Исцеление любовью

Глава 15

Мауи

Четверг, 25 апреля 1999 года

Кэтлин послушно выполнила приказ и очень медленно направилась к своему убежищу. Ее сердце бешено билось, так что она, казалось, уже не могла слышать ничего другого.

Но Кэтлин слышала… Пение птиц, приветствовавших восход солнца, всплески воды из бившего посреди двора фонтана, шум пальмовых листьев, похожий на шелест тысячи опахал.

Она слышала биение своего пульса, казавшееся неестественно громким на фоне спокойствия нарождавшегося дня. И до боли в висках напрягала слух, стараясь уловить еще один звук… Жуткий, грозивший непоправимой бедой. Чуть слышную поступь крадущихся шагов четырех мягких лап…

Но ведь этот звук будет не первым. Сначала она услышит… Нет, не звон разбиваемого стекла, сквозь которое чудовищной силы зверю ничего не стоило проскочить. Это должен быть отчаянный мужской крик. Крик муки и ужаса человека в последнее мгновение жизни, вырвавшийся из его груди, прежде чем страшные зубы перегрызут горло и оторвут голову от тела.

Но разве Джесс Фалконер станет кричать? Пусть даже крик кажется неизбежным при столь леденящей кровь трагедии? Да нет, конечно!

Кэтлин не раз приходилось видеть смерть. Пациенты при этом очень редко кричали. Иное дело, когда смерть — насильственная. Ее не может снести молча ни одно живое существо. Ибо другое существо отнимает у него самое дорогое.

Добравшись, наконец, до двери дома, Кэтлин оглянулась и посмотрела в сторону бунгало. Там все обстояло по-прежнему. Два хищника стояли рядом, неподвижные, словно каменные статуи. Один был иссиня-черным, другой — светлым. Обоих позолотили лучи восходящего солнца.

Наконец лев зашевелился. Потом повернулся и, ступая мягкими сильными лапами, с гордым видом направился в сторону задней двери бунгало, выходящей на огороженный кирпичной стеной внутренний дворик. Черная же фигура не сдвинулась с места.

Кэтлин догадалась, что Джесс первым делом хотел закрыть ворота, превратив бунгало из легкой стеклянной призмы в неприступную тюрьму. И не ошиблась. Затворив ворота, Фалконер подошел к столу, включил компьютер, бегло пробежал глазами возникшие на экране страницы, написанные за ночь, и сделал какие-то исправления. Все это Кэтлин наблюдала сквозь стеклянные стены.

Джесс вынул из компьютера голубую дискету, выключил экран и, выйдя из бунгало через оставленную в воротах узенькую дверь, остановился у мостика. Некоторое время он о чем-то раздумывал. Потом глубоко вздохнул и, перейдя мостик, решительно направился к дому.

К ней…

На какое-то мгновение Кэтлин стало легче оттого, что Джесс ушел из опасной башни, но тут же ее охватила тревога. Ведь Джесс шел к ней. Он остановился еще раз на том самом месте, где Кэтлин рассыпала свой искусственный жемчуг. Брезгливо посмотрев на лакированные стекляшки, Джесс сжал губы и двинулся дальше.

Фалконер был взбешен неожиданным появлением Кэтлин у бунгало. И все же он никогда бы не преступил грань, за которой властвует насилие. Последнее ему всегда претило.

Кэтлин еще издали по выражению лица Джесса поняла, что ничего хорошего предстоящий разговор ей не сулит. А потому отступила на шаг в глубь гостиной, со страхом ожидая появления хозяина в дверях.

Он появился через несколько секунд, остановившись на пороге и заслонив собой свет, подобно луне во время солнечного затмения.

Какое еще безумство решил совершить этот человек и как далеко могла зайти его безудержная фантазия, Кэтлин предсказать не могла. Но на всякий случай промолвила:

— Извините, я очень виновата…

Она действительно не знала, чего ждать, ибо опыта общения с пришедшими в ярость мужчинами не имела. Кэтлин понаслышке знала, что в подобных случаях мужчины обычно начинают кричать, шуметь, ругаться и порой даже распускать руки.

Но Джесс явно не принадлежал к их числу. Кэтлин не сомневалась, что он посчитал бы для себя недостойным кричать даже в агонии, лежа с растерзанным горлом. А во всех остальных случаях непременно сохранял бы хладнокровие, оставаясь к тому же предельно вежливым и воспитанным. Скорее всего именно так он собирался вести себя и сейчас, хотя в душе, возможно, готов был разорвать Кэтлин на куски…

— Вы же сами во всем виноваты, не правда ли? — холодно спросил Джесс.

— Правда.

— Вечером вы выглядели очень усталой. И я был уверен, что утром поздно проснетесь, поэтому и отпустил льва.

Джесс перешагнул порог. Он больше не скрывал раздражения, окончательно сбросив маску невозмутимости.

Кэтлин понимала, что провинилась, появившись у бунгало без разрешения. Но Фалконер больше злился на себя. Как-никак, а его гостья оказалась в опасности. Впрочем, возможно, и лев тоже. А Джесс считал себя ответственным за жизнь обоих.

— Да, вы правы, — тихо согласилась Кэтлин. — Почему бы льву и не погулять?

— Но все, слава Богу, обошлось. Как вы себя чувствуете?

— Спасибо. Нормально.

— Вот и хорошо!

Действительно, все окончилось вроде бы благополучно. Опасность для Кэтлин попасть в лапы льва миновала. Ничто не угрожало и самому царю зверей. Улеглось также и беспокойство Кэтлин по поводу явно спровоцированного ею негодования Джесса.

Вместе с чувством облегчения Кэтлин охватила легкомысленная эйфория. Впрочем, она это предвидела после неизбежного в подобной ситуации резкого повышения адреналина в крови. Подобное состояние Кэтлин нередко наблюдала у своих пациентов, только что благополучно переживших какой-нибудь опасный момент. Сейчас она сама почувствовала, как закипает кровь в венах.

Признаться в этом Джессу она не могла, но по горевшим зеленым огнем глазам Фалконера поняла, что и он чувствует нечто подобное. Но одновременно в его взгляде проскальзывало и нечто требовательное, почти зловещее.

Джесс чего-то ждал от Кэтлин. Но чего? Может быть, правды?

Я открою тебе ее. И очень скоро. Подожди, потому что даже в состоянии эйфории не могу разговаривать с обжигающим душу огнем.

Однажды в Бостоне зимней снежной ночью Кэтлин поняла, насколько шампанское может развязать язык и заставить выболтать любой секрет. Это было давно, далеко отсюда, при иных обстоятельствах и в присутствии другого Фалконера. Но Кэтлин знала, что сегодня в окружающем ее земном раю она откроет Джессу свои самые сокровенные тайны. Хотя не выпила и капли шампанского.

Кэтлин отвернулась, будучи не в силах более выдерживать пронизывающий, подчиняющий себе взгляд Джссса Фалконера. И вдруг увидела снежного льва, стоявшего на склоне холма у стеклянной стены бунгало. Ветер теребил его пышную гриву, а гладкая шкура спины блестела в лучах утреннего солнца.

— Он великолепен! — прошептала Кэтлин.

— Да, вы правы.

— У него есть имя?

— Нет, это не домашний зверь. И не мой лев. Вообще ничей.

— Но он-то сам определенно считает вас хозяином! Причем очень внимательным. Ему просто повезло!

— Я только охраняю его. Вот и все. И держу там, где ему не угрожает никакая опасность. В остальном же он сам о себе заботится.

Джесс говорил тихо, но чувствовалось, что он еще не успокоился.

Итак, Фалконер взял под защиту снежного льва. Взял добровольно. Это было ему необходимо. Хотя и таило в себе опасность.

Царь зверей не имеет никаких шансов выжить под дулом охотничьего ружья. И хотя казалось совершенно невероятным, чтобы у кого-то поднялась рука на это прекрасное животное, все же его великолепная, сверкающая на солнце шкура для многих представляла непреодолимое искушение. Любой властитель отдал бы огромные деньги за возможность постелить на полу своего дворца подобный ковер, сделать себе роскошную шапку или завидную шубу для принцессы.

— Но ведь вы с ним друзья! — продолжала настаивать Кэтлин. — Своего рода совладельцы дома. Рожденные и живущие под одной луной.

— Едва ли.

По тону Джесса было заметно, что разговор доставляет ему удовольствие.

— Не сомневаюсь: лев помогает вам писать, — убежденно сказала Кэтлин. — Даже, возможно, в какой-то степени направляет вашу руку.

— Он позволяет мне гулять в своем лесу. Я же разрешаю ему навещать меня в бунгало.

Кэтлин подумала, что у Джесса сложились какие-то свои, особые отношения с этим грозным зверем, в которых Фалконер почему-то не хочет признаваться. Она могла бы задать ему этот вопрос, если бы ее собственные отношения с Джессом были более определенными.

— Вы не думаете, что сами наделили льва человеческими чертами? — спросила она. — В науке это называется антропоморфизмом.

— Нет. — В голосе Джесса прозвучала скрытая улыбка. — Но вот вы, Кэтлин, как раз это и делаете.

— Пожалуй… Скажите, а у него есть подружка?

— Подружка? Вы хотите сказать — любовница?

— Пусть так. Хотя это слово здесь не совсем уместно. Вы так не думаете?

— Можете заменить его на биологический термин «самка».

— Нет. Вы же сами признали меня антропоморфисткой.

— Ах да! Я и забыл! Ну что ж, назовем ее «невестой» или «львицей его грез».

— Невестой? Будущей «миссис Лев»?

— Да. Но ведь вы все знали об этом льве, Кэтлин? Разве не так? Потому и приехали сюда. Чтобы получить сразу пару великолепных шкур.

— Что?!

— То, что слышали.

— Я уже сказала вам, кто я и зачем здесь!

— Но вы же сами знаете, что это ложь. Признайтесь, ведь вам не нужен никакой сценарий. Вы не собираетесь его читать. Тем более что его не видел даже Роберт Асквит, который получит черновой вариант только сегодня вечером и, конечно, захочет сначала сам с ним ознакомиться. И потом, за каким чертом Тимоти стал бы давать вам этот адрес, не поговорив предварительно со мной? Равно как и со своей женой, которую вы называете подругой. Кстати, эту подругу зовут Лиллит, а не Лилиан. Вы этого, очевидно, не знали, коль скоро не поправили мою совершенно намеренную ошибку.

— Я это знала! Просто не посчитала нужным вас поправлять.

— Боже, какая тактичность! Но факт остается фактом: вы совсем не та, за кого себя выдаете.

— Другими словами, вы действительно считаете, будто я приехала сюда за львиной шкурой? — «Чтобы убить этого прекрасного зверя и надеть себе на плечи манто из его снежной шкуры. Ты ведь это хотел сказать?» — Тогда зачем же только что подвергали себя смертельному риску в бунгало? Ведь кругом нет ни одного свидетеля. Я могла бы прийти с ружьем и застрелить вас обоих.

— Если бы у вас было ружье, но в вашем чемодане такового нет. Мое же ружье хранится в багажнике автомобиля, единственный ключ от которого всегда у меня в кармане.

Неужели он шарил в моем чемодане? Если так, то сделал это очень профессионально! Все вещи остались на своих местах. И было совершенно незаметно, что к ним кто-то притрагивался! Но если все-таки это произошло, то Джесс уже знает обо мне все. Ведь в чемодане лежала не только одежда, но и кое-какие бумаги, касающиеся моей особы!

— Значит, вы лазили в мой чемодан? — презрительно фыркнула Кэтлин. — Очень мило!

— Зачем бы я стал это делать? В наше время в любом мало-мальски солидном доме есть детектор, с помощью которого можно все проверить, не прикасаясь к вещам.

Итак, Джесс Фалконер считает ее либо убийцей, либо шпионкой! Первое более вероятно. Ибо он не мог не видеть, что перед ним не Мата Хари. К тому же кто бы стал ее сюда подсылать, чтобы выведывать какие-то секреты, которых у Джесса просто не могло быть? Если не считать живого льва, которого он держит у себя.

Кэтлин была скорее разочарована, чем раздражена тем, что Джесс посчитал ее способной на убийство ручного льва. По сути дела, ей не на что обижаться. Ведь она не предупредила Джесса о своем приезде. А это наивное объяснение цели визита? Нет ничего удивительного, что он не поверил ни единому слову! Поэтому Джесс и принял меры предосторожности, дабы уберечь своего гривастого друга от хищницы в человеческом обличье!

Позволить ей уехать на ночь в Капалуа Джесс тоже посчитал опасным. Ибо не был уверен, что там Кэтлин не ждут сообщники, которым она расскажет все, что здесь успела увидеть. Включая план дома и расположение комнат. Что же касается обыска се багажа, то он диктовался наложенными Джсссом на себя обязательствами перед львом. Как его хозяин Фалконер просто обязан был выяснить, есть ли у нежданной и непрошеной гостьи оружие?

Конечно, при сложившихся обстоятельствах Кэтлин не могла рассчитывать на благосклонное к себе отношение хозяина дома. Он принял ее как врага. Поэтому Кэтлин и оказалась теперь в положении пленницы.

Хорошо, пусть так! Но чем объяснить его явно довольный тон в начале их разговора? Или Джессу нравились взаимные споры и пикировки? А может быть, это было лишь игрой с целью заставить Кэтлин поверить, что ей здесь ничто не угрожает? Добиться, чтобы она расслабилась и ненароком совершила какую-нибудь ошибку, которая могла бы выдать ее истинные намерения?

— Почему вы не позволили льву меня растерзать? — спросила Кэтлин, глядя прямо в глаза Джессу.

— Видите ли, это не в моих правилах. К тому же я еще не до конца уверен, что вы действительно приехали за львиной шкурой. Как знать, может быть, я имею дело просто с полусумасшедшей фанатичкой, энтузиасткой… А не хотели ли вы взять меня в плен, Кэтлин? Связать, запереть на ключ в том же самом бунгало и заставить писать то, чего бы вы хотели? Извините, но такое — не для меня! Что ж, возможно, вы считаете по-иному…

Близнец луны явно насмехался над нею. Кэтлин всеми фибрами души чувствовала его презрение. И вспоминала тот день в Бостоне, когда Габриела Сент-Джон жаждала остаться наедине с Патриком, а тот не соглашался. В какое бешенство тогда она пришла!

Ты так же жесток, как…

— Итак, Кэтлин, разве вы не из тех женщин, которые охотятся за львами, чтобы сдирать с них шкуры?

— Нет.

— Нет?

Голос Джесса при этом слове чуть смягчился, но все же звучал скептически. Казалось, он все еще надеялся поверить Кэтлин.

— Вы хотите сказать, что приехали сюда только как читательница моих романов?

— Я же сказала вам, что по профессии хирург-кардиолог, который хотел бы прочесть «Похитителя сердец». Разве так уж трудно понять почему?!

— Не помню, чтобы вы называли себя кардиологом.

— Просто мне казалось, что это и так ясно. Кстати, не только я, но и Тимоти Асквит считает, что именно хирургу-кардиологу будет в высшей степени полезно прочесть «Похитителя сердец». Кроме того, он уверен, что к знакомству с романом необходимо привлечь и психиатра. Но вы, видимо, считаете, что я не похожа ни на того, ни на другого.

Джесс, например, никогда бы не смог воссоздать в своем воображении образ странного существа, возникшего на пороге его дома во время ужасающего шторма.

Хотя в первый момент он действительно с трудом поверил, что перед ним живая, реально существующая женщина. Крупные капли дождя катились по ее волосам, превращаясь в сверкающие бриллианты. А в глазах цвета морской волны пылал огонь безумной отваги. Ураганный ветер и проливной дождь сделали ее одежду почти прозрачной. И хотя Джесс пытливо вглядывался в лицо незнакомки, ощущение своей почти ничем не прикрытой наготы смертельно смущало скромницу Кэтлин. Но она все же выдержала…

Кэтлин явилась Фалконеру, словно Венера, вышедшая из морской пены — отважная, дерзкая, стройная, полная обаяния. И хотя Джесс не принадлежал к мужчинам, легко поддающимся женским чарам, все же многое в этой рожденной тропической бурей богине поразило даже его.

А потом началась ложь…

Теперь же очаровательная соблазнительница старается его убедить, что та ложь ни в коем случае не означала, будто бы она — убийца, шпионка или фанатичка. Что ее настоящая профессия — хирург-кардиолог. Потому-де она и хочет прочитать «Похитителя сердец».

Тем не менее Джесс вдруг почувствовал, что начинает не на шутку поддаваться очарованию непрошеной гостьи. И он тут же взял себя в руки, сделавшись, как прежде, неприступным, твердым и холодным.

— Зачем вы здесь, Кэтлин? — спросил он почти инквизиторским тоном. — Говорите честно!

Кэтлин глубоко вздохнула и после короткой паузы отчаянно выпалила:

— Я здесь, чтобы спасти жизнь вашего родного брата!

Джесс остался неподвижным. Совсем как фигурка снежного льва на библиотечной полке.

— Патрик умирает! — с жаром продолжала свой трагический монолог Кэтлин. — У него апластическая анемия, а это означает, что…

— Я знаю, что это означает, — перебил ее Джесс. — Ему требуется пересадка костного мозга. Так?

— Так! И срочно!

— Он сам направил вас ко мне?

— Нет. Патрик не знает, что я здесь.

— Ко он, вероятно, рассказывал вам обо мне?

— Да. Несколько лет тому назад, когда мы вместе с ним учились в Бостоне.

— И что же он вам тогда рассказал?

— Что вы с ним… расстались.

— Расстались… Он сказал, почему?

— Нет.

— Что ж, если бы Патрик честно признался во всем, то вас скорее всего здесь бы не было.

— Я бы все равно приехала.

Джесс очень внимательно посмотрел в глаза Кэтлин.

Да, ты бы приехала. Приехала, чтобы спасти Патрика.

— Вы с ним любовники?

Несколько минут назад это слово шокировало Кэтлин, даже когда речь шла о львице. Теперь же оно поразило ее в самое сердце, подобно удару кинжала.

— Нет… — с усилием ответила она.

— И никогда не были?

— Никогда.

— Патрик рассказывал вам обо мне или Грейдоне Слейке?

— О вас обоих. Он знает, что вы стали писателем. И, откровенно говоря, очень интересовался вашими…

— Он назвал вам мое настоящее имя?

— Да.

Кэтлин показалось, что Джесс неприятно удивлен тем, что брат следит за его литературной карьерой и вообще интересуется им. Она отвела взгляд и негромко добавила.

— Он назвал имя Джесс.

Кэтлин вновь стала смотреть через плечо Фалконера куда-то вдаль. Там в солнечных лучах сиял прекрасный мир, где-то очень близко плескалось о берег море. В открытую дверь залетал теплый ветерок…

Когда Кэтлин опять повернула голову, Джесс уже стоял у потухшего камина и сосредоточенно смотрел на холодную золу.

— Чего вы хотите от меня, Кэтлин?

— Пока мне нужно только взять у вас кровь для анализа. Я могу сделать это здесь и сейчас. Завтра или днем позже — Патрику понадобится немного вашего костного мозга. Пересадку же можно осуществить в Гонолулу. Конечно, было бы идеальным, если бы вы согласились приехать в Лос-Анджелес.

— Разве Патрик сейчас в Лос-Анджелесе?

— Он переехал туда примерно месяц назад.

Джесс нахмурился, и Кэтлин поняла: не только Патрик следил за своим братом. Джессу сейчас явно хотелось услышать, что тот продолжает жить в Нью-Йорке. Из ответа же Кэтлин он понял, что на какое-то время упустил брата-близнеца из виду, и это было ему тоже неприятно.

— Сейчас Патрик работает в Уэствудской больнице главным травматологом, — поспешно добавила она.

— В Уэствудской больнице… — задумчиво повторил Джесс.

В его голосе Кэтлин послышалась скрытая боль. Как будто само название больницы, где работал брат, было связано для Джесса с чем-то очень печальным. С какой-то постоянно преследовавшей его тенью…

Но Кэтлин уже понимала, что все ее предположения оказались обманчивыми. Джесс не жил в тени яркого светила. Такого не было никогда! Даже если он сам был подобной тенью, в его душе всегда горел огонь, а воля оставалась железной. Именно поэтому сейчас его зеленые глаза, подобно магнитам, притягивали к себе Кэтлин, не отпуская и подчиняя ее себе.

— Патрик никогда не должен узнать о том, что я был его донором.

— Но…

— Я повторяю, Кэтлин! Если Патрик хотя бы заподозрит истину, то трансплантация не состоится!

Хотел ли Джесс этим сказать, что может отказаться от своего согласия спасти брата? Или же все рассыплется по вине самого Патрика?

Патрик в разговоре со Стивеном Шериданом отрицал существование у него близких родственников. Тем более родного брата-близнеца. И не откажется ли он принять для пересадки костный мозг Джесса, если каким-нибудь образом узнает имя донора?

Независимо от истинной причины слова Джесса прозвучали одновременно предупреждением и обещанием: если Патрик узнает правду, трансплантация не состоится. Тогда брат умрет. Если же имя донора останется в тайне, он отдаст частицу своего костного мозга Патрику. Тогда тот имеет шансы выжить.

Кэтлин должна будет рассказать все доктору Шеридану. Она не сомневалась, что Стивен согласится на все, лишь бы Патрик жил. И даже почти слышала его ответ: «Хорошо. Патрик не узнает ничего. А мы его спасем!»

— Итак, насколько я понимаю, мы обо всем договорились?

— Да.

— Теперь скажите мне, Кэтлин, вам уже доводилось проводить биопсию костного мозга?

— Мне? Ну, иногда… Когда была ординатором. Это безболезненно. Но…

Кэтлин замолчала на полуслове.

Хотя Джесс не мог не предвидеть некоторых болезненных ощущений во время биопсии, это его, казалось, не пугало. Конечно, он предпочел бы, чтобы процедура оказалась приятной, но к возможной боли тоже отнесся достаточно спокойно.

На его лице неожиданно появилась плутовская улыбка.

— Я хотел, чтобы именно вы пожали мой костный мозг.

— Пожала?

Кэтлин удивило, что Джесс знает этот термин из медицинского сленга.

— Вы что-то знаете о трансплантации костного мозга?

— Читал кое-что.

— Тогда вам должно быть известно, что я не могу «пожать» ваш костный мозг.

— Напротив, доктор Тейлор! Я прекрасно знаю, что вы можете это сделать. Не вы ли сами сейчас сказали, что имеете опыт проведения биопсии костного мозга?

— Но это совсем разные вещи!

— Вовсе нет, Кэтлин. Просто сама операция требует большего времени и затрагивает больше тканей.

Вообще-то вся процедура проводится под общим наркозом. Однако когда донор просыпается, то зачастую ощущает дискомфорт, степень которого зависит от размера повреждений, причиненных кости.

Когда пациента оперирует опытный и искусный хирург, повреждения бывают, как правило, минимальными. Например, Стивен Шеридан всегда точно знал пределы допустимого нарушения костной ткани. Его тонкие и удивительно чуткие пальцы, не делая ни одного лишнего движения, глубоко проникали в кость и извлекали только то минимальное количество костного мозга, которое требовалось в конкретном случае.

Во всех случаях Шеридан обязательно будет присутствовать при оперировании Джесса и направлять руку Кэтлин.

Но боль…

Впрочем, зачем о ней думать, если сам Фалконер не придает этому никакого значения? Ведь Джесс не колебался. Казалось, он принял взвешенное, продуманное и твердое решение.

— Почему вы все-таки хотите, чтобы именно я делала операцию? — спросила Кэтлин.

— Потому что тогда вы станете моим доктором. А это налагает на вас ответственность за возможное разглашение врачебной тайны. Вы уже не сможете ничего рассказать Патрику обо мне.

— Я не сделаю этого в любом случае.

— Но так будет надежнее. И легче для вас, ведь больше не придется лгать. А вы далеко не самая искусная лгунья на свете. Мы оба уже имели возможность в этом убедиться. — На каменном лице Джесса вновь появилась улыбка. — Воспринимайте мои слова как комплимент.

— Значит, вы делаете это для меня?

Улыбка на лице Джесса угасла.

— Я делаю это для всех нас, Кэтлин. А теперь… Прошу вас, доктор Тейлор, не теряйте времени и возьмите у меня кровь.