Иволга и вольный Ветер

Глава 17

Валя

Не пожалею. Хотелось бы верить в это. Но внутри все прям сжималось и щекотилось, от предвкушения и страха пополам. Никогда я не мыслила, не фантазировала об отношениях в виде приключения. Потому что приключение — это то, что случается и обязательно заканчивается.

Вот что болтают на селе о таких любителях периодически любовно приключаться? Если мужик — ходок, гуляка, сердцеед, гусар… Вроде и ругательно, но все равно с оттенком зависти и тайного восхищения что ли. А что про женщин? Потаскуха, давалка, гулящая, пропащая… Ну и где в этом хоть что-то способное вдохновить на попробовать?

Будь я той Валей, что еще недавно уезжала из дома, то заманить меня в это приключение у Ветрова не было ни шанса. Но я пожила в городе, пообтерлась среди Орионовских девчонок и стала понимать, что завидую той внутренней свободе, что была у некоторых из них. Смелости делать что либо, ошибаться, даже, может, страдать немного, но опять пытаться, а не отказываться сразу, не думая и попробовать. И что-то не замечала, чтобы парни из агентства на них с осуждением или презрением поглядывали. Ничего подобного, уши грели, когда девчонки делились между собой, подкалывали, да, но беззлобно, без липкой грязи, что полезла из того же Мохова, друга детства так называемого.

Перед отъездом мы вместе с Севкой и мелкими пошли в дом к матери и застали ее спящей. Но доме было чисто, посуда перемыта, на припечке — чугунок со свежей кашей, хоть тяжелый дух еще не выветрился полностью. Пошло на лад все, похоже.

— Не буду ее будить, — сказала своим, обнимая по очереди. — Передайте, что я ее люблю. Держитесь тут, стиралку и продукты, что привезла домой перетаскайте обязательно, чтобы не спер кто. Я через недельку приеду навестить и узнать как вы.

— Валь, а может не поедешь с ним? — жалобно заглянула мне в глаза Лидуся, шмыгнув носом. — Вон он какой… А ну как обижать тебя захочет, че ты ему тогда сделаешь?

— Не понимаешь, че болтаешь, мелочь! — оттащил сестру от меня Севка. — Езжай, сеструха. Мужик здоровый, такой защитит всегда, да и не нищий шаромыжник. А если чего — всегда к нам, домой беги, мы прикроем и поможем.

Когда вернулась к бабушкиному дому, Ветров уже сидел в машине, прогревая двигатель. Я скинула сразу куртку и нырнула в тепло салона. На мгновенье мне показалось, что он сейчас спросит как там дела и все ли в порядке, но Егор только мимолётно нахмурился, будто с усилием прогоняя это порыв.

— Полетели, птица моя прекрасная? — подмигнул он мне и я кивнула, подавив рваный выдох, а он кратко накрыл мою сжатую на колене в кулак, оказывается, руку своей. — Тебе нечего бояться. Честно.

Я снова кивнула, хотя прекрасно знала чего боюсь. Надежды на большее. Вот только бойся-не бойся, а она уже есть. Факт. Остается только быть готовой держать неизбежный удар. Но это не повод отказаться, потому что… а вдруг?

Мы выехали за пределы села и понеслись по дороге, но минут через пять Ветров стал вглядываться вправо и притормозил.

— Валь, это там церковь? — спросил он.

— Ну скорее уж ее развалины. — уточнила я. — Она еще задолго до моего рождения горела, молния ударила как-то, но и до этого заброшена была давно.

— Сходим глянуть? — спросил Егор, уже открыв дверцу.

Зачем ему старые развалины я не понимала, но с ним пошла.

— Только давай по-быстрому, не в твоем пальто долгие экскурсии в наших краях устраивать.

— Мы бегом, обещаю. — ответил Егор, протягивая мне руку и торопливо повел в сторону строения.

Не знаю, что он хотел тут увидеть, одни же стены остались, крыша провалилась давно, от дверей и окон одни проемы с остатками гнилого дерева. Однако Ветров пошел вокруг старого храма, глядя неотрывно и с восхищением как будто, даже кое-где трогал кладку, проводя пальцами по почти бордовым кирпичам.

— Только внутрь не суйся, — предупредила я. — Там опасно. Мы в детстве правда иногда лазили, воображали всякое, играли. Так раз балка посунулась и Витьку Горового чуть не зашибла насмерть. Еле вытащили мы его, а потом еще и дома ему досталось, что одежду изгваздал и порвал.

Ветров словно и не слышал меня, еще какое-то время продолжая бродить вокруг развалины.

— Наш учитель истории рассказывал, что церковь эту строил ещё купец Самохвалов. Он в наших краях вроде как монополист был по сплаву древесины и пушнине, сильно разбогател на этом. — стала я рассказывать, чтобы совсем уж не молчать, а то чувствовала себя глуповато, стоя тут столбом и ничего не понимая. — Жил в основном в столице, конечно, с любовницами кутил, но и тут себе домину отгрохал, для жены с детьми и этот храм заодно. Типа общественное благодеяние и грехи отмаливать. Дом разграбили и пожгли ещё в революцию, а потом и вовсе разобрали на кирпичи и школу нашу из них строили, а церковь не тронули, только закрыли.

Волхов слушал меня, хотя никаких вопросов не задавал, только все так же продолжая изучать пристальным взглядом и изломанный скелет обвалившихся балок и уцелевшие остатки штукатурки с едва угадывающейся росписью, и кирпичную кладку, копоть с которой оказалось смыть не под силу всем дождям и снегам. В детстве лазить тут было прикольно, воображали себе всякое, то волшебное, то приключенческое. А сейчас почему-то такой тоской стылой повеяло, как если бы пристальное разглядывание Ветрова и меня заставило на мгновенье увидеть утраченную навсегда красоту.

— Тебе так нравятся такие руины? — спросила я его, когда мы наконец пошли обратно к машине, стараясь попадать в свои же следы, но все равно проваливаясь в снег.

— Меня восхищает все, что люди создают. — после довольно долгой паузы, уже почти у авто ответил задумчиво Егор. — Именно создают, а не тупо делают, производят, понимаешь, Валь? Особенно это касается того, чем занимаюсь и сам — строительства и архитектуры. К сожалению, в наше время этого становиться все меньше, как всего, что перестает быть востребованным. Реалии жизни диктуют либо необходимость именно производства максимально доступного жилья, либо вычурных безвкусно-безобразных квази-дворцов для новой элиты, а не создания настоящих домов с большой буквы, и это я не о размере.

— Ты поэтому выкупил те дома купеческие в городе? — спросила, устроившись на ещё не совсем успевшем остыть сиденье.

— Да. — снова чуть помедлив и покосившись с тенью лёгкого раздражения, как на человека сующего нос не в свое дело, ответил Ветров. — Когда есть возможность сохранить, восстановить, отправить в новую жизнь — это офигенски кайфово.

И, невзирая на раздражение в тоне, мне почему-то почудилось, что Егор … ну не знаю… показал мне нечто очень свое, личное, даже немножечко неловко стало.

— Мне прямо любопытно стало, как же выглядит твой собственный дом. — выпалила, уходя от странного пронзительного импульса. — Или он не один даже?

— Никак, Валя. Его не существует. — бамс! Ответил, как сосулькой меня по тому самому носу треснул Егор.

— В смысле? — я слишком опешила, чтобы тормознуть там, где передо мной так резко, но однозначно выставили стоп-сигнал. — Ты еще не решил, где хотел бы осесть и каким он должен быть?

— Нет, Валя. Я не собираюсь оседать никогда, как и обзаводиться именно той недвижимостью, какую принято называть своим домом. — хмурясь, Ветров завел движок и резко тронулся с места, меня аж в сиденье вжало слегка.

— Никогда? Совсем? — у меня в голове такое не желало укладываться. Как можно не хотеть иметь свой дом?

— Так и есть. Дом, семья, потомство, накопления и наследство — все мимо и не про меня. — категорически подтвердил Ветров.

— А если спрошу почему, то ты не ответишь, так?

— Верно. Это уже исключительно мое личное дело. А как ты помнишь, я сам ничем таким чужим не интересуюсь и в свое никого допускать не намерен. Надеюсь у нас с этим ясность.

— Хм… А если я буду как-то случайно нарушать эти твои границы, ты опять станешь психовать? — внезапно мне моё импульсивное решение сорваться с ним в это приключение стало казаться ещё более глупым, чем изначально. Как бы чего опять не вышло… — Спрошу как-нибудь что-то не то и ты мне…

— Валь, я уже извинился за то свое поведение и больше оно не повториться. Я понимаю, что сейчас тебе твое положение может показаться слишком уязвимым от моих возможных закидонов, но поверь — я вменяем и адекватен. Ты можешь меня спрашивать обо всем, но если у меня не будет желания отвечать на какие-то вопросы я тебе прямо и скажу, а ты не станешь настаивать. Лады?

— Лады. А уточнить какие вопросы нежелательны могу?

— Без проблем. Допустимы любые биографическо-географические, типа где-когда родился-учился-призвался, а также с кем-что-как-сколько раз. Нежелательные: почему-зачем-как так вышло. В общем и целом понятно?

— Да. Но есть ещё парочка уточняющих.

— М?

— О том как-что-сколько раз со мной ты тоже кому-то потом станешь так же легко рассказывать? И если тебя категорически не волнует ничего личное твоих партнёрш, кроме предпочтений в сексе, то какого черта ты спасать меня полез от Яшки с дружками, а потом и с моим батяней разрулил все?

— Валя, я не трепло, что на каждом углу орет о своих постельных победах, снабжая всех желающих послушать полными анкетными данными и интимными подробностями о своих партнершах. Рассказать могу исключительно о себе, а с кем — в общих чертах, ибо не в одиночку же все было. А насчёт второго одна просьба: никакой романтизации, прошу.

— То есть, тебе была нужна я, целая-невредимая и с головой не забитой семейными проблемами, потому все?

А ведь если подумать, то он действительно ни разу меня ни о чем не стал расспрашивать, не интересовался какого черта меня из дому утащить хотели. И насчёт отца не вызнавал ничего. Была ситуация — среагировал, отбил от урок, отца спровадил, но и все на этом. Никаких задушевных разговоров.

— Валюш, ты у меня не только сногсшибательно красивая, головокружительно отзывчивая на ласку, но и очень умная девушка. — ухмыльнулся Ветров окончательно скрываясь за своей изначальной маской паломника по миру удовольствий и адепта свободного бл*дства. — Эти три качества наверняка сделают наше время вместе потрясающим.

Ну и ладно. Наверное мне тоже пора учиться не интересоваться жизнью окружающих. Выводить из себя деревню, так сказать, где все про всех и каждому надо знать. В городе же надо просто уметь поддерживать беседу приятную светскую, а не реально интересоваться делами и чувствами. А приятнее всего людям говорить о себе, как говорил Корнилов. Не молчать же всю дорогу.

Мелькнула мыслишка расспросить его о детстве и юности, ведь с чего-то и в какой-то момент он решил стать вот таким. Но вопросы как и почему у нас под запретом, а точные даты в его личной истории мне нафига? Узнать когда и с кем у него впервые было? Нет, не надо оно мне. Разве что…

— Ну раз биографические вопросы не под запретом… Лет тебе сколько, Ветров?

— Тридцать два года. Знаком Зодиака интересуешься?

— Нет, в такое не верю. Расскажи лучше где и когда ты научился так круто обходиться с вооруженными нападающими?

— В армии, в десантуре. Там обучали как и ножевому бою, так и как противостоять атакам безоружным. Полезная, как оказалось и в обычной жизни наука. Сейчас форму поддерживаю посещая спортзал. Нерегулярно, к сожалению.

Форма у него будь здоров, для нерегулярно посещающего, я-то теперь толк в этом знаю, насмотрелась в “Орионе”.

— То есть, мои угрозы при твоём эпичном явлении нисколько не напугали?

Как он еще ржать надо мной, такой грозной с ножом наперевес не стал.

— Ещё как напугали! В десантуре вообще не учат сражаться с кем-либо при наличии состояния жесточайшего стояка. — фыркнул Егор и искоса лукаво сверкнул карими глазами.

Жаром смущения плеснуло на щеки и в голову, но язык будто жил своей жизнью.

— Так уж и жесточайшего. — пробормотала, сама от себя не ожидая.

— А то! Он стал моим неизменным спутником с первой нашей незабвенной встречи и каждый раз, когда думал о тебе. Могу предъявить неопровержимое и несгибаемое доказательство этого, если у тебя имеются сомнения. Или тебе достаточно руку протянуть, чтобы нащупать это доказательство самостоятельно.

— Ещё чего! — выдохнула, окончательно сваливаясь в горячее смущение.

— Тебе не понравилось самой прикасаться ко мне?

— Да я и не… — трогала, ещё как! Обнимала, цеплялась, царапалась даже кажется. — Но не там же! И не прямо на дороге!

— Хм… Я тебя трогал ТАМ, выражаясь твоим языком. Тебе было это приятно? Думаешь мне будет менее приятно, если ты решишь в любой момент тоже потрогать меня ТАМ?

— Мы не можем вернуться опять к биографическим вопросам? — трусливо попыталась я срулить с такой скользкой темы. В прямом смысле, между прочим, потому что сразу в животе сладко потянуло-разогрелось, еще чуть и я вся промокну.

— А сведения о моей службе в десанте возбуждали тебя так же, как информация о том, что у меня на тебя дико стоит с первого взгляда и даже прямо сейчас?

— Нет. И я не… — опять! Как пластинка заевшая. — Зачем ты спрашиваешь меня о том, о чем прекрасно знаешь сам? Тем более в столь неподходящей обстановке.

— Затем, что хочу тебе открыть ещё одну восхитительную сторону наслаждения — говорить о нем. Вспоминать, переживая отзвуки того, что было. Предвкушать, как это будет совсем скоро. Фантазировать, как это могло бы быть даже в самых невозможных условиях. Смаковать подробности ощущений партнера, играть с его возбуждением. Это волшебное состояние, поверь, ты все время как будто немножечко под кайфом.

Под кайфом не бывала, сравнить не с чем, но что-то определенно со мной от его слов происходило.

— Как влюбиться?

— Ну нет. — прямо-таки пренебрежительно отмахнулся Ветров. — Влюбленность вечно отягощена всякими страдашками и тревогами смехотворными. А я предлагаю тебе наслаждаться состоянием кайфа без этой всей разочаровывающей шелухи. Хочешь узнать, о чем я фантазирую прямо сейчас?

Мелькнула паническая мыслишка отказаться от этой бесценной информации, но я себе тут же напомнила, что решилась на это приключение в компании Ветрова вовсе не за тем, чтобы отказываться от чего-либо не попробовав, так что кивнула, хоть сердце и сжалось, забилось, а ведь он еще и не начал.

— Ты как будто невзначай положишь руку на мое колено, меня тут же как током шибанет и весь загривок встанет дыбом и не только он. Будешь задумчиво рисовать легкие круги пальцами, якобы совсем не замечая, что я адски завожусь даже от такой малости от тебя. — голос Егора стремительно становился ниже и обретал легкую прямо-таки завораживающую меня хрипотцу, — Что уже ерзаю, потому что член ширинку намертво подпер и дышу, как паровоз.

— Разве ты не будешь ощущать при этом… дискомфорт? — спросила, стараясь глядеть только перед собой, хотя это мало помогало. Кончики пальцев покалывало, будто я уже водила ими по грубой джинсе.

— Конечно буду чуток. Но этот дискомфорт называется предвкушением и он великолепен. Хочешь слушать дальше? — я снова кивнула. — Ты станешь все смелее, но все так же легко-легко водить по моему бедру, приближаясь мучительно медленно к паху, а я даже, скорее всего, не выдержу и взбрыкну разок-другой, умоляя ускориться. Но ты еще немного помучишь меня, а потом сразу положишь свою ладонь поверх моего члена, обхватишь по-хозяйски. Я тут же ударю по тормозам и съеду на обочину, потому что уже ни черта не буду видеть и соображать, все мои мозги и нервы будут там, где ты меня трогаешь.

Во рту стало сухо-сухо, в голове шумело и одновременно опустело, освобождая место для картин, которые туда помещал Ветров. Я увидела его оскаленным, рвано дышащим, как в моменты нашей близости, с этим голодным, взрывающим меня изнутри взглядом, под которым нет никакой возможности остановиться или отказаться от чего-либо.

— Я рвану ремень … и пуговицу с молнией … желая помочь тебе добраться до меня поскорее. — Ветров говорил все более отрывисто, бросая на меня короткие обжигающие взгляды, от которых заерзать захотелось мне. То и дело пальцы в обуви поджимались, а уши начали гореть. — Ты, может, тихо засмеешься моему лютому нетерпению … но я сожру твое веселье в поцелуе … заставлю обхватить член пальцами и сжать. Это будет трындец как хорошо … меня шибанет. И снова, когда ты сожмешь и проведешь кулаком по стволу до головки и обратно, размазывая влагу, которой я щедро протеку.

— Каким это будет наощупь? — вылетело из моего рта раньше, чем я осознала, и с изумлением уставилась на свою сжатую в кулак правую руку.

— Таким же, как ты уже ощущала в себе… Когда ты станешь накачивать мне … заставляя дергаться и умолять ускориться, внутри у тебя будет все сжиматься и гореть, желая принять мой член… В твоей власти будет продолжать или прекратить… А когда я кончу, залив тебе руку, ты, может быть, почувствуешь торжество от того, что способна творить со мной простыми прикосновениями, но и каплю сожаления, что все закончилось, а в тебе все еще голодная пустота. Но это будет совсем недолго, пока я отдышусь и сделаю тоже самое для тебя. Заставлю кончить на мои пальцы, ты же знаешь, я умею.

Я знала и помнила и невольно стиснула бедра, безуспешно пытаясь погасить ту самую голодную пустоту, что была одновременно и болезненной и такой приятной. А еще никак было не скрыть, что я уже хватаю воздух, как будто бежала.

— Ну вот и в чем смысл, Ветров? — вырвалось досадливо у меня. — Зачем это? Ты завелся, я… тоже, разве нельзя было с этим подождать до гостиницы?

— Никогда, ничего и никого ждать не нужно, Иволга моя. Вот в чем смысл. — хищно ухмыльнулся Егор и резко свернул к заснеженной обочине, тормозя. — Хочешь — возьми. Ты хочешь, Валюша?

Я колебалась несколько секунд, а потом решилась и повернувшись к нему сразу положила ладонь на твердый бугор на его джинсах. Без кругов, подкрадываний и долгого дразнения, это наверное не мое.

— Хочу! — ответила с вызовом, который бросала в первую очередь себе. — Хочу узнать какой ты наощупь. Там.

— Моя ты сказочная птица! — рассмеялся хрипло Егор, откидывая голову и одновременно дергая свой ремень, как и обещал. — Видела бы ты сейчас свои глаза и лицо… просто глядя кончить можно