Иль Аср. Перед закатом

Глава 19

Переход на работу на кухню был для меня словно падение с небес на землю. Кухня в большом доме ибн Беев представляла собой мир, полный суеты и постоянного движения. Повара и помощники беспрестанно что-то резали, перемешивали и готовили, создавая изысканные блюда для обитателей дома. Когда-то я имела право есть с ними за одним столом. Сейчас только смотреть через стеленную дверь как они все вместе садятся за стол, как разговаривают, как смеются. Хотела ли я туда к ним? Нет…я хотела только, чтобы Ахмад снова смотрел на меня по-другому. Хотела, чтобы его глаза блестели как раньше. Чтобы он хотел меня…Не только мое тело, но и мою душу, мое сердце. Чтобы верил мне. Но я все это потеряла сама.

Запахи специй и свежих продуктов смешивались в воздухе, создавая аромат, который мог бы пленить кого угодно. Но для меня этот мир был лишь бледной тенью той жизни, что была у меня до этого. Иногда я видела во сне обеих дочерей Ахмада, нашего сына. Как они играют вместе…и Ахмад он со мной рядом, держит меня за руку, как там в саду с Аленой. Только это не она, а я с животом и жду от него еще одного ребенка.

Скучая по малышу Азизы, я чувствовала, как моё сердце сжимается от тоски каждый раз, когда я вспоминала его милые черты лица и невинный смех. Этот беззубый ротик. Ему уже девять месяцев, а зубиков еще нет. Помню мама говорила, что я долго была беззубой месяцев до десяти. Что я уже начала ходить и только потом вылез первый зуб.

Я знала, что мне больше никогда не доведётся держать его на руках, укачивать или успокаивать его пением. Эта мысль причиняла мне боль, которой я не могла ни с кем поделиться. Меня бы никто не понял, да и не было больше в этом доме близких мне людей. Только враги, только ненавидящие.

Мне было стыдно признавать, но этот ребёнок стал для меня заменой моему собственному пропавшему сыну. Я осознавала, насколько это было неправильно и как много боли я причиняла себе такими мыслями. Но я ничего не могла поделать с собой, с этим чувством материнской любви, которое не исчезало, несмотря на все жуткие обстоятельства. Я так сильно любила маленького Ису, что мне казалось я с ума схожу от этой любви и она затмевает даже мою любовь к Саше.

Работая на кухне, я старалась сосредоточиться на своих задачах, нарезая овощи или помогая в приготовлении сложных блюд, но мои мысли постоянно возвращались к младенцу Азизы, к моему сыну, к всему, что было связано с этими детьми. Я чувствовала себя потерянной, словно часть меня ушла вместе с возможностью заботиться о малыше.

Каждый день, проведённый на кухне, был испытанием для меня, напоминанием о том, что я потеряла и о том, чего, возможно, никогда больше не обрету. Я пыталась найти утешение в мелких радостях кухонной суеты, в дружелюбии и поддержке других работников, но глубоко в душе я знала, что никакая работа и никакие слова не смогут залечить рану, оставшуюся от потери моего ребёнка и отчуждения от малыша Азизы.

Несмотря на все обещания себе держаться подальше, я не смогла смириться с мыслью, что малыш может нуждаться во мне. Словно в каком-то затмении, я тихо прокралась к его комнате, движимая необъяснимым чувством тревоги за его благополучие.

Ярость, ужас, паническая боль окутали меня, когда я увидела сцену, разворачивавшуюся передо мной. Азиза, не замечая моего присутствия, грубо трепала малыша за волосики, а затем с силой швырнула его в кроватку. Его пронзительный крик, полный боли и страха, пронзил моё сердце насквозь.

Когда Азиза с дикими оскорблениями покинула комнату, называя его "проклятой обузой" и "ублюдком", я почувствовала, как гнев и отчаяние смешиваются во мне с неистовой нуждой защитить его.

Ошалевшая от жалости, от щемящей боли в сердце, я бросилась к кроватке, подняла малыша на руки и прижала к себе, пытаясь своим теплом и лаской утешить его безутешный плач. Я целовала его маленькое испуганное личико, шептала слова утешения, пытаясь успокоить его трепещущее тельце.

Моё сердце разрывалось от боли, видя страдания этого крошечного создания. Как могла Азиза, мать, причинять такую боль собственному ребёнку? Как могла она отвергать его, когда он так нуждался в её защите и любви? Что с ней не так? За что? Он же такой маленький…он не понимает почему, он страдает. Как мне пережить это? Как смириться?!

Сидя с малышом на руках, я поклялась себе, что сделаю всё возможное, чтобы защитить его от дальнейшего насилия. Я не знала, как именно мне это удастся, но в тот момент я была готова на всё ради этого маленького ангела, который так беззащитно лежал на моих руках, ища у меня утешения и защиты. Я буду умолять Ахмада, буду говорить с ним…Боже, но как? У меня снова нет доказательств, а Азиза не бьет ребенка, чтоб не осталось синяков.

Возвращение Азизы превратило мои попытки утешить малыша в кошмар. Увидев меня с его сыном на руках, она впала в истерику, заорала как бешеная. "

- Она пришла бить моего ребенка! - дико вопила Азиза, зовя на помощь и выскакивая в двери. От её воплей малыш в моих руках только громче заплакал, чувствуя напряжение в воздухе.

Лейла и Самир прибежали на шум, и ситуация мгновенно вышла из-под контроля. Они отняли у меня ребенка, приказав немедленно покинуть спальню Азизы. Я пыталась кричать в своё оправдание, объяснить, что на самом деле произошло, но мои слова тонули в обвинениях и хаосе.

- Азиза бьет малыша! Вы не можете оставлять их вместе, пожалуйста, вы должны мне поверить! - кричала я, но казалось, что мои слова не находили отклика. Малыш в руках Лейлы тянул ко мне ручки, и это было больше, чем я могла вынести. Его невинные глаза, полные страха и тоски, полные паники, искали у меня защиты, которую я не смогла ему обеспечить.

В этот момент мир вокруг меня потемнел, и я почувствовала, как силы покидают меня. Я буквально теряла сознание от горя и бессилия, ощущая, как моё сердце разрывается на части. Последнее, что я помню перед тем, как погрузиться во тьму, - это испуганные и виноватые взгляды Лейлы и Самира и звук плача малыша, который звучал в моих ушах как приговор моей неспособности защитить его.

Очнувшись в своей комнате, я на мгновение не могла понять, где нахожусь. Мои веки были тяжёлы, а голова раскалывалась от боли. Рядом со мной сидела Лейла, держа в руках прохладный компресс и прикладывая его ко мне на лоб. Её заботливые действия были как бальзам на мою израненную душу. Обо мне уже давно никто не заботился.

- Ты очень плохо ешь, Вика. Тебе нужно взять себя в руки, - мягко говорила она, и в её голосе звучала искренняя забота. В этом доме, казалось, Лейла была единственной, кто относился ко мне с лаской и пониманием.

Слёзы сами собой потекли из моих глаз, когда я начала рассказывать ей о том, что видела.

- Азиза издевается над ребенком, Лейла. Это... это просто невыносимо, - шептала я сквозь слёзы, пытаясь донести до неё всю боль и отчаяние, которые я испытывала. – она трепала его за волосы, швыряла, говорила такие ужасные слова. Я боюсь…мне так жалко ребенка. Что делать? Что мне делать?

- Я поговорю с Ахмадом. Обязательно. Я верю тебе. Я видела как ребенок зашелся плачем на руках у Азизы и с испугом смотрел на нее. Я все вижу, Аллаена. Я стара и много повидала на своем веку. И в этом доме.

- Мне никто не верит. Ахмад не хочет меня слушать…Надо уберечь малыша надо…Боже, я не знаю, как это прекратить. Он снова там с ней наедине и я не знаю, что она ему делает.

Лейла слушала меня внимательно, её лицо выражало сочувствие и понимание. Она взяла мои руки в свои и крепко сжала их.

- Я уже сказала, что верю тебе. Но ты должна позаботиться о себе. Ты не сможешь помочь никому, если сама будешь на грани, - тихо сказала она, - я сегодня же все скажу Ахмаду, надо будет мы отберем ребенка у Азизы и отдадим на воспитание. Не переживай Ахмад все разрешит. А ты соберись и возьми себя в руки. В этом мире много несправедливости, но рано или поздно все тайное становится явным.

В тот момент я поняла, что, несмотря на всю боль и отчаяние, я не могу позволить себе сломаться. Я должна была найти способ действовать, чтобы помочь малышу. Если…если никто не решит ничего я лично задушу Азизу своими руками и плевать, что со мной потом будет.

Когда Самир вошёл в мою комнату с новостью, которая могла бы перевернуть мир любого человека, я не был готов к тому, что услышу.

- Тело ребенка найдено, - его слова звучали как приговор. – Мальчик был у торговцев живым товаром. Он заболел, и его бесцеремонно оставили у перекупщиков, где он умер от пневмонии. Тело раскопали, эксгумировали. Прошла экспертиза. Я привез тебе ее.

Я смотрел перед собой остекленевшим взглядом, все мое тело словно одеревенело. Но это было не всё. Самир продолжал:

- Тест ДНК провели. Ребенок не твой, Ахмад. Это точно. Результаты тоже в этой папке. Мне жаль…что я принес тебе эти новости. Но, может быть и хорошо что он не твой. Иначе было бы трудно принять его смерть.

Эти слова поразили меня неожиданно и резко, словно холодный нож пронзил моё сердце. От внезапной и острой боли в груди я инстинктивно хватался за стену, пытаясь удержать себя на ногах. Моё тело сгибалось пополам, и я ощущал, как воздух покидает мои лёгкие. Мне стало плохо, дышать было невозможно. Словно тонкие ледяные иглы пронизали легкие и буквально захлебывался проклятой правдой, которой так жаждал и ждал.

Самир подошёл ко мне, пытаясь помочь, но в этот момент я не мог сносить чьё-либо прикосновение. Со всей силы, которую мог собрать в себе, я оттолкнул его от себя. Мне нужно было побыть одному, чтобы переварить эту информацию, чтобы попытаться понять, как собрать себя по кускам. Как снова стоять на этой земле и не чувствовать себя разорванным на части.

Эта новость была ударом не только потому, что я мог потерять сына, которого, возможно, и не имел. Это было что-то большее - разрушение моих надежд, моей веры в справедливость и порядок вещей. Как же это все чудовищно…Неужели, блядь, все это заслужил? В тот момент мне казалось, что весь мир вокруг меня рушится, оставляя меня одного среди обломков. И я не просто стою там с диким воем, которые разрывает мне внутренности, эти обломки бьют меня по голове, по спине. Они опускают меня на колени, они закапывают меня под своим весом.

Шатаясь, я направился к балкону, где прохладный воздух ночи казался единственным спасением, потому что я так и не мог нормально дышать. Стоя на краю, я глубоко вдыхал, пытаясь наполнить свои лёгкие, но казалось, что воздуха всё равно не хватало. В моей голове крутились мысли о том, как я, несмотря на все сомнения и обиды, всё же надеялся, что ребёнок окажется моим. Я мечтал о том, как смогу простить Вику, как мы сможем начать всё сначала, дать друг другу шанс на искупление.

Тест ДНК должен был стать моим спасением, верёвкой, которая вытащит меня из этой пучины отчаяния и неопределённости. Но теперь, когда результаты оказались такими, какими они есть, мне казалось, что этот спасательный круг превратился в камень на моей шее, тянущий меня на дно.

Гнев и разочарование, охватившие меня, казались непреодолимыми. Я хотел найти виноватого, хотел наказать того, кто причинил мне такую боль. В этот момент мне казалось, что Вика – это лживая дрянь, которая обманула меня, и мне хотелось её уничтожить. Оторвать ей голову голыми руками. Разодрать ее грудную клетку, достать проклятое лживое сердце и раздавить его ногами.

Но вместе с этим во мне бушевало и другое чувство – огромная боль от потери ребёнка, которого я мог бы полюбить как своего, даже несмотря на то, что он оказался чужим. Я не мог понять, что больше сводит меня с ума – смерть малыша или разрушение моих последних надежд на счастливое будущее с Викой.

Стоя на балконе, я смотрел в ночное небо, ища ответы на свои вопросы, не чувствуя, как по моим щекам катятся слезы. Но звёзды молчали, оставляя меня один на один со своими кровоточащими дырами в груди. Сегодня я узнал не только о смерти ребенка, но и о смерти своих надежд и любви к Вике. Теперь осталась только агония. Это на самом деле конец….