Яна
Гости разошлись, Вадим ушел в спальню, а я задерживаюсь на кухне. Неспеша, убираю остатки еды в холодильник, прикидываю, что утром приготовить на завтрак из имеющихся там продуктов, протираю стол, складываю вымытую посуду.
Много мыслей в голове, слишком много. Всего за несколько встреч я ясно ощутила многогранность мужчины, с которым связала себя на ближайший период жизни. Он может быть сильным и жестким, властным и бескомпромиссным, а может — заботливым и нежным, веселым и компанейским, а еще страстным и безудержным.
И все эти характеристики происходят по одному ему известному, алгоритму. Только знать бы по какому. Мне нужно научиться понимать его, чувствовать, предугадывать.
Открываю дверь в спальню, вхожу и замираю.
В комнате темно. Всего пара потолочных светильников горит над диваном, и свет душевой кабинки тускло освещает остальную часть комнаты. Вадим стоит под струями воды, и я зависаю на этой картине. По красивому крепкому телу, словно выкованному на заказ, стекают ручейки пенной воды, мне кажется я даже отсюда чувствую запах его геля для душа. Он поднимает на меня глаза, и мы несколько секунд просто смотрим друг на друга.
— Иди ко мне, — говорит он. Оттуда не слышно звука, но я отчетливо читаю по губам.
Мысли разлетаются осколками. Раздеваюсь и шагаю за стекло. Я не просто выполняю его требование, я хочу к нему.
Делаю шаг под воду, Никольский привлекает меня к себе, поднимает пальцем за подбородок и нежно целует. Кладу руки ему на грудь и, лаская, изучаю твердые мышцы. Когда мои руки спускаются на живот, его штормит, и он глубже проникает в мой рот, не остается и следа от недавней нежности.
Мужские пальцы впиваются в бедра, припечатывая меня к запотевшему стеклу. Прервав поцелуй, он пьяно сжигает меня глазами.
— Ты — мое безумие, — хрипит в губы, а у меня переворачивается все внутри.
Мне так нравится, что он восхищается мной, что я разжигаю в нем такой огонь. Обхватываю его шею руками, он горячий, возбужденный и безумно хорошо пахнет.
Вадим оттягивает мою нижнюю губу зубами, а потом отпускает и проходится по ней языком, влажно, неторопливо.
Я уже горю между ног, чувствую желание и, сама от себя не ожидая, шепчу с мольбой:
— Я хочу тебя.
— Не спеши.
Он улыбается, наливает в руку гель, неторопливо намыливает меня и тянет под воду.
Плавлюсь от его прикосновений, от скользящих по коже, ладоней, вызывающих всполохи огней и тягучее напряжение в области таза.
Смывая пену, проходится руками по всему телу, и я больше не могу себя контролировать. Начинаю стонать, прикрыв глаза от удовольствия. А когда он заводит руку в промежность, я распахиваю глаза, от прострелившего, словно током, импульса.
— Нравится? — Вадим придерживает меня одной рукой, иначе я бы свалилась, ноги подкашиваются и хочется повиснуть на нем.
— Даа, — получается с воздыханием.
Проделывая там манипуляции, он присасывается к жилке на шее, и я тону в ощущениях. Безумно хорошо, томительно и чувственно.
Когда вода смывает последние пенные остатки, он осторожно отстраняется и отпускает меня. Выключает воду.
— Выходи.
Разнеженная и возбужденная, я медленно вытираюсь, Никольский вешает свое полотенце на крючок, с моим делает то же самое.
— Иди сюда, — говорит он, подходя к дивану.
Усаживает меня и опускается передо мной на колени.
— Поставь ступни на диван.
Вспыхиваю, его глаза на уровне моей… Черт! Смотрю на него сверху вниз и не могу пошевелиться.
— Яна, сделай то, что я прошу, — повторяет спокойно, но требовательно.
Ставлю и, не успеваю опомниться, как Вадим обхватывает руками мои ноги и, раздвигая их, тянет на себя.
Вздох! Сладкий стон.
Он впивается губами в мою плоть и вводит в меня язык.
— О, Боже, Вадим! Ааа!
Лаская, он поднимает на меня глаза. В мозгу проскакивают последние искры неловкости, со мной это впервые.
Периодически закрываю глаза, а когда открываю, вижу его действия, и это еще больше распаляет меня. Язык творит чудеса, тараня то нежно, то настойчиво мою промежность, клитор, время от времени переключаясь на внутреннюю поверхность бедра.
Снова те же ощущения полета, возбуждения и жажды его тела.
Знойно, стремительно, с похотью. Со страстными звуками и громким дыханием.
Хорошо. Нереально. Парю. Кайфую.
А дальше, он действует настойчивее и жестче, и у меня все плывет перед глазами. Откидываюсь на спинку, закрыв глаза, и выкрикиваю от наслаждения. Исчезает время, за ним пространство. Взлетаю, падаю, взлетаю, рассыпаюсь на атомы.
Вадим отрывается, вводит в меня палец, вторым надавливает на клитор, ускоряя темп, скользя языком по лобку.
Чувствую, как подкатывает оргазм.
Выгибаюсь. Раз, второй, третий.
Зарываюсь пальцами в его волосы и кончаю, покрываясь мурашками и забиваясь в горячих спазмах.
Никольский не дает времени обрести реальность, дожидается, пока стихнут последние волны, поднимает и относит меня на кровать. Ставит на колени и стоя сзади, резко вонзается. У меня темнеет в глазах, стоны, независимо от меня, вырываются из легких, слышу такие же от него.
Распаляюсь с новой силой, с головой ухожу в ощущения. Нежности больше нет. Он жестко и напористо вгоняет член, выходит и снова вгоняет. Властно, до упора. Но я обнаруживаю, что мне непередаваемо хорошо. Чувствую какое-то животное наслаждение.
С ума сойти! И так бывает?
Его дарящие дикую эйфорию, движения постепенно набирают темп. Быстрее. Еще быстрее.
Самым ярким ощущением, сгорающего от желания разрядки, организма, становится место ритмичного трения его плоти с моей.
Задыхаюсь, несусь навстречу.
— Янка, что же ты со мной творишь! — слышу хриплый голос, всплывающий среди какофонии звуков, чувств и впечатлений.
Он протяжно рычит, ускоряется на максимум и, выйдя из меня, заливает мои ягодицы спермой. А я, вдогонку, получаю повторный оргазм и плашмя падаю на простыни.
После душа, в полной темноте, подлезаю ближе к Вадиму, укладываю голову на грудь и утыкаюсь в шею.
Он обнимает. Молчим. Приятно утомленные, полусонные, на одной волне. Мне спокойно и сладко, а еще я ни о чем не жалею и, кажется, впервые за долгие годы, ощущаю полноту жизни.
Проснувшись, обнаруживаю, что я в комнате одна. Часы показывают десять. Ничего себе!
Поднимаюсь, открываю шторы. Озеро обволокло туманом, даже через стекло видно, что на улице холодно.
Потягиваюсь, в доме тепло и уютно, а в спальне пахнет Никольским. Втягиваю воздух — чумею, что за новый фетиш? Мои студенты сказали бы «вставляет».
Улыбаясь, иду в душ, а потом прохожу в гардеробную, стягиваю с вешалки одну из рубашек и накидываю, вместо халата. Еще минут десять уходит на чистку зубов и умывание. Подбираю волосы в высокий пучок и выхожу из комнаты.
Вадима нигде нет, исследую по очереди все двери. Ну не пошел же он на второй этаж? А потом открываю последнюю по коридору и оказываюсь в бассейне. Никольский плывет в мою сторону, расточая эхо от всплесков воды.
— Доброе утро! — подхожу к кромке.
— Доброе! Отоспалась?
— Да, — вижу его голый торс и ощущаю желание прикоснуться.
Снимаю рубашку и спускаюсь по лестнице. Отталкиваюсь и оказываюсь у него в объятиях. Повисаю на шее и трусь носом о щеку.
— Яна, я так не доплыву свой минимум, у меня по плану было еще три круга, — смеется он.
— Я поплаваю немного и уйду.
— Это если я отпущу, — он закидывает мои ноги и усаживает на себя.
Ныряю языком в его рот, он перехватывает его и жадно целует в ответ.
— Надеюсь, секса в бассейне не будет? — спрашиваю, ощутив незначительную эрекцию под водой.
— А ты хочешь?
— Мм, я бы воздержалась. Не очень здесь удобно позы подбирать.
— Наивная, — улыбается он, — ладно плыви, а то точно не закончу начатое.
С удовольствием, делаю два круга и выхожу, приглашая Вадима на завтрак, когда наплавается.
Готовлю омлет с сырной начинкой, заворачиваю его конвертиками и подаю на стол. Из овощей нарезаю салат, заправляю оливковым маслом и сервирую на двоих.
— Выглядит аппетитно, — Никольский входит на кухню и усаживается за стол, берет нож и вилку и принимается снимать пробу. — Вкусно, спасибо.
— Пожалуйста. А если бы было молоко, я бы приготовила панкейки.
— Купим сегодня молоко, завтра приготовишь.
Умолкаю в неловкой паузе. Значит, сегодня я снова остаюсь здесь. Прячу глаза, дабы не выдать восторга. Я рада. Так рада, что даже смешно от самой себя. Еще неделю назад я не представляла себя с Вадимом. А сейчас млею от возможности провести с ним больше времени.
— Кофе сделать? — спрашиваю, когда Вадим доедает омлет.
— Угу.
— В саду туман не виден, — говорю, нажимая на режим американо, разглядывая пейзаж за окном, — а озеро из окна спальни, будто в дымке. Красиво так, прямо эстетическое наслаждение.
— А ты, любительница видов, как я заметил?
— Просто до этого из моих окон можно было увидеть лишь облезлый двор.
— Значит, вечером прокатимся в одно место.
— Куда?
— Увидишь, тебе понравится.
Днем мы выезжали обедать в ближайший ресторан, на обратном пути купили в супермаркете продукты. А вечером, когда я предложила приготовить ужин, Вадим сказал, что туда, куда мы едем, все привезут из ресторана.
Из дома мы выехали почти в восемь. К Никольскому приехал кто-то из подчиненных, и они долго сидели в кабинете.
Не знаю сколько мы ехали, меня начало клонить в сон, и я отрубилась.
— Яна, просыпайся. Приехали.
Выхожу из сна, моргаю, глаза слепит яркий свет. Осматриваюсь — заехали в незнакомый гараж.
Выйдя на улицу, прямо из боковой двери во двор, не сразу разбираю во тьме местность. Мы идем к дому, но пройдя несколько метров, глаза привыкают к темноте, и я прихожу в ужас.
Это тот же дом, в который меня привозил Титов. За несколько шагов до входной двери я еще надеюсь, что эти коттеджи все одинаковые и, возможно, это другой. Но войдя в гостиную, испытываю полное потрясение. В пару секунд, я складываю картинку, и мне становится дурно. Матвей его племянник!
Я хватаюсь за плечо Никольского, в ушах появляется шум.
— Что с тобой?
— Ничего, просто голова закружилась. Уже нормально, — отлипаю от него.
Хаос, бушующий в мозгу, не дает возможности сориентироваться.
Как себя вести? Стоит ли ему сказать?
— Располагайся, — он помогает мне снять пальто, — я сейчас разберусь с одним распи*дяем, и поужинаем. Доставка будет через полчаса. А пока, любуйся видом.
Он улыбается и скрывается в кабинете. И только, когда слышу оттуда голоса, понимаю, что в доме мы не одни. От шока я даже не поняла, что в гостиной горел свет, когда мы вошли.
— Привет.
— Привет, — слышу в ответ голос Титова.
Меня пробирает дрожь, готова сквозь землю провалиться. Ну почему я раньше не поинтересовалась, кто его пресловутый дядя?
— Сколько раз говорить, если решил здесь зависнуть, позвони, узнай, может у меня есть планы на дачу?
— У меня был форс-мажор.
— Этот форс-мажор в спальне наверху? Или свет забыли выключить?
— Этот форс-мажор уже в машине.
— Не заметил, когда приехал. Может, убежала уже?
— Скорее спряталась.
— Бл*дь, детский сад. Матвей, давай заканчивай свои загоны! Это второй раз за два месяца. Что сложного? Собрался — набери, а уже потом тащи сюда своих телок.
— Ладно, извини. Не повторится.
— Все, топай. Ворота на ключ закрой, чтобы я не выходил.
— Закрою.
Титов выходит из кабинета, и мы встречаемся взглядами. Меня нещадно трясет, но я стараюсь не подавать вида. Сижу на диване, сложив ногу на ногу, скрестив руки, и смотрю прямо ему в глаза. Сейчас что-то произойдет — понимаю, пока парень отходит от шока.
Выражение его лица сменяется на гнев и даже ненависть.
— Что ты здесь делаешь?! — возмущенно повышает он голос.
— Приехала полюбоваться видом.
— Так вот как ты решила свои проблемы! Какого х*ра, Яна? Спала с ним уже, или только приехала отрабатывать?
Из двери кабинета вылетает разъяренный Никольский, резким движением разворачивает парня к себе и бьет кулаком в скулу. Тот отлетает и приземляется на диван.
— Ты совсем охр*нел?! Ты как разговариваешь?! — надвигается на него с таким видом, что мне становится страшно.
— Вадим, не надо! — я вскакиваю и встаю между ними.
— Исчезни! — его вид не сулит ничего хорошего и для меня, я теряюсь.
Он отодвигает меня в сторону. Хватает за барки Матвея и поднимает перед собой. У того разбита губа, из нее сочится кровь, он облизывает ее и неприязненно смотрит на родственника.
— Она тебе кто? — гремит Никольский.
— Преподаватель.
— Так какого х*ра ты с ней на «ты»?
— Имел общение за стенами колледжа, — словно камикадзе, дерзит парень.
За что получает еще раз кулаком в голову, только уже менее сильно.
Матвей отшатывается, слышу короткий стон. Но в этот раз он удерживается на ногах. Никольский делает к нему шаг.
— Вадик, пожалуйста, — у меня срываются слезы, — не бей его! Он же ребенок.
— Ребенок? — поворачивается он ко мне. — По вашим разговорам не сказал бы, что ты его именно так воспринимаешь.
— Отпусти его, давай поговорим, — я плачу и не могу остановить слезы.
Он поворачивается к Матвею, тому досталось сильно, щека красная и, похоже, болит голова, он держится за висок.
— Ноги в руки и вали отсюда!
Титов молча обходит Никольского, больше не говорит ни слова. Похоже, авторитет у того перед ним незыблемый. На выходе он бросает на меня злобный взгляд и выбегает, схватив куртку в руки, даже не одеваясь.
Когда за ним бахает дверь, я вытираю слезы и пытаюсь собрать себя в кучу, очень испугалась.
— У тебя шашни со студентами?
— Какие шашни? — прихожу в возмущение.
— Не включай дуру, ты четко поняла вопрос!
— Нет у меня с ним ничего, и не было.
Он идет к куртке, висящей на вешалке при входе, достает сигареты, возвращается к камину и закуривает, садясь на диван.
— Ты здесь была?
— Почему ты так решил?
— Яна, никогда не ври мне, нарвешься на проблемы. Оно тебе надо?
— Я просто хочу понять, почему ты это спросил.
— Потому что голова у тебя закружилась, когда ты обвела глазами обстановку. И зная пристрастия моего племянника таскать сюда всех подряд, дважды два сложить несложно.
Вздыхаю. Нужно все рассказать. Он все равно узнает.
— Он отбил меня на остановке от пьяных малолеток, которые отобрали мою сумку. А потом привез сюда. Мы просто разговаривали. Он рассказывал о своем детстве, о матери, о тебе.
— Ты что, травишь? Он никогда никому об этом не рассказывает.
— Значит, это было исключение.
— Почему вы на «ты»?
— Он доставал меня, как и других преподавателей. У меня было два варианта — стать объектом травли и терпеть выпады их компании или подружиться с ним. Я выбрала второй.
— Допустим, у вас дружба. Хотя это вообще ни в какие ворота не лезет. И ты больше не водишь дружбу с представителями мужского пола. Думаю, ты это помнишь… — киваю. — Что за претензии у него к тебе относительно меня? И откуда он знает про твои проблемы?
— Я в тот вечер, когда у меня появился Кириенко, на праздник в колледж не пришла. Он заподозрил, что что-то не так, приехал и наткнулся на хаос в моей квартире, вытащил меня полуживую из ванной.
— Как трогательно… А мне ты этого не рассказала, — топит Вадим со злостью.
— Я не знала, что он твой племянник. И этот эпизод не имел никакого смысла в моем рассказе.
Он затягивается последний раз и тушит сигарету в пепельнице, стоящей на столике, перед диваном.
— Он хотел тебя трахать, а ты ему отказала, — выносит вердикт Никольский.
Смотрю на него и понимаю, что с таким умным мужиком мне не светит тягаться. Что я там хотела? Чувствовать, предугадывать? Да он таких, как я, на завтрак ест.
— Одевайся. Я отвезу тебя домой.
Что-то внутри разрывается и расползается по организму ядом. Вот и поужинали.
В дороге никто не проронил ни слова. Уже под подъездом, перед тем как выйти из машины, я решаю последнее слово оставить за собой.
— Вадим, у нас был договор не вести разговоры о личной жизни, которые были до.
— Я помню. Спокойной ночи, Яна.
Выхожу из машины и в полном раздрае отправляюсь домой.