История жены Дьявола

Глава 2

Пряный запах мускуса и корицы приятно окутал меня. Так сладко. Знакомо. А еще этот запах сигарет.

Я медленно открываю глаза, боюсь спугнуть видение. На крою моей кровати, на белоснежных простынях сидит чёрная фигура. Трудно разглядеть в темноте его лицо, только глаза блестят безумием в свете Луны. Я знаю эти глаза, из тысячи узнаю.

— Лука. — говорю резко севшим голосом, кутаясь в одеяло.

— Мониша. — его родной голос щекочет мои нервы. Я таю от каждого звука.

— Где ты был?

— Главное где я сейчас.

Мне кажется он улыбается. Я тяну руки к его, чтобы почувствовать этот жар. Мне так не хватало его, не верю своим глазам. Я тянусь, но из-за тяжелого одеяла спросонья никак не получается.

Лука встаёт с кровати, еле ощутимо касается губами моего виска и направляется прочь из комнаты. Я вскакиваю и несусь за ним, не хочу снова потерять его из виду. Его широкий один шаг приравнивается трём моим, поэтому я бегу.

Он останавливается по центру, оборачиваясь ко мне. Его лицо в крови, губы синие и опухшие, глаз заплыл. Я зажимаю рукой рот, чтобы не закричать от ужаса. Сердце разрывается, хочется покрыть поцелуями все его лицо.

— Мониша, я постоянно думаю о тебе. Только это даёт мне силы жить дальше.

— Лука! Лууукааааа!!!

Он как будто растворяется, становится более бледным, прозрачным. Хочется ухватить его. — Где ты? Скажи мне, где ты!!!!

Голос срывается, невидимая сила тащит меня назад, скручивает руки. Но я не сдамся…

— Алиисаааа. Алиииисааааа!!!! — испуганный голос зовёт меня, трясёт. Нечто мокрое льётся по моему лицу. Это вода или слезы? — Да блядь…

Темнота сменяется желтым, неярким светом. Надо мной возвышается два озабоченных лица: бледная Илух и потерянный Захар.

Илух в ночнушке и с кувшином воды хлопает глазами, боится двинуться. Захар выглядит более комично, из одежды на нем только белые трусы, которые подчеркивают его мускулистое тело. Он держит меня, чтобы я не упала, не осела на пол. Мы в зале.

Я не понимающе верчу отяжелевшей головой, чтобы понять, что происходит.

— Опять?

— Да. — отвечаю я, понимая, что помимо вылитой на меня воды, по лицу текут слезы. — Я снова видела его. Он жив.

Они смотрят на меня как на сумасшедшую, но они не понимают — я его чувствую.

Мне постоянно сняться разные сны с Дьяволом, он говорит со мной. Заканчиваются они приблизительно одинаково, он исчезает бесследно, не отвечая на главный вопрос. Где он?

Я стала ходить во сне, лунатить. Ночами Захару с Илух приходилось гоняться за мной, чтобы предотвратить катастрофу. Иногда со мной ложился спать Макс и тогда мне становилось лучше, я спала спокойнее.

— Илух.

Балийка становится рядом со мной, не издавая ни звука. Она немного боится за меня, а еще больше она боится меня. Моего безумия. Несмотря на то, что девушка ничего не говорит, ее преданность безгранична, за неё говорят распахнутые глаза полные страха.

— Отдай, пожалуйста, эти костюмы в ателье. Хочу чтобы их перешили на меня.

Перешить мужской костюм в женский очень трудозатратно. Но я хочу носить их, как броню, оберег от нечистой силы. Вещи Дьявола предают мне силы и уверенности. А еще они имеют удивительное свойство, они всегда пахнут им. Даже после стирки.

Илух не спорит, даже не удивляется, послушно кивает.

Еще одним моим лекарством стали туфли. Мой фетиш, который не могу объяснить. Просто одеваю туфли на тонкой шпильке, отбивающей ритм при каждом шаге, и мне становится легче двигаться вперёд.

Розовые, желтые, красные, леопардовые, голубые, зеленые.

Я скупаю их килограммами. Никогда столько за свою жизнь не покупала обуви, как только за эту неделю.

Надеваю ярко-желтые лодочки под темно-синий костюм. Поправляю манжет, застегивая пиджак на все его золотые пуговицы, непрерывно смотря на себя в зеркало.

— Тебе нужно к Алану. — Захар сидит в кресле, допивая кофе. Он приходит каждое утро, чтобы доложить как продвигаются поиски. Пока он еще не принёс мне ни одной хорошой новости. — Такие приступы лунатизма не доведут до добра.

— У меня еще будет время полежать в психушке.

Под ногами хрустит первый снег. Желтые, летние туфли выглядят на снегу противоестественно.

За этот месяц бесконечные переезды от квартиры на квартиру, из дома в дом, в гостиницу утомили меня, истощили все внутренние ресурсы. Я следовала по еле уловимому следу, как раненый обессиленный зверь.

И зависла, рассматривая этот контраст, поглаживая девственно чистый снег острым носом. Время летит слишком быстро. Уже холодно… Мёрзнет ли сейчас Лука?

— Вы как подснежник в снежном царстве. — за спиной раздаётся неприятный, скрипучий голос. Я даже не оборачиваюсь. Мужчины со спермотоксикозом меня совсем не интересуют. Если решится распустить руки, охрана его быстро угомонит. — Ну что же Вы, Алиса, стоите так, замёрзнете, заболеете.

А вот это уже интересно.

Лениво, не выдавая образовавшегося хаоса, оборачиваюсь, чтобы взглянуть на говорившегося. Утыкаюсь в грузного мужика, болеющего ожирением. Лысый в синем костюме и красном галстуке. Просто источник отвращения.

Я откровенно его разглядываю, не отвечаю. Просто изучаю складки жира на его шее, поросячий нос.

— Ну как? Нравлюсь?

— А должны?

— Ну мне бы хотелось подружиться.

— Для начала, представьтесь. — я не прошу, я приказываю.

Его щелочки сжимаются еще сильнее, краснеет до неприличия. Кажется, вот-вот лопнет.

Охрана выходит из машины и бесшумно крадётся к нам, они готовы. Захар стоит в трёх метрах от меня, его рука уже под пиджаком, сжимает спрятанный в кобуре пистолет. Его лицо напряжено и сосредоточено.

— Меня зовут, Ренат Куликов. Я раньше тесно сотрудничал с твоим мужем. Теперь хотелось бы посотрудничать с тобой.

— Быстро мы перешли на ты.

— А чего медлить? — он подходит ко мне ближе, и я начинаю чувствовать запах пота в морозном воздухе. Противный свин.

Я отрицательно качаю головой, делаю сигнал, чтобы никто не двигался. Раньше для меня было недосягаемо, как Лука одними глазами раздаёт поручения, теперь я могла тоже пользоваться этой властью. Люди Дьявола были профессиональными солдатами, они понимают все без слов.

— И как же мы будем сотрудничать?

— Очень тесно.

А вот и первый шакал. Ренат Куликов — бывший зэк, убийца, владеет всей Ростовской областью, в буквальном и переносном смысле. Практически вся недвижимость и все отморозки в его распоряжении. А еще он нелегально торгует органами заключённых, отсюда у него немерено денег и власти. Полный отморозок.

— Ренат. — говорю томно, делаю вид, что меня интересует его предложение. — Боюсь, что меня не интересует тесная близость с мужчинами. Я замужем.

— А я бы подумал на твоём месте, такие мужчины на дороге не валяются. Тем более в твоей ситуации. — Свинья уже слишком близко, даже противно стоять так близко. Кислый запах от него въедается даже в одежду.

Отвращение и дикая утробная ненависть подвигли меня на безумие.

Я резко, делая шаг вперёд, хватаю его за яйца, сжимая со всей силы. Ренат кривится, сгибается, верещит. Но я сжимаю только сильнее, вкладывая все больше силы. Мужчине трудно устоять на ногах.

Его охрана бросается ему на выручку, но ее перехватают мои люди, преграждают им путь.

Свин стоит у моих ног, хрюкая. От мысли, что этот человек виновник стольких смертей, у меня чешутся руки, хочу задушить его. Наверное, Лука так бы и сделал. я сейчас не могу себе этого позволить.

— Боюсь, Ренат, что тебя как-то не так осведомили. Я замужем, а мой муж не терпит, когда я даже просто говорю с другими мужчинами. Поэтому, наверное, даже не стоит подходить ко мне или заговаривать со мной…

— Сука…

Отпускаю его, наношу легкий, толкающий удар ногой, шпилькой прямо по самому цену. Бывший зэк позорно расседает на пятой точке. Сейчас трудно поверить, что этот мужчина авторитет, но со слов Захара, раньше, когда он был молодой, был другим, здоровым и отмороженным, способным на что угодно.

Смотрю на него с отвращением, нужно руки помыть.

Разворачиваюсь и иду в ресторан, Захар закончит с ним.

Болевой порог — уровень раздражения, причиняемого нервной системе, при которой человек чувствует боль. Может ли меняться болевой порог, влияет ли на него как-то генетика?

Совсем не помню, как остро реагировал на все в детстве, сейчас притупились любые чувства. Ничего не испытываю. У меня разбит нос и губы, глаз заплыл, а на теле, каким-то чудом, до сих пор не сломаны ребра, а я не чувствую боли.

Они почти не кормят меня, чтобы я не мог набраться сил. Только крохи, чтобы не умер.

— Ты меня слышишь, ублюдок! Я с кем разговариваю?

Человек, допрашивающий меня срывает голос, снова впадает в истерику, но я молчу, медитирую, храню остатки сил. Мысленно молюсь за мою девочку с цыплёнком, может быть у неё уже появился живот? На таком сроке как оно?

Он крепит к моему телу щипцы с проводами. Сегодня снова ток.

Спокойно наблюдаю за его продуманными движениями, заранее предугадывая его поступки. Парень — мясник не шибко умный. У такого за плечами классов девять, а потом наркотики и гаражи, агрессия и желание убивать.

Встречаюсь с его взглядом, усмехаюсь, обнажая, пока еще целые зубы. Его передергивает, не выдерживает моего пристального, немигающе взгляда. Сучонок. Даже не ровня мне. Если бы у меня не были прикованы руки цепями к полу, несмотря на три сломанных пальца из десяти, я бы проломил его голову одним ударом.

Перед глазами стоит картинка, как я выбиваю серые извилины из его головы на волю, все равно ими не пользуется. Это доставляет мне невероятно удовольствие. Скалюсь только шире в предвкушении.

Смотрю за каждым его шагом, запоминаю привычки этих уебков, их перемещения, время. В один из дней они совершат ошибку, и я обязательно ей воспользуюсь. Исполнители слишком глупы, а их босс слишком самонадеян. Таких я нужно убивать сразу, мы доставляем слишком много проблем — не раскалываемся, не поддаёмся на провокацию, и опасны пока не испустим последний вздох.

У них больше ничего не осталось. Моя девочка в Бостоне, она защищена. Им не на что больше давить.

Разряд тока сокращает все мышцы, сотрясает, делает больно. Но я не боюсь физической боли. Смеюсь в слух.

— Ты еще не понял самого главного, мистер Бессмертный? Твоя баба в наших руках все равно. Мы в любую минуту можем поймать и нагнуть ее и тогда тебе нечего уже будет менять. Будем ебать ее прямо на твоих глазах. Посмотрим как ты будешь тогда смеяться.

В глубинах моей души мелькает страх, что вдруг, если у Алана не получилось увезти ее, спрятать. Нет. Майлз дал мне слово. Он не отступится. И скорее отдаст жизнь, чем Алису в их руки.

— Где документы, Лука? Где Карты?

Снова разряд тока. Я почти отключаюсь, все силы направлены заставить организм не исполнить стандартные функции и не опозориться.

Алиса.

Последнее время есть практически не хотелось, что было со мной впервые. Раньше стоило мне впасть в стресс, как жор накрывал меня с головой, жевала все, что можно было разжевать. А теперь вот наоборот, тошнит на еду. Заставляю себя есть, потому что теряю килограммы на глазах, уже начинают кости торчать в разные стороны. Алан ругает меня за это.

Поэтому сейчас отправляя в рот по кусочку сочного мяса, которое было и ароматное и вкусное, и не чувствуя никакого удовольствия, испытывала некое раздражение. Жизнь начинает терять последние краски.

— Алиса? — голос Майлза возвращает меня в реальность. Его усталое, серое лицо не просто отражает недовольство, оно искажено. Он смотрит на меня как на непослушного ребенка, который сидит в печенках, но деть его некуда.

— Что?

Стучу под столом желтой шпилькой, что раздражает моего спутника, но он сдерживается. Интересно, у него есть личная жизнь, секс? Вообще, порой, кажется, что люди Луки евнухи, как он один раз мне и сказал. Может он при приеме в свою секту кастрирует их?

— Ты понимаешь, что отмудохав Куликова в центре Москвы, стала не просто лакомым кусочком, ты стала трофеем. — он практически шипит на меня, а когда я не выражаю никакого ужаса, хватает больно за руку, в которой вилка.

— Трофеем? — делаю вид, что мне интересно.

Я понимаю его страх, что веду себя глупо и безрассудно, но ничего не могу собой сделать. Меня больше волнуют поиски, чем моя защита. Я живу этой мыслью.

У Луки много недвижимости, полные счета денег, автопарк здоровых джипов. А еще у него есть маленький остров, где-то в Карибском море. У меня глаза на лоб вылезли, когда я увидела весь этот список. Дьявол владел почти маленькой страной, если бы захотел, наверное мог бы создать такую. Гросселандию, адище.

А еще он был наверху пищевой цепочки, королем Прайма. И теперь целая очередь из желающих заполучить все эти несметные богатства и место на троне. И для этого им нужна я — самая ценная вещь Дьявола, та ради которой он отдал «жизнь».

— Да, ебт! Ты теперь еще и неприступная, слишком загадочная и лакомая! У меня уже десять доносов на то, что идёт поиск информации о тебе, а это за последние пол часа! Когда Лука забрал тебя, он вычистил всю информацию о тебе, как будто ты всегда существовала как Алиса Гроссерия. Никаких родственников, никакой информации, где ты жила и работала. Но они не успокаиваются, ищут тебя, вычисляют где ты. За тобой сейчас охота мощнее, чем…на Путина, блядь. Ты понимаешь масштабы?

— Если честно, нет. Не хочу об этом. Давай лучше о парне, которого Вы нашли?

— Ты знаешь зачем ты здесь?

— Да.

— Тогда ты понимаешь, что от тебя хотят?

— Да.

— Так говори…

— И не собираюсь

— Ты знаешь кто я?

— Нет.

— Я Алиса Гроссерия. И если ты мне сейчас не скажешь, где мой муж, я убью тебя собственными руками.

Парень, двадцати пяти лет, примерный сын из благополучной полной семьи, ломает стереотипы. С виду милый брюнет с карими глазами, ничего особенного, все только хорошего мнения о нем. Он псих и наёмный убийца. А говорят, что маньяками рождаются дети наркоманов. Смотрит на меня, как волчонок, испепеляет, не воспринимает всерьез.

Я вижу эту насмешку во взглядах всех мужчин. Гребаные сексисты, считающие себя сильнее и умнее женщин. Не видят во мне силы и власти, не боятся. А здесь нужно уважение. Как я справлюсь со всеми этими людьми, если они видят во мне только хорошенькую женщину? Месяц назад я бы с удовольствием хотела бы быть только миленькой и желанной девушкой, но сейчас я хочу быть лидером.

Я сижу на стуле напротив него в обманчиво непринуждённой позе, будто мне удобно так сидеть. Меня постоянно бросает в жар, поэтому я сняла пиджак, оставаясь в брюках и бежевой облегающей футболке, в которой при желтом освещении кажется, что я голая.

Закинув ногу на ногу, прижимая их друг другу изо всех сил, стараясь скрыть страх, изучаю его. Сначала нужно доказать себе, что справлюсь с такими как он.

Парень не отвечает на мой вопрос, просто смотрит бесцветными глазами, ожидая своей участи. С двух сторон от него стоят мои люди, они ждут моего решения. Уверена, что мысленно они проверяют на что я способна. Могу ли взвалить все на свои плечи, дотащу ли.

Никто не прогнется и не послушает тебя, если не увидит силы. Вонзит нож при любом удобном случае; нужно держать спину ровно, подбородок чуть вздернуто, не выдавать своих чувств. Нужно быть сильной.

Я попросила Захара и Майлза остаться за дверью. Должна справиться со всем этим сама.

Я встаю, выпрямляюсь, дышу рвано. Меня немного знобит из-за этого. Иду к нему, могла бы преодолеть расстояние за несколько шагов, но, кажется, будто проходит вечность. Он следит за моими передвижениями.

Сзади к штанам прикреплен нож из кизлярской стали, как говорил Лука, такой входит в живот как в масло. Достаю его медленно, рассматриваю рукоять, легкая и удобная. Это нож Луки, ночью я прячу его под подушку, он оберегает меня. Провожу лезвием по его щеке, выпуская струйку крови. Тот дрожит, дергается, но молчит. Невольно пробую его кровь на вкус, желая ощутить его страх, провожу аккуратно языком по не острому ребру.

Его глаза округляются, он испуганно сглатывает, потому что до него начинает доходить насколько я безумна. Я неадекватная, непредсказуемая.

— Я знаю, где они его держат.

Мое лицо озаряет улыбка.

Лука.

— Если из тебя нечего вытянуть, то ты нам больше не нужен.

Передо мной стоит высокий бородатый мужчина, очень крупный и сильный, представился Саидом. Он смотрит мне в глаза серьезно, выдерживает взгляд, не отстраняется и не дрожит. Человек, достойный уважения.

Я умею различать трусов, чувствую их страх, как они прогибаются под моим взглядом, скукоживаются. Этот опытный боец и вояка, он не боится смерти, так же как и я…

— Мне сказали убить тебя как пса, но я очень уважаю тебя. Ты не заслуживаешь быть выпотрошенным. — Из кармана своего пиджака он достаёт шприц, не сложно догадаться, что в нем. Я облегченно откидываюсь назад. Вот и пришло моё время.

Какая разница как умереть? Достойно или позорно? Есть ли разница? Главное, чтобы мои близкие остались впорядке, чтобы никто не тронул их, не обидел. Может быть, я смогу увидеть моего ребенка оттуда… По ту сторону.

Саид подходит ко мне, вонзая иглу в шею, отказываясь от прелюдии, постепенно вводя лекарство. С каждой каплей меня все сильнее клонит в сон, отключает, отправляет по сторону. Мне не больно. Хорошая смерть.

Перед глазами только Мониша. Маленькая с золотыми непослушными волосами, которые так и норовят залезть в рот или глаза, золотистые колоски пшеницы. Так и хочется напоследок провести по ним рукой, ощутить их гладкость. Я, словно наяву, чувствую ее запах — медового персика, запах весны.

Тело наливается свинцом, такое чувство, что мои руки и ноги стали весить тонну. Они тянут меня вниз, клонят к полу. Я отключаюсь.

Алиса.

Я вгрызаюсь зубами в кожу вокруг ногтей, сдирая ее.

Меня трясёт.

— Когда приедем, тебе нужно остаться в машине. Я оставлю тебе пистолет и твои ножи, сумасшедший Джокер. — Майлз, продолжающий играть роль моего папочки, даёт наставления без остановки, читает мне нотации. Слушая в пол уха его, прокручиваю в голове молитвы и надежды.

Жив. Жив. Жив.

Месяц безрезультатных поисков и абсолютной тишины, все словно сквозь землю провалились. К сожалению, многие не хотели помогать нам искать. Кто-то сразу же переметнулся на чужую сторону, стал одним из охотников, кто-то просто не хотел иметь дело ни с кем кроме Луки, не воспринимая Майлза, как лидера.

Я вижу нужный дом и напрягаюсь всем телом, хочется истерически кричать, выскочить еще находу, выломать чертову дверь. Сердце отбивает бешеный ритм, пробивая во мне дыру.

Я помню горящий дом и мысль, что Лука горит там. Заставляю себя не забывать дышать.

— Алиса. — голос Захара отдает сталью, он снова меняется. — Если хочешь помочь, сиди и не дергайся.

Не согласна с ним, не смогу усидеть в машине, если где-то в недрах этого заброшенного дома может быть Дьявол. Что они могли сделать с ним? Покалечить? Страх захлестывает меня, накрывает меня с головой. Но я понимаю их, я не солдат и не умею воевать, буду только путаться под ногами, мешать им. Они справятся без меня. Я надеюсь на это, буду молиться.

Когда они уходят, не говоря мне ни слова, бесшумно направляясь к дому, стараясь не привлекать внимания, внутри меня как будто запускают салют, я загораюсь, покрываюсь красными пятнами, из глаз текут слезы.

— Господи, если ты меня слышишь, пожалуйста, спаси и сохрани. Защити каждого вошедшего в этот дом, помоги найти Луку, прошу.

Раздаются первые выстрели автоматной очереди, я сжимаю сиденье машины, прикусывая внутреннюю стороны щеки. Глаза закрыты, не хочу ничего видеть кроме темноты. Минуты тянутся невыносимо долго, словно часы.

Не знаю, сколько проходит времени, я не выдерживаю, выхожу из машины, цепко сжимая холодный пистолет Макаров, он обжигает мои руки. Я ступаю медленно, постоянно озираясь по сторонам. Боюсь, что не замечу чего и получу пулю в лоб. Так и не научилась нормально стрелять, хотя Захар меня каждый день тренирует, всегда не попадаю в цель.

Стараюсь побороть в себе парализующий страх, делаю шаг за шагом.

— Алиса, блядь! — Майлз ударяет кулаком в стену, сдираю кожу в кровь. Его трясет. — Тебе что сказали?

Я сглатываю, молчу.

Шатен в черной форме и легком броннике стоит напротив меня, хочет что-то сказать и не решается. Мое сердце предчувствует нехорошее. Его лицо не выражает и тени надежды. Луки здесь нет. Парень нас обманул?

Во рту тут же растекается слюна со вкусом металла, нехорошо…

— Его здесь нет? — мой голос визгливый, я просто на грани срыва. Понимаю, как отвратительно это выглядит со стороны, но страх за Дьявола убивает во мне все достойное.

Майлз не отвечает, его лицо приобретает невероятно скорбное выражение лица. Я прохожу внутрь, отталкивая его и наталкиваясь на ужасную реалию, которую никак не ожидала увидеть.

В доме бардак. Просто притон для наркоманов. Капли темной засохшей крови видны тут и там, следы пыток. В дальней комнате валяется прохудившийся матрас. Рядом с ним миска с водой и ведро с отходами. На матрасе одиноко лежит шприц. Его здесь держали?

Не решаюсь ни к чему притронуться, в руках продолжаю сжимать пистолет.

В самой большой комнате, на коленях с разбитым носом стоит лысый здоровяк. Рядом с ним стоит стул с проводами. Они пытали его током, доходит до меня. Волоски на руках электризуются и топорщатся.

— повтори. — хрипло приказывает Захар, глядя на меня и ударяя его прикладом по голове еще раз, стимулируя не сопротивляться.

— мужик приезжал, не знаю его, он не местный, не русский. Сказал, что если Гроссерия не колется, нахер он нам нужен? Ему приказали его убрать. Приехал со шприцем барбитурата какого-то, вколол его… Лука скончался меньше, чем за минуту. Как будто заснул. Ну он мне сказал, закопать его, я это и сделал… — мужик кивком указал на стоящую в углу лопату, на которой еще были следы земли.

Лица всех стоящих были чернее туч, каждый из них истощал гнев и бессилие. А у меня из-под ног уходила Земля.

— Нет, нет, не верю!!!! — я не могла различить кричу я или это голос внутри меня. Я проваливалась в темному.