— Привет, мам.
Джин выглядела великолепно. По крайней мере, до тех пор, пока в ее глазах еще горел огонек надежды. Когда она увидела Холли, направляющуюся к каменной скамейке, на которой она сидела под Бруклинским мостом, она несколько раз поменялась в лице. И на нем застыло печальное выражение. Лицо Джин говорило, что она с самого начала знала, что день закончится совсем не так, как она хотела. Подойдя к маме, Холли почувствовала себя собачонкой с поджатым хвостом.
— Холли? — спросила Джин. — Что ты здесь делаешь?
Холли заговорила приглушенным голосом:
— Не хочу, чтобы ты считала, что твои ожидания опять обманули, но он не придет.
Джин беспомощно смотрела на дочь.
— Откуда ты знаешь? Подожди… Как ты вообще узнала, что я…
Холли вздрогнула. Она чувствовала себя виноватой.
— Я знаю, потому что… потому что…
— Потому что, что? — допытывалась Джин.
— Я его выдумала, — выпалила Холли.
Джин открыла рот, но не произнесла ни слова. Холли понимала, что должна сказать еще очень многое.
— Э-э, цветы, письма… электронные сообщения. Все. — Она посмотрела в глаза матери и заметила, что в них блестят слезы.
Джин, казалось, с трудом дышала.
— А телефонный звонок?
Холли кивнула.
— Я попросила моего друга.
Джин выглядела абсолютно озадаченной.
— Но не все здесь вымысел, — бросилась уверять Холли. — Я хочу сказать, что мужчина действительно есть. И большинство из того, что я писала, говорил он…
Теперь Джин, казалось, готова была наброситься на дочь.
— Так, значит, еще и какой-то мужчина посмеялся надо мной?
— Нет! — Холли хотелось заплакать. — Он ничего не знает. Он думал…
Но Джин даже не слушала ее.
— Боже мой, Холли! Как ты могла так жестоко поступить со мной?
— Я не хотела быть жестокой, — тоненьким голоском ответила Холли. — Я хотела… Я не знаю…
— Посмеяться надо мной? — сверкая глазами, спросила Джин.
— Нет! — Холли переживала самый тяжелый момент в жизни. — Я делала все, чтобы ты стала счастливой. — И почему Джин не может ее понять?
Джин засмеялась странным отрывистым смехом.
— Боже, — усмехнулась она, — тебе еще многое предстоит узнать о счастье.
— Да, — чуть слышно пробормотала Холли, — интересно почему.
Но Джин прекрасно ее слышала.
— Что это значит? — Она посмотрела на Холли пристальным взглядом.
В ответ Холли тоже посмотрела на мать.
— Ты, мам, мне хоть дорожную карту дала бы, — заметила она.
Джин опустилась на скамейку.
— Ах, так вот в чем я виновата? Я заслужила такое унижение, потому что мы немного поездили?
— Немного?
— Ну ладно, — воскликнула Джин, вскинув руки, — много. Ты никогда не высказывалась против.
— Неправда, — возмутилась Холли. Уж коли на то пошло, она имела право все высказать. — Ты просто никогда ничего не слушаешь.
На секунду Джин замолчала. Потом последовал ответ:
— Нет! Я слушаю все, что ты говоришь.
— Ты слушаешь, — спокойно произнесла Холли, — но не слышишь. Ты никогда не слышишь, чего я хочу.
Джин удивленно посмотрела на дочь.
— Прекрасно. Так скажи мне. Чего ты хочешь?
Холли перевела дыхание.
— Я хочу, чтобы моя мама замечала в себе то, что мы с Зоуи видим каждый день, — начала она, — что она талантливая, забавная, милая, прекрасно готовит и танцует, и все в ней прекрасно. — Она говорила взволнованно, проглатывая слова. — Именно такой ты стала с тех пор, как получила те цветы. И, ладно, пусть идеального мужчины нет, но ты была идеальной.
Джин на мгновение подняла глаза на дочь, и Холли заметила в них такую боль, что ей захотелось заплакать. Потом Джин встала и ушла. Вот и все. Холли смотрела ей вслед с таким чувством, словно весь мир рушился.