Какое-то время Чарльз стоял неподвижно, будто его пригвоздили к месту. Потом он пошел по лужайке вслед за Клионой, бледное платье которой едва различимо трепетало в полутьме.
Он двигался меж деревьев и цветов, пока не достиг маленького ручейка, у которого остановилась и Клиона. Она стояла, глядя на воду, как в тот первый раз, когда он ее увидел.
В голове мелькнуло, что, быть может, Клиона так любит воду, потому что сама является ее частью. А вдруг, если он не будет осторожным, она шагнет в ручей и исчезнет?
Вместо того чтобы, подобно другим женщинам, быть земной, обыкновенной, Клиона была таинственной и не вполне принадлежала этому миру.
«Я должен оборвать эти нелепые мысли и рассуждать здраво», — сказал себе Чарльз.
Но графу не хотелось быть здравомыслящим, когда дело касалось Клионы. Ему хотелось пасть к ее ногам.
Когда Чарльз приблизился, девушка подняла взгляд на него, а потом отвела в сторону, где ручей терялся между деревьями.
— Нашли то, что искали? — спросил ее Чарльз.
На миг наступила тишина. Потом она спросила:
— Этим, по-вашему, я занята? Что-то ищу?
— После того, что вы рассказали мне этим вечером, я смею думать, что вы всю жизнь ищете что-то особенное.
Она кивнула.
— Я всегда искала что-то, за что можно держаться, но, думаю, в каком-то смысле это можно сказать о каждом.
— Что-то, за что можно держаться, — задумчиво повторил Чарльз, — что-то, что поведет нас, когда мы сами не в силах найти путь.
Граф говорил очень тихо. Когда Клиона подняла на него взгляд, он смог лишь смутно различить ее лицо и скорее почувствовал ее удивление.
— Вы это найдете, — сказала она голосом, идущим как бы из сердца. — Как нашла я. Я знаю, сам Господь защищает нас и помогает нам.
— Я хочу этому верить, — вспыхнул Чарльз, — но не могу. На мой вопрос нет ответа. Я ищу, где только можно, но знаю, что надежды нет.
Клиона в ужасе схватила ртом воздух.
— Нет, так нельзя. Надежда должна быть всегда. Это единственный настоящий грех — отчаиваться и не верить, что Господь поможет вам.
Потом, к своему удивлению, граф почувствовал, что Клиона взяла его за руку.
— Вы не видите этого сейчас, потому что мы всего лишь люди и не понимаем путей Господних, но Он покажет вам то, к чему вы стремитесь.
Казалось, будто она обладает мистической способностью читать его мысли. Как иначе объяснить это волшебство?
Но в следующую секунду Чарльз понял, что есть другое объяснение, что ее магия стара как мир и глупо с его стороны было бы поддаться действию ее чар. Ибо поддавшись, он, безусловно, усугубил бы свое положение. К долгам и отчаянию он прибавил бы боль от расставания с женщиной, которую любит.
Женщина, которую он любит…
Нет, тут же поправил себя Чарльз.
Единственная женщина, которую он любит.
Он любил и раньше или думал, что любил. Но так — никогда. Другие женщины очаровывали и увлекали его, но не более. Душа этой женщины говорила с его душой.
Целую вечность, казалось, Чарльз метался в молчании. Наконец, зазвучали слова, которые будто вырывали у него из груди:
— В таком случае, я худший из грешников, потому что я действительно в отчаянии. Ничего другого мне не остается. Мои молитвы не достигают небес, а если и достигают, то никто их не слышит.
Едва граф успел произнести эти слова, как кончики пальцев Клионы оказались у его губ.
— Никогда так не говорите. Никогда. Постарайтесь верить.
— Я верю вам, — ответил Чарльз. — Только вам.
— Я буду молиться за вас, равно как и вы должны молиться о себе. И вам больше не будет плохо или страшно.
Клиона говорила очень нежным, тихим голосом. Но Чарльз слышал каждое слово, будто она обращалась к нему с небес. Он был словно во сне, но пытался вернуть мыслям ясность.
— Откуда вы можете это знать? — взмолился он. — Как можете быть уверенной, что говорите мне правду?
— Сказанное мною исполнится, — очень тихим голосом сказала Клиона. — Я чувствую это сердцем и душой.
Клиона повернулась и зашагала назад по дороге, которая привела их сюда. Чарльз пошел следом и поравнялся с девушкой, когда она уже достигла ступенек.
— Взгляните на меня, Клиона, — сказал он.
Она повернулась и посмотрела на графа, ничего не говоря. Он мог только видеть ее в лунном свете.
— Вы родились под счастливой звездой, — сказала Клиона. — Когда мы позавчера встретились и вы заговорили со мной, я поняла, что каким-то образом смогу уберечь вас от огромных страданий.
— Откуда вы могли это знать? — спросил Чарльз.
Но Клиона покачала головой.
— Ошибочно задавать слишком много вопросов. Разве нельзя просто доверять мне?
Чарльз хрипло сказал:
— Я бы доверял вам больше, чем кому-либо на свете.
— Смотрите! — Она показала на небо. — Я говорила, что вы родились под счастливой звездой. Вот она, видите?
Чарльз посмотрел туда, куда указывал палец девушки. Он стоял так близко к Клионе, что ее сладкое благоухание достигло его, как аромат свежих цветов, вскружив голову наслаждением и желанием.
— Какая? — спросил он. — Я не могу различить.
— Вон она! Та, которая светит ярче остальных. Видите, как она затмевает другие? Это ваша звезда.
— Потому что вы так говорите? — нежно спросил он.
— Потому что это — правда. — Клиона повернулась лицом к графу. — Я знаю. Поверьте мне, знаю. Вы мне не верите?
— Думаю, я поверю всему, что вы мне скажете, — тихо сказал Чарльз.
Клиона улыбнулась. Лунный свет падал прямо на ее лицо, и граф снова увидел, как она мила. От жемчужин, вплетенных в ее волосы и обрамлявших шею, исходило теплое свечение, но глаза сияли еще ярче.
Какое-то мгновение он просто смотрел на нее.
Потом его руки как будто обрели собственную волю. Внезапно они обняли Клиону, притянули ближе, а губы стали искать ее губы в жгучем поцелуе.
В прошлом он целовал многих женщин. Быть может, слишком многих. Но такого чувства еще никогда не испытывал. Этого поцелуя он ждал всю жизнь. Поцелуя своей единственной женщины.
Он ощутил прикосновение ее мягкого тела и притянул ее ближе, чувствуя, что они — половинки одного целого.
— Клиона, — шептал он, вновь и вновь целуя ее.
Наконец он слегка отстранился, чтобы взглянуть на прелестное лицо девушки, опасаясь, что она примется распекать его за дерзость. Джентльмены не целуют с такой страстью леди, с которыми едва успели познакомиться. Он показал себя неучтивым — вот что она ему скажет. А потом даст пощечину. И вполне заслуженно.
Он даже хотел такой реакции, надеялся, что Клиона пробудит его от чар, под действием которых он способен был лишь гнаться за ней, как гонится за призрачным огоньком заблудившийся в лесу человек.
Но Клиона ничего не делала. Она просто стояла в его объятиях с выражением сладкого удовлетворения на лице, даря полуулыбку, от которой рушились все его твердые намерения.
Какое-то безумие овладело Чарльзом. Застонав, он вновь прижал к себе Клиону, осыпая жадными поцелуями ее послушно подставленное лицо. На какое-то мгновение страсть поглотила его целиком. Вся благородная сдержанность не выдержала сравнения с радостью обнимать эту прекрасную женщину, касаться ее губ, чувствовать, как совсем рядом стучит ее сердце.
Он мог бы умереть в этот миг; до остального мира ему не было никакого дела!
Граф заметил, что Клиона отвечает на его поцелуй, и понял, что ее чувства так же сильны, как и его. Нежные девичьи руки доверчиво потянулись к нему, и он понял всю невинность ее души. В ней не было ложной скромности, это было понятно. Но и никакого притворного сопротивления, чтобы распалить его страсть. Никаких кокетливых женских штучек, чтобы привлечь его, а потом выставить дураком. Все в этой девушке было искренним и правдивым. Если она любила мужчину, то была слишком щедрой, чтобы отрекаться от этого мыслью, словом или поступком. Блаженный миг! Все существо Чарльза ликовало!
Но потом его захлестнуло понимание собственного бесчестного поведения. Он не мог на ней жениться! Он сказал себе это и знал, что это правда. Он поклялся разорвать привязанность, возникшую между ними, и расправиться с собственным быстро нарастающим чувством к ней, потому что ему невозможно будет найти благородного выхода.
И что же он делает?! Его поведение скомпрометирует Клиону, если об этом станет известно. Он рискует погубить безукоризненную репутацию девушки ради удовлетворения собственной страсти.
Он был сам себе отвратителен.
Глубоко вдохнув воздух, Чарльз схватил руки Клионы и оттолкнул ее от себя.
— Нет! — хрипло сказал он.
На миг перед взглядом графа мелькнуло лицо Клионы, огромные глаза, взирающие на него с тревогой и неверием.
— Нет, — повторил он. — Это не должно произойти. Это непростительно.
Чарльз имел в виду, что его собственное поведение непростительно, но понимал, что Клиона восприняла это иначе.
— Я не… понимаю, — тихо промолвила она.
— Конечно, не понимаете. Вы слишком молоды и невинны. Я виню себя. Я не имел права…
— Ах, и это все? — спросила Клиона; лицо ее просветлело. — Но если я дам вам право…
Чарльз резко отвернулся, чтобы скрыть искру надежды, вспыхнувшую в его глазах. Почему она так прелестна, почему готова любить его?
— Вы думаете, все настолько просто? Мы виделись всего дважды, и вы полагаете, что, если мужчина целует вас при лунном свете, он — человек чести? Вы ничего не знаете о мужчинах и ничего не знаете обо мне. Вам следует быть осторожнее.
Клиона молча смотрела на него. Граф не мог встретить этот взгляд, иначе слишком ясно увидел бы, как она страдает. Ему невыносимо было видеть, как ей больно, но он все равно продолжал мучить ее, терзать жестокими, обидными словами в надежде настроить ее против себя, чтобы она уже никогда не подавала ему надежды.
Ах, если бы он только мог сказать ей, что мучает себя точно так же, как ее, но делает это ради ее блага!
— Я думала, что знаю вас, — нетвердым голосом произнесла Клиона. — Как только мы встретились, я почувствовала, что вы хороший и добрый…
— Очень распространенная женская ошибка: делать глубокие выводы из мелочей. Вы слишком легко мне доверились. Разве это вам не доказательство? Добрый и хороший мужчина не оказался бы с вами здесь и не говорил бы таких вещей.
Чарльз услышал, как Клиона вскрикнула от боли, но это ничуть не подействовало на него: он уже взял себя в руки.
— Вы очень милая, но наивная девушка. Я воспользовался вами, но с этим покончено. Кто-то должен был вас предупредить. У меня сомнительная репутация в том, что касается женщин.
— Так об этом?..
Клиона быстро закрыла свой рот ладонью, не позволяя вырваться остальным словам.
— Что? — спросил граф, глядя на нее, и опять проникся нежностью и всем сердцем пожелал заключить ее в объятия, излечить поцелуями ее боль. — Что вы собирались сказать?
— Ничего… ничего, просто… просто я… неправильно поняла.
Чарльз услышал слезы в ее голосе и возненавидел себя с такой силой, что почти ощутил отвратительный вкус этого чувства. Он понимал, что причинил Клионе непереносимую боль, но другого способа спасти ее от себя не видел. Как мог он сказать правду? Как мог сказать: «Мне нужна богатая наследница, кто-то, у кого гораздо больше денег, чем у вас когда-нибудь может быть. Поэтому я убью чувства, возникшие между нами, чтобы они не ослабляли моей решимости».
Невозможно.
И точно так же невозможно добавить: «Если я должен разбить вам сердце, то лишь для того, чтобы уберечь вас от худшего во мне. Мое собственное сердце уже разрывается при мысли, что надо отвернуться от прекраснейшего дара, который когда-либо преподносила мне жизнь».
Граф снова взял себя в руки и заговорил с девушкой официальным тоном.
— Леди Клиона, я вынужден просить у вас прошения. Непозволительно, чтобы мужчина вел себя так по отношению к леди, которая является гостьей в его доме. Я забыл о правилах приличия, которые должно с вами соблюдать. Могу лишь уверить вас, что подобное никогда больше не повторится.
— Прекратите! — дико вскричала Клиона. — Прекратите, прекратите! Не говорите со мной этим ужасным, мертвым тоном, как будто между нами ничего не было…
— Но между нами не может ничего быть ввиду причин, которых я не могу вам объяснить. Дурно, очень дурно с моей стороны было… — Он вздрогнул и смолк.
В наступившей тишине Чарльз почувствовал, с каким напряжением Клиона ждет, чтобы он продолжил, вопреки всему надеясь, что последние слова как-то утешат ее.
— Это было очень дурно с моей стороны, — с тяжелым сердцем произнес он.
Клиона подняла голову. Она была девушкой с сильной волей.
— В таком случае, милорд, я удивлена, что вы совершили поступок, который считали дурным, — с вызовом сказала она.
— Вы имеете полное право гневаться на меня. Единственное объяснение, которое я могу предложить, заключается в том, что я… минутная слабость…
— Но теперь вам удалось совладать с ней? — резко спросила она.
— Да, я не имел права…
Чарльз отказался от дальнейших попыток подобрать слова и нехотя встретился взглядом с Клионой. Ее глаза были наполнены гневом, горечью, презрением, и граф попытался убедить себя, что так даже лучше.
— Пожалуйста, простите меня, — сказал он наконец. — И окажите любезность, забудьте о случившемся.
— С радостью забуду, — твердым голосом сказала она. — Я попытаюсь забыть все о сегодняшнем вечере. Я забуду, что вообще видела вас.
Однако Клиона не в силах была вытеснить боль гневом. В следующую секунду она уронила голову в ладони и всхлипнула.
Искушение заключить ее в объятия стало для Чарльза невыносимым. Еще минута, и он не выдержит.
— Думаю, вам нора уходить, — произнес он ровным голосом. — Я последую за вами позднее. Будем надеяться, что нас никто не видел.
Клиона опустила руки, и Чарльз увидел слезы, блеснувшие в ее глазах, и почувствовал дрожь, пробежавшую по хрупкому телу. В следующий миг она бежала прочь от него, словно раненая газель. А он смотрел ей вслед, чувствуя, что жизнь для него кончена.
— Прости меня, — прошептал он. — Милая моя, попытайся меня простить.
Клиона не добежала нескольких ярдов до ступенек, ведущих к лужайке под окнами музыкальной комнаты. Она резко остановилась, осознав, какое внимание к себе привлечет, ворвавшись в эти стеклянные двери.
Она прислонилась к стене, изнемогая от страдания, пытаясь сдержать слезы, ручьями льющиеся по щекам. В течение нескольких блаженных минут ее окружала и благословляла любовь! Она знала, что общество сочло бы, что она вела себя непристойно, убежав с ним вдвоем, целуясь с ним после такого короткого знакомства, забыв о девичьей скромности ради удовольствия находиться в его объятиях.
Но сердце инстинктивно доверялось ему. Оно шептало, что его чувства к ней искренни и она может без страха вложить свою руку в его и отдать ему свое сердце. Он заключил ее в объятия. Она ощутила его страсть, а также свою, рвущуюся навстречу его чувствам. Более того, она чувствовала его болезненную потребность в ней и готовность уступить этой потребности.
Но потом ее доверие жестоко швырнули ей в лицо. В следующий миг он уже насмехался над ее чувствами.
«У меня сомнительная репутация в том, что касается женщин».
Его собственные слова. И как можно сомневаться в них, если они получены из такого источника?
Ее предупреждали. Подслушанный разговор тети и дяди намекал как раз на подобное. А ее любопытство разгорелось до той степени, что следующим утром она отправилась искать встречи с ним, заехав на его землю и позволив себя обнаружить.
Это было частью игры вроде тех, в которые играют молодые девушки, чтобы приготовиться к судьбоносным переменам в своей жизни. Стараясь не нарушать этикета, они флиртовали, смеялись, дразнили и влюблялись. Как иначе могли они получить необходимую информацию, пока не сделан окончательный выбор?
Но это перестало быть игрой, как только Клиона встретила мужчину, под улыбкой которого скрывалась грусть, и почувствовала ту немую тяжесть, которая вот-вот могла его раздавить. После этого ей хотелось лишь стать той, которая облегчит его боль.
Вот почему она открыла ему свои объятия с любовью и полным доверием.
И была жестоко унижена.
Ступеньки образовывали полукруг, так что можно было сесть на них у стены и оставаться невидимой для тех, кто был в замке. Там несколько минут спустя и нашел Клиону Фредди.
— А я ума не мог приложить, куда вы исчезли. Вы все это время были здесь одна?
— Тут хорошо одной, — сказала Клиона, избегая прямого ответа. — Можно сидеть и спокойно слушать музыку. Скрипичное соло было чудесным.
— Это из-за него вы расплакались?
— Я не плачу, — твердо сказала Клиона.
Фредди ничего не сказал. Под его легкомысленными манерами скрывались редкая проницательность и такт.
Спустя какое-то время он произнес:
— Быть может, стоит вернуться в дом? Вас хватятся.
— Вы переживаете о моей репутации? — дрожащим голосом спросила Клиона.
— Господи, нет! Со мной ваша репутация в полной безопасности. Все знают, что я простофиля, и скажут: «Ах, она всего лишь была со стариком Фредди!» Я как комнатная тапочка, сударыня, уверяю вас.
Клионе удалось слабо улыбнуться.
— В таком случае пойдемте вместе.
— Вот так всю жизнь, — вздохнул Фредди, помогая Клионе встать. — Хорошенькие девушки всегда готовы опереться на мою руку, потому что знают, что я безопасен. Право же, это досадно.
— Дорогой Фредди, обещаю, очень скоро матери будут предостерегать дочерей, чтобы те не оставались наедине с «этим опасным человеком».
— В самом деле, сударыня? Подумать только!
Рука об руку они зашли в дом.
Чарльз, наблюдая из тени деревьев, безмолвно поблагодарил кузена за то, что он защитил его возлюбленную. Подождав десять минут, он вошел в музыкальную комнату через другую дверь. Клиона и Фредди сидели за фортепиано, исполняя дуэтом еще одну веселую песенку.
Клиона пела с веселой улыбкой на лице и повышала голос на припеве, как будто ничто на свете ее не тревожило. Парочка за фортепиано то и дело обменивалась веселыми взглядами, и никто не мог бы сказать, что всего несколько минут назад эта девушка находилась в полном смятении.
«Какой сильный характер! — восхищенно думал Чарльз. — Никакой жалости к себе и никакого загадочного вида, чтобы привлечь внимание. Она будет развевать знамена своей отваги перед всем миром. Но какого дьявола я не сумел уладить это мягче?»
Песня подошла к концу, и исполнители завалились друг на друга, изнемогая от веселья. Все аплодировали им, включая хозяина дома, который подошел к инструменту.
— Фредди, ну ты и плут: единолично присвоил нашу почетную гостью. Леди Клиона, я приношу извинения за своего кузена. Надеюсь, он вас не утомил.
— Напротив, общество мистера Мэйсона оказалось как нельзя кстати, — ответила Клиона нежным голосом, от которого граф затрепетал.
Он приготовился увидеть упрек в ее глазах, однако девушка смотрела в какую-то точку как раз над его плечом.
— Полагаю, нам пора откланяться, — сказала леди Арнфилд. — Чарльз, дорогой, это был такой приятный вечер!
Поднялся одобрительный всеобщий шум — все поднялись с мест, чтобы уходить. Звучали вежливые слова:
— Очаровательно… вы должны у нас отобедать… так приятно было вас видеть… с нетерпением ждем скачек…
Гости выходили в прихожую. Слуги разносили плащи, перчатки и шляпы. Чарльз, леди Хестер и графиня ходили между гостями, обмениваясь любезностями.
Чарльз пожелал спокойной ночи сэру Кентону и леди Арнфилд. Клиона склонила голову с ничего не значащей улыбкой на губах, и ее взгляд снова разминулся с глазами Чарльза.
Но когда Фредди взял ее за руку, она улыбнулась ему и нежно шепнула:
— Спасибо, Фредди.
Леди Маркэм протянула на прощание руку.
— Такой замечательный вечер… о Господи! Что это?
Головы повернулись на звук колес у дверей, послышались голоса, и слуги поспешили ко входу.
— Кто-то перепутал время, — весело сказал лорд Маркэм. — Теперь уже нет смысла показываться…
— Кого недостает? — вскричала графиня. — Я думала, все здесь.
— Все приглашенные действительно здесь, — сказал Чарльз. — Это что-то непредвиденное. Очень надеюсь, что это не дурные вести.
Уоткинс степенно подошел к парадной двери, открыл ее и отступил, чтобы пропустить вновь прибывшего.
Гости, собравшиеся в прихожей, постепенно смолкли, когда увидели, кто приехал.
Графиня тихонько ойкнула. Леди Хестер прижала пальцы к губам.
В дверях элегантный, красивый стоял Джон Бекстер.