Изумрудный сад

Глава 7

— Ну вот, Хендрик, я приехал. — Дезмонд закрыл за собой дверь и прислонился спиной к массивной створке. — Чего ты хотел?

— Присаживайся, Дезмонд, — спокойно предложил Хендрик, перебирая какие-то бумаги у себя на столе, — или мне следует говорить «ваша светлость»?

Побледнев, Дезмонд пересек кабинет и опустился на стул:

— Слушаю.

Хендрик закрыл папку с документами и сложил руки на столе.

— Ты что-то плохо выглядишь, Колвертон. Случайно, не запил?

— Не играй со мной, Эллард. Мне это не нравится. Итак, зачем ты меня вызвал?

— Вчера здесь был твой брат. У него нашлось много вопросов.

Дезмонд оцепенел:

— Каких, например?

— Он, видимо, решил самостоятельно расследовать убийство вашего отца. И пока ему удалось раскопать причины моего последнего визита в Колвертон. Можно предположить, не без помощи твоего внимательного дворецкого.

— Мы предвидели, что это может случиться.

— Ты прав. Появление Квентина в моей конторе не было неожиданностью. Тем не менее я подумал, тебе следует знать, что он захотел взглянуть на отцовское завещание, с которым ознакомился внимательнейшим образом, а заодно и с остальными документами в папке Кентона.

— Проклятие! — Дезмонд стукнул кулаком по столу. — Я знал, что он будет задавать вопросы, но никак не думал, что он примется исследовать бумаги отца. Обнаружилось что-нибудь, вызвавшее у него подозрение?

— Он нашел только то, что я ему позволил, — ответил Хендрик с торжествующим видом. — Я уже говорил, что ожидал визита Квентина. Поэтому заранее положил соответствующий документ на видное место. Кстати, это напомнило мне, что ты еще не подписал наш с тобой договор. Надеюсь, ты помнишь его условия?

— Конечно, помню. Но какое отношение этот договор имеет к Квентину?

— Прямое, ваша светлость, вы непроницательны. Внимательно прочитав завещание, Квентин высказал пожелание ознакомиться с содержанием документа, который мы с тобой якобы обсуждали в тот день, когда оглашались завещания.

Дезмонд изменился в лице:

— Надеюсь, ты не…

— Разумеется, нет. Я не так глуп. Я сказал ему, что мы завершали работу над моим договором — тем самым, который я составил в защиту собственных интересов по настоянию Кентона. А затем я предъявил Квентину этот договор. Он одобрил. Скажу больше, он даже высказал пожелание, чтобы воля отца была выполнена поскорее. — Хендрик самодовольно улыбнулся, откинувшись в кресле. — Таким образом я устранил дальнейшие расспросы, а заодно и твою проблему.

— Что за дурацкое самодовольство! — возмутился Дезмонд, вскакивая с места. — Это не только моя проблема, но и твоя тоже — до тех пор, пока ты желаешь получать щедрое вознаграждение, которое я тебе плачу. И вот еще что: это только первый шаг. Я знаю Квентина, он так легко не сдастся. — Дезмонд оглядел кабинет. — Где, черт возьми, ты хранишь коньяк?

— Еще нет и полудня.

— У меня жажда, — отрезал Дезмонд.

— Открой буфет. Там найдешь все, что нужно.

Дезмонд трясущейся рукой опрокинул в себя две порции коньяка.

— Что еще?

— Квентин попросил меня также просмотреть папку Денерли. Мне поручено искать любую зацепку и, обнаружив ее, тотчас поставить в известность тебя как законного распорядителя всеми делами Денерли.

— И ты просмотрел папку Ардсли?

— Да. На первый взгляд мы ничего не упустили.

— Слава Богу. — Дезмонд налил себе еще коньяку и тяжело привалился к буфету. — Мне меньше всего нужно, чтобы сделки отца и Ардсли связали с их убийством. Все равно нам еще рано успокаиваться. Квентин не остановится, пока не обнаружит чего-нибудь. Одному Богу известно, что разболтал мой проклятый дворецкий и куда его откровения приведут моего братца.

— Если Бентли так тебе досаждает, почему бы не уволить его?

— Ты в своем уме? Я пытаюсь развеять подозрения, а не пробудить их. Лично мне ненавистен этот докучливый проныра, но Квентин от него в восторге. Отец тоже был очень им доволен. Кроме того, Бентли служит моей семье с незапамятных времен. Нет, Хендрик, я должен поддерживать в Колвертоне тот же порядок, что при отце, и не предпринимать крупных изменений, которые могли бы вызвать подозрения у Квентина. Уволить Бентли значило бы совершить непростительную глупость.

— Наверное, ты прав. — Хендрик задумчиво нахмурился. — И насчет Квентина тоже, его любопытство немного действует на нервы.

— Вообще его присутствие действует на нервы, — откликнулся Дезмонд, мрачно уставившись в рюмку. — У меня только начало все налаживаться с Брандис, как в Котсуолд возвращается ее распрекрасный герой и все летит к чертям. — Резко запрокинув рюмку, Дезмонд опустошил ее наполовину.

— Да? — Брови Хендрика поползли на лоб. — Неужели Квентин мешает твоему ухаживанию?

— Ты отлично знаешь, как Брандис боготворит моего братца, впору хоть памятник ему ставить в Изумрудном саду. — Он с горечью рассмеялся. — Так что после возвращения Квентина домой для Брандис больше никого не существует.

— Тогда, возможно, Квентину лучше не быть дома. Дезмонд резко вскинул голову:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мой друг, ты ведь стал герцогом Колвертоном. Ты хотя бы представляешь, какая власть теперь в твоих руках?

— Ну и что?

— А то, что ты знаком с самыми высокопоставленными людьми, ты имеешь влияние в таких кругах, к которым другие даже не могут приблизиться, в военном министерстве, например.

В глазах Дезмонда промелькнуло понимание.

— Продолжай.

— План простейший. Используй свою герцогскую власть, чтобы Квентина снова призвали в армию. В конце концов, генерал Веллингтон о нем очень высокого мнения. Так почему бы ему не использовать в Париже блестящие способности Квентина? Скажем, для посредничества в сложных переговорах с королем Людовиком? Хотя мне не нужно ничего за тебя придумывать. С этим ты сам отлично справишься. Суть в том, что если Квентин покинет Англию, то не сможет больше ни вмешиваться в твои дела, ни занимать мысли и время Брандис. Тебе все ясно?

— Яснее не бывает. — Дезмонд опустошил рюмку и, взбодрившись, поставил ее на буфет. — Прошу простить меня, Хендрик, но мне срочно нужно отправиться в военное министерство.

— Разумеется. — Адвокат взялся за перо. — Желаю удачной поездки. Задержись на секунду. — Он протянул Дезмонду договор. — Ты ничего не забыл?

Дезмонд в два шага очутился у стола Хендрика и, выхватив из его рук перо и документ, поставил размашистую подпись:

— Вот.

— Отлично, — удовлетворенно кивнул Хендрик. — Я рад, что мы продолжим сотрудничать… ваша светлость. — Он аккуратно вернул документ в папку. — Кстати, когда вернешься вечером в Колвертон, передай Квентину, что я вызвал тебя в Лондон и сообщил следующее: после тщательнейшей проверки в бумагах виконта Денерли ничего не обнаружено.

— Обязательно передам. — Не дойдя до двери, Дезмонд остановился и насмешливо отсалютовал Хендрику. — Будь. здоров, Эллард. В самом скором времени от нашей неприятности не останется и следа.

Хендрик спокойно вернулся к своим бумагам.

— Я не сомневался в этом ни секунды.

— Здравствуй, солнышко. — Квентин приблизился к тихой беседке, не удивившись, что Бранди сидит здесь в такую рань и смотрит неподвижным взглядом на лес, который еще не избавился от ночной тьмы. — Тебе нехорошо?

Бранди медленно повернулась, в ее больших темных глазах читались мучительные сомнения.

— Не знаю.

Ноги сами понесли Квентина по ступеням беседки прямо к ней.

— Ты хоть спала сегодня?

— Немножко. — Она подняла голову, и ее волосы блестящим каскадом рассыпались по спине. — Что ты узнал от мистера Хендрика?

— Ничего.

— Квентин, прошу тебя. Я знаю, ты все еще смотришь на меня, как на ребенка. Но я уже взрослая. Мне нужно знать. Что ты обнаружил?

Квентин почувствовал, что ему становится трудно дышать.

— Во-первых, я вовсе не считаю тебя ребенком. Во-вторых, мне нечего скрывать. Поездка не дала результатов. Если позволишь, я объясню.

— Очень хорошо. — Бранди подоткнула под себя складки темно-синего платья, — Слушаю.

Тяжело вздохнув, Квентин опустился рядом с ней на скамью и заговорил:

— Когда я уехал от тебя два дня назад, мне пришла в голову мысль, что убийца наших родителей мог быть деловым партнером отца — некто, кто по неизвестным причинам затаил на него злобу. Поэтому я отправился к Хендрику, чтобы ознакомиться поподробнее со всеми деловыми документами отца.

— Ну и?..

— Да, я прочитал каждую бумагу в отцовской папке, и мне не попалось на глаза ничего даже отдаленно подозрительного. Видимо, моя версия неверна.

— Необязательно, Квентин. — Бранди выпрямилась и плотнее закуталась в шаль. — Возможно, твоя теория верна, просто жертва была другой. А что, если это у моего отца был враг?

— Я тоже так подумал, — вздохнув, кивнул Квентин, внимательно вглядываясь в серьезное, усталое лицо Бранди и удивляясь, какой она стала взрослой и почему он раньше этого не замечал; неужели ее красота и взрослость ускользнули только от его затуманенного взора?

— Ты попросил мистера Хендрика показать тебе отцовские бумаги? — спросила Бранди. Квентин покачал головой:

— У меня нет никакого права рыться в бумагах Ардсли, солнышко. Но я попросил Элларда сделать это вместо меня и сообщить Дезмонду как твоему опекуну о любом подозрительном факте, который он раскопает.

— Папа держал многие документы дома. — Бранди вскочила со скамьи. — Я немедленно поеду в Таунзбурн и прочитаю каждую бумажку…

— Бранди, — Квентин подскочил так же быстро и успел задержать ее, — я не хочу, чтобы ты в это ввязывалась. Девушка уставилась на него, как на безумца.

— Не хочешь, чтобы я ввязывалась? Квентин, послушай, что ты говоришь! Моего отца убили. И еще двух человек, которых я любила, как родителей. Меня это касается не меньше тебя, может, даже больше. У тебя есть армия, тогда как у меня… — У нее перехватило дыхание. — Прошу, не поступай так со мной. Ты единственный из всех, кто никогда в прошлом не опекал меня, как младенца. Так не делай этого сейчас.

Квентина как будто ударили.

— Солнышко, я бы ни за что не стал опекать тебя. Я просто хочу, чтобы с тобой ничего не случилось. Мы имеем дело с негодяем, для которого человеческая жизнь ничего не стоит. Ты понимаешь, как это опасно?

— Конечно, понимаю. — Взгляд ее смягчился, и она положила ладонь на щеку Квентина. — Спасибо, что пытаешься защитить меня. Но есть вещи, от которых не спрятаться. Сейчас как раз такой случай.

Квентин с мрачным видом убрал каштановый локон с ее лица.

— Ты права, — тихо согласился он. — Но и я тоже прав. Я не могу уберечь тебя от страданий, связанных с этим расследованием, но и ты не должна безоглядно кидаться в самое пекло. Поэтому я предлагаю компромисс.

В карих глазах Бранди весело сверкнули золотистые огоньки.

— Милорд в любой ситуации остается дипломатом. Ну ладно, что ты предлагаешь?

— Дай Хендрику день или два, чтобы просмотреть папку Ардсли и связаться с Дезмондом. Если его поиски ни к чему не приведут, тогда мы с тобой поедем в Таунзбурн и внимательно исследуем бумаги твоего отца — но только вместе. Такой вариант тебя устраивает?

Она кивнула:

— Да. Согласна.

— Хорошо.

Квентин чувствовал себя чрезвычайно неловко оттого, что гладкая ладошка лежит на его щеке. В прошлом она так дотрагивалась до него десятки раз, но никогда он не испытывал подобного волнения.

— Квентин.

— Хм? — Он провел большим пальцем по ее тонкой переносице, мысленно приказывая себе отстраниться и обещая, что так и сделает, но чуть позже.

— Поцелуй меня еще раз.

Сомнения тут же оставили его.

— Что?

Она нервно провела кончиком языка по губам.

— Я много думала об этом с тех пор, как мы… после того, что произошло на берегу ручья, — поспешно договорила она. — Я поняла все твои объяснения: и что мы потянулись Друг к другу за утешением, и что ты можешь безраздельно принадлежать только армии. Но как я ни старалась, мне не удалось смириться с твоей логикой, как не удалось выбросить из головы наш поцелуй, словно ничего не было. И тогда меня осенило: я не способна правильно оценить то объятие, потому что совершенно не имею опыта в таких делах.

В душе Квентина поднялся необъяснимый гнев, грозивший перелиться через край.

— Что именно ты предлагаешь? — грозно спросил он.

— Я пытаюсь объяснить, что никогда раньше не была в объятиях мужчины, — с серьезным видом продолжала Бранди, — что в отличие от тебя прежде не целовалась и потому мне не с чем сравнивать.

— И каким же образом ты намерена приобрести этот опыт, чтобы было с чем сравнить?

— С твоей помощью.

Щека Квентина под ладонью Бранди дернулась.

— С моей помощью, — тупо повторил он.

— Да. — Она опустила ладонь ему на грудь и, сама того не замечая, ухватилась за лацкан. — Ты научил меня всем моим любимым занятиям: стрельбе, рыбалке, верховой езде. Так не научишь ли меня и этому?

— Ты просишь… — едва выдавал из себя Квентин, у которого пересохло во рту.

— Научить меня целоваться, — договорила она за него, улыбнувшись с надеждой. — Да, именно это я прошу. Как мне отличить дружеский поцелуй от страстного, если не знать и того и другого? Кому я могу довериться, если не тебе? Сам подумай, Квентин. Я-то уже подумала — у меня было время в те бессонные часы, когда горе отступало. Ближе тебя у меня никого нет в целом свете. И все же я почувствовала в нашем поцелуе гораздо больше того, что ты хотел. Если твое объятие так меня смутило, представь, как я буду сбита с толку, когда меня поцелуют другие.

Он схватил ее за подбородок.

— А скольких мужчин ты намерена целовать?

— Не знаю. — Она нахмурилась. — Скольких женщин ты поцеловал?

Квентин оторопел, удивление и желание рассмеяться усмирило его гнев.

— Я… — Он прокашлялся. — Это не одно и то же, солнышко.

— Почему?

Последовала длинная пауза.

— Бранди, разве моя мама никогда не говорила с тобой о различиях между мужчинами и женщинами… о том, что происходит, когда мужчина и женщина… вместе?

Щеки девушки покрыл легкий румянец.

— Если тебя интересует, знаю ли я, как получаются дети, то ответ положительный. Но какое это имеет отношение к поцелую?

— Никакого. То есть прямое.

Квентин переступил с ноги на ногу, не отрывая взгляда от прекрасного лица Бранди, смотревшей на него с вопросом. Собрав всю свою решительность, он напомнил самому себе, что она всегда приходила к нему с какими-нибудь вопросами и он всегда на них отвечал. И не ее вина, что на этот раз все по-другому, что вместо нежного восхищения ее искренностью и наивностью он чувствует только ярость от мысли о другом мужчине, который дотронется до нее, а еще его одолевает грубое примитивное желание сжать ее в своих объятиях и научить чему-то гораздо большему, чем поцелуй, — тому, о чем она даже не подозревала.

Неотступно думая об этом, Квентин подавил незнакомое ему доселе чувство голода, с трудом заставив себя представить, что бы ответил солнышку тот Квентин, каким он был четыре года назад.

— Бранди, я никак не могу учить тебя целоваться, — наконец произнес он.

— Почему?

— Потому… — Он перевел взгляд на ее губы, сладостно раскрытые в ожидании ответа, и все объяснения тут же улетучились у него из головы.

— Потому?.. — подсказала она, но когда он не ответил, ее рука легко погладила его по затылку, как делала это когда-то тысячу раз, только сейчас эта ласка опалила Квентина огнем. — Почему же? — повторила Бранди, пытливо вглядываясь в его лицо.

Квентин так и не придумал, что бы он ответил четыре года тому назад. Впрочем, его это нимало не заботило. Один поцелуй, кричал ему внутренний голос. Самый невинный. Для ее же пользы — она должна знать, что ей можно позволять, и быть готовой к легиону мужчин, которые, несомненно, будут искать ее расположения.

Ему хотелось задушить каждого безымянного ухажера.

— Ты научишь меня? — пробормотала Бранди, застенчиво подвигаясь ближе. — Обещаю, что не стану вести себя по-детски, как было в прошлый раз.

— Ты не вела себя по-детски. — Он провел пальцами по ее волосам. — Ты была прекрасна.

— Тогда ты…

— Обними меня.

Бранди с готовностью подчинилась, крепко обхватив его за шею.

— Вот так?

— Да, так. — Квентин легко коснулся губами ее щеки — сначала одной, потом другой. — То, что я сейчас покажу, — единственный поцелуй, который ты можешь позволить мужчине. Любому мужчине. Поняла?

Она кивнула.

— Сожми губы.

— Но…

— Делай что говорю. Бранди плотно сжала губы.

— Хорошо. — Квентин опустил голову и едва коснулся ее рта в мимолетной ласке — это был нежный, быстрый, целомудренный поцелуй.

Он снова поднял голову. Бранди открыла глаза и заморгала, ее взор затуманило разочарование и удивление.

— Это вовсе не поцелуй.

— Ты ошибаешься.

— Он совсем не похож на тот, которым мы обменялись у ручья.

— И не должен быть похож. Никогда не позволяй мужчине обнимать тебя так… так… пылко.

— А почему? Это было чудесно. — Она мечтательно улыбнулась. — Я до сих пор помню, как у меня ослабли и задрожали колени, как заныло внизу живота. О, Квентин, мне показалось, будто вокруг меня расцвели все цветы Изумрудного сада, опьяняя своим ароматом, от которого кружилась голова. Или будто я скачу верхом на Посейдоне по бескрайним полям и от быстрой езды уже не могу дышать, не могу думать, а только чувствую, как меня переполняет жизнь. — Она вздохнула. — Это было волшебство.

Из груди Квентина вырвался хриплый вздох.

— Солнышко. — Он рывком притянул ее к себе. — Что мне с тобой делать?

Вопрос был риторический, Квентин не ждал на него ответа. Но Бранди все равно ответила.

— Что делать? — мягко повторила она, поднимаясь на цыпочки. — Есть одно чудесное решение. — Она коснулась ртом его губ, сначала робко, потом, почувствовав его невольную дрожь, более смело. — Правда, оно предполагает тот поцелуй, от которого ты только что меня предостерег.

И Квентин не выдержал. Его тихий стон возвестил о капитуляции. Он поцеловал Бранди, но не нежным, целомудренным поцелуем, а порывисто, отчаянно, страстно. Позабыв о сдержанности, в которой только что себе клялся, Квентин поддался терзавшему его желанию, превратив свой поцелуй в дикое, всепоглощающее пламя, к которому с самого начала рвалось все его существо. Бранди безмолвно раскрыла губы в трепетном изумлении, все ближе привлекая к себе Квентина, как бы умоляя его не останавливаться.

— Бранди. — Он понял молчаливое приглашение и проник в ее рот языком, упиваясь сладостной негой. Вплетя пальцы в ее волосы, он наклонил голову Бранди, до конца проявляя свою власть над ней и не обращая внимания на безумие, поглотившее его самого, — Этого нельзя допустить, — проговорил он, однако не делая ни малейших попыток отпустить ее.

— Еще! — взмолилась она, крепче сжимая объятия, не желая оказаться отпущенной на свободу.

— Господи, солнышко, ты убиваешь меня. — Он покрыл мелкими поцелуями ее стройную шею и снова вернулся к сладостным губам.

— Просто скажи мне, что ты думал об этом, — задыхаясь, прошептала Бранди, вздрагивая от каждого пылкого прикосновения. — О том, что произошло между нами. У ручья.

— Да, я думал об этом, — с трудом произнес он, посмотрев в темные бархатные глаза. — Даже чересчур много.

— О, Квентин, я тоже, — срывающимся голосом призналась Бранди, вплетая пальцы в его шелковистые волосы. — А ты почувствовал… то есть когда мы целовались, пока мы целовались…

— Да, да и еще раз да. — Квентин снова припал к ее губам, соединив в своем поцелуе и нежность, и страсть, словно подтверждая, что головокружительный восторг не был иллюзией.

Нет, не был.

Его руки сомкнулись вокруг нее, как стальные обручи, прижимая еще крепче мягкое податливое тело к твердому мускулистому. И он целовал ее снова и снова, пока оба не оказались охвачены испепеляющим пламенем.

У Бранди подкосились ноги, и только сильные руки Квентина не позволили ей тут же упасть на пол беседки. В ней вибрировал каждый нерв, как живой, она отвечала на его поцелуи с невинным пылом, сливаясь с ним и телом, и душой. Ее неотступно терзал один вопрос: чувствует он хотя бы частицу того огня, который горел в ней?

— Прошу, ответь мне…

— Да. — Он откликнулся на ее призыв, жгучим поцелуем дав ей ответ, который она искала.

И в поцелуе он завладел каждой ее частичкой, ее дыханием и сделал их своими. Его руки дрожали, когда, ослабив объятия, он заскользил ими по ее спине. Пальцы беспокойно перемещались вверх и вниз, замирая у каждого крючка на платье. А потом он сделал над собой усилие и оставил это занятие, подавив мучительную потребность открыть еще больше атласной наготы его прикосновению, взгляду, губам. Волна желания окатила его, сотрясая с головы до ног, что было ему совершенно внове, несмотря на вереницу женщин, прошедших через его прошлое.

Именно этот порыв, сотрясающий тело и душу, остановил Квентина.

— Бранди, нет. — Он с огромным усилием оторвался от ее губ, испытав боль, словно от раны, и уставился в ее глаза, в которых, как в зеркале, отражались его собственные голод и смятение. — Солнышко… — Он не нашелся, что сказать.

Зато нашлась Бранди.

— Почему ты остановился? — прошептала она.

— Потому что я не могу позволить, чтобы это произошло.

— Но ты хотел, чтобы это случилось?

— Не важно.

— Так хотел?

— Даже если я…

— Хотел или нет?

— Да, черт побери, хотел! — Он откинул назад голову, набирая полные легкие воздуха, в поисках помощи у вездесущих небес, молча нависших над полутемной беседкой.

— Если ты хотел, чтобы это произошло, тогда почему ты отстранился? — Горячее дыхание Бранди коснулось его горла. — Я сделала что-то не так?

— Нет, ты все делала правильно. — Квентин опустил голову и снова встретился с ней взглядом. — По правде говоря, действуй ты чуть правильнее, я бы… — Он оборвал себя на полуслове.

Бранди блаженно улыбнулась:

— Спасибо, Квентин. Это все, что я хотела услышать. Заскрежетав зубами, Квентин выдавил из себя слова, которые был обязан, как он считал, произнести:

— Солнышко, я армейский капитан. Мои знания и верность нужны моей стране. Меня могут в любой момент призвать на службу.

— Понимаю. — Бранди заставила его замолчать, прижав пальцы к его губам.

— Разве? — Он поймал ее пальцы и сжал в ладони. — И что бы ни происходило между нами, какие бы чувства я ни испытывал, мой первейший долг — служить родине. Ты понимаешь, что я не могу остаться здесь, с тобой? Не могу жить только для тебя?

Лицо Бранди исказилось от боли.

— Понимаю, — тихо произнесла она. — Но по крайней мере я знаю, что ты хотел бы.

Квентин, поддавшись порыву, привлек ее и прижал ее голову к своей груди.

— Да, хотел бы.

Бранди судорожно сглотнула, почувствовав комок в горле.

— А знаешь, — сказала она с деланной беспечностью, — ты дома почти неделю, а еще ни разу не взял меня на рыбалку. — Высвободившись из рук Квентина, она склонила голову и ослепительно улыбнулась. — Неужели вы забыли, как это делается, капитан Стил?

На лице Квентина отразилось какое-то глубокое чувство, но тут же исчезло, и он тоже прибегнул к спасительному и безопасному тону старого друга:

— Нет, миледи, уверяю вас, я не забыл, как обращаться с удочкой. Просто я предполагал, что за четыре года вы либо истощили все запасы, либо распугали всю рыбу в Котсуолде.

— А я думаю, вас беспокоило, что мой улов окажется больше вашего, как это частенько бывало, и я опять буду ходить в победителях.

Он озорно сверкнул глазами:

— Это что, вызов, маленькая проказница?

— Вот именно, милорд, если, конечно, у вас нет других планов на это утро.

— Ни одного. — Квентин покачал головой, жестом указав на ступени беседки. — Пойдем?

Бранди ответила звонким смехом и, подобрав юбки, помчалась по саду.

— Я постараюсь быть великодушным победителем, милорд, но не обещаю, — прокричала она через плечо.

Два часа спустя растрепанная и промокшая Бранди сидела на дальнем берегу ручья — единственном месте, где глубина позволяла ловить рыбу, — и сосредоточенно сравнивала результаты состязания.

— Ты поймал на две штуки меньше, — объявила она, положив на горку пойманной рыбы последнюю форель. — Поэтому я победила. — Она, торжествуя, обернулась к Квентину и отвела мокрые прядки волос за уши.

Квентин лежал на земле, опираясь на локти и вытянув ноги. Услышав заключение Бранди, он повернул к ней голову и ехидно усмехнулся:

— Да, ты победила. Потому что сжульничала.

Она вздернула подбородок:

— Я вовсе не жульничала. Просто искала более удобное место.

— И потому пересаживалась целых три раза?

Она подавила смешок:

— Меня сводило судорогой.

— Понятно. Какое удивительное совпадение, что, пересаживаясь все три раза, ты отпугивала рыбу, которая уже была почти у меня на крючке.

— Вы были не очень внимательны, милорд. Наверное, от недостатка практики.

— Скорее всего. — Квентин наблюдал из-под опущенных век, как Бранди поднялась с земли и склонилась над ручьем, чтобы выжать мокрые чулки. — Полагаю, ты уже выбрала свой приз?

— Конечно. — Бранди послала ему ослепительную улыбку, а потом подняла до колен промокшие юбки и принялась выжимать. — Я хочу, чтобы ты купил мне бриджи.

— Бриджи? — повторил он со смешком.

— Да. Даже несколько пар. — Она с досадой себя оглядела, понимая, что все ее усилия бесполезны. — Мне надоело, что к ногам вечно липнут мокрые юбки, что во время верховой прогулки я сижу не в седле, а на узле смятого муслина.

Квентин тут же позабыл о веселье, как зачарованный уставившись на пару изумительных ножек открывшихся его взору. Грудь снова сковало стальным обручем, и, сделав над собой невероятное усилие, он отвел взгляд в сторону, отчаянно стараясь не представлять, что бы он чувствовал, если бы эти ножки обхватили его тело.

— Я понял, — с трудом проговорил он. — Ладно, солнышко. Получишь свои бриджи.

— Отлично. — Бранди опустилась рядом с Квентином и с видом заговорщика прижала палец к губам. — Только не говори Дезмонду, а то его хватит удар.

Дезмонд.

— Бранди, какие у тебя отношения с моим братом? — Вопрос, мучивший Квентина многие дни, вырвался сам собой.

— Мои отношения с Дезмондом? — Бранди вздрогнула от неожиданно резкого тона Квентина и удивленно нахмурилась. — Ты знаешь ответ, не хуже меня. Согласно последней воле папы, Дезмонд мой опекун.

— А что было до этого?

— Не понимаю.

— Он… тебе дорог?

Бранди наконец поняла, куда клонит Квентин, и еще больше удивилась:

— Недавно у конюшни ты спрашивал меня, есть ли среди моих знакомых мужчин кто-то, кого бы я выделяла… Квентин, неужели ты имел в виду Дезмонда?

— А разве нет?

— Но это же абсурд! — Бранди тряхнула головой. — Ты лучше, чем кто-либо другой, знаешь, насколько мы с Дезмондом разные люди.

— Да, знаю. Но я также знаю, насколько он предан тебе.

— И моя благодарность за его преданность, а также за утешение и поддержку безгранична. Я не делала секрета из того, что он поддерживал меня последние несколько недель, и всегда буду перед ним в неоплатном долгу за проявленное терпение и сострадание как раз тогда, когда я больше всего в этом нуждалась. Но у меня нет к нему никакого романтического интереса. С чего ты вдруг так подумал?

— Не я — Дезмонд.

Бранди вытаращила глаза:

— Что ты такое говоришь?

Квентин судорожно вздохнул, решительно подавив укор совести. Возможно, он несправедливо поступил по отношению к брату, лишив Дезмонда последнего шанса завоевать сердце Бранди. Хотя что теперь гадать. Сейчас важно только одно — счастье Бранди.

— Я говорю, что Дезмонд собирается жениться на тебе. Скоро.

— Что? — Бранди побледнела. — Откуда, скажи на милость, у тебя такие мысли?

— Дезмонд сам сказал. По его словам, он уже собирался поговорить с Ардсли и заручиться его согласием, когда смерть твоего отца разрушила все планы. Теперь, учитывая все обстоятельства, он дает тебе время прийти в себя, прежде чем возобновить ухаживания и в конечном счете повести тебя к алтарю.

— Квентин, это безумие! Отец уважал Дезмонда. Я уважаю Дезмонда. Можно сказать, прекрасно к нему отношусь — как к давнему другу семьи. Но я бы никогда, ни за что…

— Он, видимо, считает иначе. — Квентин почувствовал огромное облегчение и радость, которую не мог скрыть, как ни старался.

— Что же мне делать?

— Не знаю. — Вспомнив слова Дезмонда, Квентин заставил себя говорить прямо о том, в чем нуждается Бранди и что Дезмонд может ей предложить. — Ты действительно ему не безразлична, солнышко. И, несмотря на все ваши разногласия, ты знаешь, что можешь рассчитывать на него — он всегда останется в Колвертоне, рядом с тобой, долг никогда не оторвет его. от тебя.

— Так вот в чем дело. — В темных глазах Бранди промелькнули боль и обида, но она тут же опустила ресницы, скрыв свои чувства. — Значит, вы двое сидели в Колвертоне и обсуждали бедную несчастную Бранди, за которой обязательно нужно присматривать, иначе она пропадет. А так как твоя служба в армии не позволяет принять на себя эти утомительные обязанности, то Дезмонд — вторая лучшая кандидатура, правильно?

— Нет, солнышко, неправильно. — Потянувшись вперед, Квентин взял Бранди за подбородок и заставил встретиться с ним взглядом. — Господи, — выдохнул он, прочтя боль от унижения в ее глазах. — Как ты могла предположить такое? Неужели ты действительно веришь, будто я хочу видеть тебя невестой Дезмонда? Зачем я вообще заговорил об этом, как ты думаешь? Потому что пришел в восторг, когда узнал, что мой малодушный, себялюбивый брат, которого ты четыре года назад называла ископаемым, хочет связать свою судьбу с твоей? Вряд ли. Если говорить прямо, я полагаю, вы совершенно не подходите друг другу. Уверен, Дезмонд сломал бы тебя, опустошил твою душу. Думаю, он бы даже не заметил твоей красоты и был бы недоволен твоей неповторимостью. Ты заслуживаешь гораздо большего от мужа, а Дезмонд не в силах тебе ничего предложить, кроме своего постоянного присутствия.

Бранди никак не ожидала от Квентина подобных горячих речей.

— Ты раньше никогда так резко не отзывался о Дезмонде. Все эти годы, когда я без конца раздражалась и нападала на Дезмонда из-за его отсталых взглядов, ты ни разу слова против него не сказал. Я, конечно, догадывалась о твоем отношении к нему, ты сочувствовал мне и даже в определенной степени разделял мое возмущение. Но никогда не подвергал своего брата такому резкому осуждению, по крайней мере при мне.

— И при других тоже, — уточнил Квентин.

— Даже при Бентли? — Глаза Бранди округлились, как блюдца; при виде такого неподдельного удивления Квентин окончательно перестал сердиться.

— Чему ты удивляешься? — усмехнулся он — Ты всегда обладала удивительной способностью добиваться от меня неприкрытой правды.

— Полагаю, милорд, некоторые называют это особенное качество честностью.

Квентин громко хмыкнул:

— Согласен. Но как человек, которого научили подменять искренность дипломатией, я не перестаю удивляться, что только тебе удается разглядеть что-то под маской осторожности, которую мне приходится являть миру.

Бранди попыталась скрыть восторг, пробудившийся в ее душе от этого признания.

— Я рада, — просто сказала она, но тут же отвлеклась. — Квентин, если ты так убежден, что мы с Дезмондом не подходим друг другу, почему же ты раньше молчал?

— Потому, солнышко, что, как бы сильно я ни был настроен против твоего союза с моим братом, только твое мнение и только твои желания должны быть приняты в расчет, не мои. Поэтому я поклялся не высказывать вслух своих мыслей, пока не буду убежден, что ты не проявляешь никакого интереса к перспективе связать свою жизнь с Дезмондом.

Лицо Бранди излучало радость и благодарность.

— Спасибо тебе, — она положила ладонь на руку Квентина, — не только за то, что ты понимаешь меня, как никто, но и за то, что гораздо важнее — ты позволяешь мне самой решать свое будущее. — Она не отрываясь смотрела на их соединенные руки, ее мысли были поглощены последними словами Квентина. — Как Дезмонд пришел к такому беспочвенному заключению? — пробормотала она скорее себе, чем Квентину. — Да я почти с ним не разговаривала из страха, вдруг он поймет, как ошибся в своем убеждении, что я сильно изменилась. Мне было легче молчать как взрослому человеку, какой я кажусь с виду, чем рисковать вызвать его гнев признанием, что я осталась той же непоседливой девчонкой, какой была раньше, разве что стала старше. Если уж быть до конца откровенной, то я избегала его, как могла, если не считать последние две недели. Это было нетрудно, так как я почти все время проводила с Памелой в Изумрудном домике, а он все силы отдавал тому, чтобы стать образцовым деловым человеком, каким его всегда хотел видеть Кентон. — Бранди покачала головой, все еще не придя в себя. — Надо же, что он придумал… замужество…

— Я не хотел расстроить тебя, солнышко.

— Расстроить меня? — У Бранди появилось какое-то подозрение, и она вздернула подбородок. — И потому ты сразу не рассказал о намерениях Дезмонда, — боясь расстроить меня?

— Я уже объяснил, почему решил молчать.

— Чтобы позволить мне самой решать мое будущее.

— Да.

— Нет.

Квентин вопросительно выгнул темные брови:

— Нет?

— Нет. Чтобы не расстраивать меня, ты мог бы скрыть свое мнение, но никак не важные факты. — Гордо выпятив подбородок, Бранди продолжала, не дав Квентину вставить ни слова. — Речь идет о моей жизни, о моем будущем, а вовсе не о досужей сплетне, о которой ты предпочел промолчать. И хотя я понимаю и высоко ценю твое решение позволить мне самой думать за себя, как я могу так поступить, когда Дезмонд уже обо всем подумал?

— Успокойся, непоседа. — В глазах Квентина светилась гордость. — Ты совершенно права. Мне следовало сказать тебе раньше.

— И когда же ты намеревался поставить меня в известность — сразу после предложения Дезмонда? Подхватив меня в глубоком обмороке?

Квентин улыбнулся, представив себе эту картину:

— Думаю, я вмешался бы немного раньше. Бранди была готова разразиться новой тирадой, когда внезапно ее осенила неприятная мысль.

— Квентин… — Она нахмурилась. — После папиной смерти моей единственной опорой был Дезмонд… Возможно, я чересчур злоупотребила его поддержкой. Что, если он сделал неправильные выводы из-за моего поведения, увидев романтический настрой там, где его не было и в помине?

— Ты никогда не прибегаешь к намекам, Бранди, — возразил Квентин. — Ты всегда пряма и откровенна. Будь у тебя по отношению к Дезмонду какие-нибудь амурные настроения, ты бы никогда не стала маскировать их под зависимость и дружбу. Поэтому выбрось эту неразумную мысль из головы. — Квентин помолчал. — Что касается восприимчивости Дезмонда, то здесь совершенно другая ситуация. Я никогда не понимал, что у моего брата творится в голове. Он многое трактует по-своему, как ему хочется: то заявит, что моя мама якобы невзлюбила его, то утверждает, будто я враждую с ним из-за отцовской любви, то вдруг хвастается, что отец очень высокого мнения о его деловой хватке.

Квентин подумал, что Бранди захочет возразить на последнее, так как ошибочно убеждена, что Дезмонд превосходно справляется с делами. Но она была слишком поглощена другим вопросом, чтобы обратить внимание на его язвительное замечание.

— Очевидно, солнышко, — продолжал он, — заблуждения Дезмонда коснулись и тебя, а также будущего, которое, как он полагает, ты желаешь с ним разделить.

Бранди решила действовать. Она вскочила, подобрав мокрые юбки.

— Я должна видеть его. Немедленно.

— Не спеши, дорогая. — Квентин остановил ее. — Бентли говорит, Дезмонд плохо себя чувствовал вчера и потому рано отправился на покой. Вполне возможно, он все еще в постели.

Бранди на секунду замерла, но тут же решительно сделала шаг вперед.

— Тогда я поеду в Колвертон и буду ждать, когда он спустится вниз.

— Бранди, — Квентин потянул ее вниз, — не думаю, что это лучшее решение.

Его лицо одновременно выражало и беспокойство, и удивление.

— Разве мне не следует сообщить Дезмонду о том, что у меня нет ни малейшего намерения-ни сейчас, ни в будущем — выходить за него замуж?

— Конечно, следует.

— Тогда почему мне не отправиться в Колвертон немедленно?

— Во-первых, ты промокла и вся в грязи — явный признак, что ты болталась в ручье. Думаю, Дезмонду это не понравится.

Бранди сникла:

— Он закатит мне лекцию на неделю.

— Угу. — Квентин с трудом сдержал улыбку. — А то и на две, если будет особенно не в настроении, что вполне вероятно, раз он сейчас расклеился. Во-вторых, его нездоровье дает нам время, так почему бы не воспользоваться этим и не разработать благоразумный и осторожный подход? Такой, что поможет нам достичь желаемого без ненужной горечи? В конце концов, он твой опекун. Разозлишь его — и твоя жизнь превратится в ад.

Бранди с неохотой снова опустилась на землю.

— Я вижу, в Англию вернулся самый искусный дипломат, — проворчала она себе под нос. — Прощай, мой беззаботный соперник по рыбалке.

Квентин не удержался от смеха:

— Не бойся, солнышко. Одно не исключает другое. Уверяю тебя, обе черты останутся со мной.

Бранди бросила на него недоверчивый взгляд и уселась поудобнее.

— Как скажешь.

Квентин не выдержал потупленных глаз и скорбного тона.

— Я сказал, что ты пряма и откровенна? — рассмеялся он. — Добавлю к этому: ты вся как на ладони. — Он порывисто привлек ее к себе. — Обещаю и впредь остаться таким же непредсказуемым.

Его рука скользнула под блестящие и влажные волосы девушки и погладила затылок. Невинная ласка, к которой он прибегал сотни раз. Но никогда до сих пор она не приводила к таким сокрушительным последствиям.

Тихо охнув, Бранди уставилась на него широко открытыми глазами, пораженная мгновенно пробудившимися в ней чувствами. Точно так было, когда они поцеловались: теснило грудь, в животе появилась пустота, по всему телу разлилась горячая волна, скатившаяся к ногам обжигающим водопадом.

Стоило ему прикоснуться к ней, и мир больше не существовал.

«Неужели ты этого не чувствуешь, Квентин? — с удивлением подумала она, бессознательно поворачивая голову, чтобы продлить изумительную пытку. — А если чувствуешь, как можешь делать вид, будто ничего не происходит?

— Бранди. — Квентин еле слышно выдохнул ее имя, и в этом слове слились и томительное желание, и отречение. Бранди отвергла отречение, восприняв только призыв.

— Поцелуй меня, Квентин. — Не успев договорить, она уже обнимала его за шею, и ее губы мягко коснулись его рта. — Прошу тебя.

— Милая, мы не можем.

— Пожалуйста. — Она поняла, что победила, почувствовав, как его пальцы судорожно сжались у нее в волосах, и торжествовала победу. — Пожалуйста, — снова прошептала она.

Он глухо застонал и припал к ее губам с нежной яростью, как было всего несколько часов назад. Его пыл не мог не зажечь Бранди. Она поощряла его, все теснее прижимаясь, желая показать ему, сказать, что его поцелуи с ней делают.

Возможно, он и так знал.

Его язык, лаская, проник ей глубоко в рот, руки дрожали, когда он с силой прижал ее к груди. Он снова и снова страстно целовал ее губы, а потом припал к шее, находя чувствительные точки, о которых она раньше не подозревала, осыпая ее ласками так, что в ней зажегся дикий восторг. Бранди беспокойно двигалась, утопая в омуте новых ощущений, прикусив губу, чтобы не закричать.

Рука Квентина легла ей на спину и замерла у первого крючка — тут он сдался. Бранди затаила дыхание, когда он расстегнул крючок и его пальцы заскользили по теплой коже. У нее вырвался судорожный стон, и она крепче вцепилась в него, желая только одного — воспарить все выше и выше, испытать восторг, который она могла почувствовать только в объятиях Квентина.

— Солнышко, — с трудом проговорил он у ее раскрытых. губ, — я ведь уеду…

— Мне все равно.

— Бранди, ты не знаешь, что говоришь.

Она ощутила холод, когда он мягко опустил ее на землю.

— Нет, знаю, — выдохнула она, стягивая сюртук с его плеч.

— Господи. — Он накрыл ее своим телом и завладел ее ртом со страстью, которая озадачила его самого не меньше, чем ее.

Такую пьянящую чувственность он изведал впервые в жизни. Ее тело под ним было мягким, влажным, полным откровенного нетерпения. Он хотел овладеть ею тут же, сейчас, сделать ее своей и тем самым связать их навеки. Ему хотелось овладеть ею именно так — возле ручья, среди благоуханных садов Изумрудного домика, где небо служит покрывалом, а земля постелью.

Но он не мог этого позволить.

У него в висках стучало грозное предостережение — Квентин высвободил руки и отбросил в сторону сюртук.

— Бранди. — Он сжал ее лицо ладонями и снова поцеловал, упиваясь ее красотой, страстью, обжигающим желанием в бездонных темных глазах.

Она прошептала его имя и выгнулась дугой, чтобы ближе прильнуть к мощному телу.

— Не останавливайся на этом, — с трудом проговорила она. — Прошу тебя.

— Я бы очень хотел… — пробормотал он, зарываясь лицом в мягкое облако ее волос, — но, солнышко…

Она яростно мотнула головой и еще крепче обняла его:

— Нет никаких «но».

Он улыбнулся, вдыхая аромат локонов:

— Есть.

— Будь проклят твой строгий самоконтроль, капитан Стил!

Ее вспышка гнева прозвучала как гром среди ясного неба. В груди Квентина заклокотал смех. Он приподнялся и посмотрел в раскрасневшееся сердитое лицо:

— Милая, ты одна на свете способна рассмешить меня в такую минуту.

— Я не считаю это комплиментом.

Карие глаза Квентина совсем потемнели.

— Я не согласен. Причем совершенно. — Он мягко высвободился из рук Бранди и стряхнул комочки земли, прилипшие к ее платью. — Это комплимент, смысл которого способен погубить меня. — Квентин замолчал, даже не пытаясь притвориться, будто последних нескольких секунд вообще не было.

Способность Бранди вызывать у него смех всегда воспринималась им как чудо, редкое и драгоценное, такое же, как ее проницательность. Но сейчас бездонная страсть, вспыхнувшая между ними, сделала эти качества чрезвычайно опасными.

Строгий самоконтроль, как сказала она.

Вряд ли.

Если бы только она знала, какая малость потребовалась бы, чтобы этот пресловутый самоконтроль полетел к черту.

— А что, если нам устроить пикник? — предложил он, открыто стараясь задуть искры, все еще вспыхивавшие между ними. — Не знаю, как ты, но я после нашей рыбалки наперегонки голоден как волк. Давай я попрошу миссис Коллинз приготовить нам корзинку с едой, и мы опустошим ее в саду.

Бранди ответила не сразу. Вместо этого она внимательно вглядывалась в лицо Квентина, пытаясь внутренним взором пробиться сквозь маску спокойствия, которое, как они оба знали, было напускным. Она всегда умела заглянуть ему прямо в душу. И сейчас произошло то же самое. От того, что она разглядела, сердце ее подпрыгнуло.

Происшедшее не оставило его равнодушным. Но он сопротивлялся, как мог, по причинам, о которых уже говорил ей.

Из соображений благоразумия.

Из соображений безопасности.

Из бессмысленных соображений.

Пусть так и будет. Нужно набраться терпения, как советовал ей Бентли. Что ж, она постарается, прожив на свете двадцать лет, приобрести это незнакомое качество.

Придется нелегко.

Но цель стоит того.

Улыбнувшись, Бранди грациозно поднялась во весь рост:

— Пикник — это замечательно.