Платон
Немного позднее
— Ну, что, как там твоя? Наладилось?
— Ефим Алексеевич, — закипаю. — А вам зачем знать такие подробности о моей личности жизни?
— Че ты мне выкаешь? — злится. — Не привык я к подобному. Пусть так называют прихвостни или эти, из обслуги, типа банка или налоговой. С тобой же нормально общались! Конкретно… Как мужики…
Глупо его обвинять!
«Конкретное общение» с Вороновым вылилось в крах моего брака с любимой женщиной.
Хотя, глупо, конечно же, винить его.
Глупо и неразумно: Ворон не виноват…
Просто отмечал, как привык: бухло, девочки и, судя по всему, легкая наркота.
Гулял от души, как говорится. Это я, кретин, не распознал, что мне что-то подсыпали, а надо было сразу, как только почуял, что головка привстает внезапно, бежать домой, к жене…
Лучше бы мы трахнулись до изнеможения и отодвинули подсадку эмбрионов, чем вот это все.
Но меня накрыло, рвануло похотью, и теперь я не знаю, как расхлебать реки жидкого дерьма, разлившиеся по моей вине.
— Никак у меня с женой, Ефим. Ни-как. Проехали! О работе давай поговорим…
Переключаемся на дела, тут все понятно и четко, логически выстроено. С цифрами проще работать — они не подводят и сразу показывают, кто прав.
На некоторое время забываю о проблемах, но Ворону словно неймется, потому что под конец разговора он как-то задумчиво произносит:
— Понять не могу, ты ведь даже не пехнул толком Тамару! — почесывает щетину. — На полшишки выдал ей в рот. Хуй его знает, конечно, может, и меньше…
— Тамара отчиталась, значит? — с трудом сдерживаюсь.
Так-то я в больнице ее послал, но было уже поздно: подружки моей жены увидели, как мы стояли рядом и обо всем наябедничали жене.
Хорошие подружки, верные, поддерживаают ее. Так почему же мне хочется их слегка… придушить?!
— Я с нее отчет потребовал, — сверкает глазами Ефим. — Ты пойми, Тамара — соска элитная, чистая. Работает с премиум-классом! Я ведь тебя уважить хотел… Самую четкую сосочку подогнал, не силиконовую! Заплатил немало, поэтому и уточнил, как все было. То есть, по факту, ни хрена не случилось. И если по-деловому рассудить, то предъява от жены должна быть за намерения, а не за дела. Но за намерения предъявлять можно любому. Даже тому, кто на телочек из журнала в туалете дрочит… Это же не измена!
— Для моей жены — измена. Неважно, на полшишки или на шишку было, или, блять, на весь кукан мне шалава присела! Было? Было. Все, говорить она со мной не хочет!
В ответ Ефим хмыкает и уточняет:
— Принципиальная, что ли?
— Да.
— Хм… — задумывается. — Неужели сейчас такие бывают?
Смотрит, и в его глазах — интерес разгорается.
Интерес, который мне совсем не нравится. Потому что потом Ефим заявляет:
— Я сам с твоей женой перетру.
Если бы я выражался словами Воронова, я бы сказал, что выпал в осадок.
Наверное, поэтому спрашиваю глупо:
— Че?
— С женой твоей, грю, перетру насчет случившегося. Дам реальный расклад, как было! — поднимается, сложив пальцы на пряжке ремня.