Заметив Нику, выходящую из подъезда, останавливаюсь. Словно загипнотизированный любуюсь ею. Она ещё краше стала, щеки отъела, загорела. Сильнее затягиваюсь, обжигая пальцы об бычок, но не чувствую боли. Жду, что вот сейчас малышка встряхнёт волосами, вскинет голову и заметит меня. Жду, чувствуя себя прыщавым подростком. Выкидываю остатки фильтра и сжимаю кулаки. За ней выходит какой-то смертник. И Ника ему улыбается. Смеётся так, что даже мне через дорогу слышно.
Ревность нутро сжигает. Душу разъедает. Сам дал ей полную свободу и не должен злиться. Только что делать с кислотой, что бурлит по венам, и с желанием свернуть пацану шею?
Опять перевожу взгляд на мою бедовую девочку. За три месяца Ника похорошела, расцвела. Выглядит счастливее, чем на Новый год.
Всё же правильное я принял решение. И малышка в безопасности, и у меня руки полностью развязаны, и Валиев в бешенстве. Правда, я думал, что тюремного срока не избежать.
Всё к этому и шло. Динара, конечно же, палки в колёса вставляла. Выставляла меня преследователем, мстителем и всячески очерняла, придумывая всё новые и новые ложные воспоминания, чем сильно тормозила расследование. Только добилась совершенно другого результата. Натан этой ситуацией воспользовался, недооценил я его и уже подумывал сменить адвоката. Варвар и в университете шёл по головам, так и в своей карьере не гнушается работать грязно. В моём случае его способы были нам всем на руку. Да и полковник Терещенко неожиданно вписался. Легенду придумал, мол, гражданский долг исполнял, информатором у него был.
Я долго думал, почему полковник все-таки согласился встретиться, выслушал и согласился помочь. Рьяно ввязался в чужую месть и быстро довёл дело до логического конца. Пока меня после громкого суда не пригласили в гости на праздничный ужин. Именно там, в гостиной, я увидел ответ на свои вопросы. Фотографии молодой красивой девушки. Погибшей жены Саида.
У Терещенко были свои мотивы, как и у Натана.
В итоге моё дело закрыли, дав мне лишь условный и испытательный срок. Мне нельзя нарушать закон РФ и покидать страну, но я не выдержал. Потому что не мог находиться вдали от Ники. Я думать нормально не мог, сосредоточиться, жить. Постоянно варился в собственном соку от беспокойства о моей бедовой девочке. Она молодая совсем, наивная, добрая и чистая. Её обмануть пятилетка может. И совершенно непонятно, как этот луч чистой энергии и света в детском доме вырос. Как не озлобился на мир. И каждый день меня в ломке корёжило от её отсутствия в моей жизни. Мне дали полгода испытательного срока. Полгода ада. И я планировал добросовестно провести эти месяцы в Петербурге. Занять себя работой. Присмотреть для нас дом где-то подальше от города. Ближе к природе, лесу и озеру. Только дни считал и медленно себя сгрызал.
Сорвался, плюнув на всё. Лишь Натану оставил сообщение и, похоже, подкинул очередную работу на будущее.
Суд над Валиевым тоже закончился нашей победой. Тимура посадили на двенадцать лет. Арестовали все его счета и объекты недвижимости. Два младших сына уехали к себе на родину сохранить хоть какой-то капитал. Динара после громкого скандала, долгих споров и истерик всё же подписала согласие на развод. И улетела в Европу.
Саид — единственный, кто остался в Петербурге и сохранил бизнес. Так как давно был автономно от своей семьи и открестился от отца с братьями. Мой развод мы отпраздновали в травмпункте со сломанными рёбрами. Последний подарок от Валиева. В долгу, конечно же, не остался, подарил ему сломанный нос. За то, что женился на моей женщине.
Пока я просто наблюдаю за Никой, она успешно взбирается в машину этого рыжего, и они выезжают на дорогу. Чертыхнувшись, прыгаю в арендованное авто и еду за ними. Чувствую себя сталкером каким-то. Руль сжимаю до побелевших костяшек. И торможу недалеко от парковки.
Они останавливаются у парка и идут гулять. Парень за локоть её держит. Прижимается корпусом. Злость во мне бурлит, я уже не просто шею мечтаю свернуть. А замучить с особой жестокостью. Чтобы знал, куда тянет конечности.
Хватит!
Пора их остановить. Бедовую мою себе забрать. Три месяца прошло. Я подыхаю без неё. Чувствую себя наркоманом в период ломки. Ни к одной женщине меня так не тянуло. Ни к одной я не хотел вернуться. Только работа. Бизнес. Даже с девушками чисто деловые отношения. Удовлетворение своих потребностей за деньги, побрякушки и подарки. Да, пошло звучит. Но такова была моя правда.
Пока Беда в меня не впечаталась. На всей скорости снесла барьеры, установки. В той небольшой уютной кофейне просто покорила. Раскрасневшаяся, растрёпанная. В деловом костюме, который совершенно ей не шёл. Будто одежду старшей сестры надела, чтобы взрослой казаться. И глаза эти, как у оленёнка из небезызвестной сказки. Я захотел её прямо в кафе, прямо на том же столе с разлитым кофе. И малышка сама вручила мне себя, номер оставила, полное имя написала.
Я сдержал себя. Записку смял и вышел из кофейни. Она выглядела очень молодо. Не мой типаж. Не мой уровень. Ей без году восемнадцать, если не меньше. Следует отступить. Забыть. Но Беда меня не отпустила.
Иду за ними, точно как преследователь. Любуюсь хрупким станом, округлившимися бёдрами. Улыбаюсь утиной походке. Ника сгибается, наваливается на парня, и я срываюсь. За талию придерживаю, не давая упасть, прижимаю к груди. И вдыхаю запах её волос. Насыщаюсь всем нутром. Практически не слышу, что говорит этот смертник.
— Тебе пора свалить, — рычу грубо, отчего он бледнеет. А Ника в руках вздрагивает. Поднимает голову, и в глазах зеленых плещется неверие. Моргает часто-часто, замирает вся и, кажется, не дышит. — Привет, бедовая. Не ждала?
— Дам… — шепчет одними губами, — Дам…
— Дашь, Ник, — тихо усмехаюсь. Дурацкая шутка, но обожаю её дразнить. От этого она вспыхивает, румянцем покрывается. Губу закусывает так сексуально. И колдовскими глазами сверкает возмущённо-возбужденно.
Жду, что вот сейчас ругаться будет, ворчать. Пошляком называть. По груди ударит и губы надует обиженно. Но Беда разворачивается и, как почти год назад, налетает, впечатывается в грудь, на шею вешается. Всем телом прижимается.
— Это ты, — шепчет, корябая ногтями подбородок, — Ты здесь! Ты нашёл меня!
— Нашёл с каким-то прыщавым пацаном, — ревностно ворчу, придерживая уже довольно внушительный живот. Склоняюсь, желая поцеловать, но Ника уворачивается. Отстраняется.
— Он просто друг, — заявляет.
— Тебе лучше дружить с девочками, Бедовая, — притягиваю обратно.
— С кем хочу, с тем и дружу. Я женщина свободная, — фырчит Ника и улыбается широко.
— Кто тебе такую глупость сказал? — усмехаюсь и выуживаю из кармана её паспорт с печатью из Петербургского загса.
— Тебя Саид научил⁈ Нет, Асланов, так не годится! Я хочу нормальную свадьбу!
— Хорошо.
— Со свадебным платьем, фатой, гостями и… — охнув, Ника замолкает и сжимается вся.
— И с моей фамилией, — шепчу, прижимая к себе. — А сейчас ты, кажется, рожаешь. Я прав?
— Прав, — бурчит, пихая локтем прямо по ноющим рёбрам.
— Поехали в больницу, малыш, — подхватываю на руки и несу в машину.
— Я тяжелая очень и могу сама дойти, — комплексует малышка.
— Своя ноша не тянет, — выдыхаю в висок. Ника возмущённо вскидывает голову, чем я пользуюсь и целую в губы.
— Дам, — стонет моя Бедовая, царапает за шею, давит на плечи, сильнее стискивает и тянется.
Я пьянею от её реакции, от того, как она на меня реагирует, как зажигается в моменте, ластится. Кусает язык, но позволяет углубить поцелуй. С тихим вздохом сдаётся, чем ещё сильнее заводит.
Стоило прожить тридцать семь одиноких лет, чтобы встретить её. Чтобы её держать в своих руках. Она моя. Она для меня.
— Дамир, — тихо зовёт, — с меня капает, ты не чувствуешь?
И вправду, мой рукав и штаны Ники мокрые.
— Ммм, кто-то совсем влажненькая. Неужели настолько скучала? — шучу, понимая прекрасно, что воды отошли.
— Дам! — очаровательно краснеет малышка и бьёт по груди.
Больше не медлю, сажаю на переднее сиденье и, пока Ника звонит своему врачу, ввожу в навигаторе адрес клиники.
— Ты же меня не бросишь? — спрашивает, схватив за предплечье. — Я боюсь одна…
— Я буду с тобой всегда, Ника. Не брошу, не оставлю, не уйду, как бы сильно ни гнала, — отвечаю, смотря в эти зелёные бедовые глаза, что заворожили меня почти год назад. Каждое слово будто на гранитной плите высекаю. Чтобы не сомневалась больше никогда.
— Хорошо, — кивает расслабленно, глаза прикрывает, морщится. Кладу ладонь на живот, даруя немного поддержки. Не знаю, что нужно вообще делать. Как ей помочь? — Ты вправду пошёл по стопам Саида? Что же там за загс такой, которому и невеста не нужна.
— Загс тут ни при чём, главное — иметь человечка нужного и деньги. И да, ты официально замужняя женщина. Свидетельство показать?
— Но зачем? — облизывает губы, и мне хочется их облизать, но приходится за дорогой следить.
— Я тебе слово дал, что наш ребенок в браке родится. А свадьбу устроим, когда и где захочешь. Самую громкую и пышную. И фамилию сменим.
Ника как-то подозрительно затихает. Кидаю на неё встревоженный взгляд. А малышка плачет. Тихо так, как мышка, беззвучно. Сворачиваю на обочину. Дёргаю кресло назад, открывая больше пространство, и перетягиваю её к себе.
— Что не так? — спрашиваю, стирая дорожки слёз с щек. — Говори, Ника.
— Ничего. Это глупость полная. Поехали, пока я прямо тут не родила, — мотает головой, глаза отводит. Не даю увернуться, взглядом давлю. Ника вздыхает и тихо так выпаливает: — Ты не спросил. Не предложил. Ну, знаешь, как подобает…
— На колени не встал и кольцо не протянул? — с усмешкой перебиваю, выгибаю бровь и тянусь в карман пиджака. Лежит там коробочка, ждёт своего звёздного часа. Не думал, что он настанет в машине. Романтику хотел ведь устроить. Хотя — где я и где романтика? Это больше Ника старается. Умеет создать атмосферу.
— Нет, просто спроси, — краснеет опять и улыбается несмело.
— Ты выйдешь за меня замуж, Вероника Ярова? Станешь моей Бедой и в горести, и в радости на всю оставшуюся жизнь? — выуживаю заветную бархатную коробочку и раскрываю её.
— Да! — со стоном выпаливает и скукоживается вся. Дышит тяжело, хнычет. — Поторопись, Асланов! Твой сын больше не намерен ждать!