«Бамс» — налетела на человека, а затем что-то с неприятным звоном разлетелось в моих ног.
— Дорогие мои, вот это у вас игры конечно! — моя мать стояла в дверях, ошарашено глядя на голого Марка и меня с метелкой в руках, — может вам стоит все же уединиться?
— Нет, я хочу, чтобы все смотрели! — я размахнулась, чтобы вновь ляснуть этого надменного пацанчика, но мать перехватила мою руку.
— Дорогая, что с тобой? Вы поссорились?
Марк быстро сообразил, что разговор с матушкой задержит меня, потому тотчас принялся натягивать штаны.
— Марк изменил мне, — ответила я, бросая веник к его ногам. Все равно мать не дала бы мне продолжить карательную операцию.
— Что ты такое говоришь? Марк тебе изменил? — женщина перевела взгляд на мужчину, ожидая его комментарий.
Он уже надел штаны и в любой момент мог сбежать.
— Нет, что вы?! Я бы никогда не изменил Доминике! Я был наверху, искал альбомы, потом ко мне зашла моя подруга. Мы просто говорили. А когда явилась Доминика и увидела меня вместе с другой, то словно с цепи сорвалась. Накинулась на нас и принялась лупить.
— Ага, отлично! — я злорадно ухмыльнулась, — вы поддерживали дружескую беседу без штанов.
— Так это ты их и стянула! В своем безумии.
Я всплеснула руками. Всем своим видом демонстрируя, что не могу выносить этого человека. Еще никогда я не испытывала одновременно такую взрывоопасную смесь гнева и разочарования.
— Доминика, я не понимаю, почему ты злишься? Марк же сказал, что ничего не было. Значит ничего не было.
Я закашлялась. Моя мать тоже сошла с ума?
— Я видела их на моей кровати, мама. Я видела, что они делали. Хочешь сказать, я все это выдумала?
Моя мать посмотрела на Марка, тот в свою очередь показательно закатил глаза и тяжело вздохнул, словно прощал МЕНЯ за ошибку.
— Я верю Марку, — ответила мать неожиданно строго, — вероятно, ты слишком нервничаешь из-за свадьбы. Тебе нужно отдохнуть.
— Но я не устала! — попыталась вклиниться я, но меня просто игнорировали.
— Марк, я прошу прощения. Иди. Я поговорю с Доминикой.
— Ничего, я все понимаю. Она действительно просто устала. Когда отдохнет, я буду готов услышать извинения.
Моя мать доброжелательно улыбнулась и, открыв перед Марком дверь, провела его на террасу.
Я осталась стоять с окаменевшем лицом. Я что, схожу с ума? А что, если мне в самом деле показалось?
Через несколько минут на кухню вернулась моя мать. Она плотно закрыла за собой дверь, а затем встала напротив и уставилась прямо мне в глаза. Она точно ждала объяснений.
— Ты должна взять себя в руки, Доминика, — произнесла она властным тоном.
— С какой стати? Мне только что изменили, мама!
— И что?
Ее вопрос резанул, вероятно, больнее измены.
— Ты спрашиваешь «и что?» Мне изменили, мам. Мне больно.
— Дорогая, и что? Это ничего не меняет. Ведь ты все равно будешь с ним, — женщина обошла меня сбоку, а затем грациозно опустилась на диван, — надо быть умнее.
— Но…, — я с трудом сдерживала слезы, — я уже не хочу быть с ним. Я не могу простить такое.
— Не говори ерунду. Подумай о своем будущем. Где ты еще найдешь такого мужчину? Богатого. Успешного. Перспективного.
— Да мне все равно сколько у него денег. Я и без его подачек жила неплохо, — я обвела рукой просторную кухню, напоминая матушке, что у нас весьма небедное семейство.
— Ты ошибаешься, дорогая, — неожиданно в голосе матери послышалась тревога, — компания твоего отчима разорилась. От полного банкротства ее может спасти только слияния с фирмой Мельнова.
Тугой ком встал поперек горла.
— Того самого Мельнова, который отец Марка?
— Теперь ты понимаешь, почему ты не можешь уйти от него?
Я села на диван рядом женщиной, заслоняя лицо руками и подавляя всхлипы.
— Но я не хочу!
— А придется. Подумай о семье. Что мы будем делать? Переедем в однушку на МКАДом, пойдем кассирами в «Копеечку»? Не смей подводить нас, Доминика.
— Но мама! Как я буду жить с ним, зная, что он сделал?! Лучше быть нищей, чем всю жизнь ненавидеть себя, — у меня не укладывалось в голове, как моя родная матушка может относиться к проблеме с таким равнодушием. Неужели деньги для нее важнее будущего дочери?
— Ты еще слишком молодая, чтобы понять, как устроена жизнь. Поверь мне, так будет лучше. Любовь проходит, а деньги остаются.
Нет. Я совершенно точно не понимала, что за незнакомая женщина сейчас сидит рядом со мной. Это мог быть кто угодно, но только не матушка.
— Я, я не могу пойти на это, — процедила я сквозь слезы, — я не готова.
— У тебя есть две недели, чтобы прийти в себя. Этого будет достаточно, — оборвала она меня без всякого сочувствия.
Меня знобило. Голова шла кругом, и я не знала за что хвататься, чтобы унять боль.
— Ты променяешь счастье дочери на богатство? — прошептала я, надеясь хоть здесь услышать от нее поддержку.
— Ты будешь счастлива только в достатке, уж поверь мне, — женщина провела рукой по моему лицу, но я с ненавистью скинула ее ладонь.
— Нет! Я лучше буду ночевать под забором, работать кассиром и считать последние копейки, но на унижение перед Мельновым, я не готова! — я вскочила с места и бросилась на улицу, услышав напоследок лишь равнодушный мамин комментарий:
— Вспомнишь о семье и передумаешь.
Мне было все равно куда бежать. Лишь бы не видеть лицо матери. Циничное. Безжалостное и равнодушное. В один миг все в этом мире мне стало противно. Дорогие наряды, богатые тачки, роскошные украшения. Пожалуйста, пусть все это исчезнет.
Я бежала, натыкаясь на людей и выслушивая их ядовитые пожелания. Все плыло перед глазами, будто я самолично опустошила литровую бутылку бренди. Озноб переростал в конвульсии. Я была предана не только своим женихом, но и своей семьей.
Вылетев на улицу, где уже располагалась проезжая часть, я пустилась вперед по дороге. Куда она меня приведет, не знал никто.