Глава 16

Январь 1883 года


Когда Джиджи проснулась, комнату заливал мертвенно-бледный свет. Часы показывали половину десятого. Она рывком села в постели и воскликнула:

– О Боже!..

Ах, как же так? Ведь в девять часов они должны были выехать в Бедфорд, а оттуда отправиться в Париж!

Выбравшись из постели, Джиджи поспешно надела халат, после чего бегом бросилась в соседнюю комнату и дернула за шнур звонка – чтобы принесли горячую воду. К счастью, дорожное платье приготовили еще накануне вечером. Надев нижнюю сорочку, Джиджи стала надевать панталоны, потом – нарядную нижнюю юбку и корсет. Несколько минут спустя она перевела дух. Слава Богу, оделась. Вернее, почти оделась – предстояло еще затянуть корсет. Но куда же запропастилась ее горничная с горячей водой? Наверное, заблудилась в незнакомом доме.

Джиджи принялась сражаться с корсетом. Она изо всех сил дергала за шнурки, пытаясь потуже затянуть каждую пару укрепленных стальной проволокой петелек, и одновременно выворачивала шею, проверяя в зеркале, как продвигается дело.

Дверь наконец-то отворилась.

– Быстрее, Иди! – крикнула она. – Я уже два часа как должна быть одета!

Но это была не Иди, а Камден, готовый хоть сейчас тронуться в путь. Он словно только что сошел с Олимпа – спокойный, сдержанный, прекрасный. Она же стояла перед ним с растрепанными волосами и в дезабилье.

Но ведь он видел ее и вовсе без одежды, не так ли? Так что, наверное, не стоит волноваться. Улыбнувшись, Джиджи сказала:

– Доброе утро, Камден. Я, к сожалению, проспала, но ничего страшного, верно?

– Ты права, ничего страшного. Но все-таки хорошо, что ты уже проснулась.

Снова улыбнувшись, она сказала:

– Прости, пожалуйста. Я буду готова через минуту, и мы сможем ехать.

Маркиз посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом, потом вдруг спросил:

– Справишься сама?

Не дожидаясь ответа, он развернул ее спиной к себе и занялся хитросплетениями корсета. А Джиджи, глядя в зеркало, любовалась мужем – он был необычайно красив, и им нельзя было не восхищаться.

– Готово, – сказал он минуту спустя.

Развернувшись, Джиджи потянулась к мужу, но он отвернулся от нее. Как странно… Может, он не заметил ее протянутой руки? Чтобы как-то выйти из положения, она сказала:

– Ума не приложу, почему до сих пор не пришла горничная. Я плохо представляю, как укладывать волосы.

Камден стоял, глядя в окно, выходившее в парк за домом.

– Не торопись. Я дал прислуге выходной. Мы никуда не едем.

Джиджи замерла с расческой в руке.

– Не едем? Но ты ведь уже пропустил начало занятий. – Она принялась расчесывать волосы. – Поезд отправляется из Бедфорда только в половине второго, и у нас еще есть время.

Маркиз криво усмехнулся:

– Наверное, ты меня не поняла. Я не сказал, что не еду.

Много лет назад, на семейном празднике, Джиджи садилась, а кузен в этот момент выдернул из-под нее стул. Она тогда шлепнулась на пол, и ей показалось, что внутри у нее все перевернулось. Сейчас она чувствовала то же самое, хотя и не падала.

– Что?.. Ты о чем?

– Я решил зайти и попрощаться перед отъездом, – с невозмутимым видом заявил Камден.

Джиджи замерла, ошеломленная словами мужа. Он хочет бросить ее на следующий день после свадьбы, на следующее же утро после такой незабываемой брачной ночи?

– Но как же?.. – пробормотала она. – Почему?..

Тремейн посмотрел на нее как-то странно.

– По-моему, у нас изначально был уговор: как только мы скрепим наш брак, каждый из нас пойдет своей дорогой, пока не придет время рожать наследников.

Джиджи пришел на ум глупейший ответ. «Ты хоть что-нибудь понимаешь в контрактах? – чуть не спросила она. – Ты отклонил мое предложение, и оно больше не имеет силы. Этот брак заключался на совершенно других условиях.

– А как же… как же наш званый вечер? – пробормотала она в растерянности.

«Как же так? – думала Джиджи. – Ведь еще несколько часов назад он был так нежен со мной… А теперь преспокойно заявляет, что всегда считал наш союз браком по расчету. И зачем же он тогда приезжал ко мне каждый день, когда мы были помолвлены? Зачем строил планы на будущее? И как же обручальное кольцо у меня на пальце? Как Крез?..»

– Никакого вечера не будет, – ответил Тремейн.

– Но мы уже выбрали меню и вина… – Она сделала глубокий вдох. – Камден, почему?..

В следующее мгновение она с ужасом поняла: ее обвели вокруг пальца. Оказывается, Камдена всегда интересовали только ее деньги. А те чудесные часы, которые они провели вместе, были всего лишь продуманным ходом – чтобы она не передумала.

Швырнув на пол расческу, Джиджи воскликнула:

– Вот так новость! А я-то думала, что мы будем жить вместе и после свадьбы. Мы с матерью пошли на огромные расходы, чтобы найти нам в Париже квартиру и прислугу, переправить туда мою мебель и… В общем, ты понял, о чем я говорю. Мы с матерью считали тебя порядочным человеком, считали, что на тебя можно положиться, а ты… – Она умолкла, пристально глядя на мужа.

Спокойно выслушав ее, он усмехнулся и спросил:

– А ты со мной как поступила? Хочешь сказать, что ты порядочная женщина?

Джиджи открыла рот, но слова застряли у нее в горле под его беспощадным взглядом. Она понятия не имела, что он может на кого-то – тем более на нее – так смотреть. Наверное, такие же глаза были у Ахиллеса, перед тем как он растерзал Гектора, – глаза, горевшие яростью.

И тем страшнее ей было, потому что в остальном он держался также сдержанно и благовоспитанно, как всегда.

– Я… я не понимаю, о чем ты…

– Не понимаешь? Удивительно. Как же ты забыла о своих махинациях?

В голове у нее загремела оглушительная какофония – это рушился сверкающий дворец ее счастья, который она возвела на песке. Силясь вырваться из пучины отчаяния, Джиджи сделала несколько глубоких вдохов.

– Меня интересует только одно: где ты нашла фальсификатора? Ты что, пробралась в логово мошенников? Или в Бедфордшире их можно встретить на каждом шагу?

Судорожно сглотнув, она пробормотала:

– Егерь из «Верескового луга» в молодости подделывал документы, вот я и попросила…

– Ясно. Ловко придумано.

– Когда… Когда ты узнал? – Она старалась не расплакаться.

– Вчера днем.

Все закружилось у нее перед глазами. «Когда вступаешь в сговор с дьяволом, – часто говорил ей отец, – выигрывает только дьявол». Надо было его слушать.

Тремейн презрительно усмехнулся:

– Что ж, очень хорошо. Рад, что мы устранили все недоразумения относительно нашей с тобой порядочности в этой истории. Теперь ты, вне всяких сомнений, понимаешь, почему я уезжаю без тебя.

Умом – да. Но сердцем Джиджи чувствовала: она любит его, а он – ее.

– Знаю, сейчас ты на меня злишься, – сказала она вкрадчиво, осторожно – будто мышь, пробирающаяся мимо кошки. – Давай я через две недели приеду к тебе в Париж, когда ты…

– Нет.

Услышав решительное «нет», Джиджи похолодела. Но все же она не собиралась сдаваться без боя.

– Ты, безусловно, прав. Две недели – слишком короткий срок. Как насчет двух…

– Нет.

– Но мы же муж и жена! – в отчаянии прокричала Джиджи. – Так не может долго продолжаться!

– Позволю себе не согласиться. Очень даже может. Мы договорились жить раздельно – значит, и будем жить раздельно.

Джиджи никогда никого не уговаривала. Она со всеми говорила с позиции силы, даже со своей матерью. Но сейчас у нее не было выхода!

– Камден, пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не решай сгоряча, не перечеркивай наше будущее! Камден, заклинаю тебя! Ну что мне сделать, чтобы ты передумал?

Во взгляде маркиза было столько отвращения, что она почувствовала себя какой-то мерзкой тварью.

– Для начала можешь попросить у меня прощения, как того требуют вежливость и воспитанность.

Джиджи захотелось надавать себе оплеух. Конечно, он ждал, что она будет валяться у него в ногах и молить о прощении! Гордость огромным комком стала у нее поперек горла, но она проглотила ее. Ради него. Ради любви, от которой не могла отказаться.

– Прости меня. Прости, мне ужасно, ужасно жаль!

Тремейн немного помолчал.

– Неужели? В самом деле жаль? Или ты просто жалеешь, что попалась?

А какая разница? Если бы она не попалась, ей бы вообще не пришлось извиняться.

– Нет, я сожалею о том, что сделала, – ответила она, потому что именно это ему хотелось услышать.

– Прекрати мне лгать, – процедил Камден. Он произносил слова, словно выплевывал их сквозь зубы. – Прекрати мне лгать, – повторил он.

– Но я правда раскаиваюсь. – Ее голос дрожал, и она ничего не могла с этим поделать. – Пожалуйста, поверь мне.

– Нет, ты не раскаиваешься. Ты просто жалеешь, что больше не сможешь водить меня за нос, что тебе больше нет веры и что безоблачное семейное счастье упорхнуло у тебя из-под носа.

Джиджи начинала злиться. Зачем он потребовал от нее извинений, если не собирался их принимать? Зачем заставил унижаться понапрасну?

– Может, я и не сделала бы ничего подобного, если бы не твоя ослиная глупость! Я видела мисс фон Швеппенбург. Не знаю, что ты в ней нашел, но с ней ты был бы счастлив… как утопленник. Да она и не вышла бы за тебя, потому что во всем слушается свою мамашу. Она бесхребетная и…

– Довольно! – перебил ее Камден. – Неужели так трудно быть честной?

Джиджи вдруг почувствовала себя дурой. С какой стати ее потянуло говорить о мисс фон Швеппенбург?

– Желаю тебе удачи, – сказал маркиз. – Но лучше не попадайся мне на глаза – ни через два месяца, ни через два года, ни через два десятилетия.

Наконец до нее дошло, что муж не шутит и что ей не будет прощения.

Бросившись ему наперерез, она закричала:

– Пожалуйста, выслушай меня! Я не представляю, как буду жить без тебя!

– Так представь, – отрезал маркиз. – Как-нибудь проживешь. А теперь уйди с дороги. Позволь мне выйти.

– Ты не понимаешь!.. Я люблю тебя!

– Любишь? – усмехнулся Камден. – Выходит, во всем виновата любовь? Хочешь сказать, любовь затмила твой разум, заставила тебя пойти на подлый поступок, заставила лгать?

Джиджи вздрогнула. Муж бросил ей в лицо слова, которые она как раз собиралась сказать.

Маркиз шагнул к ней с угрожающим видом, и Джиджи впервые в жизни по-настоящему испугалась. Но все же она не отступила, не отошла в сторону. Приблизившись к ней вплотную, Камден взял ее за плечи и, глядя ей в глаза, проговорил:

– Лучше бы вы не рассуждали о любви, леди Тремейн. – Он говорил почти шепотом, и голос его был холоден, как остывший пепел. – В данный момент я как никогда близок к тому, чтобы проучить тебя как следует. Так что лучше помолчи и забудь обо мне.

Джиджи всхлипнула.

– Так уж вышло, дорогая, что мне кое-что известно о безответной любви, – продолжал маркиз. – Так уж вышло, что я прожил с этим не день и не два. Но я не совращал Теодору, чтобы вынудить ее выйти за меня. Не приписывал себе несметных богатств. Не сочинял лживых писем о том, что моего кузена постигла внезапная кончина и что теперь мне прямая дорога в герцоги. Теодора писала мне, рассказывая о том, как мать искала для нее богатого мужа. Однако я не советовал ей лгать и отпугивать возможных претендентов на ее руку. А знаешь, почему я так поступал? Знаешь, почему давал советы, противоречившие моим интересам?

Джиджи горестно вздохнула и покачала головой. Она больше не хотела слышать о Теодоре, не хотела, чтобы ей напоминали о ее гнусном поступке. «Ах, если бы можно было повернуть время вспять и все исправить», – думала она.

Но маркиз неумолимо продолжал:

– Я поступал так просто потому, что Теодора доверяла мне. Именно поэтому я не стал злоупотреблять ее доверием. Любовь – не оправдание для подлости, леди Тремейн.

Джиджи молчала, и он вновь заговорил:

– Неужели ты действительно думаешь, что любишь? Я очень в этом сомневаюсь. Ты не знаешь, что такое любовь, потому что ты заботилась только о себе, заботилась о том, чтобы заполучить желаемое. Отойди же от двери!

Но Джиджи по-прежнему преграждала ему дорогу. Тогда Камден резко развернулся – она забыла, что в спальне две двери, – и вышел через гардеробную. Покинув ее, он исчез из ее жизни.

Загрузка...