История миров: Блуждающие огни (СИ)

Глава 5 Волчья память

Дракон. Мир второго порядка.

Лес Мертвых богов.

Покосившаяся от времени смотровая башня стояла у самого подножия леса Мертвых богов серым, поблескивающим от влаги камнем. Неровные, сложенные из грубых булыжников стены поросли мхом, да и лес, подкрадываясь молодыми деревцами, медленно прибирал башенку к своим владениям.

В высоком небе звенели яркие зеленые звезды, словно изумрудная крошка. Лес вспыхивал горячими сгустками жизни, уснувшей дневной и оживившейся ночной. Он чувствовал все, каждого зверя, каждый живой организм, каждый лист и каждую травинку. В чаще, к югу от башенки, пробежал волк-одиночка, стая, от которой он ушел, была еще дальше. Волков приманивали развалины храма Зосмитт. От храма почти не тянуло памятью, древние камни уже разучились говорить, а былое величие помнили только те, кто с ними связан — волки, Локарис, и те, кто нашел приют в подземных комнатах и между мраморными плитами — змеи, грызуны и черви.

Но башня помнила Дракона, именно его шаги были последними и все еще отдавались в памяти стертых ступеней. Внутри, как обычно, сыро, винтовая лестница склизкая от влажного мха и травы. Небольшая круглая комната, маленькое стрельчатое окно, затянутое заплесневелой тряпкой. Линялое большое кресло угрюмым троллем сгорбилось в углу. Локарис первым делом передвинул его, потом смахнул мусор с покореженного временем стола, расчистил старое кострище на полу.

В щелях башни обитала своя жизнь, деловито бегая в сырых туннелях. Громада древнего леса ощущалась даже через стену, оглушала Странника после его долгого отсутствия. И не мудрено, лес обитель древней Силы — кладбище богов.

Дракон быстро справился с костром, обложил камнями, сдернул с окна тряпку. Он наслаждался тем, как его природа открывается в родном мире. Как его энергия, искрящаяся паутина, как он объяснил Норману, распрямляется, как каждая нить вплетается в родное пространство, как мир снова объединяется с душой и разумом Локариса.

Одна из этих незримых нитей дернулась, и Дракон, как паук, насторожился. Привязалась, значит — сам виноват, знал, что делится слишком ценным, слишком сильным. Существо было не молодым волчонком-одиночкой, но так же тряслось в густой темноте леса, так же втягивало носом пронзительный ночной воздух, пытаясь понять, что будет дальше и куда бежать, чтобы выжить.

В высоких кронах ухнул филин, и вся природа существа сжалась, вспыхнула алым страхом, паникой. Но существо не побежало, у него не было выбора, оно лишь прижалось к стволу старого дерева и замигало отчаянными ударами сердца.

Тогда Дракон поставил на огонь котелок с дорожным чаем, повесил пару сарделек, и покинув согретую башенку, спустился по винтовой лестнице.

— Могли бы дать тебе одежду к случаю… — сказал он, продравшись через молодой кустарник.

Существо вздрогнуло в последний раз. Перестал гореть красным страх, и послышался измученный вздох облегчения. Девушка вышла навстречу, выделяясь в черной листве влажными глазами и голыми плечами. Она беззвучно шепнула извинение, подошла к нему, неловко переступая в босоножках.

— Простите, — сказала Айн снова, когда чуть согрелась в старом кресле, завернутая в плащ. — Вы ведь все уже поняли?

— Еще раньше понял. Отдай амулет.

Девушка выпутала бледную руку, протянула Дракону серый камень, а он вручил ей кружку с горячим чаем. На ее почти белых щеках темными отметинами виднелись отпечатки чьих-то сильных пальцев. Локарис обхватил ее скулы, накрыв синяки, Айн дернулась.

— Они допрашивали тебя?

— Пытались понять, что правда из того, что я рассказала. Они сказали, что мне достаточно просто быть рядом, и тогда энергия амулета привяжется к вашей, и я окажусь там же, где и вы. Они послали меня, потому, что Странника вы бы почувствовали, но не меня… Я этого не хотела.

— Что ты им рассказала? — Локарис перетянул на себя немного ее волнения, потом передал девушке хлеб с запеченной колбасой. Он чувствовал, что она голодна, сбита с толку и не врет.

— Я рассказала абсолютно все, кроме лечения кровью…. Не рассказала, что мы болели, а сказала, что просто посмотрели мир, что вы оценили обстановку, и мы ушли. Они проверили меня, — Айн повернула руку, показывая свежий укол, — но не нашли следов вируса. Почему?

— Моя кровь полностью справилась с ним, — Дракон не ел. Завтрака в предыдущем мире, на квартире у Яно Изэнэми ему хватило, ел он не часто и сейчас просто смотрел на непрошенную попутчицу.

— А в остальном, я просто поделилась своими наблюдениями. Конечно же, они сказали, что этого не достаточно, и теперь я тут.

— И какие это наблюдения?

Девушка вздохнула, отпила чай. Она боялась его. Видно, люди Кестра напомнили ей о суровых порядках Путей. Локарис сказал, чтобы она сначала поела, собралась с мыслями, а сам стал рассматривать амулет.

Как он выяснил, второй раз зачаровать необычный металл можно, но на это уже потребовалось больше силы. Этот амулет, работа неизвестного ему Странника. Еще тогда, когда выдавал себя за Пеома, он слышал, что первый Странник, который попытался зачаровать металл — Перемота — погиб от оттока, попытавшись повторить все еще раз. Кестр губил Странников с щедрой легкостью, даже Дракон с постоянными войнами за Пути был экономнее.

— Я сказала им, — Айн отставила пустую кружку на подлокотник кресла и завернулась плащ, — что одна из ваших слабостей — то, что вы гонитесь за сложными задачами. Вы одержимы ими и пренебрегаете опасностью. Что с вирусом вам просто повезло. Но вы поняли, что Кестр специально заманивал вас в этот мир.

— Еще?

— Еще я сказала, что вторая ваша слабость — ваши люди, особенно те, кого вы считаете наиболее близкими. Майкл сразу же понял, что меня подослал Кестр. Более того, он знал, что на меня нападут в электричке. Он же действует за вашей спиной! Вы не видите?

— Конечно, я вижу. Что еще?

— А разве этого не достаточно? Вы специально подпускаете к себе врагов и предателей! Я не понимаю этого…

— Я знал, почему Майкл привел именно тебя, — Локарис встал перед девушкой. Она быстро соображала. Он видел, как в ее сознании страх борется с осмыслением, с логикой, хотя внешне она казалась растерянной, даже подавленной. Она быстро поняла намек и уставилась на него удивленными глазами:

— У меня не было выбора…

— Но ты зашла слишком далеко. Многие мои конкуренты мечтают узнать координаты моего мира и о моей природе. Если я не избавлюсь от тебя, то выйдет так, что снова потворствую своим слабостями и подпускаю врага. Не так ли?

— Но я рассказала вам о Майкле! Я была с вами, когда и вы заболели, — страх заставлял девушку раскрываться, как тогда, в ржавом мире, после которого Локарис только и заметил ее. — Я просто хочу, чтобы вся эта ерунда с Путей оставила меня в покое! Я ни на чьей стороне, это я вам говорю со всей честностью. И если вы пообещаете мне защиту от Кестра и спокойную жизнь, я буду на вашей стороне. Если такое пообещает Кестр, и защиту от ваших людей, я останусь на его стороне. Но сейчас я прошу убежище у вас.

— Ты понимаешь, что больше никогда не покинешь этот мир? Иначе нет гарантии, что никто не узнает его координаты.

— Вы так говорите, как будто у меня есть выбор! — Айн вскочила с кресла и ушла к лестнице, отвернулась от Дракона. Теперь вокруг девушки кипела рыжая злость и черная досада. Локариса она уже не интересовала. Пешка. Да и ловушка Кестра не сработала, не до конца. Дракон снова вернулся к осязанию родного мира, снова влился в его природу и слышал и видел то, что было недоступно девушке.

Волчья стая подбежала к самой кромке леса, нюхая желтую траву, обежала край поля, не решаясь приблизиться к развалинам храма и снова скрылась в чаще. Только волчонок, почти уже волк, добежал до мраморных плит и улегся на испещренной резьбой поверхности, и лунный свет посеребрил его серую шерсть.

Лес низко гудел, и словно густое море в нем качалась сила, обтекая столетние деревья. В их корнях путались незримые бесформенные сгустки былой разумной энергии — мертвые боги. Какие-то уже почти растворились, какие-то еще могли присниться уснувшему путнику и обрести нового верующего.

В семи часах ходьбы, на юге, дремал маленький город. В тот город тянулась еще одна личная ниточка Дракона — спокойная, древняя связь на крови. А новая подрагивала за его спиной в отчаянии и нерешительности.

— Спи в кресле. Завтра далеко идти, — сказал он.

Айн. Лес Мертвых богов.

Дорога в город Андор.

Старый, судя по многовековым деревьям и упавшим замшелым стволам, лес нашептывал что-то свое. Время подкатилось к полудню, стало жарко, и я скинула драконов плащ. Через высокие кроны до земли добирались желтоватые, разбитые листвой, лучи солнца. Пахло влажной древесиной, плотным светло-зеленым мхом и свежестью.

Перекликались птицы, и разные напевы складывались в одну лесную мелодию, тихую, не громче шелеста ветра в ветвях, но удивительно разнообразную. Я прикрыла глаза, наслаждаясь коротким привалом — мы шли без остановки с самого утра. Под веками забегали пойманные солнечные блики, а потом стало просто темно. Новый мир грел щеки и спину, теплым ветерком скользил по коже. Маленькая комната в отеле сужалась и удалялась, я старалась отправить ее в самые далекие закоулки памяти и никогда не доставать.

— Ночью было куда холоднее, — сказала я, пытаясь отвлечься, — а теперь душно даже в лесу. Какая здесь зима?

— Ветряная, но щадящая, — ответил Локарис.

Я старалась смотреть на все спокойно. Старалась осознать все, что случилось. Но внутри меня все еще трясло. Неприятный разговор с людьми Кестра, этого треклятого «покровителя», допрос, анализ крови, анализ правдивости моих слов. Тот человек из детства, что пришел в детдом с женщиной — подставной служитель CBS, снова был там и рылся в моей голове. Я все еще не могла отделаться от ощущения, что эти люди вторглись во что-то глубоко личное, только мое, хотя ничего у меня и не было, кроме сознания.

И, конечно же, разговор с Драконом. Снова на «вы», немыслимо, как я когда-то могла кидать этому чужому человеку «ты». Но с другой стороны… новый мир, Кестр не знает его координат. Он надеется, что Локарис еще раз прибегнет к моему дару и возьмет на Пути, и тогда меня перехватят. Но Дракон решил запереть меня в этом мире. Может, это и к лучшему?

— Идем дальше, — Локарис поднялся, закинул на плечо рюкзак. Лес редел, и сквозь стволы деревьев угадывалось желтое поле. Значит, скоро мы придем. — В этом мире, как и во многих других, о Множестве знают единицы. Не болтай лишнего, больше слушай, учись читать, запомни основных богов.

— Богов? — я догнала Дракона. На одной босоножке порвался ремешок и теперь цеплялся за траву. Дважды я теряла обувь в узловатых корнях. Много-много очков в пользу джинсов и кроссовок, и никаких больше платьев.

— В этом мире боги — разумная сила. Тебе не обязательно что-то делать, просто запомни основных богов, чтобы не попасть впросак. Со временем они сами к тебе привяжутся.

— Хорошо. Что еще?

На Путях принята особая классификация миров — порядки и разряды, по которым можно сразу понять, к какому времени относится мир, к какому типу и насколько он открыт для переходов. Есть маленькие и большие миры, есть разного временного разброса, с разными способностями существ, населяющих их.

В один мир можно войти без особого труда, как через дверь, и этих дверей множество. Весть о том, что ты заглянул из другого мира, там вряд ли удивит, если не прохожего, так особую общность людей, для которых хождение по мирам даже не работа, а образ жизни. Есть миры, вход в которые подобен заколоченной форточке, и попасть туда трудно. Между большими полноправными вселенными — встречаются промирки, похожие на промежуточную станцию.

Родной мир великого Странника относился ко второму порядку, что значило, что мир имеет до тридцати Точек Силы и четыре точки перехода на Пути. Этот мир достаточно открыт энергии Хаоса, его пронизывает Сила, именно поэтому боги и маги, и драконы вовсе не легенды злдесь. Но и технически отсталым назвать мир нельзя. Локарис сказал, что он похож на мир, в котором мы выдавали себя за доктора Пеома и его жену, но еще без автомобилей и телеграфа.

О себе Дракон ничего не сказал, но я еще намеревалась это узнать. Я не собиралась ни на минуту забывать о том, что в любой момент могут прийти люди с Путей и потребовать ответа. Отныне ни один мир не будет для меня достаточно защищен, чтобы забывать о допросе в маленьком номере отеля.

Через час мы вышли на разъезженную дорогу, и скоро с нами поравнялась телега, груженая сеном. Локарис сел рядом с возницей, а я забралась позади, хоть сено здорово кололо голые ноги. Дракон о чем-то заговорил с человеком, я не понимала их, только слышала общую мелодию незнакомого языка. Под нее и задремала…

— …Тпру! — ворвалось в дрему. Телегу тряхнуло.

Я уснула крепче, чем думала — неудивительно после недавнего перехода, да и солнце разморило. Мы остановились у витой кованой калитки, в прорехи которой вырывались усеянные желтыми цветами ветви деревьев. Еще дальше виднелись очертания большого белого дома.

Дракон спрыгнул на землю, отблагодарив возницу монетой. Я тоже слезла с телеги, и, выпутывая на ходу из волос соломинки, поспешила за Драконом.

Пройдя сквозь тень душистых деревьев, мы оказались посреди чистого ухоженного двора. К большому, в два этажа дому вела мощеная дорожка с цветочными тумбами по бокам. Скорее поместье, чем дом, огибало двор длинной террасой со множеством арок, словно подкова. Слева располагалась конюшня, и две гнедые холеные лошади свободно гуляли у ее стен.

— Локарис! — дверь отворил пожилой мужчина, едва Дракон ступил на террасу. — Я уж не надеялся, что ты прибудешь в этом году.

— Как видишь, — Локарис легко поклонился мужчине. Мужчина — тот случай, когда старость лишь пепельное благородство, но спина сохранила гордую осанку, а долгие годы подсушили тело, но не лишили сил — тоже поклонился Дракону.

Когда мы прошли в дом, ныряя в блаженную прохладу, Локарис кивнул на меня:

— Вместо Нормана. Дай ей место в резиденции, так, чтобы была на виду.

— Мое имя Зухас Андор, молодая леди, — улыбнулся хозяин дома. То, что он хозяин, сомнений не было никаких, столько в нем было благородства и спокойной уверенности.

— Айн.

Он взял мою руку двумя сухими ладонями и сказал уже поднимающемуся по лестнице Дракону:

— Вместо Нормана? Но она же совсем дитя!

— В войну ты собирал целые отряды детей, — ответил Локарис, пожимая плечами и не останавливаясь. — Некоторым не было и четырнадцати.

— Так какие были времена… — Зухас Андор покачал головой, но я не поняла, сожалеет он о том, что так приходилось поступать на войне, или о том, что она прошла. — Я поручу вас прекрасной девушке, она, так же как и вы, из другого мира. Но прошу вас, берегите эту тайну.

— Да, Дракон предупредил меня.

— Мессир Локарис или мой император, девочка. Только так. Спуститесь в кухни, Сэйна проводит вас к Мэл. И будьте уверенны, вы полюбите нашу великую Империю!

Сэйна оказалась немолодой, но крепкой и приятной женщиной, в темном платье с длинной юбкой-колоколом и в белом переднике. Она уже сновала между печью и столом, досадовала, что мессир прибыл так неожиданно и надо срочно что-то подать на стол.

— Да ему все равно, что есть, — улыбнулась я, — лишь бы жевалось.

— А мне не все равно, что ставить на стол! — Сейна сурово посмотрела на меня и махнула половником. — Вот что, иди через залу налево, там комнаты прислуги, найдешь Мэл. Мне некогда! И скажи, чтобы велела конюху готовить карету, они к вечеру уедут в Ишеб-Ревер.

Я легко нашла Мэл в первой же комнате. Высокая молодая девушка с густым потоком черных волос ловкими смуглыми руками сворачивала вещи и укладывала их в чемоданы. Порхала к шкафу и снова к кровати, вскакивала на стульчик, снимая с полок разные коробочки.

— Мэл? — я постучала костяшками в дверной косяк.

Девушка обернулась, легко откидывая черную прядь за плечо, и блеснула белой улыбкой. Но улыбка тут же сбежала с ее скуластого лица, и она удивленно окинула мое бедное платьице:

— О, боги! Скажи, что тебя никто не видел в городе!

— Да вроде бы нет, у меня был плащ, — я протянула Мэл руку, она так же, как и хозяин дома до этого, обхватила ее двумя ладонями. — Я Айн.

— Меланиппа Тимор или Мэл. Здесь мы обязательно говорим фамилию при знакомстве, это значит, что у тебя чистая кровь. Это очень важно в Арнборе.

— Арнб…

— Арнбор — имя нашего мира. Не волнуйся, я помогу тебе освоиться. Как-никак, сама через все прошла! — Мэл все еще держала мою руку и улыбалась. Красивейшая девушка. Всегда такими представляла амазонок: гордыми, подтянутыми и изящными, как пантеры.

— Ну, тогда: Айниппа Малакион или Айн, — я, наконец, выпутала из мягких ладоней руку.

— О… — только и сказала Мэл. Она удивленно и будто бы даже испуганно отступила назад.

Мы смотрели друг на друга и готова поклясться, что в ее голове рождались те же мысли, что и в моей. Айниппа, Меланиппа, другой мир… Я знала, что я не первая, кого послал покровитель к Дракону. Оба Странника имели своих людей в стане врага. И что же теперь? Еще один «агент»?

— О… — снова повторила Мэл, продолжая бледнеть.

— Наверное, нам стоит поговорить… не в доме, — сказала я. — Сейна просила передать конюху, чтобы готовил карету. Мы могли бы выйти на улицу.

— Ох, я знала, что рано или поздно это случится! — Мэл обняла себя руками, когда мы вышли. Она будто бы мерзла, хотя широкий двор раскалился на солнце, словно большая сковорода. — Я знала, что Пути не оставят меня!

— Я не знала о тебе. Не знала, что в мире Дракона есть еще кто-то от покровителя. Как ты оказалась здесь?

Мэл не обладала каким-то полезным даром, как я. Разве, что красотой. Она была первой, неумелой попыткой Кестра подсунуть Дракону своего человека. Локарис спас ее из подстроенной неприятности, да и как же было не спасти такую? Потом она попросила его взять с собой в мир. Она надеялась только на тихое место и новую жизнь.

Сначала Мэл еще присматривалась к Дракону, пыталась с ним сблизиться, но быстро бросила эту затею. Новый мир ее очаровал, и она решила (как и я сегодняшней ночью), что, раз никто не знает координат, она может скрыться и забыть о Кестре и его миссии. Но через пять лет пришла я.

— Теперь я знаю, Пути никогда не отпустят меня!

Зухас Андор. Город Андор.

Поместье.

— Что случилось с Норманом? — спросил Зухас из вежливости. Дела Путей его не сильно интересовали. Он сел в кресло напротив Локариса — когда-то раба, когда-то воспитанника, когда-то мерзкого

метиса, но сейчас первого человека в доброй половине мира и легенду нескольких других.

— Прикрой окно, откат от перехода никак не оставит меня в покое, — Локарис потер переносицу, пытаясь утихомирить головную боль. — Нормана убили.

— Он казался верным человеком, — Зухас дотянулся и задернул плотную штору. Всегда хранящая прохладу комната погрузилась в полумрак, хотя за окном летний полдень дрожал густой жарой.

Сейна — служанка и местная любовница Зухаса, разлила холодное вино в бокалы, унесла пустую посуду, не издав ни одного лишнего звука.

— Как на Путях? — задал очередной вежливый вопрос бывший учитель Дракона, а сейчас его первый советник.

— А как в Империи? — проигнорировав вопрос, спросил Локарис.

— Наши послы в Рорса-Бер сообщили, что королевство Эйтин предложило союз королю Айлипину. Теперь понятно, почему Айлипин так тянул с ответом на наше предложение. А Рорса-Бер для нас выход к южному морю, мы не можем терять эту возможность.

— Айлипин заключит союз с наиболее сильной страной, а это мы, — император пригубил вино. Оно не пьянило, но придавало сил, как и дорожный чай. Наученная советами внимательного Зухаса, Сейна добавила нужных специй и трав. — Но не надо давить, надо держать репутацию, чтобы не получить славу завоевателей и диктаторов.

— О, ну ты знаешь, кто трудится на этой стезе! — Зухас оскалился неприятной ухмылкой, и она исказила его благородное лицо. — Майкл уже начал готовить войска, он хочет войны с Эйтином!

— Мы не можем идти войной на Эйтин, — Дракон снова потер глаза. Видно, он устал от работы на Путях. Но Зухас не жалел своего императора: он считал, что Локарис должен в первую очередь отдавать себя родной Империи.

— Мы можем заключить союз с Рорса-Бер и получить выход к морю, — снова отпив вина, продолжил Локарис. — Но не завоевывать, не воевать с Эйтином. Я ясно дал понять всем, что должно быть затишье после взятия севера. Когда вообще прибыл Майкл?

— Неделю назад, — Зухас успокоился, думая, что ему удалось перекинуть неминуемый гнев Дракона на военного министра Майкла. — Эйтин — древнее королевство, конечно, мы не можем его захватить и не встретить недовольство остального мира и Хранителей. Но ты же знаешь Майкла!

— Мой император, господин Зухас, — Сейна замерла на пороге, мужчины позволили ей продолжить. — Конюх сказал, карета готова. Я могу сказать Мэл, чтобы она велела грузить вещи?

— Конечно, Сейна. Мы хотим выехать как можно раньше, чтобы к вечеру быть в Ишеб-Ревере, — Зухас отправил женщину и вернулся к прерванному диалогу:

— Ты политик, ты стратег, а Майкл — маньяк, стремящийся видеть страдания. Его необходимо сдерживать: там, где можно применить либо кнут, либо пряник, он применит острый скальпель. Но армия согласна с его решением, ей последние годы затишья не идут на пользу.

— Я займу армию, но не Эйтином. Я нанесу Айлипину визит в Рорса-Бер с небольшим войском. Визит вежливости и желание узнать его решение о союзе — ничего более.

— А что Майкл?

— Займу его тем же.

— Только ты и можешь сдерживать его. Только тебя он и боится.

Локарис кивнул, прикрыл глаза. Головная боль — Зухас знал лишь по рассказам про обратный отток от перехода в другой мир.

Первый советник испытывал и ревность, и тень волнения за императора. Он считал, что Локарис, как и он сам, в первую очередь должен заботиться об Империи. С другой стороны, понимал, что с природой Локариса Империя тесна для него, что скоро ему станет мало даже других, известных ему миров, и однажды он потеряет своего императора где-то во Множестве.

Многие верили в неуязвимость Дракона, многие даже не представляли опасности, которая может встать на его пути. Зухас же понимал, что Локарис не знает и самого себя. Возможности единственного в мире метиса-дракона были покрыты тайной. Но старому философу, проделавшему путь от простого бандита до второго человека в империи, было несложно представить, куда может завести сила и жадность дракона.

Айниппа. Столица Ишеб-Ревер.

Месяц спустя.

Я остановилась у цветочного магазинчика, любуясь благоухающим буйством красок, которое словно не поместилось за витриной и яркой волной выплеснулось на улицу. Вазы и горшки стояли прямо на мостовой, а продавец расправлял тенты-ракушки, чтобы защитить товар от дневной жары.

— Что смотришь? Нашла что-то? — Мэл вышла из другого магазина, сверток в ее руке пах ароматным мылом.

— Да просто, — я пожала плечами. — Идем дальше?

Черноволосая амазонка кивнула и подхватила меня под руку:

— План такой: ловим пролетку и едем к Полей Берин. Замечательная швея. Ты не обманывайся жаркими днями, еще неделя, и осень накинется на Ишеб-Ревер. Тебе нужно шерстяное платье. Потом обедаем у Пышки Эниф, потом пройдемся по набережной, говорят, по реке уже пустили прогулочный пароходик, может, увидим!

Думаю, что мы с Мэл сдружились. Мы вместе работали, вместе выезжали в выходные дни в столицу. Она многое рассказывала о мире и вообще была легким и приятным человеком. Немного болтливым, но прекрасным.

Начинался мой пятый выходной за то время, что я работала в резиденции императора. Я, как и Мэл, стала служанкой, и в какой-то мере ничего не изменилось: работа, по вечерам чтение и грамота, множество знаний, которые стоило впихнуть в голову как можно скорее. Но в глубине души я все еще не свыклась с мыслью, что останусь в этом мире. Мне казалось, что скоро я забуду имена этих людей, что мне не пригодятся названия улиц и городов, имена богов. Меня все еще волновали вопросы Путей — о Драконе, о его деле с новой Веткой Кестра. Думала я и о его помощнике Майкле, о тайне его шрамов. О том, как он связан с покровителем.

Я провела с Драконом несколько недель, была в деле, и даже на волосок от смерти. Столько пришлось с ним пережить, и теперь — все? Я на отшибе? Мэл осталась единственной связующей ниточкой между новым миром и Путями.

— Какой Дракон император?

После швеи и галантерейной лавки мы, следуя плану, зашли в булочную Пышки-Эниф, женщины, полностью оправдывающей свое прозвище. Мне хватило чая, а вот Мэл уничтожала уже третье пирожное.

— Хороший. По чести сказать, он лучшее, что случилось с империей, — Мэл поддела ложечкой клубнику и отправила ее в рот. — Только об этом не любят говорить. Император нечистой крови — с таким и за семьдесят лет нелегко смириться.

— Когда ты встретила его, он был таким же?

Мэл поняла меня и засмеялась:

— Если ты о том, был ли он так же высокомерен и угрюм — да! Мессир — нелюдимый император. Он тут, безусловно, пишет для всех сценарий, но в обществе играют его помощники: Зухас и Микаэль.

— А ты не думала, почему он такой?

— Да что ты все о мессире заладила? Мой тебе совет — забудь. Давай я тебе расскажу новость: дом сестер хис Лайош решил пригласить художников и выпускать журнал со своими моделями! Знаю, платья Лайош никогда не будут мне по карману, но журнал-то я смогу купить! В этом была вся Мэл: в бурлении эмоций, в бесполезных новостях и легкости. Она давно считала этот мир своим, а меня все еще не отпускали Пути…

— С ума схожу по их декольтированным моделям!

— Мэл, а в этом мире бывают другие Странники?

— Ох, Айн… Ты просто зациклилась.

— Не так давно меня всю ночь допрашивали люди Кестра. Копались у меня в голове и все вывернули на изнанку. С тобой такого не было?

— Неважно, что со мной было, — Мэл перестала улыбаться, отодвинула пирожное. — Важно то, что я согласна помнить. Я выбираю, какой для меня этот мир. Любой из миров. В этом и я, и ты не слабее Дракона, мы тоже можем менять все. Но ты не хочешь это признать, для тебя все миры, словно один. Ты закрытая и никому не веришь.

— Но ты же испугалась, когда узнала, что я от Кестра…

— То была минута слабости, — подруга вздохнула. — Сходим на службу Арнбора?

— Если хочешь.

Через элитные районы — дома государственных деятелей, военных служащих и квартиры ученых — мы пошли к площади.

На счет Мэл я рассуждала так: если она так избегает темы Дракона, значит, ей есть о чем молчать. Иначе такая болтушка, как она, давно бы уже все выложила.

Самого Локариса я не видела с месяц, ни разу с того момента, как мы вышли из кареты у мрачного здания резиденции. Порой я замечала, как к парадной лестнице подъезжают разные люди, чтобы навестить императора, но ни разу его самого.

Мэл сказала, что историю императора знает любой имперец. Теперь знала и я: Даже в этом полном энергии Хаоса мире, где вера в бога даровала ему жизнь, где драконы и маги не были мифом, образ Локариса был объят невероятным количеством слухов и тайн.

Локарисом восхищались как императором и презирали как метиса — существа с грязной кровью. Только спустя двадцать лет с начала его правления империя узнала о тайне его рождения. До этого Локариса считали захватчиком, зарвавшимся полукровкой, который поставил у трона бандитов — бывшего бунтаря Зухаса Андора и обедневшего аристократа Микаэля диз Шедоу.

Все исторические источники, что я нашла, говорили о Локарисе скупо. Только и смогла выяснить, что он был сыном супруги короля, погибшего во время разгоревшегося в королевстве бунта, и дракона — крылатого властителя, которого мало волновало, как его земли делят люди: те были для него словно зверье, населявшее графские угодья. Так это или же аристократические корни императора приписывались историками специально, дабы опровергнуть сомнения народа в праве Локариса на трон — оставалось загадкой.

Королева погибла, рожая на свет потомка дракона — существа, чье могущество и сила сносили человеческий разум, словно буря пылинку. Но женщина, влюбленная в сумеречного дракона, что, приходя к ней, снисходил до человеческого облика, поклялась, его ребенок будет жив. А преданная ей кормилица обещала, что никто и никогда не узнает тайны о кровосмешении, которая могла повлечь за собой гнев короля и позор.

Кормилица королевы забрала младенца. С самого рождения своей госпожи она не чаяла в ней души и готова была на все. Но, узнав о незаконнорожденном ребенке, король сослал кормилицу в деревню, что находилась далеко за колониями королевства, и ей пришлось забрать и выродка.

Женщина не смогла простить ребенку смерть возлюбленной госпожи, свою ссылку и грязную кровь. До четырнадцати лет метис, словно раб, трудился на хозяйстве, в глубинке королевских колоний, где ненависть к полукровкам подпитывалась предрассудками жителей и проповедями жрецов.

Когда ослабленное междоусобными войнами королевство, словно язвами, покрылось вспышками бунтов, восстали и колонии. Беспорядки оставляли на своем пути руины и пепелища. Дальше был Зухас — авантюрист и разбойник, умело влившийся в идеологию бунтующих. Он подобрал Локариса, разглядел в нем живой ум и покровительствовал ему, зная, что скоро все вложенные в выродка труды окупятся вдвойне.

Еще книги говорили что-то про обучение Локариса в академии, а дальше ничего — словно кто-то вырвал из летописи страницы. Видно, путь Локариса к трону не будил в народе патриотические чувства и любовь к императору, оттого и в книгах этого не писали.

Казалось странным, что Локариса многие все еще презирали как выродка. Ведь за семьдесят лет его правления маленькое раздробленное королевство превратилось в великую Империю. Неужели смешанная кровь стирала память людей о былой бедности, незащищенности и бесправии? Но тут уже был вопрос религии…

— У нас два самых больших праздника, — сказала Мэл, все еще обиженная на меня. — Праздник Арнбора — нашего мира, и три дня памяти мертвых богов.

Мы обошли площадь, уже пестрящую праздничными одеждами горожан. Мэл знала лучшее место, и теперь мы стояли на возвышении и видели все приготовления к службе.

— День Арнбора — это день рождения мира. Священные книги пишут, что мир сам создал себя в Хаосе, — подруга уступила мне свободный кусочек тротуара, чтобы я встала повыше. — На самом деле, служба Арнбора проводится еженедельно в храме. Но в праздник жрецы все делают на площади.

Мэл вытянулась струной, нас уже обступили другие люди, оглянулась:

— Главный жрец проводит ритуал, а другие жрецы ходят в толпе и читают сказания. Вот слушай, вот он идет!

«И родился Мир из Хаоса. И подобно тому, как пузырьки воздуха в сосуде с водой сливаются вместе, так собрались родственные силы, носимые в бесконечном пространстве Хаоса. И слияние этих сил породило Арнбор — мир всего живого и сущего. И стал Арнбор творить жизнь в себе, в окружающем пространстве силы, ограждаясь от холодного Хаоса. А сотворив, разделился на три Сущности».

На площадь в окружении шести человек вышел тучный главный жрец в кипенно-белых развевающихся одеждах.

— Верховный Отец — Гуидо Дьеча, — подсказала Мэл.

Трое жрецов в сопровождении Отца несли три больших золотых обруча на длинных ручках. Толпа качнулась слаженной волной в поклоне, Гуидо Дьеча поднял пухлую руку, шелест одежд стих, площадь погрузилась в трепетное молчание.

Только чтецы продолжали распевать цитаты, рассказывая, как подобный сгустку энергии мир обрел форму и как начал творить сам себя. И что мир-отец, Арнбор, это все живое и не живое, населяющее его.

«А сотворив, разделился на три сущности».

Это я уже знала и престала внимательно слушать. Жрец передал Отцу первый обруч, и тот, зачитав низким грудным голосом слова на древнем языке, воткнул ручку в алтарь. Золотой круг вспыхнул бликами на солнце. Он означал первую сущность — Мир Силы или, как говорили в писании — Старшую мать. Эта грань — вся Сила в мире, все, пронизывающее животный и людской мир, и неодушевленный.

Рядом с первым обручем встал второй и так же ярко засиял, перекрещиваясь с «Миром Силы». Живая грань — вторая сущность. Мир людей, животных, природы и всего того, что можно потрогать, что можно видеть и осязать — материальная сторона.

Третий обруч — Мир за гранью — вместилище мертвых душ и прошлого, сущность, переплетенная с Хаосом, но и неотделимая от всего мира.

«И возникла в Живой грани жизнь, и были ею стихии и природа, и были ею звери и люди. И было в новой жизни многое от матери ее — Мира Силы, как есть капля крови нашей в детях и внуках наших. И каждое чадо в Живой грани имело дары от Старшей матери: наделены были люди великими способностями, наделена природа, и наделены звери. Каждый стал, словно нить в общем полотне, сплетенном Арнбором».

— А драконы к какой Грани ближе? — спросила я, когда служба закончилась, и мы из душной толпы снова вырвались к набережной.

— «Но было у Старшей матери и дочерей общее творение — драконы. Драконы имели свое отражение во всех трех сущностях, и стали хранителями уз между Матерью и Дочерьми», — без запинки отчеканила Мэл.

— Ты наизусть, что ли, знаешь?

— Сказание о сотворении должен знать каждый имперец, — ответила амазонка, она уже забыла о своей обиде. Она достала булку и, отрывая маленькие кусочки, кидала их на ходу уткам. — Для нас важно чтить традиции.

Буду ли я когда-нибудь считать этот мир своим та же, как и Мэл? Я сомневалась.

— Ну, а метисы чем вам не угодили?

— Понимаешь, изначально ведь было несколько основных народов. И драконы, кстати, ревниво следили за границами этих народов и за их чистотой. Это было давно, в те времена, когда в истинном облике Арнбора кипела Сила во всех ее проявлениях. Но мы утратили этот облик, все перемешалось и стало по-другому. Драконов почти не осталось. А метисы все плодятся, не смотря на труды жрецов сохранить остатки чистоты.

— Выходит, Локарис — то еще святотатство? Метис, рожденный от ревнителя истинной чистоты! — я засмеялась.

Мэл остановилась, перестала терзать булку. Теперь она смотрела на меня даже зло:

— Никогда не смейся над миром, в котором живешь. Никогда не смейся над нами!

— Да боги с тобой, Мэл, — я отмахнулась, сама не заметив, как высказалась в духе имперцев. — Я не хочу тебя обижать, просто я из мира, где главные боги — экономика и политика. Я дитя электроники и технологий. Не обижайся.

— Теперь я не верю твоим извинениям.

Я пожала плечами. Ну, не верит, и ладно. Пошла дальше в сторону площади Трех дорог. От этой площади мы должны были взять извозчика до резиденции. Выходной подходил к концу.

— Я докажу тебе сегодня, что нельзя смеяться, — Мэл не двинулась с места, и я обернулась. — Ты сама увидишь, что Мир Силы вокруг нас.

— Хорошо. Я буду только рада, — сказала я, а Мэл недовольно пошла вперед. — Спасибо тебе, что учишь меня и помогаешь.

Амазонка только фыркнула:

— Приходи после отбоя к домику садовника. И смотри, чтобы старшая горничная тебя не заметила.

Резиденция утопала в густой растительности запущенного сада. Ночью он превращался в настоящие дебри. Я накинула шерстяной платок и выбралась в холод через черный ход. Не стала брать с собой свечу или фонарь: не хватало еще, чтобы из окон нас заметили.

Над домиком садовника нависали тяжелые ветки деревьев, вверху они поблескивали под луной, а книзу казались вырезанными из черной бумаги. Холодные травинки щекотали ноги и цепляли подол ночной рубахи. И резиденция, и сад стояли в полной тишине и отчужденности от шумной столицы.

— Держи фонарь, но пока не включай, — Мэл оказалась рядом неожиданно. Я как раз уже стала думать, что она решила просто пошутить надо мной.

Подруга держала в руках какую-то миску и так же была закутана в шерстяной платок. На черных волосах белел чепчик.

— Я договорилась с охраной, нас выпустят через калитку. Будем подходить, зажжешь фонарь.

— Что же ты мне собралась показывать?

— Увидишь. Моя тетка кое-чему научила.

— Тетка? Ты же не из этого мира.

— Названная тетка. Понимаешь ли, нельзя человеку без родственников.

— Наверное.

Выйдя в калитку, мы, не отходя от узорной ограды, пошли направо, потом по полю.

В высокую траву уже упала роса, и рубашка быстро стала мокрой, как и туфли.

— Далеко еще?

— До озера.

В озере купалась полная луна. К свинцовой глади вели крутые берега и высокие заросли травы. Мы дошли до большого дерева. Оно склонялось, роняя ветви к самой воде, а узловатые корни ограждали спуск. Я повесила фонарь на ветку, стуча зубами, пожаловалась на холод и то, что мы совсем не выспимся к завтрашней работе. Мэл только отмахнулась.

— На самом деле, нужна проточная вода, — деловито сказала она, снимая с миски крышку. В миске была черная жидкость, амазонка отставила посуду на толстый корень, залезла в карман. — Но, думаю, и эта сойдет. Так…

Она ловко перемахнула через корни и подскочила к самой кромке воды. Огляделась вокруг, потом восхищенно уставилась на круглую монету луны.

— И что же мы будем делать? — я села рядом с миской, поднесла озябшие руки к фонарю. Воздух гудел стрекотом кузнечиков, но больше ничего не тревожило безветренную ночь. — Скажи еще, что духов вызывать.

— Именно! Именно их, — амазонка хлопнула рукой по воде, потом вернулась за миской. — Идем.

— Что у тебя в миске?

— Фазанья кровь. На кухне готовили пироги с дичью, — Мэл снова спустилась к воде, теперь уже осторожнее, чтобы не расплескать кровь. Темная гладь отразила ее высокую стройную фигуру. — Но есть проблема. Нужна еще кровь живого существа. Вот, — амазонка протянула мне маленький ножичек. — Всего капля, давай.

— Вот сама себя и режь, — я, скользя по мокрой земле, оказалась рядом с Мэл и чуть не наступила в воду.

— Нельзя. Я провожу обряд, и моя кровь не подойдет. Нужна чужая. Ты что, боишься? Не бойся, мы увидим ее всего на пару мгновений.

— Черта с два я боюсь, — я забрала нож у Мэл и уколола палец. «В миску», скомандовала подруга, и тугая бордовая бусина упала в фазанью кровь.

— Теперь скажи свое имя. То, что настоящее.

— Анна Калашникова, или Аня, — сказала я так, как принято в Империи, и ухмыльнулась.

— А теперь отойди и смотри на озеро, Анна…

Мэл склонилась над водой. Обхватив миску ладонями, медленно полила кровь, что-то шепча. Черная жидкость завилась дымным узором, но потом вытянулась полосой и поползла к яркому отражению луны. Мэл стала шептать громче, громче загремели и кузнечики.

Ровная тонкая линия крови достигла лунного диска, и его края пошли рябью. Я, следуя взглядом за кровью, уже не видела Мэл. Я смотрела лишь как дрогнула водная луна, как от нее потянулись белесые завитки дыма. Они взвились легким, еле видимым пламенем, и сложились в женскую фигуру. Обвили крутое бедро, обрисовали талию, рассыпали в стороны густые волны седых волос.

— Ох! — услышала я Мэл и обернулась. Подруга была поражена не меньше меня. — Вот видишь! Видишь, Сила во всем, и все Грани связаны!

Я перестала ее слушать, посмотрела назад, но кроме гладкого блина луны в тугой воде ничего уже не было. Дух исчез.

Высокое небо смотрит изумрудными пронзительными звездами — густой цвет глаз сумеречного дракона. Ясная звенящая ночь.

Луна полная, с серебристым очерком. Ветер в сумерках перекатывает волнами высокую густую траву. Острые края ее жестких листьев режут руки и цепляют ткань. Ветер не холодный. Он нагрет дневным солнцем, плотен и удушлив. Он гонит, подталкивает в спину, приводит к развалинам.

Не время уничтожило древний храм. Не жрецы покинули его стены. А расколотые плиты мрамора, укутанные мхом, помнят яростный стук копыт, звон оружия и кипящие брызги.

Покосившиеся колонны отражают свет и одна за другой становятся все ближе, очерчивают периметр старой залы. И из лунного марева ткутся стены, плетется сводчатый купол.

Непоколебимая ветром, стоит женщина. Густым пепельным потоком волосы ее укрывают плечи. Плотный вихрь воздуха кружит пряди, дергает черный шелк платья. Жрица вся светится.

Она совсем не красива, но руки ее теплы и дарят покой.

— А-н-н-а, — зовет она, и темную залу один за другим освещают огни треножников.

Она стирает кровь с моих исчерченных травой ладоней, опускает руки, и ее красные пальцы лижут соткавшиеся из темноты волки. Треножники яро трещат и чадят темным дымом, все видение приобретает яркий контраст.

Жрица протягивает чашу с темной озерной водой. От воды пахнет тиной и гнилью, но противиться женщине нельзя. Я вижу боль в ее глазах и делаю глоток.

Вода густеет, становится смолой в горле, и я задыхаюсь…

Я резко села в кровати. Воздух холодил взмокшую спину. Дурной сон — не удивительно.

В плохо зашторенное окно подглядывала все та же полная луна, на соседних двух кроватях посапывали Мэл и Рабике. Просто дурной сон. Я отерла лоб, покрытый холодным потом. Бред же! Ну, вот еще и порезанный палец закровил.

Я зажала ранку между губ и увидела, что в темных влажных пятнах вся подушка и одеяло. Рот наполнился соленой кровью.