносить речей о том, как приятно обрести друг друга. Они просто сидели и пили чай. Они говорили, как говорят малознакомые, но симпатичные друг другу люди, как говорят родственники, живущие далеко друг от друга и встречающиеся только на семейных торжествах.

— Ты, конечно, и не подумал разыскивать свою племянницу? — ехидно прищурилась Александра. — Думаю, тебе стоит взяться за дело теперь. Тебя же интересует ожерелье, я правильно поняла?

— Не искал, признаюсь, — со вздохом ответил Владимир Дмитриевич. — Не ругай меня за это. Я же не детектив, не сыщик из романа… Но если тебе нужна помощь… Как говорил Кнуров из «Бесприданницы» — для меня невозможного мало… И ожерелье меня интересует. Оно у тебя?

— Нет. Твой отец отдал его мне, это правда. Но я приняла его за безделушку. Оно не выглядело золотым, и камни тоже не смотрелись драгоценными. Я думала, что оно очень старое… И долго хранила. Когда Кире исполнилось двенадцать, я отдала его ей. Не знаю, где оно сейчас. Вряд ли она его потеряла. Скорее всего, припрятала куда-нибудь.

— Ладно, черт с ним. Скажи, как я могу тебе помочь?

— Вот слушай…

Чаю они напились «до седьмой тоски». Когда седьмая тоска подступила, ее развеяла вернувшаяся из храма Галина. Ей был представлен новоявленный братец, рассказана история о хитрой девчонке, пытавшейся поймать выгодного жениха «на беременность». Галина поплакала, выпила корвалола, подержалась, не без того, за голову и за сердце. Но она-то была крепкая баба, деревенской закалки! Ее такими мелочами не проймешь! Главное — найти девочку, а уж чья она дочь — не суть важно. И брату Галина обрадовалась.

— А я ж тебе на могилку цветочки носила! — повторяла она постоянно, отчего Владимир каждый раз несколько спадал с лица и отмахивался.

Дня, целого дня оказалось мало для разговоров. Впереди ждали дела.

— Если адрес точный и номер машины правильный — мои ребята на него сегодня же выйдут, — заверил Александру новообретенный братец.

— Хорошо, хорошо. Смотри только, чтоб твои чичисбеи не перестарались. Пусть только расскажет, где взял кольцо и где Кира!

— Не учи, сам знаю…