К чему лишние слова?

Глава первая

Услышав, что внизу хлопнула дверца машины, Пит Морган подкатил свою инвалидную коляску к окну, но во дворе уже никого не было – человек успел войти в дом.

Впрочем, какая разница? Он никого не ждет в гости. Цветы и открытки с выражением поддержки перестали приходить через несколько дней после его выписки из больницы. Да и не нужна ему эта глупая жалость! Устав от бесконечных сочувствующих взглядов, он начал избегать коллег и знакомых. Хватило трех-четырех недель, чтобы люди поняли – их тут не ждут. Теперь его дни проходили в одиночестве. Вот и замечательно!

Ярко светило солнце, ветер раскачивал верхушки деревьев... Глядя в окно, Пит пытался вспомнить, когда он последний раз выходил на улицу. Иногда его охватывало жгучее желание выбраться из четырех стен, ощутить, как жгут спину солнечные лучи, как летят в лицо соленые морские брызги. Водные лыжи, велосипед, альпинизм... Когда-то он жил по-настоящему!

Те дни миновали навсегда.

Задумавшись, он не заметил, сколько прошло времени – пять минут или час.

– Пит!

Он не стал поворачиваться. С него довольно советов и утешений! Никто не в силах ему помочь.

– Что, мама?

– Мы с папой хотели бы с тобой поговорить.

Оглянувшись через плечо, Пит увидел, что отец стоит рядом с матерью. Раньше отец подавлял его своими размерами и своей физической мощью. Пожалуй, даже внушал страх. Но и это тоже осталось позади.

– Боюсь, вам следует обратиться к моему секретарю и записаться на прием. У меня нет ни одной свободной секунды.

Гневный взгляд отца доставил ему огромное удовлетворение.

– Попрошу без кривляния, – загремел тот. – Сейчас же извинись перед матерью.

– Иначе что? Ты меня накажешь? Лишишь водительских прав на вождение инвалидной коляской?

– Ты ведешь себя отвратительно. – На лбу отца вздулась жилка. – Вместо того чтобы заниматься лечебной физкультурой, ты погряз в жалости к себе.

– Если хочешь, чтобы я тут жил, привыкай. Ничего уже не изменится. – Пит бросил на стол медицинский журнал, который держал до этого в руках, и вновь отвернулся к окну. – Может, мне так нравится. И никто не в состоянии заставить меня что-либо делать.

– Ерунда! – вмешалась мать. – Ты же врач. И прекрасно понимаешь, что после болезни требуется реабилитационный период. Тебе необходимо бороться за жизнь, за счастье, наконец. Иначе никогда не поправишься.

– А вам никогда не проходило в голову, что, вполне вероятно, я в любом случае уже никогда не поправлюсь полностью?

– Морганы всегда были бойцами, – изрек отец. Ему легко говорить! Нельзя ноге приказать стать как новенькой. – Ты научишься ходить снова. Хватить хандрить и бесцельно пялиться в окно. Сегодня же приступай к занятиям!

Боковым зрением Пит заметил, как мать встала сзади, подняла руку, будто собиралась коснуться его плеча, и тут же опустила. В их семье не принято обниматься и целоваться. Нежности не приветствуются.

– Пит, – робко начала она, но отец тут же ее перебил:

– Мы теряем время. Пошли.

На мгновение Питу показалось, что мать впервые ослушается своего мужа и повелителя, но, видимо, многолетняя привычка взяла свое. По звуку шагов за спиной стало ясно, что разговор окончен.

– Вообразим, что я никогда не буду больше ходить, – громко произнес он, обращаясь к самому себе. – Ну и что? У каждого своя судьба.

– Вообразим, что ты перестанешь капризничать, как ребенок, и попробуешь начать новую жизнь.

Обнаружив, что он не один в комнате, Пит резко повернулся:

– Прошу прощения?

Гостья стояла к нему спиной. Изящная фигурка, затянутая в голубые джинсы и красную кофточку.

– Ух ты, столько книг! Неужели все их читал? Она вытащила с полки потрепанного «Хоббита», провела пальцем по кожаному переплету. Одна из его любимых книг. Пожалуй, он в состоянии цитировать ее с любого места.

– Мне нравится запах книг, – продолжила говорить незнакомка. – Напоминает о выходных в доме дедушки. У него тоже было их много. Хотя меньше чем здесь.

Пит подъехал поближе. Облик девушки показался ему знакомым, хотя лица и не было видно.

– Ты кто?

Она аккуратно поставила книгу на полку.

– Учитывая недавнее представление, разыгранное тобой для родителей, смею сказать – я твой кошмар. Причем наихудший.

Когда она повернулась к нему лицом, Пит напомнил себе о необходимости дышать. Кошмар? Скорее персонаж сладких грез. Завитки коротких темных волос обрамляют прелестное личико.

Прелестное? Боже правый, откуда он взял это дурацкое словцо? Око не из его лексикона. А девочка ничего! И дерзости ей не занимать. Она кажется очень знакомой!

– Я тебя знаю?

– Хочу заметить, злиться на родителей – далеко не самое конструктивное решение. Лучше обратить энергию на реабилитацию организма.

Он поморщился.

– Ты что, психоаналитик?

– Что ты, нет, – засмеялась она. – Я буду учить тебя, как пользоваться твоим новым коленом. Я Мэгги Холм, физиотерапевт.

Торопливо шагая за своим новым пациентом, Мэгги удивляясь скорости его передвижения. Если ему захочется от нее удрать, то она вряд ли его догонит. Но как сильно он изменился за последнее время! Когда-то, встречаясь с ним в кафе за ленчем, она восторгалась совершенством его фигуры. Он был из тех, кого называют качком.

Тогда он постоянно улыбался. Милый и приятный человек.

Сейчас улыбки нет и в помине. Повстречай она его на улице, вряд ли узнала бы. Впрочем, он тоже ее не узнал. И немудрено, раньше она была толстушкой, а сейчас сумела набрать почти идеальную форму. Пришлось, конечно, изрядно потрудиться и попотеть, но игра стоила свеч. Так что они оба изменились.

Нельзя сказать, что его изменения – к лучшему.

Неряшливая одежда, взлохмаченные отросшие волосы. Аура доброжелательности, постоянно окружавшая его, исчезла. По лбу пролегли морщины, отчего он казался теперь куда старше своего тридцати одного года.

Если она похудела, то он осунулся, а его мышцы сдулись. Какой удар по самолюбию! Страшно подумать, как пассивный образ жизни отразился на его ногах. А кроме того, с таким настроением о выздоровлении и мечтать не приходится. Он только гробит сам себя. Необходимо придумать ему какую-нибудь мотивацию. Ему нужен стимул, который заставил бы его взяться за свое здоровье.

Но пока ничего, кроме хорошего кнута, в голову Мэгги не приходило.

Неожиданно он обернулся.

– Ты все еще здесь?

– Извини, а ты хотел бы, чтобы я ушла? – улыбнувшись, откликнулась она. – А я-то, глупая, считала, что ты устроил мне экскурсию по дому.

– Слушай, я понимаю, что у тебя работа, но поверь... ты даром теряешь здесь время.

– Не могу с тобой согласиться, – решительно возразила девушка.

– Неужели? – Брови Пита взлетели вверх, и в глазах промелькнуло выражение, напомнившее Мэгги ее прежнего знакомого.

Фу! Можно сказать, от сердца немного отлегло. Значит, этот замечательный парень еще не полностью исчез. Надо только вытащить его наружу, направив злость в нужное русло.

Мэгги фыркнула. Похоже на психоаналитика, да? Пусть она будет похожа на кого угодно, главное – наладить контакт с разуверившимся в жизни пациентом.

– Да. Я собираюсь заставить тебя оторвать упрямую задницу от кресла. Но без твоей помощи мне не справиться.

Он нервно сжал зубы.

– А если предположить, что я не хочу ходить? Тогда что?

– Меня подобные заявления больных никогда не останавливали. Не понимаю, почему это должно случиться на этот раз.

Пит молча развернулся и поехал дальше по коридору.

Мэгги отправилась за ним.

– Я изучила твою медицинскую карту. Полная замена колена. Удалена кость, отчего одна нога стала короче другой. К тому же пострадали нервные волокна. Радости, конечно, никакой, но бывает и похуже. У меня лечилась шестидесятилетняя женщина с двумя протезами коленей. Кряхтела, охала, но тренировалась. Неужели ты слабее шестидесятилетней женщины?

Его спина выпрямилась.

– Не говори глупостей! Я знаю все эти врачебные хитрости. Разве дело в слабости? Что бы я сейчас ни делал, мне все равно не удастся работать ногой, как раньше.

– Ты прав – не удастся.

Во вскинутых на нее глазах – удивление.

– Не понял...

– А что ты не понял? Думал, я стану лгать, обещая полное излечение? Скажу без ложной скромности: я хороший специалист, но не всесильный бог. И потом, в таких случаях очень многое, если не все, зависит от самого больного. А е таким упадочническим настроением, как у тебя, многого не добьешься.

Оп резко свернул в открытую дверь направо. Она едва успела вбежать за ним следом. Еще бы немного, и дверь захлопнулась бы перед ее носом. Наверняка именно это он и хотел сделать!

Ничего себе! Гостиная больше, чем вся ее квартира! А возможно, даже больше, чем весь первый этаж в доме ее родителей. Пушистые восточные ковры, полированное дерево, тяжелые занавеси на окнах... Пышность и самодовольство!

Она заглянула в соседнюю спальню. Те же безобразные шторы. Из-за них в комнате темно, как в склепе. Вся мебель антикварная, за исключением больничной кровати, торчащей тут совершенно неуместно. С перекладиной, с помощью которой больные, подтягиваясь, садятся и встают.

Какого черта здесь оказалась эта кровать? – с недовольством подумала девушка. Может, ноги у Пита и ослабли, но это не причина, почему ему нельзя на них опираться.

Мэгги обернулась и увидела, что мужчина внимательно смотрит на нее.

– Можно я войду? – она указала на спальню.

– Что толку спрашивать? Неужели ты послушаешься, если я и попытаюсь тебя остановить?

– Можешь попробовать. Но учти, я очень упрямая.

Он пожал плечами.

– Не понимаю, что ты там надеешься отыскать.

Она и сама не знала. Но попытка не пытка!

На редкость безликая комната. Напоминает номер в гостинице. Наглядное доказательство унылого состояния его души. Не чувствуя интереса к жизни, он и к окружающим вещам относится столь же безразлично.

Потом Мэгги заглянула в ванную. Все удобства для инвалида. Можно подумать, что тут проживает паралитик или человек с ампутированными ногами. Пытаясь облегчить жизнь сыну, родители начисто лишили его стимула к борьбе.

Частый случай. Многие родители портят жизнь своим детям из самых лучших побуждений.

Взять к примеру недавнее отношение ее собственных родителей к их не в меру растолстевшей дочери. Неодобрительные взоры в ответ на ее просьбы о добавке. Давая ей порции, вполовину меньше тех, что позволяла себе ее худенькая старшая сестра, они потом удивлялись, почему она прокрадывается по ночам на кухню и ела все подряд.

Тяжело приходилось ей и в школе: мама ей давала с собой сплошные овощи и бутылку воды, в то время как другие дети наворачивали бутерброды с арахисовым маслом и чипсы. И, разумеется, чуть ли не каждый норовил посмеяться над ней!

Но самым унизительным были лагеря для детей с избыточным весом, куда ее регулярно отправляли летом. Как боялась она конца учебного года, заранее страдая из-за того, что ей предстоит поехать в это ужасное место. А после – возвращение домой и ставшие привычными укоризненные взгляды родителей, всякий раз почему-то надеявшихся, что она за одно лето станет такой же тоненькой и хорошенькой, как Молли.

– Еще пять сотен впустую! – ругалась мать. – Маргарет Джейн, бог свидетель, ты решила вогнать меня в гроб!

Однако довольно вспоминать о детских обидах!

Выйдя из спальни, Мэгги увидела Пита возле окна. Он напряженно всматривался в даль. В одном его родители правы: их сын не будет счастлив, пока не встанет снова на ноги. Ему придется привыкнуть к различного рода ограничениям, смириться с собственным несовершенством. Нелегкая задача для человека, когда-то являвшегося воплощенным идеалом мужской силы и красоты.

Девушка взглянула поверх его головы на роскошные клумбы, разбитые прямо под окном.

– Как красиво!

– Да уж!

– Ты часто выходишь погулять?

– Проход слишком узок для коляски.

– В той стороне двора я замётила бассейн. Плаванье – самое лучшее занятие для твоей ноги.

Он поднял на нее пустые глаза.

– Нагляделась?

– На что?

Он обвел рукой комнату.

– На мою жизнь. Если осмотр закончила, можешь идти. Не хотелось бы быть грубым, но мне пора спать.

– Не хочешь быть грубым? Как же тогда тебя понимать? Возьми себя в руки, Пит. И не думай, что я так легко сдамся. Повторяю, я очень упрямая.

Его глаза вонзились в нее, как кинжалы.

– Выметайся отсюда!

Она спокойно скрестила руки на груди.

– Грубиян! Ну, попробуй меня выгнать.