Дэниел Сташовер ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ГДЕ-ТО ДАЛЕКО ЗА КАСПИЙСКИМ МОРЕМ…

Дэниел Сташовер дважды получал премию Эдгара По. Среди его последних документальных книг следует упомянуть «Прекрасную девушку с сигарой» и (в качестве соавтора) «Артур Конан Дойль: Жизнь в письмах». Дэн также является автором пяти мистических романов и обладателем премии имени Агаты Кристи и премии Энтони. Его короткие рассказы часто появляются в различных сборниках, включая антологии «Лучшие американские мистические рассказы» и «Лучшая мистика в мире», а также «Детективные рассказы». Он живет в Вашингтоне, округ Колумбия, с женой и двумя сыновьями.

В то время издательство «Лайфспэн букс» располагалось в трехэтажном здании с атриумом и садом в Александрии, штат Вирджиния. Это здание находится там и по сей день. Сразу через дорогу, а если точнее, то посредине улицы, стоит статуя времен Гражданской войны под названием «Аппоматтокс». Ее поставили на том самом месте, с которого в 1861 году семьсот молодых солдат отправились воевать на стороне конфедератов. Статуя изображает молодого солдата армии конфедератов, который скрестил на груди руки и склонил обнаженную голову, обернувшись на юг, в сторону поля боя, на котором полегли его товарищи. Некогда статуя была окружена декоративным ограждением и освещена фонарями, но со временем, когда Саут-Вашингтон-стрит превратилась в главную транспортную артерию, ограждение снесли. Теперь несущиеся в обоих направлениях машины просто огибали статую. Время от времени кто-нибудь цеплялся за постамент крылом, но солдат своих позиций не сдавал.

Однажды ночью в подножие статуи врезался фургон, опрокинув солдата лицом на мостовую и положив начало ожесточенным спорам относительно того, является ли оживленный перекресток подходящим местом для символа Конфедерации. В конце концов отцы города решили опереться на замшелое постановление, принятое нижней палатой законодательного собрания Вирджинии в 1890 году. В этом документе в числе прочего утверждалось, что памятник «должен оставаться на своем месте как вечное свидетельство отваги, верности и патриотизма героев, в память которых его возвели… Разрешение, выданное Советом Александрии на сооружение памятника, не может быть аннулировано, опротестовано, отозвано или изменено каким-либо будущим советом или иным органом городского управления». Итак, статуя вернулась на прежнее место. Автомобилисты, будьте начеку!

Меня в эти события посвятил Таддеуш Палгрейв. Он был старшим редактором «Лайфспэн букс», и знакомство с подобными историями было для него делом чести. Вообще-то Палгрейв мне лично ни о чем не рассказывал. Мне просто случилось находиться в комнате, когда из него как будто вырвался этот рассказ. У него была манера стоять, прислонившись к высокому окну кабинета, и, опершись лбом о сложенные руки, выдавать импровизированные лекции по искусству, экономике или истории. Обычно он завершал свои выступления многозначительной моралью, порой на латыни. Aquila non captat muscas. Орел не ловит мух. Не распыляйтесь на всякую ерунду.

Палгрейва, похоже, нисколько не интересовало, находится ли в комнате кто-либо еще, когда он произносит эти ученые изречения. Поначалу подобное поведение казалось мне фатоватым и пижонским, наподобие аскотского галстука или трости с набалдашником из слоновой кости, призванных выделить мужа редкостной породы, вынужденного находиться среди язычников. Я представлял, как он репетирует дома, прислонясь к стене спальни и с глубоким вздохом роняя латинские эпиграммы. Но со временем я понял, что ему и впрямь нет дела до того, что думают о нем окружающие. Более того, ему даже в голову не приходило задумываться об этом. Впрочем, в «Лайфспэн» было немало подобных персонажей.

Вы, возможно, «Лайфспэн» и не помните. Эта публика производила на свет многотомные справочники самых разнообразных направлений — «Приготовление еды с низким содержанием жира», «Ремонт своими руками», «Вторая мировая война» — и каждые два месяца рассылала их своим подписчикам. К примеру, вы подписывались на серию «Садоводство», и вскоре начинали поступать книги, исполняя вас оптимизма и решимости. Все начиналось с «Многолетников», за которыми два месяца спустя следовали «Цветущие домашние растения», а затем «Овощи и фрукты». Вы начинали перекапывать грядки, насыщая почву кислородом, возможно, наведывались в садоводческий центр и поздравляли себя с отличным началом. Вы говорили себе, что, возможно, в следущем году даже сможете вырастить собственные помидоры и морковку. А книги все приходили и приходили. «Однолетники», «Папоротники», «Лужайки и газоны». Вы и не подозревали, что их будет так много. Все же некоторые из них кажутся весьма интересными. Возможно, вы не рассчитывали, что они будут столь подробными, но все же это здорово. В самом деле здорово. Кроме того, вы снова сможете уделить внимание саду по окончании бейсбольного сезона. «Луковичные», «Травы», «Вечнозеленые растения». К началу третьего года до вас начинает доходить, что вы ввязались в затею, которая вам, возможно, не по зубам. Во-первых, вам уже некуда ставить эти книги. Вы начинаете складывать их на верстаке в гараже, честно намереваясь разобраться со всем этим с наступлением весны. «Теневыносливые растения», «Орхидеи», «Лианы». Однажды вечером около половины одиннадцатого вы набираете бесплатный номер дежурного оператора в попытке поймать издательство на слове и заставить его исполнить свое обещание «прекратить доставку в любое время в том случае, если подписчика что-либо не устраивает». Ваша решимость не выдерживает сорока пяти минут ожидания с одновременным прослушиванием церковной и классической музыки, предоставляемой музыкальным отделом «Лайфспэн». «Обрезка», «Кустарники», «Дикорастущие цветы». Младший из ваших детей покидает дом, поступив в колледж. Теперь у вас появляется время, чтобы заняться садом вплотную. Если бы вас так не донимали боли в спине, вы даже занялись бы сооружением перголы. «Розы», «Карликовые растения и бонсай», «Альпинарии и садовые пруды». Во время зимних каникул неожиданная метель загоняет ваших внуков в дом. Обнаружив ящики с книгами, они принимаются за возведение крепости. «Кактусы и суккуленты», «Зимние сады», «Зоны летней устойчивости растений». И вот погожим сентябрьским днем ваш старший сын показывает дом риэлтеру.

— Да, — говорит он. — Это произошло совершенно неожиданно. В саду. О такой кончине можно только мечтать.

Подписывая договор, они слышат глухой стук у двери. «Органические удобрения».


Я пришел в «Лайспэн» сразу по окончании факультета журналистики. Вначале меня пригласили на собеседование с главным редактором. Мы говорили не столько о моих достоинствах и умениях, сколько об отсутствии вакансий.

— Видите ли, мистер Кларк, у нас уже лет десять как нет свободных мест, — сказал он. — Это и в самом деле чрезвычайно странно. Поэтому, боюсь, я уже подзабыл, как проводится собеседование. Полагаю, нам следует выпить кофе, как вы считаете?

Его звали Питер Альбамарль, и он излучал сконфуженную настороженность, как будто пытаясь понять, кто все время прячет его степлер.

— Вы, случайно, не Принстон заканчивали? — поинтересовался он.

— Нет, — ответил я. — Нью-Йоркский университет. Я указал это в своем резюме.

Альбамарль покосился на бумаги и прижал их пальцами, как будто опасаясь, что они от него уползут.

— Очень хорошее учебное заведение. Очень хорошее. Я спросил только потому, что многие из нашей старой гвардии учились в Принстоне. Конечно, есть у нас и люди из Дартмута…

Он помедлил мгновение, как будто ожидая, что я могу внезапно припомнить, что все-таки окончил Принстон. Я покачал головой.

— Впрочем, все это не имеет значения, — продолжал он. — Ваше резюме произвело на нас изрядное впечатление. С учетом вот этой вашей работы.

Он передвинул экземпляр научного журнала, опубликовавшего мою статью «Связанные судьбой: счастливые случайности в творчестве Диккенса». Мой писательский дебют. Я кивнул и попытался придать своему лицу скромное, как у выпускника Принстона, выражение.

— Именно это и привлекло к вам внимание наших кадровиков, а мы доверяем их мнению. И они в вас не ошиблись. Вы умеете достичь нужного баланса фактического материала и описаний.

— Спасибо.

— Удивительно также, что ваша статья попала ко мне на стол именно сейчас. Время от времени мы принимаем на работу нового фоторедактора или редактора по исследованиям. Но писательских вакансий у нас не бывает. Не бывает!

Он широко раскрыл глаза, заново изумившись этому факту.

— Смею ли я спросить, каким образом появилось это место?

— О! — Он помрачнел. — Джейн Россмайр. Она была необычайно знающим, удивительно талантливым работником. Но она нас покинула. Совершенно внезапно. Это все так странно, что мне не хочется об этом говорить. Я уверен, что у нее сейчас все хорошо. И на самом деле никто не винит Таддеуша Палгрейва в ее исчезновении.

— Не понял.

— Я хотел сказать, что никто не верит в то, что… A-а, мисс Тейлор! Проводите мистера Кларка. Ему необходимо пройти испытание по писательскому мастерству. Это чистая формальность, уверяю вас. Я уверен, что наши боссы одобрят мой выбор, но таков порядок.

Больше он ничего не сказал, и меня отвели в пустой кабинет. Меня предупреждали об этом этапе собеседования, и я готовился к нему в библиотеке, просматривая выпуски «Древнего мира». Насколько я понял задание, мне предстояло взять в исследовательском отделе несколько увесистых папок с материалами и преобразовать их в удобоваримый образчик прозы подобно тому, как куски чеддера расплавляются, превращаясь в «Чиз-виз». Самым трудным были переходы, зачастую означавшие преодоление огромных географических и хронологических промежутков. «Несмотря на интригующие данные древнейшей истории, студентов-археологов снова и снова влечет к себе более поздний период, от тринадцатого века до нашей эры вплоть до начала христианского летоисчисления». Добиться связности подобного повествования гораздо труднее, чем кажется. Согласно одной из офисных легенд, с одним из писателей разорвали контракт за фразу: «Тем временем где-то далеко за Каспийским морем…»

Судя по всему, мой пробный изыск на тему замужества Хатшепсут заслужил всеобщее одобрение. К концу недели меня приняли на работу младшим редактором серии книг о гражданской войне. Если бы все пошло по плану, то я прошел бы период ученичества, занимаясь исследовательской работой, после чего мне доверили бы подписи к фотографиям и рисункам и боковые колонки. Только после этого меня ожидало восхождение в Валгаллу, где создавались главы книг.

Найдутся люди, утверждающие, что «Лайфспэн» — это не место для молодого, исполненного честолюбивых устремлений журналиста. Позвольте мне с этим не согласиться. В то время «Лайфспэн» был частью огромной империи журналов, включающих «Стиль» и «НьюсБит». Книжное подразделение было местом, где перспективные корреспонденты проходили необходимую настройку и подготовку. Я многому научился от окружавших меня людей. Я помню, как вместе с группой сотрудников издательства смотрел прямой репортаж о катастрофе «Челленджера» и слушал, как они вспоминали события девятнадцатилетней давности, а именно день запуска «Аполлона-1» и написанные ими по этому поводу передовицы. Это был настоящий мастер-класс. В университете такому не учат.

На тот момент во всем здании кроме меня было только двое сотрудников в возрасте до тридцати лет — два фоторедактора, которых звали Брайан Фрост и Кейт Макинтайр. Они взялись за меня в первый же рабочий день и обучили всему, что я должен был знать. Я узнал, где находится кладовая с расходными материалами, как управлять громоздким ксероксом и заполнять табель рабочего времени. После работы они повели меня пить пиво с начос,[5] настояв на том, что такова традиция.

— Когда ты пройдешь период ученичества, то начнешь зарабатывать по-настоящему, — пояснил Брайан. — Тогда начос будут за твой счет.

— В этот день ангел обретет крылья, — добавила Кейт.

Вскоре стало ясно, что наша троица будет проводить вместе каждый перерыв. В хорошую погоду мы покупали бутерброды с лотка в вестибюле и шли с ними в парк, где располагались на скамье с видом на Потомак. Кейт, убежденная готка, проводившая вечера напролет над созданием коллажей, считала своим долгом посвятить меня во все местные сплетни за последние пять лет. Брайан, игравший на клавишных в группе джаз-панкового направления, изо всех сил пытался умерить ее пыл.

— Из-за тебя у нового сотрудника может сложиться превратное впечатление о нашей конторе, — заявил Брайан к концу моей второй недели. — В твоем исполнении наша работа становится похожа на какой-то французский постельный фарс. Вроде тех, в которых постоянно хлопают какие-то двери, а действующие лица бегают в одних трусах. На самом деле все совсем не так.

— Не так? Эй, Новый Сотрудник, я ввожу тебя в заблуждение?

— Твоя откровенность для меня как глоток свежего воздуха, — ухмыльнулся я.

— Я и сама знаю, что заслуживаю всяческого восхищения. Ты обратил внимание на парня, с которым мы ехали в лифте? С очками на зеленом шнурке? Это Аллан Стрэкер. Он уже три года ведет колонку с Евой Тонтон. Она до сих пор верит в то, что он уйдет от жены.

— Аллан пишет для «Александрия-газетт», — рассудительным тоном добавил Брайан, — на темы, касающиеся зонирования городских территорий.

— Но ведь вы говорите, что у него до сих пор боковая колонка? — удивился я.

Брайан поднял брови.

— На офисном жаргоне это означает, что он позволяет себе определенные услады вне уз брака. Этимология этого термина довольно туманна, но восходит к инциденту, в котором страстные заигрывания некоего главного редактора были прерваны внезапным появлением его супруги. Как нам рассказывали, он пояснил, что всего лишь проводил исследования для колонки на тему здорового образа жизни. О реакции жены история умалчивает.

Вот как общались между собой сотрудники «Лайфспэн». Стоило поинтересоваться у кого-нибудь, где хранятся кофейные фильтры, и ответ вполне мог затронуть тему роли кофейных плодов в эфиопских релегиозных церемониях.

— А как насчет тебя, Новый Сотрудник? — спросила Кейт, комкая пустой пакет из-под картофельных чипсов. — У тебя есть грязные секреты, достойные нашего внимания? Тянется ли за тобой из самой Гринвич-Виллидж след из разбитых сердец?

— У меня была девушка в Нью-Йорке… до того, как я переехал сюда… Но она… Я получил письмо.

— Мы все получали подобные письма, — кивнул Брайан, — у меня их скопилась целая гора.

— Жаль, что Джейн Россмайр здесь больше не работает, — вздохнула Кейт. — Она была неравнодушна к страдающим молодым писателям. Она бы тебе понравилась. Вы могли бы вместе погружаться в угрюмую задумчивость.

— Я не люблю погружаться в угрюмую задумчивость.

— Значит, я ошиблась. Прости.

— Погоди, — встрепенулся я. — Джейн Россмайр — это не та сотрудница, которая покинула «Лайфспэн»? Меня, кажется, взяли на ее место? Какая-то история с Таддеушем Как-там-его?

Брайан и Кейт переглянулись.

— С Таддеушем Палгрейвом, — уточнил Брайан. — Местным аналогом Хитклиффа.[6]

— Так что там за история? В устах мистера Альбамарля это прозвучало так, будто Палгрейв гнался за ней с вилами, из-за чего она вынуждена была спасаться из «Лайфспэна» бегством.

— На самом деле никто ничего толком не знает, — покачала головой Кейт. — То есть я хочу сказать, что с учетом того, что здание битком набито исследователями, у нас на удивление мало достоверной информации по Палгрейву. Но за последние полгода Джейн никто не видел и ничего о ней не слышал. Я пыталась ей звонить, но телефон отключен.

— Она мне очень нравилась, — вставил Брайан. — Она восемь раз ходила на «Рамоунз», и я записал ей целую кассету «Sham 69».

— Им не следовало поручать ей работать с Палгрейвом, — перебила его Кейт.

— Я ничего не понимаю, — вмешался я. — Что случилось? Они что, вместе вели колонку?

— Я не думаю. — Кейт задумчиво тыкала соломинкой в кусочек льда, плавающий в диетической коле. — Я думаю, он просто довел ее до сумасшествия. В той или иной степени это происходит со всеми, кто с ним работает.

— Он такой трудный?

— Вообще-то он довольно вежлив, а временами бывает просто очарователен, — отозвался Брайан, — но понять его совершенно невозможно. Он тут работает уже больше десяти лет. Несмотря на это у него нет друзей. Более-менее установленный факт — это его оксфордское образование, что объясняет его странное произношение. Кроме того, он некоторое время чем-то занимался в Сорбонне.

— Что объясняет его ледяное высокомерие, — кивнула Кейт.

— Он вообще не умеет ладить с другими людьми, — согласился с ней Брайан. — Никто ни разу не видел, чтобы он выходил на перерыв. Никогда. Он каждый день сидит у себя за столом, жует бутерброд с тунцом и авокадо и роется в очередной книжке.

— Может, он просто…

— Застенчивый? — фыркнула Кейт. — Ты это хотел сказать, Новый Сотрудник? Нет, Таддеуш Палгрейв не застенчивый. Он держится особняком и свысока смотрит на простонародье. Он успел попотчевать тебя своими импровизированными латинскими прибаутками?

— Нет, я вообще с ним еще не знаком.

Кейт посмотрела на часы.

— Что ж, сегодня тебе представится такая возможность. В четыре часа монтаж. Он там будет.

Она встала и смахнула с коленей крошки.

— Что такое монтаж?

— Перед тем как отправить книгу в типографию, мы встречаемся, чтобы проверить верстку. Все страницы развешиваются по стенам, чтобы каждый мог еще раз их просмотреть.

— На самом деле это всего лишь повод распечатать в пятницу бутылочку вина, — вставил Брайан. — Все потягивают вино и похлопывают друг друга по спине, поздравляя с успешным окончанием работы.

— Все, за исключением Палгрейва, — уточнила Кейт.

— Да, — согласился Брайан. — Все, за исключением Палгрейва.


В четыре часа я приплелся в угловой конференц-зал вслед за Джорджем Вегнером, журналистом с тридцатилетним стажем, начинавшим свой трудовой путь в русском подразделении «НьюсБит». К пробковым стенам были приколоты страницы макета книги, и, как и предсказывал Брайан, в воздухе витал дух самодовольства. Вегнер на протяжении двадцати минут подробно рассказывал мне о введении, написанном им к каждой главе. В каждом из них он кратко описывал то, что ожидает читателя впереди.

— Если сделать это правильно, — говорил Джордж, — читатель даже ничего не заметит. Но для структуры главы такое введение имеет первостепенное значение. Оно придает мышлению читателя необходимое направление. К примеру, в одной из глав, непосредственно перед описанием Мишенери-Ридж, было очень важно…

Прямодушный и веселый? Вы это серьезно, мистер Вегнер?

Этот голос застал меня врасплох. Я обернулся и увидел Таддеуша Палгрейва, с презрительным и насмешливым видом нависшего над Вегнером. Прежде мне случалось видеть его лишь издали. У него был высокий широкий лоб и заостренный подбородок, что придавало голове вид перевернутой пирамиды. В его светлых волосах пробивалась седина, но кожа была совершенно гладкой, из-за чего определить его возраст не представлялось возможным. Я прикинул, что ему не могло быть меньше сорока пяти лет. Его прищуренные болотного цвета глаза были холодны как лед, хотя я уверен, что он не одобрил бы подобное клише. Но иногда по-другому просто не скажешь.

Вегнер пришел в себя быстрее, чем я.

— Таддеуш, ты, наверное, не знаком с нашим новым сотрудником? Позволь тебе представить…

— Вы чрезмерно увлекаетесь сочетанием «прямодушный и веселый», мистер Вегнер, — повторил Палгрейв, проигнорировав мою протянутую руку.

— Я не понял тебя, Таддеуш.

— В «Самом смертоносном дне» вы проинформировали нас о том, что Амброуз Бернсайд был прямодушным и веселым командующим правым крылом армии Потомака. Во «Втором Манассасе» ты заявил, что Джон Поуп, «хотя и был прямодушным и веселым в повседневной жизни, но заслужил репутацию решительного и хитрого военачальника на западном театре военных действий». А в «Дороге на Чанселлорвилль» мы узнаём, что генерал Джозеф Хукер, «прямодушный и веселый человек, принял на себя командование Второй дивизией Третьего корпуса в начале кампании на полуострове». — Палгрейв кивнул в сторону страницы, на которой появилась возмутительная фраза. — Я могу продолжить.

Вегнер попытался обратить все в шутку, но я видел, как покраснели его уши.

— Мне придется за этим проследить, — вздохнул он. — Но у каждого писателя есть свои любимые выкрутасы. Ты согласен?

— Если вы хотите сказать, что большинство писателей страдают ленью и безответственностью, — уточнил Палгрейв, — я буду вынужден согласиться. Или я вас неправильно понял?

В комнате воцарилось молчание. Питер Альбамарль вмешался в попытке спасти ситуацию.

— Боюсь, Таддеуш, что я тоже этим страдаю, — засмеялся он. — Мне стыдно признаться, сколько раз я использовал фразу «скрылся за завесой свистящих пуль и клубов голубого дыма». В моих главах никто никогда не совершает тактическое отступление. Они неизменно скрываются за завесой свистящих пуль и клубов голубого дыма. Это превратилось в своего рода…

Палгрейв отмахнулся от него, продолжая сверлить взглядом беспомощно извивающегося на пробковой стене Вегнера.

— Генерал Хукер не был ни прямодушным, ни веселым, — продолжал он. — А если точнее, то как раз наоборот. Я бы посоветовал вам перечитать эпохальный труд мистера Дэниела Баттерфилда «Генерал-майор Джозеф Хукер и его солдаты в Потомакской армии при Чаттануге». Это поможет вам осознать всю ошибочность своих воззрений. Как сказали бы древние, «Age quod agis».[7]

Было ясно, что Вегнер перестал его слушать задолго до завершающей эпиграммы. Он сделал глоток вина и со скучающим видом обвел взглядом комнату, словно высматривая того, кто подвезет его домой. Затем, сделав вид, что не замечает обращенных на него взглядов, он поставил пластиковый стаканчик на стол, взглянул на часы и скрылся за завесой свистящих пуль и клубов голубого дыма.


— Этот тип просто придурок! — заявил Брайан, ставя бокал на стол. — Я хочу сказать, что считаю подобное поведение недопустимым. Особенно в отношении Джорджа Вегнера.

Мы сидели в ирландском пабе на Кинг-стрит, уныло глядя на огромное блюдо с начос.

— Он не придурок, — возразила Кейт. — Он далеко не придурок. Он вампир.

— Ты всех считаешь вампирами, — отмахнулся Брайан. — Ты даже Лайонела Ричи называешь вампиром.

— А кто сказал, что он не вампир?

— И Шпандау-балет.

— Я не называла Шпандау-балет вампирами. Я говорила, что они зомби. Это разные вещи.

— После «Мистических вызываний» с тобой стало невозможно разговаривать.

Я потрогал пальцем подставку под бокалом. «Гиннесс — это сила», — гласила надпись на салфетке.

— После чего? — поинтересовался я.

— После «Мистических вызываний». Или это были «Космические и потусторонние существа»?

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

— Мои извинения новичкам. Это было до тебя. У нас была серия книг под названием «Рассказы о непознанном». Ты должен был о ней слышать. Реклама была повсюду. — Брайан откашлялся. — Некий мужчина собирается сесть в самолет, — загробным голосом затянул он. — Вдруг его посещает странное предчувствие грядущего несчастья. Он разворачивается и покидает летное поле. Именно этот самолет…

— Брось, Брайан, — обрывает его Кейт. — Это не то. Ты говоришь о «Библиотеке загадочных происшествий». Я имела в виду «Рассказы о непознанном».

— Ах да. Ладно. Тогда давай так. На продуваемых всеми ветрами холмах Румынии, вдали от любопытных глаз перепуганных селян происходит странный ритуал. Одинокая фигура, кутающаяся в складки развевающейся на ветру накидки, возвышается на разбитой каменной плите алтаря. В руках незнакомец стискивает украшенную драгоценными камнями…

— Ага, вот это оно. — Кейт повращала остатки вина на дне бокала. — Итак, Палгрейв — вампир. Все сходится.

Брайан потянулся кусочком маисовой лепешки к ломтику халапеньо.

— Я когда-то потратил двадцать минут на прослушивание лекции Палгрейва о различиях между военной шляпой и военной фуражкой. Он просто придурок. В этом нет ничего сверхъестественного. Иногда придурок — это всего лишь придурок.

— А как же Джейн Россмайр? — Кейт непроизвольно повысила голос. — Говорю тебе, она исчезла. Бесследно.

Брайан молча прожевал лепешку.

— Ну, если смотреть на дело под таким углом, Палгрейв должен быть вампиром. То есть я хочу сказать, что не могла же она внезапно уехать из города или получить другую работу. Ее исчезновение может объясняться только тем, что Палгрейв вампир. Какой же я дурак!

— Она бы попрощалась.

— Может, ей было стыдно? — предположил Брайан. — После сегодняшнего дня я бы не удивился, если бы больше никогда не увидел Джорджа Вегнера.

Кейт махнула официантке, потребовав еще один бокал вина.

— Говорю тебе, Таддеуш Палгрейв — творение ночи. Подумай сам. Во-первых, его зовут Таддеуш. Что это за имя такое? Можно подумать, он лично подписывал Декларацию Независимости или что-нибудь в этом роде.

— Я не уверен, что понимаю твою аргументацию, — покачал головой Брайан. — В бухгалтерии работает парень по имени X. Бейзил Вортингтон. Он что, тоже вампир?

— Э-э, послушайте, — подал голос я. — Я новичок, и, может, это не моего ума дело, но вы это серьезно? Насчет вампиров? Закутанных в черные плащи созданий с острыми клыками?

Кейт закатила глаза под лоб.

— Мы сейчас говорим не об ужастиках. Пойми, я говорю о вампирах. О настоящих вампирах.

— Ты надо мной издеваешься?

— Они ходят среди нас, дружище, — хмыкнул Брайан. — Мой дед ест черный пудинг.[8] Тут и до настоящей крови недалеко.

— Вообще-то вампиры довольно интересная разновидность ночных существ, — снова вступила в разговор Кейт. — Тебе известно, что у мексиканских вампиров вместо головы голый череп?

— Вечная исследовательница, — фыркнул Брайан. — На тебе лежит заклятие «Лайфспэн букс».

— Я серьезно. Вы можете представить себе подобное зрелище? Голый череп?

— Как на обложке атласа «Благодарные мертвецы»?

— Мне это кажется просто интересным, вот и все. А еще я слышала, что в Скалистых горах живут вампиры, которые сосут кровь носом. Они втыкают нос в ухо жертвы. Как вам такое нравится?

— Я хотеть ню-ухать твой кроф-ф!

Брайан уже принялся за третью пинту пива.

Не обращая на него внимания, Кейт гнула свою линию:

— В раннем фольклоре они описываются как краснолицые отечные создания. Вероятно, такими виделись людям последствия чрезмерного употребления крови. Я когда-то написала колонку о стригоях…[9] Слышали о таких? О румынских вампирах. Вам известно, что у них рыжие волосы, синие глаза и два сердца?

— Как у Мика Хакнелла,[10] — кивнул Брайан. — Много сердец и ни одной души.

Я покосился на него.

— Значит, если Таддеуш Палгрейв внезапно запоет «Удерживая годы»,[11] мне надо сматываться?

— Сначала выруби его усилок, — посоветовал Брайан. — Из соображений здравого смысла.

— Что ж, — кивнул я, — увлекательное начало работы. На всякий случай уточню, чтобы знать, что говорить мамочке, когда она позвонит и спросит, как у меня дела. Я, разумеется, скажу ей, что у меня все хорошо, что я провел по-настоящему увлекательное исследование битвы при Спотсильвании, нашел квартиру, один из моих коллег вампир, а я пытаюсь попасть в софтбольную команду, так?

— Что-то вроде того, — кивнула Кейт.

— Я не стал бы упоминать софтбол, — покачал головой Брайан. — Она расстроится, если тебя не возьмут.

Кейт обвела кончиком пальца краешек бокала.

— Просто мне до сих пор не верится, что Джейн Россмайр со мной даже не попрощалась. — Она обернулась ко мне. — Слушай, Новый Сотрудник, мы ведь, похоже, подружились, верно? Мы с Брайаном согрели твое одинокое сердце своим умиротворяющим трепом и все такое, правда? Окажи мне услугу. Если ты когда-нибудь решишь исчезнуть без видимой причины, не поленись попрощаться. Просто сунь мне под дверь записку или что-нибудь в этом роде. Всего пару слов типа: «До свидания. Спасибо за начос».

Я прикончил пиво.

— Договорились.


Прошло несколько недель, прежде чем я осознал, что течение сносит меня под прицел Таддеуша Палгрейва. В то время в мои обязанности входило сверять фактический материал публикаций с исходным исследовательским материалом и следить за тем, чтобы все факты и цитаты сопровождались соответствующими ссылками. Если в главе или колонке встречалось нечто, чему я не находил подтверждения в исследовательских материалах, я ставил на полях красную галочку. Глава не допускалась к публикации, пока не удалялись все красные галочки.

Поначалу, пока я только осваивался в этой роли, когда мне не удавалось подтвердить тот или иной факт, я часто подходил к авторам, которые неизменно восклицали что-то вроде: «О, прошу прощения, я нашел это у Боутнера! Это где-то у меня на столе…»

Постепенно я освоился и научился пользоваться собственными источниками, не пересекаясь с авторами. Со временем я вообще перестал обращать внимание на то, кто из авторов написал данные страницы. Поэтому и не подозревал, что работаю над творением Палгрейва, пока он внезапно не возник на пороге моего кабинета. Близился к окончанию последний рабочий день недели — пятница. Шел дождь. Я с нетерпением ожидал выходных.

— Замки червей, — произнес он.

Я готов был поклясться, что температура понизилась на десять или пятнадцать градусов. В одной руке он держал фиолетовую папку, которой похлопывал по косяку двери.

— Замки червей, — повторил он.

— Прошу прощения? — только и смог ответить я.

Он открыл папку и повернул ее таким образом, чтобы был виден текст внутри. На полях стояла единственная красная галочка. Он тяжело вздохнул.

— Вы усомнились в термине «замки червей» в моей колонке о скудном рационе войск федералов.

— A-а, ну да. Прошу вас, мистер Палгрейв, присядьте.

Я сбросил спортивную сумку со складного стула в углу кабинета.

Он остался стоять.

— Мистер Кларк… — начал он.

— Джефф, — перебил его я. — Пожалуйста, называйте меня Джефф.

Он посмотрел на меня с выражением, напоминающим искреннее любопытство.

— Это еще зачем?

— Видите ли, просто… если мы будем вместе работать, я думал, было бы неплохо обращаться друг к другу по имени.

— Вы что же, мистер Кларк, полагаете, что мы можем стать друзьями?

Я попытался расшифровать выражение его глаз.

— Я думал… — Я вздохнул и начал снова: — Сегодня пятница… день без формальностей…

Этот ответ его, похоже, удовлетворил.

— Ну да, разумеется, Джефф. — Каким-то образом он разбил мое имя на два слога, как будто переводя со староанглийского. — Давайте рассмотрим возмутительный параграф моего описания пищевого рациона солдат во время Чаттанугской кампании.

— Слушайте, я всего лишь проверял источники. Я вовсе не хотел…

— Основной рацион солдат армии федералов состоял из галет — самого простого печенья из муки, воды и соли. Галеты были очень удобным продуктом, предоставлявшим массу преимуществ армии во время марша. Их было легко производить и почти невозможно уничтожить. Галеты легко выносили любые колебания температуры и самое жесткое обращение, которому они неизменно подвергались в солдатском вещмешке. Более того, это твердокаменное изделие оказалось таким неуничтожаемым, что прежде чем съесть галету, солдату приходилось размачивать ее в утреннем кофе. Этот дополнительный шаг предоставлял еще одно дополнительное преимущество. Если неподобающие условия хранения продуктов способствовали вторжению в запасы насекомых, вымачивание в кофе приводило к тому, что любые нежеланные личинки и черви всплывали на поверхность, откуда их легко было снять. В результате солдаты часто говорили о своем рационе галет как о «замках червей». — Палгрейв перестал читать и выжидательно посмотрел на меня. — И что же? Вас это не устраивает?

— Это просто великолепно, — кивнул я. — Исчерпывающе и познавательно. Но мне нужен источник выражения «замки червей».

— Я не вижу проблемы.

— Мне нужна ссылка. Может, это и формальность, но мне она нужна. Моя работа, насколько я ее понимаю, заключается в проверке фактов, пусть даже самых тривиальных. Если кто-то заявит, что генерала Гранта звали Улисс, я должен это проверить. Вы не можете утверждать, что во времена Гражданской войны солдаты использовали фразу «замки червей», не упоминая при этом источник подобной информации. Что, если они этого не делали?

— Делали.

— Я вам верю. Мне просто нужно услышать, как вы об этом узнали.

Он прищурился.

— Мистер Кларк, я работаю здесь тринадцать лет.

— Я это высоко ценю. А я работаю здесь всего несколько недель. Поэтому и прошу вас: помогите выполнить мою работу.

— Вы можете быть уверены в том, что все мои факты достоверны.

— При всем уважении к вам, я не могу принять это на веру. Мне нужен источник.

— Я ваш источник.

— Но откуда вы знаете, что это действительно было так?

— Просто знаю. — Он захлопнул папку и долго молча смотрел на меня. — Per aspera ad astra, — произнес он, покидая кабинет.

Это я знал. «Через тернии к звездам».


Палгрейв начал вставлять один-единственный не подлежащий проверке факт в каждую страницу своих письмен. Я снова и снова приходил к нему с вопросом, откуда он это знает. Каждый раз он в упор смотрел на меня и отвечал:

— Оттуда.

Красные галочки цвели на полях его трудов, создавая затор в производственной цепочке. Задача пробивать эти заторы целиком и полностью лежала на мне.

Однажды днем в дверях моего кабинета возник Питер Альбамарль. Он являл собой редкостное зрелище в коридорах рабочих пчел, поэтому я довольно неплохо представлял, что меня ожидает.

— Насколько я понимаю, у вас не заладились отношения с Таддеушем, — сказал он.

Я посмотрел на него и понял, что на кону стоит моя работа. Моя первая работа. Работа, которой предстояло стать моими воротами в большую журналистику.

— Вовсе нет, мистер Альбамарль, — отозвался я.

Он переплел пальцы.

— Таддеуш… Он непростой человек, — медленно сказал главный редактор.

— Я уверен, что мы все уладим. Я еще не вполне освоился.

— Возможно. — Альбамарль сделал шаг и, оказавшись у меня в кабинете, закрыл дверь. Это не сулило ничего хорошего. — В этом нет ничего личного, — снова заговорил он, — но не всем такая работа по плечу. Если хотите, мы переведем вас в «Вокзал чудес» и передадим Таддеуша более искушенному исследователю.

«Вокзал чудес». Детская серия. Сибирь издательства.

— Я уверен, что в этом нет необходимости, — ответил я.

— В этом нет ничего личного, — повторил Альбамарль. — Таддеуш получает удовольствие, создавая проблемы другим людям. Наше издательство — это весь его мир. За тринадцать лет он ни разу не был в отпуске. Ни разу. Я пытался его урезонить, но…

Он поднял руки и пожал плечами.

— Я понимаю, — кивнул я.

Вообще-то я ни черта не понимал, но отдавал себе отчет в том, что Альбамарль готов без малейших колебаний пожертвовать моей незначительной персоной.

— Дело в том… Дело в том, что если вы не порешаете свои проблемы, то мы не уложимся в срок. До окончательной даты осталось десять дней.

— Значит, мне необходимо разыскать источник для каждой из красных галочек в главах мистера Палгрейва?

Альбамарль натянуто кивнул.

— Вот именно.

— Без его помощи?

— Боюсь, что да.

— Где-то среди десятков тысяч книг и справочников, которыми мы располагаем по истории гражданской войны? — Я перелистал страницы книги, которую держал в руках. — Это все равно, что искать иголку в стоге сена! Только в нашем случае стогом сена является Библиотека Конгресса США.

У Альбамарля хватило совести принять сконфуженный вид.

— Боюсь, что вы весьма точно описали ситуацию, — снова кивнул он.


Самым странным было то, что мне начало казаться, будто у меня все получится. Я хотел доказать Палгрейву, что справлюсь, какие бы трудности он мне ни создал. Я всего себя посвятил устранению красных галочек. Я приходил на работу очень рано и вгрызался в стодвадцативосьмитомный труд — «Официальные записи о Войне против мятежников». Я с головой зарывался в мемуары офицеров и рядовых, я отдельно исследовал историю генерал-майора Джона Д. Седжвика, самого высокопоставленного военачальника армии федералов, павшего на поле боя. Он стал жертвой снайпера во время битвы при Спотсильвании. Его последними словами было: «С этого расстояния они и в слона не способны попасть».

Брайан и Кейт наблюдали за мной с всевозрастающим ужасом.

— Десяти дней недостаточно, чтобы узнать все, что только можно узнать о гражданской войне, — убеждал меня Брайан. — На это необходимо не меньше трех недель.

Но остановить меня было невозможно. Я перестал выходить на перерыв, предпочитая бутерброд с тунцом и авокадо, не мешавший мне перелистывать историю очередного полка. Если зов природы вынуждал меня выбраться из-за стола, я шагал по коридору, напевая баллады времен гражданской войны. Спустя пять дней мне удалось вычеркнуть семь красных отметок. К восьмому дню у меня их осталось всего три. А к последнему дню я свел список к единственной красной галочке — той, с которой все началось. «Замки червей».

Вечером накануне установленного мне срока Брайан и Кейт вернулись в офис и застали меня дремлющим на «Наступлении и отступлении».

— Ясно, — вздохнул Брайан. — Это перешло всякие границы. Тебя срочно надо лечить.

Они почти силой выволокли меня из здания и затолкали в ирландский паб. Кейт наотрез отказывалась говорить, пока мы не расположились в углу зала с пивом и начос.

— Это пора прекращать! — заявила она. — Ты превращаешься в него.

— Послушайте, я в издательстве новичок. Я просто пытаюсь спасти свою работу. Если мне ради этого приходится немного перерабатывать, значит, так тому и быть.

— Немного перерабатывать? Да ты перестал выходить из кабинета. Ты перестал спать. Ты перестал обращать внимание на одежду и личную гигиену.

— Благодарю вас за заботу, но с гигиеной у меня полный порядок.

— Зачем тебе все это нужно?

— Я вам уже сказал. Я хочу…

— Нет! — отрезала Кейт. — Это не имеет никакого отношения к работе. Ты все это делаешь, потому что хочешь разгадать великую тайну.

— Какую тайну?

— Тайну Таддеуша Палгрейва. Ты уверен, что там, где заканчивается радуга, тебя ожидает нечто вроде горшка с золотом. Ты думаешь, что он возьмет тебя под свое крыло или что-нибудь в этом роде. Ты хочешь, чтобы он стал твоим поручителем при вступлении в Лигу Напыщенных Мудаков.

— Мистер Кларк, — произнес Брайан, копируя неуловимо британское произношение Палгрейва, — тот пакет вырезок и обрывков, который вы насобирали на тему укреплений армии федералов в Сити-Пойнт, заслужил высокую оценку нашего совета директоров. Он достоин помещения в задний проход, а посему позвольте вручить вам значок члена Лиги Напыщенных Мудаков.

Asinus asinurn fricat, — добавила Кейт. — Жопа жопу трет.

Я сделал глоток пива.

— У вас проблемы, — сообщил им я.

— Ага, — согласился Брайан. — Мы воплощение твоих проблем.

— Послушайте, я очень ценю вашу заботу, но завтра срок сдачи работы, и мне необходимо вернуться в офис.

— Ни за что, Новый Сотрудник. Это вторжение. Программа перепрограммирования запущена.

— Но завтра…

Кейт наклонилась через стол и схватила меня за руки.

— Я расскажу тебе одну историю, — сказала она. — Три года назад я забрала к себе детишек сестры. На выходные. Чтобы дать ей возможность отдохнуть. В воскресенье днем я поняла, что схожу с ума. Я была в отчаянии. И тогда я решила повести их на ярмарку в Уитоне. Это была ярмарка в стиле эпохи Возрождения, и там все было таким мрачным! Я и передать тебе не могу. Шуты. Менестрели. Парни в странных шляпах, играющие на флейтах. И вот я стою, пью из кувшина диетическую колу и наблюдаю за происходящим. И кого, думаешь, я вижу? Таддеуша Палгрейва! Стоит в ожидании рыцарского поединка. В белой рубашке и галстуке-бабочке с кружкой медовухи в руке. И ты, наш Новый Сотрудник, уже ступил на эту дорожку. Однажды ты тоже превратишься в человека, который ходит на ярмарку в рабочей одежде.

Я немного подумал.

— Но у меня, знаете ли, есть жизнь помимо работы. У меня есть и другие планы. Может, я пока просто собираю материал.

Не успела вырваться последняя фраза, как я уже об этом пожалел.

— Ага! Роман! — Кейт стиснула руки. — Ну и как он продвигается? Есть ли в нем герой, недавно окончивший университет, а в настоящее время залечивающий сердечную рану? Я уверена, что он сдержанно и с достоинством старается заново выстроить свою разрушенную жизнь.

— Нет, — перебил ее Брайан. — Это роман о многообещающем молодом журналисте, осваивающем свое нелегкое искусство и сдержанно, но с достоинством прокладывающем себе путь в холодном и жестоком мире.

Я потянулся к кувшину и наполнил свой бокал.

— Чем вы вообще занимались, пока в вашей жизни не появился я?

Брайан откинулся на спинку стула.

— …В последующие годы часто вспоминали о том, что юный Джефф Кларк никогда не упоминал о своем романе. Никто даже не догадывался об эпического масштаба борьбе, свершающейся в огненном горниле его гения. Стоило заговорить об этом, и он тут же с простодушной мальчишеской улыбкой переводил разговор на другую тему.

— Сдержанно, но с достоинством, — добавила Кейт.


В тот вечер я так и не вернулся в офис. Мы заказали еще один кувшин пива и очень долго разговаривали. Брайан рассказывал о своей группе. Кейт рассказывала о своей семье. Я рассказывал о своих романтических горестях. У меня даже хватило духу немного над собой посмеяться. В какой-то момент Кейт потянулась к Брайану и провела пальцами по его руке, от плеча до кисти, тем самым ответив на давно уже крутившийся у меня в голове вопрос.

В два часа ночи мы последними ушли из бара. Я оставил их возле многоэтажной парковки на Кэмерон-стрит, сделав вид, что меня совершенно не интересует, уедут они на одной машине или на двух. Булыжники мостовой присыпал легкий снежок, и я сунул руки в карманы и побрел домой, изредка поднимая голову и подставляя лицо под падающие снежинки.

Я до сих пор не знаю, что заставило меня свернуть на Принс-стрит и пройти мимо здания «Лайфспэн». Но, подняв голову к окнам третьего этажа, я почти не удивился, увидев свет в окне кабинета Палгрейва. Подойдя поближе, я заметил промелькнувшую мимо окна тень.

Я пошел дальше. Я больше не имел с этим ничего общего. Я не работал до глубокой ночи. Я был просто молодым человеком, умеющим наслаждаться жизнью. У меня были друзья и честолюбивые планы, а также неоконченная рукопись. Я снова взглянул наверх. Тень снова прошла мимо окна, на мгновение заслонив свет.


Охранник на посту спал, и я приложил все усилия, чтобы его не разбудить. Я поднялся в лифте на третий этаж и с помощью пропуска вошел в свой отдел. В коридоре царила тишина и полумрак. Подошвы моих туфель громко поскрипывали на синтетическом покрытии пола.

Тут важно понять, что у меня и в мыслях не было беседовать с Палгрейвом. Я всего лишь хотел провести несколько минут в своем кабинете. Я уже знал, что мне не удастся удалить последнюю красную галочку. Возможно, я планировал написать объяснительную записку мистеру Альбамарлю. Если Палгрейв заметит меня и поймет, что я тружусь так же усердно, как и он, что ж, пускай. Я расположился за столом, снял чехол с пишущей машинки и откинулся на спинку стула, чтобы собраться с мыслями.

Когда тремя часами позже я проснулся, Палгрейв сидел напротив на складном стуле. У меня ушло несколько секунд на то, чтобы осознать этот факт. Не могу сказать, что я испугался. Его присутствие показалось мне совершенно естественным и даже, в каком-то смысле, подбодрило меня. Но я сразу понял, что наши отношения приняли неожиданный оборот. Начать с того, что он улыбался.

Выждав, пока я окончательно приду в себя, он заговорил.

— Вы тут спите? — поинтересовался он.

— Нет, — ответил я. — Нет. Я просто зашел, чтобы кое-что доделать… Я не хотел…

Он отмахнулся от моих оправданий.

— Я здесь сплю, — сообщил мне он. — По большей части. У меня есть квартира, но это так, для вида.

— Для чего?

Он потер подбородок и окинул меня оценивающим взглядом, как будто пытаясь оценить мой возраст и вес.

— Вы очень настойчивы, мистер Кларк, — заметил он.

— Такая у меня работа.

— Да, работа, но не только. Вы любознательны. Вы постоянно расспрашиваете людей об их увлечениях и интересах.

— Послушайте, я не хочу, чтобы вы подумали, что я во все сую нос. Я просто…

— Да нет, это хорошо, — снова перебил меня он. — Я и сам должен уделять этому больше внимания. Я постоянно об этом забываю. Просто в нынешних обстоятельствах не вижу в этом особого смысла. Время летит так быстро. Люди, подобные вам, исчезают в считанные мгновения.

Я ощетинился.

— Тут вы ошибаетесь. Я серьезно настроен на эту работу. Я намерен отработать здесь не меньше пяти лет. Если вы вытесните меня из этой серии, я отработаю на «Вокзале чудес» и вернусь. Я здесь надолго.

— Надолго! — воскликнул он. — На пять лет! — Он захлопал в ладоши. Я впервые видел его таким оживленным. — На целых пять лет! Не может быть! А вы знаете, как давно я здесь?

— Тринадцать лет.

— A-а, ну да, вы правы. Тринадцать лет именно в этом здании. Но знаете ли вы, как давно я… здесь? В глобальном смысле.

— Я не совсем уверен, что я…

— Тысяча двести шестьдесят семь лет. Но мои взаимоотношения со временем не вполне линейные.

— Простите, не понял?

— Это вы простите, что на меня не произвели впечатления ваши пятилетние планы. Вы также должны извинить меня за то, что я не брал на себя труд близкого знакомства с вами, не стоял рядом с вами у кулера и не расспрашивал о вашей жизни, о ваших интересах и успехах любимой футбольной команды. Вы стали бы знакомиться с дрозофилой? Остановились бы, чтобы обменяться любезностями с порхающим осенним листом или скатывающейся по окну дождевой каплей?

Я чувствовал, что у меня уходит почва из-под ног.

— Я понятия не имею…

— Хотите, я сообщу вам источник того докучливого факта из своей последней главы? Я насчет «замков червей».

Мистер Кларк, я там был. В Ченселлорсвиле. В тысяча восемьсот шестьдесят третьем году. Я слышал это из первых уст. Я пытался сообщить вам: я сам являюсь источником.

Он потянулся к книжной полке и снял с нее одну из первых книг серии. «Мобилизация личного состава». Он открыл ее на разделе с фотографиями, с которых смотрели исполненные решимости юные лица новобранцев.

— Вот я, в третьем ряду. Второй коннектикутский полк легкой артиллерии. Никто не мог понять, почему я настаивал на включении в книгу именно этой фотографии. Это просто моя маленькая шутка. А еще говорят, что у меня нет чувства юмора.

Я всмотрелся в лицо, на которое он указывал. Изображение было мутным и неотчетливым.

— Мистер Палгрейв… Таддеуш… Я вообще ничего не понял. Вы хотите сказать, что являетесь неким сверхъестественным существом? Вы это пытаетесь мне сообщить? — Я вспомнил о Кейт и ее голых мексиканских черепах и стригоях. — Вы, может, вампир или что-нибудь в этом роде?

Он поджал губы и покачал головой, явно разочарованный узостью моего мышления.

— Не вампир, не оборотень и не зомби. У нас нет с этой публикой ничего общего, хотя мы ничего против них не имеем. Более того, иногда они бывают чрезвычайно полезны. Но мы не пьем кровь и не воем на луну. Ничего столь колоритного. Мы всего лишь наблюдаем. Мы — исследователи вроде вас. Когда все это исчезнет, должны остаться хоть какие-то данные.

Я до сих пор не расстался с надеждой, что все это — замысловатый розыгрыш.

— Вы… Вы — исследователь, — невыразительно произнес я. — Исследователь, который живет много сотен лет. И из всех мест в мире, куда вы могли бы отправиться… завораживающих и важных мест… вы решили посвятить тринадцать лет офису «Лайфспэн букс»?

Его мой вопрос, похоже, привел в восторг.

— Не правда ли, это изумительно! — воскликнул он. — Как я уже говорил, наши взаимоотношения со временем не линейны в том смысле, в каком это понимаете вы. Но эти последние тринадцать лет стали для меня замечательной передышкой.

— Передышкой?

— Разве вы не понимаете? Я в отпуске! Все это для меня очередная ярмарка! — Он с наслаждением вздохнул. — Но мне пора возвращаться.

— Возвращаться? К исследовательской работе?

— Вообще-то, Джефф, я уже не исследователь.

— Нет?

— Нет, теперь мое место в рекрутинге. И вы произвели на нас сильнейшее впечатление. Своим резюме. Да еще сразу после мисс Россмайр! Кстати, вы знакомы с мисс Россмайр? Я уверен, что она вам понравится.

Я вскочил на ноги.

— Я… я произвел на вас впечатление? А как же все эти красные галочки? Все эти недостающие ссылки? Все эти…

— Всего лишь формальности испытательного срока. Можете об этом больше не беспокоиться. Познакомившись со мной поближе, вы поймете, что на самом деле я весьма обаятелен. Но на это уйдет какое-то время. — Он протянул мне руку. — Что скажете?

Я молча смотрел на него.

— Вам необходимо время, чтобы все обдумать? Разумеется, ваше полное право остаться здесь и продолжать свою работу, как и прежде. Я покину офис и уже не буду чинить препятствий вашему профессиональному росту. Тем не менее, случись вам принять решение остаться, мой долг предостеречь вас, что не все будет развиваться по желательному для вас сценарию. — Он оперся об окно, положив голову на согнутую руку. — Если сегодня наши с вами дорожки разойдутся, вы проведете здесь еще двенадцать лет. Боюсь, что все будет достаточно рутинно и банально. Через четыре года вы въезжаете в небольшой домик в Ширлингтоне, объясняя это тем, что для создания романа нуждаетесь в более просторном жилище. Через два года у вас возникают сложности с залоговой, и ваша новая подружка, Шерил из отдела редактирования формата и стиля, пользуется этой возможностью, чтобы переселиться к вам под предлогом совместных выплат по кредиту. То, что с вашей стороны было вялым, ни к чему не обязывающим романом, неожиданно исполняется брачных ожиданий. Вы сопротивляетесь еще два года и сдаетесь накануне тридцатого дня рождения Шерил. Через три года у вас начинается роман с дамой, с которой вы знакомитесь в «Гилпин букс». Ваша жена узнает о вашей измене одновременно с обнаружением уплотнения в левой груди. Отвага, с которой она пытается победить рак, оттеняет ваш позор. В глазах всех, с кем вы когда-либо были знакомы, ее окружает сияние мученичества. И хотя вы ухаживаете за умирающей женой с преданностью святого, слишком поздно. Уже ничего нельзя ни изменить, ни искупить. Четырнадцать месяцев спустя вы безутешно рыдаете на ее похоронах, но никто даже не пытается вас утешить. Никто, даже Брайан и Кейт. Со временем вы обращаетесь за утешением к алкоголю и после множества предупреждений и испытательных сроков окончательно теряете работу в «Лайфспэн». Какое-то время вы влачите существование, работая внештатным автором и редактором, но одиночество — это тяжелый груз. Однажды дождливым вечером, возвращаясь домой из стрип-клуба, вы врезаетесь в постамент статуи «Аппоматтокс». Вы не пострадали. Более того, в пьяном состоянии авария кажется вам необычайно забавным происшествием. Вы выбираетесь из машины и поднимаете руки к небу. Стоя под проливным дождем, вы хохочете как сумасшедший. В этот момент вас сбивает молочный фургон. Конец.

Я утратил дар речи. Он протянул руку к лежащему на моем столе списку недостающих ссылок.

— Я не понимаю, — наконец произнес я. — Почему это… Откуда вы…

— Все еще не понимаете? — Он расправил лист бумаги у себя на колене и вычеркнул последнюю красную галочку, одновременно смахнув крошки тыльной стороной руки. — Оттуда. Вы сами все увидите. Только оттуда.

После этого события разворачивались с головокружительной скоростью. Все же я нашел время для одного последнего дела. Прежде чем мы отбыли вместе, я сунул под дверь кабинета Кейт записку и пятидолларовую банкноту.

«Aeternum vale. Прощай навсегда. В следующий раз начос за мой счет».

Загрузка...