Идеальный джентльмен (ЛП)

Лондон охватило волнение. Никто не говорил ни о чем другом. Эллианна, Стоуни и кошка леди Макфи едва упоминались в разговорах. У всех на устах были новости об убийствах, об этом трубили во всех газетах. Об этом даже упоминали в Парламенте как о позоре и о призыве к созданию официальных полицейских подразделений.

Еще одну женщину нашли с перерезанным горлом, ее волосы были обриты. Сыщики обыскали все магазины париков, проверили известных им мужчин, владеющих клинками – но без толку.

Эта четвертая жертва работала служанкой у лорда Сэндеркрофта. Он громче всех кричал о необходимости немедленно поймать изверга. У него дочери, заявил лорд; у него есть горничные, которые бегают с поручениями по ночам. Также у него есть красивая молодая любовница, которая теперь боялась отпирать дверь, но об этом он не сказал. Сэндеркрофт увеличил сумму вознаграждения.

Другие слуги в этом доме сообщили, что Мэйзи ходила гулять с франтом, с шишкой – с джентльменом. Девушка скрытничала насчет своего любовника, встречалась с ним за углом, но хвасталась по поводу его благородного происхождения.

Все эти чудовищные преступления совершил джентльмен? Один из высшего света? Невозможно!

Сэр Джон Томасфорд так не считал. Титул не дает гарантии отсутствия жестокости, заявил он Эллианне, и та вынуждена была согласиться, подумав о Бланшаре. Высокое происхождение отнюдь не исключает низкого поведения. Господи, ее собственные поступки – и ее желания, несмотря на то, что она никогда не пыталась воплотить их в жизнь – подвергались сомнению с точки зрения морали. Ее мать никогда не примирилась бы с подобным неподобающим леди поведением, как удар джентльмена по носу, хотя ее отец от всего сердца одобрил бы Эллианну.

То, как она обошлась с Бланшаром, меньше всего беспокоило ее. Эллианна краснела, едва подумав об остальном. Такого ее отец не одобрил бы, вовсе нет. Сама Эллианна тоже не одобряла себя, но все равно наслаждалась этими воспоминаниями даже сидя за чаем в кабинете сэра Джона, ее горничная, как положено, ждала ее снаружи.

Он неправильно понял ту дрожь, что пробежала по телу Эллианны.

– Вам нечего бояться, дорогая мисс Кейн, – сказал ей сэр Джон. – Убийца не охотится за благопристойными женщинами. Четыре жертвы относятся к тем, кто продает свои милости, а не к невинным девицам.

Эллианна с каждым днем ощущала себя все менее невинной, но она проигнорировала эти угрызения совести и спросила:

– Но что насчет этой служанки? Ее подруги рассказали о том, что она полагала: у ее джентльмена благородные намерения.

– Как, чтобы джентльмен женился на проститутке в чепце прислуги? Свадебные колокольчики звучали только в ее воображении, готов поклясться. Ей-Богу, эта потаскушка брала деньги. Она всего лишь шлюха.

Горячность сэра Джона удивила Эллианну, точно так же как и то, каким образом он говорил о бедной убитой девушке. Что бы Мэйзи не совершила в своей жизни, она не заслужила такой ужасной смерти. Но Эллианна могла посочувствовать и сэру Джону тоже. Должно быть, его досада разрасталась, словно опухоль. Все его знания, вся его наука и изучение жертв не могли обеспечить Боу-стрит надежными зацепками, которыми можно было бы воспользоваться.

Известно, что убийца выше среднего роста. Он правша и орудует кинжалом. Он знал своих жертв, так что, должно быть, у него достаточно денег, чтобы платить дорогим проституткам. О, и у убийцы твердая рука, потому что на обритых головах женщин царапин и порезов намного меньше, чем остается на лице джентльмена после утреннего бритья камердинером. На самом деле, одна из газет требовала, чтобы Боу-стрит проверила всех цирюльников и камердинеров в городе. Сэр Джон заявил, что это будет потерей времени, но он не мог направить их в каком-то другом направлении, и это поражение убивало его.

Он еще больше похудел, глаза его ввалились, а длинные волосы свалявшимися прядями свисали вдоль восковых щек. От сэра Джона пахло моргом, и он употреблял слова, которые благородная женщина никогда не должна слышать.

Возможно, подумала Эллианна, сэр Джон пытается убедить себя, что погибшие девушки недостойны его внимания, чтобы оправдать себя, ведь ему не удалось найти их убийцу. Ему приходится винить самих женщин за их смерть вместо того, чтобы винить себя за то, что он не может остановить убийства. Она также решила, что если эти жертвы не заслуживают внимания, то тогда сэр Джон не обязан сочувствовать им в такой степени, как это делает Эллианна.

Каждая женщина заслуживает некоторого уважения, как в жизни, так и в смерти. Стоуни показал ей это. Не у всех женщин, занимающихся подобным ремеслом, был выбор, кроме того, чтобы броситься в Темзу или умереть с голоду в канаве. Некоторых даже сбила с пути страсть. Служанка могла и принять несколько монет от своего поклонника, но что, если она на самом деле любила его, по-настоящему считала, что он женится на ней? Тогда именно он является безнравственным из-за того, что лишил ее невинности, а не она. Мэйзи виновата только в том, что не смогла рассуждать здраво, но за это вряд ли стоит убивать. В такой же глупости можно обвинить половину женщин в Лондоне, ведь они поверили словам мужчины, когда тот хотел всего лишь удовлетворить свои низменные желания.

Эллиана жалела их всех, и ей было жаль преданного науке ученого, чьи исследования приносили так мало плодов. Даже сейчас ему, кажется, не удавалось согреть ладони, которыми он обхватил чашку с горячим чаем вместо того, чтобы пить подслащенный напиток.

Эллианна могла симпатизировать, но не смогла заставить себя принять его приглашение на обед на следующий день. Слава Богу, она уже дала обещание леди Уэллстоун, поэтому ей не пришлось лгать. Девушка и так испытывала чувство вины из-за того, что планирует отправиться в развлекательные сады Воксхолла тогда как сэр Джон поглощен расследованием смертей.

Гвен считала, что их должны видеть, чтобы парировать любые слухи, возникшие из-за ее мнимой болезни и предполагаемого падения Стоуни. Эллианна с нетерпением ждала вечера, наполненного музыкой, фейерверками и знаменитым хмельным пуншем, который подавали в частных ложах. Хотя темные аллеи были закрыты из-за безопасности проституток, которые проводили там время, Эллианна представляла, что Стоуни может попросить ее сопровождать его по одной из наименее людных тропинок. Кто знает, что может последовать за фейерверками? Нет, она не станет думать о подобных вещах, ни сейчас, ни потом.

Она одернула себя и снова испытала угрызения совести из-за своих грешных мыслей. Однако ее расстроенные чувства не смогут помочь ни убитым девушкам, ни следующей жертве убийцы. Вместо чувства вины и бесполезной скорби она увеличила награду для Боу-стрит. Затем Эллианна провела остаток дня в Приюте Уэллстоуна, где она на самом деле могла что-то изменить к лучшему. Тетя Лалли уже находилась там, обучая нескольких девушек вязанию. Она поклялась, что шапочки и перчатки всегда бывают нужны. И деньги тоже.

Кстати об этом, мистер Латтимер нанес ей визит чуть позже в этот же день. Он извинился, но сказал что не может больше вести для мисс Кейн частное расследование. Все возможные агенты с Боу-стрит были прикреплены к расследованию «убийств парикмахера», как они их называли.

Когда Эллианна выписала последний чек, она заявила сыщику, что отказывается терять надежду.

Мистер Латтимер тоже не терял надежды. Он спросил, может ли еще раз навестить мисс Кейн.

– Если у вас появятся новости о моей сестре, то конечно. В противном случае я благодарю вас за помощь и желаю как можно быстрее поймать этого безумца.

Латтимер забормотал что-то о ее щедрости, уставившись на носки ботинок. Теперь Эллианна будет испытывать чувство вины еще и за это. Однако она не могла сказать что-то еще или подарить ему фальшивую надежду. Мистер Латтимер – замечательный молодой человек. Просто в его присутствии ее пульс не учащается. Одна только мысль о том, что завтра она увидится со Стоуни, оказывала намного большее влияние на ее сердечный ритм, чем полчаса, проведенные за чайным столом с сыщиком.

И хотя Латтимер не мог успокоить ее запутанные, разбегающиеся мысли, ему удалось облегчить беспокойство девушки по поводу Изабеллы.

– Нет, я не считаю, что ваша сестра столкнулась с этим чудовищем, – поведал Эллианне сыщик, предпочитая смотреть в свой ежедневник, а не ей в глаза после того, как был отвергнут. – Мисс Изабелла исчезла примерно за месяц до того, как обнаружили первый труп, и это хороший знак. Что еще более важно, мы уже нашли бы ее тело, потому что убийца оставляет своих жертв там, где они могут быть найдены. Думаю, что ему нравится слава, то, что о нем пишут во всех газетах. Мои начальники говорят, что негодяй дразнит нас – или что он хочет, чтобы его поймали. – Латтимер почесал голову. – Насчет этого я не уверен. Если он так сильно хочет, чтобы его схватили, он мог бы постучать в дверь на Боу-стрит. Как бы то ни было, убийца мог бы спрятать тела на Ханслоу-хит, если бы хотел, или бросил в Темзу, привязав к ним груз. Но он этого не сделал, так что я думаю, ваша сестра все еще жива. Если, конечно, какой-то другой злодей не схватил ее.

Эти слова не совсем утешили ее, но Эллианна была рада, что кто-то еще утверждает, что Изабелла жива. Тетя Лалли готовилась сдаться и ехать домой в трауре. Глаза Гвен наполнялись слезами всякий раз, когда упоминалось имя Изабеллы, а Стрикленд, посвященный в их тайну, всякий раз задавал неизбежный вопрос:

– Если девчонка жива, то где она? Почему она не написала вам еще раз?

Эллианна хотела знать, что думает Стоуни, но боялась спросить. Если он верит, что Изабелла мертва, то тогда Эллианна с таким же успехом может вернуться в Фэйрвью. Она достигла всего, чего хотела, приобрела такую же скандальную известность, как и убийца, но никто не упоминал о ее сестре, кроме совсем расплывчатых воспоминаний.

Но она пока не готова отправиться домой. Во-первых, есть Воксхолл. А во-вторых – приют Уэллстоуна. И его смеющиеся голубые глаза. Эллианна хотела заполнить память еще несколькими воспоминаниями, словно белка, которая собирает орехи к зиме. Она на самом деле боялась, что ей предстоит очень долгая зима. К тому времени, когда мисс Кейн покинет Лондон, у нее будет достаточно времени, чтобы изучить свои взбаламученные чувства, попытаться понять незнакомые ей эмоции. В первый раз в своей жизни Эллианна не знала, чего она хочет. Известно было только одно – дома в Фэйрвью этого точно нет.

Стоуни сам пребывал в немалом замешательстве. В действительности, для человека, который неплохо понимал женщин, он был сбит с толку. Какого дьявола эта женщина хочет от него, и готов ли он дать ей это?

Виконт даже не знал, ожидает ли мисс Кейн извинений и примет ли она их. Но ведь именно она попросила поцеловать ее, рассуждал он сам с собой за бокалом коньяка. Конечно, Эллианна не просила, чтобы ее ласкали, но не имеет значения, просто часть всеобщей катастрофы. Черт, Стоуни ведь не просил, чтобы его возбуждали до такой степени, что он не смог покинуть комнату, не нарушив приличий, пока не стал думать о ее колене и мужских органах Стрикленда.

Тысяча чертей, теперь Стоуни не мог думать о ней, не превращаясь в похотливого юнца. Ей-Богу, он не ожидал такого, только не от тощей старой девы с большим наследством. Так что же он может с этим поделать, кроме как принять еще одну холодную ванну?

Абсолютно ничего.

Он же работает на эту женщину, боже милостивый. Каким-то чудом Эллианна все еще оставалась невинной. Ее богатства не сосчитать, благодаря ее отцу и собственному уму мисс Кейн. Как ни крути, она не для него.

Он не может и не станет, ему не следует думать о мисс Эллианне Кейн в каком-то ином качестве, кроме своего работодателя. Все фибры его души и тела – за исключением предателя между ног, конечно же, – шумно требовали от Стоуни вспомнить о собственной чести, достоинстве и гордости. А он вспоминал только о том, как его голова покоилась на ее коленях, и как ее язык так сладко сплетался с его языком.

Нет. Он не легкомысленный человек, черт возьми. Стоуни потратил много лет, чтобы создать репутацию честного и достойного доверия джентльмена. Он не станет рисковать этим ради минутного удовольствия, даже если Эллианна захочет доставить ему это удовольствие.

Кого он обманывает? Нескольких минут будет совсем недостаточно. Он сомневался, что даже всей жизни будет достаточно. И Эллианна никогда не захочет. Она сама говорила, что никогда не выйдет замуж; а женщины ее возраста и воспитания не заводят любовных связей. Это оставляет им… что?

Одну из темных тропинок в Воскхолле, на всю ночь, в его снах.

Они прибыли в сад развлечений по реке, в залитую лунным светом весеннюю ночь, предназначенную для влюбленных. Китайские фонарики, искусственный водопад, акробаты и канатоходцы, цыганки-предсказательницы – все они добавляли волшебства, словно переносили в другое время, в другую эпоху. У Воксхолла было два лица: одно утонченно-элегантное, а другое – как деревенская ярмарка. Все смеялись, танцевали, выкрикивали имена друзей, разодетых в шелка и атлас. Эллианна закуталась в зеленую накидку с капюшоном, словно лесной эльф, подумал Стоуни.

Музыка играла, вино текло рекой. От зрелища, звуков, запахов и вкусов все чувства приходили в смятение.

Стоуни снял для них ложу, отдельное место в многоярусном павильоне, чтобы они могли наблюдать за событиями и не толкаться среди людей. Раскрашенные перегородки отделяли их от соседних гуляк, а официанты сновали туда-сюда, принося араковый пунш и тонко нарезанную ветчину, которыми славился Воксхолл.

Мимо проходили знакомые, некоторые останавливались, чтобы поговорить с Гвен, или чтобы наконец-то быть представленными наследнице в менее формальной обстановке. Друзья Стоуни прибывали толпами, здоровались, а затем громко смеялись, когда тот выпроваживал их с пожеланием исчезнуть навсегда. Нет, мисс Кейн не собирается танцевать после ужина. Нет, она не станет наблюдать за фейерверком с этим повесой, и не отправится к гадалке с тем охотником за приданым.

Все пребывали в хорошем настроении, развлекались и добродушно смеялись благодаря хмельному пуншу, пока к ним не приблизился сэр Джон Томасфорд.

Он остановился перед их ложей, напоминая статую смерти, и все разговоры смолкли.

Никто не произнес ни слова после вежливого приветствия Эллианны:

– Добрый вечер, сэр Джон. Как поживаете?

Как один из его трупов, подумал Стоуни, такой же несгибаемый, молчаливый и неулыбчивый. Вслух он произнес:

– Не предполагал, что вам по душе подобное веселое времяпровождение.

– Нет, не по душе. Я пришел убедиться, что мисс Кейн в безопасности. Убийца гуляет на свободе, знаете ли.

Все знали об этом. Но никто не хотел вспоминать, только не этой ночью.

– Я позабочусь о ней, – проговорил Стоуни, кивком отпуская мужчину. – Я бы пригласил вас присоединиться к нам, но наша ложа полна, как вы видите.

С ними приехал Стрикленд – кажется, в эти дни он все время путался под ногами, вдруг понял Стоуни, – так же, как и лорд Чарльз с леди Валентиной, и кузены Гвен. По настоянию Стоуни, эту мегеру миссис Коллинз не пригласили. Он не доверял этой вдове, ни в отношении мисс Кейн, ни в отношении себя. Кузены, которые стремились вверх по социальной лестнице, не всегда оказывались невыносимыми, а только тогда, когда начинали рассказывать о своем потомстве. До сих пор Стоуни удавалось избегать встречи с противными детишками. Он полностью намеревался продлить свое везение, несмотря на намеки со стороны кузенов по поводу визита летом в Норфолк, если они с Гвен собираются провести его в Уэллстоун-парке. Нет, сначала обрушатся те серые камни, из которых построен дом.

Эллианне стало жаль сэра Джона. Человек выглядел так, словно ему необходимо было поесть и немного посмеяться.

– Может быть, в другой вечер?

– В среду?

Эллианна обратилась к Гвен за причиной для отказа, но леди Уэллстоун поправляла тюрбан, сползший на один глаз.

– Да. Среда вполне подходит.

Еще до того, как сэр Джон отошел на десять шагов, Стоуни начал выговаривать Эллианне. Он не доверял этому типу, и ей не следовало принимать приглашения от судмедэксперта, такого же странного, как двухголовая курица.

Эллианна была готова оседлать любимого конька и ответить, что Стоуни не касается, с кем она разговаривает, когда они услышали другой разговор, доносящийся из соседней ложи.

Двое мужчин говорили очень громко, невнятно произнося слова, а женщины смеялись слишком визгливо.

– Не слушайте их, – приказала Гвен. – Они не годятся для приличного общества. – Что означало, конечно же, что леди Валентина и жена кузена Гвен сразу же навострили уши, чтобы лучше слышать. Лорд Чарльз заглянул за перегородку и подтвердил то, что Эллианна и Стоуни подозревали: Годфри Бланшар и кучка разделяющих его идеи негодяев вместе со своими потаскушками занимали соседнюю ложу.

Бланшар, должно быть, знал, что они рядом, потому что говорил так громко, чтобы его услышали и оскорбились.

– Все верно. Это та сучка, которая сломала мне нос. Дочь Эллиса Кейна. Богата как грех и злобная как змея.

– Я думал, что это Уэллстоун сломал тебе нос? – спросил один из его приятелей, раскатисто расхохотавшись. Одна из женщин взвизгнула, когда мужчина уронил ей за вырез платья кусочек ветчины, а затем полез доставать его.

– Что, этот трус? – ответил Бланшар. – Да он отключился при первом намеке на драку. Точно так же, как его друг Брисбен, который предпочел сбежать, а не встречаться на дуэли с графом Паттеном. Все они малодушные трусы. А эти аристократические сучки? Все они шлюхи, до единой. По мне, так лучше честные проститутки.

Стоуни вскочил на ноги, но Эллианна схватила его за фалду вечернего фрака.

– Оставьте. Он просто хочет причинить нам неприятности.

Стоуни сел, обменявшись взглядами со своим другом Чарли, что обещало возмездие для Бланшара тогда, когда леди будут отсутствовать. Гвен начала оживленно разговаривать с кузенами, пытаясь заглушить неприятную беседу, но у леди Валентины задрожала нижняя губа. Эллианна побледнела, но оставалась спокойной.

– Он не стоит того, чтобы был испорчен наш чудесный вечер.

Но Бланшар еще не закончил.

– Уэллстоун может оставить эту мегеру себе, скатертью дорога. Я готов поклясться, в его карманах пусто, так что где еще он найдет себе более зеленое пастбище. Не знаю, сколько эта сучка Кейн платит ему, но мне она не смогла бы предложить достаточно. Эта женщина так холодна, что это было бы похоже на совокупление с ледяной статуей. Парень рискует отморозить себе член. Полагаю, некоторые за деньги готовы на все.

Стоуни уже находился на полпути к выходу из ложи, Чарли рядом с ним.

– Отвезите женщин домой, – велел он Стрикленду и кузену Гвен.

– Я не поеду, – Эллианна вцепилась в свою сумочку, на этот раз большую.

– Отвезите их домой, Стрикленд, – снова приказал Стоуни не глядя на нее.

Женщины в ложе Бланшара с криками сбежали, когда туда ворвался Стоуни, а следом за ним – Чарли. Двое мужчин протиснулись мимо них.

– Это не наше сражение, знаете ли. – Они видели, как Уэллстоун тренировался в боксерском зале.

Бланшар ухмыльнулся.

– Как, вы пришли вызвать меня на дуэль? И какое у вас будет оружие, Уэллстоун, нюхательная соль с двадцати шагов? Или ты, Хэмметт? – Он презрительно скривил губы, уставившись на желтые казацкие брюки лорда Чарльза. – Монокли на рассвете?

– Нет, – произнес Стоуни. – Дуэли предназначены для джентльменов, а не для таких презренных скотов как вы. – Он бросился вперед с такой скоростью, что бульдог Эллианны мог бы гордиться этим маневром и вцепился в горло Бланшара. Одной рукой виконт ухватился за складки шейного платка, а другую отвел назад. Он не собирался целиться в нос негодяя. Тот уже был сломан. Удар в подбородок грозил различными неприятностями вроде кровоточащей губы и сломанных зубов. Так что Стоуни размахнулся так, как делал это во время тренировки, и ударил Бланшара прямо в живот. Брюхо этого подлеца было не таким твердым, как кожаная боксерская груша, но звук от удара показался намного более приятным.

Стоуни снова ударил его, чтобы убедиться, что весь воздух вышел из легких этого болтуна. Затем, все еще держа его за шею, он встряхнул негодяя, словно грязную тряпку.

– Если я когда-нибудь снова увижу вас в городе, Бланшар, или услышу хотя бы одного слово из вашего грязного рта, я покончу с вами раз и навсегда. Вы поняли? – Просто на тот случай, если он не понял, Стоуни подчеркнул свои слова еще одним ударом в живот Бланшара, чуть пониже ребер. Хм, ну может быть не совсем ниже, потому что виконт отчетливо слышал треск, когда его кулак врезался в тело.

Приятель Бланшара начал тащить его прочь.

– Он уедет, уедет. Не убивайте его, ради Бога. Он должен мне деньги!

Чарли крикнул им вслед:

– А если Уэллстоун не вколотит вас в землю, то я предъявлю вам обвинения в клевете и позабочусь, чтобы ваши кредиторы потребовали оплаты долгов. Я могу даже заявить на Боу-стрит, чтобы они поискали в ваших комнатах кинжал и парочку париков. Кто знает, что они смогут найти там, а? И чьим словам поверят, сына герцога или ублюдка?

Стоуни быстро обернул носовым платком костяшки пальцев, ободранные о пуговицы и цепочки для часов Бланшара; затем они с Чарли неторопливо направились в собственную ложу, по всех отношениях напоминая джентльменов, выходивших выкурить сигару.

Эллианна и леди Валентина сидели там одни, держась за руки.

Стоуни с раздражением посмотрел на Эллианну.

– Я же велел вам отправляться домой. В чем дело? Вы не поверили, что я смогу заставить этого негодяя замолчать?

– Конечно, поверила, но кто-то должен быть готов поднести вам нюхательную соль.

Глава 25

– Пойдут разговоры.

– Следует ли мне надеяться на то, что еще одну молодую женщину найдут убитой, и это станет главной темой слухов, а не я с моим сопровождающим?

Стоуни поморщился, и не только от мази, которую Эллианна втирала ему в костяшки пальцев. Они расположились в буфетной на Слоан-стрит; дворецкий, ее тетя и весь остальной дом лег спать несколько часов назад. Стоуни сидел за внушительным рабочим столом, похожим на тот, за которым он сам полировал фамильное серебро всего несколько дней назад. Эллианна занималась его рукой при свете единственной свечи, которую они принесли с собой, так же, как бутылку вина и два бокала.

Ее зеленый плащ покоился на спинке стула, а сама она наклонилась вперед, достаточно для того, чтобы Стоуни мог заглянуть в вырез ее серого шелкового платья и увидеть ложбинку между ее грудей. Тот факт, что он обратил на это внимание, и что у него в горле снова пересохло несмотря на вино, вот пара причин, почему им не следует находиться здесь одним. Еще одна причина – это мельница слухов, которая скоро будет перемалывать им кости сверхурочно.

Если кто-то увидит, как Уэллстоун привез мисс Кейн домой без компаньонки, языки начнут работать еще усерднее. Если один из соседей заметил, что он сопроводил Эллианну до двери – и зашел в дом – то утром им мало не покажется.

Благодаря Бланшару, респектабельность репутации Эллианны уже висит на волоске. Может быть, этот волосок позолочен, но все равно он остается очень тонким.

– Прекратите беспокоиться о том, что скажут в обществе, – заявила ему мисс Кейн, когда он во второй раз поведал ей о своих опасениях. – Я не беспокоюсь. И у меня нет других родственников, кроме Изабеллы, которых опозорит пятно на фамильном имени. Семья моей матери уже стыдится связи с Кейнами, поэтому что бы я ни сделала, их это не затронет. Я уеду домой, вот и все. Я вовсе не собиралась так долго оставаться в Лондоне, и мне никогда не потребуется приезжать сюда снова.

– Но что насчет меня? – Стоуни отвел взгляд, пока она бинтовала его руку полоской полотна. – Моя честь тоже под угрозой, и мне придется остаться здесь. Так же, как и Гвен, которая очень сильно расстроится, если ее подругу отправят в ссылку. Что до меня, то репутация имеет значение, особенно тогда, когда никто не хочет доверять моей заботе своих сестер или дочерей после недавних грубых промахов.

– Вам это необходимо? Работать в качестве сопровождающего?

– Какую еще профессию может освоить джентльмен, не приученный пачкать руки? Я пытался стать игроком, но я не умею так же хорошо считать в уме, как вы, а мои земли еще не приносят достаточно дохода, чтобы быть самоокупаемыми, даже если у меня достаточно опыта, чтобы правильно управлять ими. Вопрос с армией, очевидно, даже не обсуждается, так чем же, по-вашему, мне заниматься, стать разбойником на большой дороге?

Эллианна не принадлежала к тем, кто считал романтичным профессию сухопутного пирата. И она не могла представить, что лучезарная улыбка виконта скроется за маской, а сам он будет угрожать прохожим: «жизнь или кошелек». Господи, что если он подстрелит кого-нибудь? Экипаж жертвы без сомнения переедет его, пока Стоуни будет лежать на земле.

– Нет, не думаю, что вам подойдет криминальная жизнь.

– В любом случае, мне осталось работать не так уж долго. Вскоре долги моего отца будут выплачены, а Уэллстоун-парк начнет приносить доход вместо того, чтобы выкачивать из меня каждый фартинг.

– Кроме тех средств, что вы отдаете в приют для девочек. – Эллианна кивнула в знак понимания и одобрения. – Что мы должны сделать, чтобы восстановить ваше доброе имя? Пожениться? Леди Вал намекала на подобное развитие событий, пока мы ждали экипажи, чтобы поехать домой. Конечно, это будет пустой разговор, потому что брак со мной немедленно положит конец вашим финансовым трудностям. Вам не нужно будет обладать безупречным именем, чтобы найти работу, так как у вас не будет необходимости искать ее.

– Мужчина всегда хочет гордиться своим именем. Он – ничто, если его не считают благородным джентльменом. – Стоуни попытался заглянуть ей в лицо, но Эллианна отвернулась, чтобы заново смотать перевязочный материал. – Неужели это будет настолько плохой идеей?

– Что именно – конец вашей карьеры или наш брак?

– Брак, конечно же. По большей части мы неплохо ладим друг с другом.

– Когда вы не пытаетесь высокомерно вести себя.

– И когда вы не пытаетесь всем распоряжаться.

Она улыбкой признала их сражение за власть.

– Но вы же не хотите жениться. Вы говорили так много раз.

Стоуни сказал себе, что он не настолько консервативен, чтобы не поразмыслить над другой должностью.

– И вы говорили, что не хотите выходить замуж. Так же часто.

Эллианна начала думать, что сможет изменить свое мнение – при нужных условиях. Однако брак, заключенный ради спасения ее репутации и его гордости, – не одно из них. Она отодвинула свечу в сторону, ведь теперь ей не нужен свет, чтобы видеть его раненую руку. И ей не хотелось, чтобы виконт увидел разочарование на ее лице.

– Но все еще остается вопрос денег.

Стоуни не стал притворяться, что не понял ее.

– Конечно. Деньги. Вы всегда будете беспокоиться, что я женился на вас ради вашего состояния.

– А вы всегда будете переживать, что я вышла за вас замуж потому, что отчаянно хотела обзавестись титулом. Кроме того, вы станете возмущаться, что большинство моих средств находится в трастах, и не окажутся под вашим контролем.

– Это продемонстрирует недостаток доверия, не так ли?

– Скорее осторожность.

– Или мудрость, если вспомнить историю моего отца. Но это не имеет значения. Я никогда не считал, что мужчине следует жить за счет доходов жены.

– Что ж, я определенно так не считаю! И я не думаю, что женщине требуется титул, чтобы доказать свою значимость.

– Отлично, тогда мы договорились. Нам не следует вступать в брак. – Стоуни не знал, принесло ли это решение облегчение или расстроило его. Он без сомнения ощутил боль, которая исходила не от его поврежденной руки.

– Прекрасно, – согласилась Эллианна. – Мы выдержим испытание штормом слухов, и не станем направлять корабль в море супружества. – Только бы кто-нибудь бросил ей спасательный трос перед тем, как она утонет. Мисс Кейн старалась, чтобы ее голос звучал бодро, или, по крайней мере, не дрожал, несмотря на комок в горле. – Если сплетни в городе станут причинять вам слишком много неудобств, то вы всегда сможете навестить Фэйрвью под предлогом ремонтных работ, чтобы посмотреть, как управляются мои школы. И взять с собой Гвен, конечно же, потому что я буду очень сильно скучать по ней.

Она не упомянула, что будет скучать по нему, подумал Стоуни.

– Ей там понравится, я обещаю, – продолжала Эллианна, надеясь убедить его приехать, – потому что мы не совсем оторваны от общества. У нас есть местные ассамблеи, а самые знатные семьи в округе с радостью пригласят виконтессу на свои приемы. У нас не так много развлечений, как у вас в городе, но регулярно устраиваются званые обеды и танцы.

– Вы будете танцевать?

– На небольших приемах – да, потому что уже прошло достаточно времени, чтобы выказать уважение к смерти тети Августы. Кроме того, как я смогу устоять, когда у меня будет самый красивый, самый элегантный сопровождающий, из всех, кого когда-либо видели в провинции? В самом деле, такое зрелище будет стоить каждого шиллинга, чтобы увидеть выражение на лицах старых сплетниц.

– Вам не нужно будет платить мне, – тихим голосом проговорил Стоуни, наливая себе еще бокал вина. – На самом деле деньги не всегда имеют значения.

– Неужели я снова ранила ваши чувства? Я не хотела этого. Мне только хотелось поощрить вас, чтобы вы приехали. Если это единственный способ…

– Некоторые вещи стоят того, чтобы делать их просто так.

– Например, танцевать со мной? – Она рассмеялась. – Но вы понятия не имеете, хорошо ли я танцую. Что, если я захочу повести вас во время вальса?

Виконт рассмеялся в ответ, продемонстрировав улыбку, которая пленяла всех женщин от шести до шестидесяти лет.

– Я удивился бы, если бы вы этого не сделали. Давайте. – Он вытянул руки. – Могу я пригласить вас на танец, мисс Кейн?

– Как, здесь? Сейчас?

– Почему бы нет? Нас уже обвиняли в гораздо худших поступках. – Стоуни начал напевать мелодию и Эллианна шагнула в его объятия, наклонив голову, чтобы скрыть покрасневшее лицо. Они вальсировали вокруг рабочего стола, им едва хватало места, чтобы кружиться в этой длинной, узкой комнате. Но они справились.

Дома никто из джентльменов не притягивал ее так близко к себе. Ни одна из тех пар, которые она видела танцующими в Лондоне, не позволяла, чтобы их тела соприкасались подобным образом: ее грудь прижималась к его твердой груди, ее ноги касались его крепких бедер. У вдовствующих дам случился бы припадок. А Эллианна получила бы еще одно воспоминание, которое увезла бы с собой домой.

Девушка дерзко прижалась еще ближе, ее щека уткнулась ему в подбородок. Она вдохнула его аромат – пряности, мыло и легкий запах пота от драки с Бланшаром. Ни одно вино не пьянило ее так сильно.

Стоуни вздохнул и коснулся губами ее волос, ощутив их шелковистую структуру. Он еще раз вздохнул, отчего темп напеваемой мелодии прервался, Эллианна покачнулась тогда, когда должна была поворачиваться, и они налетели на стол.

– Я предупреждала вас, что не очень хорошо танцую, – смеясь, проговорила она, ее спина приживалась к деревянному столу.

– Вы – совершенство. – Стоуни не отступил назад и не отпустил ее, но придвинулся ближе, так, что нижняя часть его тела плотно прижималась к ее, а его ноги располагались по обе стороны от ее ног. Виконт начал вытаскивать шпильки из ее волос, а затем запустил пальцы в распущенные пряди, расправляя и разглаживая их. – Совершенство.

Эллианна ощущала, как ее длинные волосы падают ей на плечи и вниз по спине. Она закрыла глаза, завороженная его движениями, его таким очевидным и твердым свидетельством, прижимавшимся к ней. Может быть, Стоуни не любит ее и не хочет жениться на ней, но Бог свидетель – и Эллианна тоже – он испытывает к ней желание.

Почти такое же сильное, какое она испытывает к нему. Она незамужняя девственница с безупречными моральными принципами… и безотлагательными, необъяснимыми, не поддающимися описанию потребностями.

– Ближе, – прошептала она.

– Еще ближе – и мы оба заработаем несколько заноз от этого стола.

Тиммс никогда бы не допустил, чтобы у его рабочего стола были грубо обработанные края, да и что значат несколько заноз? Эллианна притянула Стоуни ближе, запустив свои пальцы в его золотые кудри.

– Мужчина может сопротивляться искушению лишь до определенной степени, милая.

До какой именно степени? Для Эллианны пределом стало его прикосновение к ее волосам. Ей больше не хотелось сопротивляться собственному влечению.

– Ближе, – настойчиво повторила она.

Он улыбнулся и наклонился, чтобы быстро поцеловать ее. Поцелуй с улыбкой, поцелуй счастья, но не тот невероятный поцелуй, который они разделили раньше. Эллианна хотела, чтобы земля уходила у нее из-под ног, по меньшей мере.

– Знаете, то, что сказал Бланшар – это неправда.

Стоуни снова запустил пальцы в ее волосы, наблюдая, как в свете свечи переливаются все оттенки красного. Он подумал, что ему никогда не надоест касаться ее волос, наблюдать, как они струятся вокруг нее словно алая вуаль.

Виконт мог только представить, как эти волосы будут смотреться на ее обнаженной коже; Бог свидетель, он не сможет стать еще тверже, чем сейчас.

– Стоуни, – проговорила Эллианна с оттенком нетерпения.

– Хмм?

– Бланшар солгал насчет меня.

– Конечно, солгал, и насчет капитана Брисбена, и по поводу леди Вал и меня. Не думаю, что негодяй беспокоится о достоверности своих заявлений, только о том, сколько неприятностей он сможет создать.

– Но то, что он сказал, что я холодна как ледяная статуя, это совсем неправда, вы же знаете.

Теперь он уже открыто расхохотался.

– О, я очень хорошо знаю это, моя дорогая. Как я не могу знать этого, когда от вас исходят такие искры, которые не смогут потушить даже тропические дожди? Когда вы разжигаете в моем мозгу пожар, утихомирить который могут только ваши губы? Вы – обманщица, мисс Эллианна Кейн. Под этой чопорной и строгой внешностью дочери банкира бьется сердце распутницы. Прекрасной, пленительной распутницы, которая может разгорячить кровь мужчины одним взглядом зеленых глаз. Но вы все равно остаетесь леди, а не разгоряченной кобылкой, подрагивающей хвостом. А я, к несчастью, все еще остаюсь джентльменом, а не самцом во время гона. Я не лишаю девушек невинности, особенно тех, которые пережили эмоциональный вечер и, возможно, перебрали вина. Мне следует уйти.

– Нет. – Она прижалась к нему бедрами. – Я не в шоковом состоянии, и не пьяна. Пожалуйста, останьтесь.

Стоуни не смог бы уйти, даже если бы вокруг них начала рушиться крыша. Он снова поцеловал ее, на этот раз – долгим, обжигающим поцелуем. Земля, может быть, и не ушла из-под ног, но тяжелый стол точно сдвинулся с места.

– Вы, холодная женщина? Наверное, в аду точно так же холодно.

Эллианна распутывала его шейный платок, отчаянно желая коснуться обнаженной кожи. Стоуни схватил ее за руки.

– Нет, милая. Вы играете с огнем.

– Я не играю.

– Черт побери, мы не можем.

– Почему? Я достаточно взрослая, чтобы знать чего хочу, а теперь я жажду испытать то, чем женщины моего возраста наслаждаются уже несколько лет. Или вы не хотите…

– Не хочу? Мне следовало загадать желание, чтобы вы оказались в моих объятиях, на сотню падающих звезд, пятьдесят рождественских пудингов и тридцать свечей на торте в день рождения. – Стоуни взял ее руки и положил между ними, на клапан своих брюк, чтобы убедить Эллианну в том, что она желанна, или, может быть, чтобы испугать ее. – Вы понимаете, как сильно я хочу продолжения?

Вместо того чтобы испугаться, Эллианна оставила руку там, где она находилась, изучая форму его мужского органа. Виконт начал понимать, какие ощущения испытывают те, кого бросают в кипящее масло. Он потерял голову. В прямом смысле.

– Это неправильно.

– Одно только это не может быть неправильным, просто я узнаю, что упустила. Бог свидетель, я не хочу быть вашей любовницей, ожидая, когда вы устанете от меня, или делить вас с огромным количеством девушек. О, и клянусь, я ни в чем не стану обвинять вас.

– Проклятие, но ведь могут быть последствия.

– Ребенок? – с удивлением спросила она, сжимая источник такой возможности. – Никогда не думала, что стану матерью.

– И сейчас не станете думать, если от меня будет что-то зависеть. Эллианна, мы не можем это сделать!

Чтобы избавиться от ее руки и этой сладкой пытки, Стоуни уложил ее спиной на стол. Теперь ее ноги обхватили его, что стало для него не менее мучительным.

– Мы не можем, – повторил виконт еще раз, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать ее веки, нос, рот, шею и эту соблазнительную ложбинку между грудей, на которую он смотрел всю ночь. Ее руки обвились вокруг его шеи, сжимая так крепко, что он едва не задохнулся. Нет, это его шейный платок. Стоуни стянул его и бросил на пол. Эллианна начала притягивать его ближе к себе, ближе к тому желанию, которое она не могла выразить, но была уверена в том, что имя ему – Стоуни.

Он застонал. Как, ради всего святого, ему уйти прочь, когда сам дьявол танцует в его мозгах… и ниже пояса? Чтобы остановить ее длинные, стройные, изящные ноги, сводящие его с ума, Стоуни коснулся одной из них. Это стало ошибкой. Ее юбки пребывали в беспорядке, а его рука касалась шелкового чулка, натянутого на гладкие мышцы. Он провел рукой – и поднял ее юбки – выше, чтобы ощутить атласную подвязку, которую быстро снял. Подвязка присоединилась к его шейному платку на полу. Ему нужно было почувствовать ее кожу, хотя бы дюйм, всего лишь на минуту, вот и все. Если Стоуни этого не сделает, то может умереть прямо сейчас, в буфетной дворецкого.

Стоуни начал стягивать освободившийся чулок, но его рука обладала собственной волей – вероятно, то же самой, которая заставила его поцеловать груди Эллианны – и двинулась вверх, к голой коже под ее коленом, на внутренней стороне бедра. Такая гладкая, такая мягкая, в точности, как он себе представлял.

Затем мисс Кейн застонала. И начала извиваться. Боже, его рука скользнула выше, чем он намеревался, почти к ее…

– О, дьявол, мы не можем. – Виконт отдернул руку и обхватил ладонями ее лицо. – Я работаю на вас!

– Это не входит в вашу работу.

– Но я поклялся никогда не заводить романов со своими подопечными. Это неправильно – пользоваться их положением. Вашим положением. Мужчины доверяют мне своих невинных дочерей. Господи, рядом с вами я даже не могу доверять себе! – Его руки стягивали с нее платье, обнажая грудь. Стоуни едва не вскрикнул при виде этих идеальных привлекательных округлостей с розовыми пиками, зная, что они никогда не будут принадлежать ему, что он не сможет ласкать, сосать, дразнить их до твердого состояния. Ах, только от одного легчайшего прикосновения его губ ее сосок затвердел в ожидании. – Проклятие!

Эллианна задыхалась.

– Так уйдите. Нет, не отсюда. – Только не отсюда, взмолилась она. – Уйдите с работы, чтобы вам не пришлось страдать от подобных угрызений совести.

– Думаю, что я уже ушел от подобных сожалений, – прошептал Стоуни, когда его язык коснулся ее другого соска, а его рука снова потянулась к обретенному сокровищу. – Я побеспокоюсь об этом завтра.

– Нет, вы только ощутите… раскаяние, – выговорила она между двумя затрудненными вдохами, в то время как ее руки забрались под его рубашку и коснулись жестких завитков и твердых мускулов. – Поэтому я избавлю вас от треклятых принципов. Вы уволены. – Она просунула руку между ними, чтобы найти застежки на его брюках.

– Нет, я просто горю.

– Я тоже. Я никогда не ощущала себя подобным образом, такой разгоряченной, меня снедает острое желание, как будто сама моя душа превратилась в вулкан, готовый вот-вот извергнуться. В моей крови жар, и…

– Я на самом деле горю. – Его рука коснулась свечи, и кружево на рубашке начало дымиться.

Эллианна вскрикнула и оттолкнула его, соскочив со стола, уронив на пол бокалы с вином, баночку с мазью и самого Стоуни. Она схватила его шейный платок и опустилась на колени там, где он приземлился на поле. Девушка начала лупить тканью по его руке.

– Прекратите это, глупышка. – Виконт отобрал у нее платок и воспользовался им, чтобы заглушить небольшое пламя. – Вы только раздуваете огонь, что неудивительно. Вы занимались этим весь последний час.

– Я? Это не я положила руку на ваш… – Эллианна помогла ему снять сюртук, а затем стащила с него рубашку через голову.

– Вы пытались это сделать.

– Нет. – Она поворачивала его запястье так и сяк, пытаясь увидеть, есть ли ожог. Ожога не было, но она все равно поцеловала это место, чтобы убедиться, что кожа не горячая. Так оно и было, но не из-за ожога от свечи. Ей пришлось поцеловать его голую грудь, чтобы сравнить. Виконт застонал, но, опять-таки, не потому, что обжегся.

На это раз Эллианна оказалась сверху, пытаясь коснуться каждого дюйма его обнаженной кожи, в то время как его руки занялись тем, что ослабляли завязки на спинке ее платья. Между тем они не переставали целоваться, соединяясь друг с другом в предвкушении другого соединения.

На этот раз Стоуни перестал возражать против того, что ему хотелось.

На этот раз пол на самом деле ушел у них из-под ног… от громкого топота ног бегущих к ним людей.

Глава 26

– Он воспламенился.

– Готов поспорить, что так и было, – проговорил Тиммс с завистью пожилого человека.

Тетя Лалли подобрала с пола подвязку Эллианны и помахала ею.

– И что ты собиралась делать, задрав юбки и спустив чулки? Помочиться на него, чтобы потушить пламя?

Эти двое с шумом ворвались в буфетную дворецкого. К этому времени Стоуни уже надел рубашку, но на нем не было ни сюртука, ни жилета, ни шейного платка. Эллианна натянула лиф обратно, а ее длинные волосы прикрывали расстегнутое на спине платье. Тиммс, в ночном колпаке и халате, сжимал древний мушкетон, но забыл вставные зубы и очки. Пронизанные сединой рыжие волосы тети Лалли были заплетены в длинную косу, а ее ночное одеяние, что удивительно, оказалось вышито изящными фиалками. Что менее удивительно, в руке она сжимала медную грелку на длинной ручке, которой немедленно начала бить Уэллстоуна по голове.

Эллианна закричала, чтобы тетя прекратила это, сразу же после того, как отобрала мушкетон у старого дворецкого, пока тот не пристрелил по ошибке кого-нибудь из них.

– Это не его вина. Лорд Уэллстоун не сделала ничего плохого, ничего такого, о чем я бы не попросила его.

Поэтому тетя Лалли начала бить по голове Эллианну. Может быть, она и выражалась, как портовый грузчик, но в отношении семьи ее моральным принципам позавидовал бы викарий.

Стоуни отнял у пожилой женщины грелку.

– Вы создаете больше шума, чем нужно, – проговорил он, оглядываясь, чтобы посмотреть, не услышали ли шум другие слуги и не прибежали ли они узнать, в чем дело. К счастью, остальная прислуга спала на чердаке, достаточно далеко отсюда, чтобы заглушить любые звуки. – Ничего не произошло. – По милости Господа и одной свечи.

– Больше, чем нужно? – завопила тетя Лалли, сражаясь с ним за оружие. – Клянусь камешками святого Сильвестра, я дам тебе то, что нужно, нахал!

Они все понимали, что нужно сделать. Старый дворецкий Эллианны и ее вдовая тетушка ожидали, когда Стоуни заговорит.

– Вы окажете мне честь… – начал он, смирившись, испытывая облегчение и едва ли не восторг, что решение было принято за него.

Но Эллианна прервала его.

– Лорд Уэллстоун имеет в виду, что вы окажете ему честь, если разделите с ним бокал вина перед тем, как он уйдет, на тот случай, если мы больше не увидимся с ним до нашего отъезда. Завтра мы начинаем паковать вещи, чтобы вернуться в Фэйрвью.

Как она может так спокойно, так небрежно отбрасывать в сторону то, что произошло? Стоуни разозлился почти так же сильно, как миссис Гудж. Эллианна на самом деле использовала его, чтобы потешить свое любопытство, удовлетворить желание и ничего больше. Бланшар оказался прав, но в ином ключе: холодна была не сама мисс Кейн, а ее сердце. Виконт налил вина в хрустальные бокалы, которые Тиммс достал из застекленного шкафчика.

Как он может вести себя так весело, принимать ее вмешательство без всякого беспокойства? От беспечного поведения Стоуни у Эллианны разрывалось сердце. Меньшее, что виконт мог сделать – это чуточку поднапрячься и закончить предложение, чтобы она смогла отказать ему по всей форме. Стоуни не испытывал желания жениться на ней, потому что даже не закончил это проклятое предложение. Что ж, она тоже не хочет выходить за него, сказала себе Эллианна, принимая от него бокал. Может быть, если она выпьет достаточно, то поверит в это. Выйти замуж за мужчину, который ее не любит? Никогда. Ей следовало прислушаться, когда виконт умолял ее остановиться. Да он вовсе и не хотел ее, Эллианну Кейн, а только телесную разрядку. Для этого сгодилась бы любая женщина. Как только она заплатит ему то, что он заработал, Стоуни сможет выбрать собственную женщину, найдет себе жену, если захочет, на этот раз – настоящую леди, одного с ним класса. Эллианна выпила вино и протянула бокал за добавкой.

Ей-Богу, она празднует свое избавление, подумал Стоуни, заткнув рубашку в брюки и надевая сюртук. Мужчина должен напиваться в одиночестве.

Боже, ему не терпится уйти, подумала Эллианна, которая теперь сгорала от стыда из-за того, что подстегивала его к тому, чего он не хотел делать. Девушка вручила виконту помятый шейный платок, поднятый с пола, надеясь, что ее щеки не покраснели от того, что она сорвала этот предмет одежды с его шеи.

Тетя Лалли крепко сжала губы, словно приняла еще один обет молчания, или просто слишком сильно разозлилась на двух дурачков, чтобы говорить.

У дворецкого рот тоже был на замке, потому что он стеснялся того, что миссис Гудж увидит его без зубов.

Затем они услышали еще один звук, царапанье когтей по доскам пола в коридоре.

– О нет, – воскликнула Эллианна, обыскивая карманы зеленого плаща в поисках конфеты или вареной морковки.

– Как раз то, что нужно, чтобы эта ночь благополучно завершилась, – Стоуни рванулся к двери, полагая, что если он сможет захлопнуть ее, то скорее проведет ночь здесь с бесстыдницей, ведьмой и дворецким, чем встретится с этим адским псом. Однако он врезался в Тиммса, которому в голову пришла та же идея. Стоуни едва не уронил старика, обутого в ночные туфли. К тому времени, когда он толкнул Тиммса на стул, бульдог, слегка накреняясь, уже миновал дверной косяк и ввалился в буфетную. Его сморщенная голова покачивалась из стороны в сторону, пока налитые кровью глазки не остановились на Уэллстоуне – постороннем в доме.

Собака начала готовиться к прыжку, с рычанием в горле, но без зубов в обнажившихся деснах.

Стоуни прыгнул первым, схватив бутылку вина со стола.

– Не пораньте его! – закричала Эллианна.

– Проклятие, а как насчет меня? – крикнул Стоуни в ответ. Но он держал бутылку не за горлышко, как дубинку; виконт лил вино на деревянный пол.

– Мой пол! – взвизгнул Тиммс.

– Мое вино! – застонала тетя Лалли.

– Ну надо же, – прошептала Эллианна. – Думаю, это сработает.

Поначалу собака скользила по жидкости, а потом принюхалась. Затем пес опустил вниз большую уродливую голову и начал заглатывать вино. Огрызок хвоста на его заду заходил из стороны в сторону.

Эллианна шумно выдохнула.

– Жаль, что мы не подумали об этом раньше.

– Жаль, что мы выпили слишком много, – проговорил Стоуни, поставив пустую бутылку на стол, а потом бросил обвиняющий взгляд на Эллианну за то, что она выпила тот второй бокал. Он начал боком двигаться к двери, предполагая уйти до того, как высохнет пол.

Тиммс выкопал еще одну бутылку, даже лучшей выдержки, из другого шкафчика. Он налил примерно с дюйм жидкости в серебряную чашу для ополаскивания пальцев и поставил ее на пол.

– Полагаю, леди Августа и это животное время от времени выпивали вместе.

– Интересно, а собаки страдают от злоупотребления выпивкой? – задумалась Эллианна, когда чавкающие звуки возобновились. – И как там называется утреннее лекарство от похмелья? Кошачья шерсть13 ?

– Оставляю вас выяснять это. Считаю, что лучшей частью доблести покинуть этот дом, пока Атлас напивается, – заявил Стоуни остальным, слегка поклонившись и стараясь выглядеть достойно, несмотря на беспорядок в одежде.

– Я провожу вас, – проговорила Эллианна, игнорируя сердитый взгляд тети и покашливание Тиммса. – Я не задержусь. Всего пару минут.

Тетя Лалли схватила мушкетон, а не грелку.

– Я буду считать.

Когда они дошли до парадной двери, Эллианна сообщила Стоуни, что утром пришлет ему банковский чек.

Стоуни кивнул. Он не мог позволить себе отказаться от ее денег, так, как требовала его гордость.

– Для вас это просто деловые отношения, мисс Кейн?

– Наши отношения закончены, лорд Уэллстоун.

Так что Стоуни поцеловал ее. Ему не нравилось, когда его отсылали прочь, не нравилось думать, что их пылкое общение так мало значило для Эллианны, что она отмахивалась от него, словно от собачьей шерсти на подоле. Ему не хотелось думать и о том, что их страстный эпизод никогда больше не повторится. Поэтому он пылко целовал Эллианну, вложив в поцелуй все чувства и саму душу.

Она поцеловала его в ответ. Святые небеса, она целовала его в ответ так, словно могла проникнуть ему под кожу, стать частью его, той частью, от которой он просто не сможет уйти. Пусть Стоуни унесет домой свою свободу, думала она, но при этом пусть возьмет с собой воспоминания о том, что могло бы быть, если бы он на самом деле питал к ней какой-то интерес.

Они целовались, и Эллианна могла ощущать, что ее ноги отрываются от земли. Она оказалась в воздухе в его объятиях, осознала она той крохотной частью мозга, которая еще работала. Стоуни прижимал ее к себе, они соприкасались всем телом. А повсюду, где они касались друг друга, тлеющие угли страсти начали разгораться заново.

Они целовались, и Стоуни готов был взорваться, готов был уложить ее на мраморные плиты, или унести Эллианну в ее спальню. Однако он не мог сдвинуться с места. Он не мог дышать, думать или делать что-то еще, кроме того, что уже делал – целовать Эллианну так, как он не целовал ни одну женщину. Дьявол, для него не существовало других женщин, кроме Эллианны.

Они целовались, и время замерло на месте. Но тетя Лалли не собиралась этого делать. Она вместе с мушкетоном появилась в вестибюле.

Стоуни открыл дверь, а затем вопросительно приподнял золотистую бровь.

– Я все равно не выйду за вас замуж, – проговорила Эллианна, разгадав его вопрос.

– Я все равно не просил вас об этом.

Если верить Гвен, то Эллианна не планировала покидать город еще два дня. Из-за слухов она не собиралась никуда выезжать, кроме запланированной встречи с сэром Джоном Томасфордом. Дорогой Эллианне не могло понравиться, когда на нее смотрят или шепчутся о ней, поведала Гвен, с обвинением уставившись на Стоуни, словно тот мог предотвратить гнусные речи Бланшара. Он не мог предвидеть, как сильна ненависть у этого негодяя, точно так же, как и не смог предугадать вершину собственной глупости впоследствии, о чем, слава Богу, Гвен не догадывалась.

Однако Стоуни мог сделать так, чтобы ничто подобное не повторилось. Он гарантировал бегство Бланшара из города, попросив друзей предъявить к оплате векселя этого мерзавца. Бланшар мог либо сбежать, либо оказаться в долговой тюрьме. Ему никогда больше не будут рады в клубах джентльменов или в светских гостиных, только не такому негодяю, который оскорбляет женщин, или, что еще хуже, уклоняется от оплаты долгов чести. Кто-то, возможно, лорд Чарльз, намекнул, что этот тип мог жульничать при игре в карты. Теперь Бланшар не сможет показать свое лицо, с разбитым носом и всем прочим, еще и в игорных заведениях.

Что до отсутствия самоконтроля у Стоуни там, где дело касается мисс Эллианны Кейн, то он решил эту проблему, просто держась подальше от нее. Виконт не мог переступить границы приличий, если не переступит порог ее дома. В противном случае он не был уверен, что не сваляет еще худшего дурака, если увидит ее. Даже зная, что Эллианна – бессердечная искусительница, Стоуни все равно хотел ее. Безрассудно.

Конечно же, всего одно слово от нее – и лорд Уэллстоун явился бы на Слоан-стрит быстрее, чем на ее записке высохли бы чернила. Однако записка так и не пришла. Пришел чек из банка мисс Кейн, более щедрый, чем он заслуживал, учитывая его поведение, но не настолько значительный, чтобы виконт почувствовал себя оскорбленным. Никакого сообщения к чеку не прилагалось. Так и есть: он больше на нее не работал. Стоуни больше не нужно исполнять ее приказы или ее прихоти. Он мог перестать беспокоиться из-за охотников за приданым и не волноваться о ее будущем в том ограниченном обществе, в котором мисс Кейн предпочитает жить.

С другой стороны, он больше не работал на нее. Стесняющие его принципы насчет смешения работы и удовольствия, финансов и флирта, больше не имеют никакого значения. Конечно, Стоуни все еще полагал, что ни одна женщина не заслуживает того, чтобы на ней женились только ради ее состояния, и ни один мужчина не должен становиться паразитом на банковском счете своей жены. Однако если бы он был бы богатым человеком, что смог бы выступить в качестве законного претендента на руку Эллианны, освободившись от ограничений, свойственных опекуну. Не то чтобы она приняла это предложение на каких-либо условиях, но Стоуни проще было бы сделать его. Если бы он захотел сделать предложение.

Господи, жена. Жить с одной и той же несговорчивой женщиной до конца своей жизни? Ад не может быть хуже. Конечно, жить без Эллианны уже превратилась в пытку, а ведь прошло всего лишь двенадцать часов. Виконт посмотрел на настенные часы, а затем сверился с теми, которые держал в руке. Теперь они с Гвен смогу жить вполне пристойно – хотя и без особого желания со стороны Гвен – в Уэллстоун-парке в Норфолке, но Стоуни никогда не будет богат, никогда не будет считаться выгодной партией для кого-то, кроме дочери викария, племянницы торговца или охотящейся за титулом вдовы.

Стоуни решил, что все равно навестит мисс Кейн. В конце концов, у него имелись уважительные причины, сказал он сам себе. Ему нужно поблагодарить ее за чек, в последний раз сообщить том, как продвигаются поиски ее сестры и выразить обеспокоенность тем, что эта пустоголовая женщина назначила встречу с кровопийцей.

– Мне и в самом деле хотелось бы, чтобы вы передумали насчет сэра Джона в качестве сопровождающего, – заявил он мисс Кейн, переведя дух после той ослепительной улыбки, которой она одарила его в знак приветствия.

Улыбка Эллианны шла изнутри. Он приехал. Он не должен был делать этого, не имел никаких обязательств, никто не платил ему за это, но Стоуни все равно пришел с визитом. К ней. Какой чудесный, восхитительный день. Можно было даже услышать пение птиц, если не обращать внимания на дождь, ветер и шум от уличного движения. Он пришел и выражал беспокойство по поводу ее благополучия – бесплатно.

– Знаю, вы думаете, что я просто веду себя как собака с мясной косточкой, – продолжал Стоуни, – но я не могу доверять ни Томасфорду, ни мотивам его поведения.

Эллианне не хотелось говорить о сэре Джоне.

– Он просто человек, посвятивший себя науке. Хотите еще чаю?

Стоуни покачал головой и упорно пытался предупредить ее.

– Посвятить себя мертвецам само по себе достаточно странно, но этот тип с каждым днем становится все более эксцентричным. Той ночью в Воксхолле он вел себя почти как сумасшедший. Вы должны были заметить это.

– Я почувствовала, что он был немного расстроен, но, полагаю, у сэра Джона нашлись причины для беспокойства. Мы все нервничаем из-за убийств, но он ощущает персональную ответственность, из-за той должности, которую занимает. Это должно вызывать восхищение, а не казаться странным. Кроме того, мне жаль этого человека.

– Так отправьте ему банку печенья или бутылку вина. Вы не обязаны проводить вечер с этим типом, чтобы выказать свою симпатию.

– Будет грубо отказаться так поздно.

– Вы можете заявить, что у вас болит голова. Женщины все время делают это. Или сказать, что уезжаете из города и вам нужно упаковать вещи. Скажите все, что угодно, только не ходите с ним.

Эллианна улыбнулась. Стоуни ревнует ее.

– Сейчас вы напоминаете тетю Лалли, которая утверждает, что от сэра Джона у нее по спине пробегает холодок. Он до такой степени нервирует ее, что она отправляет со мной горничную, чтобы не выступать в качестве моей компаньонки. Конечно, она старается не ходить ночью мимо кладбища, и не проходить под лестницей. Меня всегда удивляло, что она поднималась на борт корабля, сопровождая мужа, ведь предполагается, что женщина на корабле приносит несчастье.

– Возможно, так и есть – для мистера Гуджа. Он ведь умер, не так ли?

– Подавившись вишневой косточкой, насколько я знаю, у себя дома. В любом случае, я готова признать, что уникальное призвание сэра Джона довольно жуткое, но больше мы ни в чем не можем обвинить его. Он – безобидный джентльмен, и ему нужно на один вечер отвлечься от своей работы.

Стоуни тоже нужно было отвлечься, но, вероятно, ему не удастся сделать это, пока Эллианна занята тем, что защищает эту скользкую тварь. Учитывая внешность и состояние Эллианны, Стоуни сомневался в том, что сэр Джон так уж безобиден, но понимал, что впустую сотрясает воздух. Голова у мисс Кейн такая же непробиваемая, как и ее сердце.

– Хорошо, я вижу, что вы решительно настроены пойти с ним. В таком случае, какое веселое развлечение запланировал коронер на вечер? – Стоуни подумал, что может встретиться с ними там, для собственного спокойствия.

– Он ведет меня на обед после еще одной лекции. Эта посвящена ампутации в полевых госпиталях на Полуострове.

Стоуни переменил свои планы. Он также изменил свое отношение к мисс Кейн. Любая женщина, которая может слушать подобные разговоры, а потом еще и есть после них, не назовешь нормальной. Возможно, она и этот червь из морга все-таки составят хорошую пару. Свадьба может состояться в сумасшедшем доме.

Эллианна продолжала говорить, словно Стоуни продемонстрировал интерес вместо того, чтобы едва не поперхнуться.

– Вы знаете, сколько солдат умерло после заражения после того, как их раны начинали загнивать? В самом деле, даже кусочки их собственных мундиров могли убить человека, если оставались погруженными в плоть.

Стоуни быстро уронил салфетку, чтобы иметь повод опустить голову к коленям перед тем, как упадет в обморок.

– Я… я уверен, что вы сочтете эту лекцию… познавательной.

– Возможно, но я иду туда в основном для того, чтобы найти опытного хирурга для больницы, которую я строю.

– А после лекции? – спросил Стоуни, придя в себя после еще одной чашки горячего чая, которую молча передала ему Эллианна.

– Обед в отеле Палтни. Я думала пригласить сэра Джона сюда, но передумала из-за враждебности тети Лалли. Она довольно… громко выразила свое мнение о том, чтобы есть баранину в компании мастера похоронных дел. Конечно, сэр Джон таковым не является, – добавила она в защиту Томасфорда. – Он выдающийся исследователь, и я так и заявила своей тете. И Гвен тоже. Леди Уэллстоун отказалась прийти на мой небольшой обед, который я хотела устроить ради такого случая, а леди Валентина и лорд Чарльз заняты. Думаю, что ее светлость тоже вряд ли заинтересовалась бы исследованиями сэра Джона.

Боже милостивый, герцогиня Уиллинстон обедает рядом со знатоком криминальных трупов?

– Полагаю, едва ли ее это заинтересует.

– Я могла бы пригласить лорда и леди Олдершотт, миссис Харкнесс-Смайт и других дам, которые достаточно любезно приглашали меня на свои приемы, но предполагаю, что сэр Джон, в его состоянии, не сможет вытерпеть светскую беседу с незнакомцами. И мне не хочется, чтобы он подумал, будто я устроила интимный ужин для нас двоих. Поэтому, как видите, вам не нужно беспокоиться о том, что я не осознаю всей неловкости этой ситуации.

Не беспокоиться? Стоуни перестанет беспокоиться, когда она ляжет в постель, одна. А еще лучше – вместе с ним, на тот случай, если охваченный вожделением лунатик заберется к ней в окно. Виконт возблагодарил небеса за то, что эта глупышка продемонстрировала немного здравого смысла и не стала приглашать кровожадного вампира к себе в дом без защиты других гостей. Стоуни слишком хорошо знал, что может произойти здесь, учитывая небрежное отношение миссис Гудж к обязанностям компаньонки. В отеле, даже если Томасфорд снимет отдельную гостиную, они все равно не останутся наедине. Там будет присутствовать ее горничная, служащие отеля будут ходить туда-сюда, и поблизости окажутся другие посетители.

И Стоуни тоже будет там.

Глава 27

У Стоуни было дурное предчувствие по поводу этого вечера. Возможно, у него просто начинается ангина после вчерашнего дождя, или он слишком много выпил прошлым вечером, сидя в одиночестве в библиотеке. Или, может быть, виконт не стал доверять ни одному человеку, который отправился бы на обед с Эллианной. Не важно, по какой причине, но Стоуни ощущал беспокойство.

Он был настолько взволнован, что отправился на Боу-стрит, чтобы поговорить с Латтимером.

Сыщик оказался слишком занят, чтобы выслушивать неопределенные, надоедливые подозрения Стоуни.

– Конечно, этот парень чуточку безумен. С такой работой это неудивительно. Но он – блестящий анатом, вы же знаете. Посвящен в рыцари за успехи на этом поприще и все такое.

Затем Латтимер сообщил, что всем сыщикам досаждает пресса и те, кому не дают покоя убитые девушки. Все, кто связан с ведомством магистрата, работают без перерывов на сон, ванну или приличную еду, пытаясь поймать «парикмахера», пока тот не нашел новую жертву. Так что неудивительно, что сэр Джон не в лучшей форме. Латтимер с презрением бросил взгляд на безупречный, элегантный наряд Стоуни.

– Некоторые из нас стараются поймать убийцу, а не привлечь взгляды всех девиц Лондона. Я считаю, сэру Джону повезло составить компанию мисс Кейн сегодня вечером, и эту награду он, безусловно, заслужил.

Стоуни задался вопросом о том, насколько рвение Латтимера подогревается обещанным денежным вознаграждением. Он прочитал объявление, вывешенное возле двери на Боу-стри, в котором значилась астрономическая сумма за арест убийцы. Виконт знал, что некоторая часть суммы пожертвована Эллианной, но к ней добавились фунты от обеспокоенных граждан, от правительства, от хозяина убитой служанки, от друзей погибшей актрисы. Группа проституток из Ковент-Гардена внесла по несколько пенсов, чтобы улицы снова стали безопасными для их сестер. Теперь вознаграждение составляло громадную сумму. Латтимер может позволить себе еще несколько часов обойтись без сна, чтобы найти владельца кинжала. У него нет времени на то, чтобы охранять мисс Кейн.

Стоуни не обнадежило мнение сыщика о сэре Джоне Томасфорде. Он все еще ощущал, что у него, как и у тети Лалли, по спине пробегает холодок – и вовсе не из-за сырой, моросящей погоды. Его друг капитан Брисбен всегда говорил, что лучшая защита солдата – это внутренний голос инстинкта. Интуиция Стоуни кричала ему в ухо: «Опасность! Опасность!».

Поэтому пораньше этим же вечером он отправился верхом на Слоан-стрит и поджидал в седле, в тени и под дождем, закутавшись в плащ с пелериной для верховой езды. В это время года сумерки наступали поздно, но в этот вечер на небе оказалось достаточно облаков, а между домами – много деревьев, которые могли предложить укрытие, хотя и плохо защищали от холодных капель, стекавших по касторовой шляпе и шее виконта. И с каждой каплей он спрашивал себя: какого дьявола я тут делаю.

Ему просто нужно удостовериться, отвечал сам себе Стоуни, что сэр Джон не придумает никакой причины оставить горничную Эллианны дома. Кто знает, что беспринципный человек может сделать в движущемся экипаже? Стоуни знал это, и намеревался сделать все, что в его силах, чтобы Эллианна не узнала об этом, по крайней мере, не с этой черной вороной.

Через некоторое время, горничная в сером плаще уселась в скромный экипаж, как и положено. Затем вышла мисс Кейн, в зеленом плаще и черной шляпке, отделанной рюшами и шелковыми побегами зеленого плюща, которую Стоуни прежде не видел. В тот момент, когда она поднималась в экипаж, продемонстрировав стройные лодыжки, виконт заметил, что Эллианна надела крепкие полуботинки. Перед тем, как занять свое место, она передала зонт сэру Джону, чтобы тот сложил его.

Из своего укрытия Стоуни мог видеть, что она улыбается, и почувствовал себя дураком. Ревнивым дураком, к тому же. Он отправится домой, примет горячую ванну, затем отвезет Гвен на приятный обед в Палтни, как запланировано. Вероятно, это станет еще одним напрасно потраченным усилием, но, по крайней мере, там хорошо кормят.

Проблема состояла в том, что карета сэра Джона направилась на восток по Слоан-стрит. Зал, где должна была состояться лекция, располагался к западу по Слоан-стрит. Виконт смотрел вслед черному экипажу, ощущая, как холодок вдоль его спины превращается в острую боль, словно кто-то приставил к ней нож. Или он просто слишком много времени провел под дождем, слишком долго просидел в седле, не двигаясь с места.

Дом, горячая ванна и хорошая еда… или унылая погоня под дождем за экипажем, еще одна пустая затея? Хмм.

Эллианна тоже удивилась, что карета не развернулась.

Когда она спросила, не перепутал ли кучер адрес, сэр Джон потянулся через экипаж и положил обтянутую перчаткой ладонь на ее руки.

– Моя дорогая мисс Кейн, боюсь, у меня для вас плохие новости. Я хотел подождать и сказать вам, когда мы подъедем к месту назначения, чтобы вы меньше волновались.

– О Боже, моя сестра?

– Конечно, я не могу быть уверенным, без вашего опознания. Но у этой последней жертвы зеленые глаза и светлые ресницы, как и у вас. Я знал, что вы не захотите ждать до завтра, и не мог позволить вам прочитать об этом в газетах, или сидеть на лекции в неведении.

– Конечно, нет. Благодарю вас. Очень любезно с вашей стороны.

Эллианна задалась вопросом, почему мистер Латтимер или другой подручный с Боу-стри не пришли, чтобы сообщить ей об этом. Она также удивилась тому, что не чувствует себя слишком сильно расстроенной, словно уже приняла тот факт, что Изабелла потеряна навсегда. Мисс Кейн жалела только о том, что рядом с ней сидит не Стоуни, а другой джентльмен, которого, кажется, больше чем когда-либо взволновала эта новость о последнем убийстве.

Сэр Джон принял ванну, побрился и нарядился, как положено, в вечерний костюм, но одежда мешком висела на его быстро похудевшей фигуре. Его шейный платок был ужасно измят, а волосы после дождя свисали сальными и влажными прядями. Губы коронера стали тоньше, морщины на лбу – глубже, но карие глаза все равно блестели, каким-то лихорадочным блеском. Очевидно, бедняга расстроен тем, что не смог предотвратить еще одно убийство. Эллианна позволила своей руке остаться под его ладонью чуть дольше, а потом отняла ее.

На пути в морг Эллианна не пыталась завести вежливый разговор, а сэр Джон уважал ее молчание. Она пыталась не думать о последней жертве убийцы, но обнаружила, что вспоминает время, когда Изабелла только начинала ходить, рыжие волосы создавали нимб вокруг ее головы, когда малютка протягивала руки к старшей сестре, чтобы та подняла ее. Нет, это слишком болезненно. У нее впереди еще много лет, чтобы оплакивать сестру, чтобы доставать одно драгоценное воспоминание за другим. Она не станет думать про Изабеллу, и эта погибшая девушка не окажется Изабеллой.

Вместо этого Эллианна подумала о Стоуни, и о том, насколько искренним было его беспокойство за нее. Бесспорно, она ему небезразлична, и этого может быть достаточно. Огромное количество браков основано на гораздо меньшем. Виконт собирался нанести визит завтра утром, и Эллианна твердо решила выяснить, каковы его настоящие чувства, даже если ей придется ударить этого олуха ридикюлем по голове, как она проделала это с Бланшаром. Конечно, она не собирается колотить Стоуни той сумочкой, которая была с ней сегодня вечером. После его визита Эллианна решила взять ридикюль побольше, чтобы туда влез маленький пистолет. Сейчас она прижала сумочку к себе, словно та могла защитить ее от дурных новостей. По крайней мере, так ее пальцы перестали дрожать, ведь рука сэра Джона не смогла успокоить эту дрожь.

В это время, почти ночью, в офисе коронера почти никого не было. Только один клерк оставался за столом, строча отчеты при свете масляной лампы. Он встал, когда Эллианна прошла мимо него, и молча склонил голову перед сэром Джоном, а затем вернулся к работе. Помимо этого в помещении было тихо, как в могиле.

Горничная Эллианны задрожала, широко раскрыв глаза и крепко сжимая в руках зонтик.

– Может быть, вашей горничной будет лучше, если она подождет наверху? – предложил сэр Джон. – Дженкинс сможет присмотреть за ней.

– О, да, мисс Кейн, пожалуйста. Я не хочу видеть мертвецов! Особенно тех, которых убили.

Эллианна согласилась, и сэр Джон усадил девушку за пустой стол возле двери. Затем он взял фонарь и повел Эллианну к каменным ступеням, которые вели вниз, в недра здания, в огромное, холодное помещение, которое и занимал морг.

Эллианна закуталась в плащ и прижала ридикюль к груди в поисках тепла и комфорта. Она следовала за сэром Джоном через открытое пространство, их шаги эхом отзывались в комнате с высоким потолком. На стенах все еще горели лампы, но она была рада, что фонарь тоже помогал рассеивать тени.

Сэр Джон подвел ее к еще одному столу, еще одному прикрытому простыней телу. Эллианна была уверена в том, что он слышит, как стучат ее зубы, но сэр Джон, казалось, не замечал ни холода, ни мрака, ни ее страданий. Его внимание сосредоточилось на мертвой женщине и на тех тайнах, которые она могла поведать.

– Вы увидите, что алгоритм преступных действий тот же самый. Метод убийства, вот что я имею в виду. Клинок той же длины и ширины, если не идентичный. Завтра, после дальнейших исследований, мы будем знать больше.

Эллианне захотелось закричать, чтобы сэр Джон замолчал, что она не хочет знать ужасные детали, только то, является ли эта женщина ее сестрой или нет. Ей хотелось приказать ему сейчас же, немедленно, спустить простыню вниз, чтобы с ужасным ожиданием так или иначе было покончено. Эллианна могла смотреть в лицо правде, но не с неизвестностью и ожиданием.

Как раз в тот момент, когда Эллианна была готова ухватиться за краешек простыни, сэр Джон прервал свой монолог о том, каким образом была обрита женщина. Затем он поднял ткань, закрывавшую лицо покойной.

Это оказалась не Изабелла. Эллианна почувствовала, как от облегчения у нее подогнулись колени. Затем она пришла в замешательство.

– Эта женщина намного старше, чем моя сестра. Кажется, она ближе к сорока, чем к двадцати, и у нее круглое лицо. И смуглый цвет лица, и родинка на подбородке. Как вы могли подумать, что эта женщина может приходиться мне сестрой? – В следующее мгновение Эллианна разозлилась. – Вы не могли бы поверить, что это Изабелла, ни на одну секунду. Привезти меня сюда, рассказать мне о ней – это очень жестоко с вашей стороны, сэр Джон, и недостойно.

– Нет, нет. Никогда не имел в виду ничего подобного, милая леди, никакой жестокости. Мне показалось, я увидел некоторое сходство в ее наружности. Мне нужно было ваше подтверждение. Зеленые глаза, видите ли. – Он потянулся, чтобы приподнять одно веко у женщины, но Эллианна остановила его.

– Нет, я увидела достаточно. Это не моя сестра. Я хочу уйти отсюда.

– Конечно, конечно. Через минуту. Я должен взять кое-какие бумаги из кабинета перед тем, как мы уйдем. – Он указал на закрытую дверь с одной стороны комнаты. – И я думаю, что вам не помешает выпить немного вина. Подобное зрелище нанесло удар по вашим нервам, за что я приношу вам почтительные извинения. И этот холод, конечно же. Пожалуйста, позвольте мне налить вам немного хереса или мадеры, если вы предпочитаете ее. Думаю, да, я думаю, что мне самому нужно немного выпить.

Эллианна все еще ощущала слабость в коленях, а холод на самом деле просачивался сквозь ее ступни прямо в кости. Ей не помешает тонизирующее средство. Сэр Джон выглядел таким пристыженным и упавшим духом, что она согласилась. Возможно, алкоголь вернет немного краски на его лицо, а не то кто-то может спутать сэра Джона с его трупами.

Мисс Кейн ждала у двери кабинета, пока он зажег лампу и выдвинул ящик у стола, чтобы найти два бокала для вина. Графин уже стоял на поверхности из темного дерева. Когда Эллианна вошла в маленькую комнату, то сразу отметила, что сэр Джон, в отличие от Дженкинса, содержит свой стол в идеальном порядке. Она опустила ридикюль на стул возле двери и подошла ближе, чтобы взять бокал, который сэр Джон наполнил. Девушка также заметила, что у него, кажется, начал дергаться один глаз, но его рука при этом оставалась совершенно твердой.

Твердая рука? Разве не так говорили насчет убийцы? Эллианна посмотрела обратно на сумочку, а затем рассмеялась собственной пугливости. Конечно же, у него твердая рука. Он же обучался хирургии. Не то чтобы его пациенты жаловались на то, что его рука дрожит, сказала она себе, улыбнувшись при этом.

– Ах, я вижу, что вы уже пришли в себя. Какая замечательная черта для леди – такое самообладание, такой контроль над эмоциями.

Сэр Джон не видел, как она вела себя со Стоуни, отметила Эллианна, снова улыбнувшись этому воспоминанию.

Ободренный этой улыбкой, сэр Джон продолжил:

– На самом деле, я нахожу в вас много черт, достойных восхищения, дорогая леди. Ваш ум, ваш стойкий характер, отсутствие у вас отталкивающего легкомыслия, свойственного столь многим молодым женщинам. И, конечно же, ваш интерес к тем, кому меньше повезло в жизни, ваша предупредительность…

– Пожалуйста, прекратите. Вы вскружите мне голову своей похвалой. – Она быстро отпила вина, надеясь положить конец этому разговору.

– Ах, и скромность. Я забыл о скромности, это еще одна замечательная черта в женщине. Вижу, что я смутил вас своими комплиментами, но все они искренние. И я не заговорил бы об этом так внезапно, если бы не боялся, что вы можете покинуть город после злосчастных слухов.

– Да, я планировала уехать завтра или послезавтра, как только встречусь с поверенным насчет продолжения поисков сестры. – Эллианна поставила полупустой бокал на стол, рядом с графином. – Так что вы должны понимать, как много мне еще нужно сделать, чтобы приготовиться к отъезду.

Сэр Джон проигнорировал ее намек, схватил ее за руку и крепко сжал.

– Тогда я должен высказаться сегодня вечером. Я осознаю, что мое состояние не может сравниться с вашим. Да и чье может? Но я ни в коем случае не бедный, и мой рыцарский титул так же хорош, как и тот, которым владел ваш отец. Мне дали понять, что когда-нибудь мне могут пожаловать даже титул баронета. И кто знает, что будет потом? Мое происхождение достаточно высокое, а мой…

Эллианна попыталась вырвать руку, но он не выпускал ее ладонь.

– Пожалуйста, не продолжайте, сэр Джон.

– Я должен. – К ужасу Эллианны, он опустился на колени, все еще до боли крепко сжимая ее пальцы. – Я должен, потому что как еще мне удастся убедить вас, что я достоин вашего расположения? Достоин вступить с вами в брак? Моя дорогая мисс Кейн, в ту самую минуту, как я увидел вас, я понял, что нам суждено провести вечность вместе. Сделайте меня самым счастливым мужчиной на земле и согласитесь стать моей женой.

– Я… я не могу, сэр. Пожалуйста, встаньте. – Эллианна дернула его за руку, которая теперь сжимала ее пальцы, как тиски. Все, о чем она могла думать – это о том, что Стоуни снова оказался прав. Ей ни за что не следовало соглашаться на встречу с сэром Джоном. Она сделала глубокий вдох и произнесла: – Вы оказали мне большую честь, и я уверена, что любая другая женщина будет счастлива принять ваше благородное предложение. Однако я твердо намерена остаться незамужней.

– Вы не можете! Это против естественного хода вещей, кощунство.

– Без сомнения, это мое решение, а не преступление против человечества. – Эллианна попыталась сгладить ситуацию. – Я уверена, что милостивый Господь простит меня за то, что я не хочу плодиться и размножаться, потому что в мире и так достаточно рыжеволосых людей.

Сэр Джон не увидел юмора в ее словах, но поднялся на ноги, все еще сжимая ее руку.

– Нет, вы должны выйти за меня замуж! Я все спланировал.

Теперь Эллианну начали раздражать как его настойчивость, так и продолжительный отказ отпустить ее.

– Я ничего не должна делать, сэр, кроме того, чтобы пойти домой и закончить упаковку вещей. У вас нет права строить какие-то планы без консультации со мной, так что я не чувствую себя ответственной за ваше разочарование.

– Но вы улыбались мне! Вы попросили леди Уэллстоун пригласить меня на обед в вашу честь. Вы принимали мои приглашения!

– Ваши приглашения на лекции, а не предложения о браке. Я старалась вести себя вежливо, ничего более. А теперь прекратите вести себя глупо прежде, чем мы оба произнесем что-то такое, о чем пожалеем.

– Нет! Вы – моя! – Сэр Джон притянул ее к себе, едва не сбив с ног, с силой которая, как призналась себе Эллианна, удивила и слегка испугала ее. Он поцеловал ее, если, конечно, можно назвать поцелуем то, как одни губы сильно прижались к другим. Эллианна сомневалась в этом. Его губы были сухими, потрескавшимися, грубыми и причиняли ей боль, прижимая ее губы к зубам. Она ощутила привкус крови на языке. Это насилие, а не объятие, и Эллианна не станет терпеть это, не важно, как сильно ей жаль сбитого с толку человека. Она оттолкнула сэра Джона, и тот выпустил ее, тяжело дыша.

– Видите? Вы – моя!

– Не вижу ничего подобного. – Она вытерла рот тыльной стороной перчатки. Затем, когда сэр Джон был готов снова схватить ее, она взяла свой бокал с вином и выплеснула содержимое ему в лицо.

– Сука! – закричал он, вытирая жидкость, попавшую ему в глаза.

Эллианна воспользовалась шансом сбежать. Она была уже в нескольких дюймах от двери – и своего ридикюля – когда сэр Джон схватил ее сзади. Он прижал ее спиной к своей костлявой груди, одна жилистая рука обвилась вокруг ее талии, не давая поднять руки, пока коронер тащил ее от двери к столу с силой, удивительной для такого худого мужчины. Эллианна брыкалась, но это ни к чему не привело, он только сжал ее крепче, пока она едва могла дышать. Затем другая рука сэра Джона оказалась у ее горла, держа длинный, сверкающий нож. Кинжал. Его кончик с такой силой прижался к горлу Эллианны, что она не осмелилась сопротивляться.

– Вы? – выдохнула она.

Сэр Джон засмеялся, и этот смех напоминал рычание.

– Конечно. Кто еще мог убедиться, что преступления никогда не будут разгаданы?

– Если вы прирежете меня, то об этом узнают. Моя горничная, Дженкинс. Они видели нас. Вы не можете надеяться, что вам удастся сбежать.

Он снова издал такой же низкий звук.

– Вы считаете, что я настолько глуп? – Сэр Джон протащил ее вокруг стола, пока она не увидела другую дверь, которую раньше не заметила. – Другой выход. Мне нужно только убить вас, выбежать на улицу с криком, что убийца поджидал нас здесь, и что он убегает вниз по улице. Или я могу просто сбежать. Знаете, мы же рядом с доками. У меня есть там корабль, яхта, но вы не могли знать об этом. Никто не знает. Я был осторожен, воспользовался другим именем, чтобы нанять команду. Я собирался взять вас с собой, в веселое свадебное путешествие. Теперь я понимаю, что так не пойдет, потому что вы – не та женщина, какой я вас считал. Я могу сбежать, да, я буду уже в море, когда они обнаружат ваше тело.

– Вы безумны! – воскликнула Эллианна и немедленно осознала, что с ее стороны не совсем разумно говорить это маньяку, приставившему нож к ее горлу.

Но он, кажется, не счел себя оскорбленным.

– Безумие – понятие относительное. В самом деле, если бы мы поженились, то я мог бы объявить безумной вас и упрятать в сумасшедший дом до конца вашей жизни. Затем все ваши деньги стали бы моими. Но мне нужно подумать. – Сэр Джон ткнул ее незащищенное горло кончиком кинжала, чтобы заставить девушку замолчать.

Эллианна не могла представить, что его лишенные здравого смысла размышления принесут ей какую-то пользу, поэтому заговорила:

– Что, если я дам вам денег? Я могу выписать чек на свой банк.

– И магистрат будет поджидать меня, когда я приду обналичить его? Вы расскажете им обо все сразу же, как только я отпущу вас.

– Нет, клянусь, я этого не сделаю!

– Вы отпустите на свободу преступника, отдав ему к тому же свое состояние? – Он встряхнул Эллианну, клинок рассек кожу, и та почувствовала, как кровь потекла по ее шее. Но она так оцепенела от страха, что не ощущала боли. – Я не такой глупец!

– Конечно, не глупец. – А вот она проявила глупость и поплатится за это своей жизнью, если только не сумеет предложить ему альтернативу. – В конце концов, вас посвятили в рыцари за ваши выдающиеся способности. Но, без сомнения, есть какой-то способ, чтобы вы получили деньги, а я осталась в живых.

– И то, и другое! Я практически получил и то, и другое, – воскликнул сэр Джон, едва не плача. – Теперь я не могу доверять вам, даже если вы пообещаете выйти за меня замуж.

Именно таким было бы следующее предложение Эллианны.

– Нет, вам придется умереть.

А такой вариант Эллианна предпочла бы не выбирать.

Глава 28