В кабинете было так тихо, что Джиллиана Камерон слышала, как белки перекликаются друг с другом за окном. Стоял чудесный солнечный день. Легкий, освежающий ветерок приносил дыхание весны; небо было голубым и безоблачным. Все в этом дне было прекрасно вплоть до этого момента, когда потрясение лишило Джиллиану дара речи.
– Я надеюсь, что ты поможешь ей, Джиллиана. Моя дочь нуждается в твоей помощи.
Она ошеломленно воззрилась на доктора Фентона.
– Сэр, на вашем месте я не стала бы настаивать на этом браке. Арабелла к нему не готова.
Доктор Фентон нахмурился.
– Это очень выгодная партия, Джиллиана. – Он развернул кресло, чтобы видеть ее лицо. – Возможно, Арабелла и не готова к браку, но я ожидаю, что ты, как ее компаньонка, научишь Арабеллу всему, что ей нужно знать, преподашь ей уроки всех тех светских тонкостей, которые требуются. У тебя есть на это месяц.
Джиллиана была настолько потрясена, что не могла даже сформулировать вопрос. Месяц? С трудом она обрела голос:
– Сэр, Арабеллу ни в малейшей степени не интересуют всякие там женские дела. Все, чего она хочет, – это изучать свои книги.
– Его сиятельство не намерен запрещать Арабелле продолжать свои занятия, Джиллиана. В сущности, он даже выразил желание позволить ей лечить его челядь. Скажи ей это, если она заупрямится. Это ее единственный в жизни шанс стать врачом.
Он отвернулся.
– И вы можете воспользоваться этим, доктор Фентон? – спросила Джиллиана, стараясь казаться более спокойной, чем это было на самом деле. – Можете воспользоваться… – Как ей это назвать? Одержимостью? Отчаянием? Для Арабеллы не существовало ничего, кроме медицины. С момента пробуждения утром и до того, как обессиленно провалиться в сон с книгой в руке, она горела желанием изучить все, что можно узнать о человеческом теле и лечении недугов. Сломанная кость вызывала у нее бурный восторг, воспаление зачаровывало, а гнойный нарыв приводил в экстаз.
– Я дал согласие. Как ее отец, я беспокоюсь лишь об интересах Арабеллы. А ты, Джиллиана, как никто другой, должна знать, какую глупость совершает женщина, поступая наперекор своему воспитанию.
Джиллиана стиснула руки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Умоляю вас, доктор Фентон, пожалуйста, не настаивайте на этом браке. Выгодная это партия или нет, не имеет значения. Арабелла не согласится. А если даже и уступит вашим желаниям, то будет несчастна.
– Значит, ты должна убедить ее, что эго делается для ее же блага, Джиллиана. Я надеюсь, что ты сможешь повлиять на Арабеллу и помочь ей шагнуть в свое будущее. Блестящее будущее.
Джиллиана работала у доктора Фентона около двух лет. Учитывая то, что Арабелла почти не разговаривала с ней и она не имела на девушку никакого влияния, Джиллиана могла только беспомощно смотреть на доктора Фентона.
Наконец, она покинула его кабинет и стала подниматься по лестнице в комнату Арабеллы. Хотя было уже позднее утро, девушка еще не выходила из спальни. Наверняка она сидит сейчас за своим столом с зажженной, несмотря на яркий дневной свет, лампой и сосредоточенно изучает очередную статью, содержащую ужасные иллюстрации и еще более жуткие описания.
Жизнь гораздо приятнее, если держишь свои чувства в узде. Однако сейчас, направляясь в комнату Арабеллы, Джиллиана обнаружила, что тревога ее все растет и растет. Возможно, это был гнев. На доктора Фентона за то, что он намекал на ее прошлое? Или за его желание породниться с графом? А может, она злилась на себя за то, что почувствовала прилив неожиданной скорби, когда он упомянул о семье?
Почти три года назад Джиллиана покинула свой родной дом, оставив мачеху. Она и сейчас помнила, как нервно стискивала кружевной платочек мачеха и как хмурился, раскуривая свою трубку отец. Они не сказали ей ни слова.
Джиллиана в последний раз обернулась и, будто надеясь на что-то, спросила:
– Значит, ты так сильно меня ненавидишь?
Время словно приостановило свой бег, медленно таяли секунды.
– Нет, Джиллиана, я не ненавижу тебя, – ответил наконец отец. – Не ненавижу. Но ты утратила право находиться в обществе порядочных людей.
Порядочных людей? Мачехи, которая смотрела, как она уходит и не сказала ни слова? Или отца, которому была дороже новая семья, чем дочь? Это порядочно?
Но стоило ли пытаться что-то им объяснить? С самого начала они не желали ее слушать. Ничто не поколебало бы их, не смягчило их железные сердца. Поэтому Джиллиана молчала, замкнувшись в себе и испытывая ужас, настолько глубокий и холодный, что он сковывал ее льдом.
Быть может, именно это она чувствовала и сейчас. Возможно, то был страх, а не гнев. Если Арабелла выйдет замуж, что будет с ней? Арабелле, когда она станет графиней Стрейтерн, не будет нужна компаньонка. Если уж говорить начистоту, то она и сейчас не нужна ей. Арабелла явно не желала видеть Джиллиану ни в своей комнате, ни в своей жизни. О чем бы Джиллиана ни заговорила, ответом ей обычно было молчание. Эти две женщины очень редко разговаривали между собой. Для разговора требуется участие обоих людей.
Только когда Джиллиана упоминала о каком-нибудь дискомфорте, Арабелла включалась в разговор. Тогда ее глаза загорались, и Джиллиана не могла остановить поток вопросов о ранке от укола иголкой или о необычно болезненных женских недомоганиях в этом месяце.
Проблема заключалась в том, что Джиллиана была удивительно здорова. И она не собиралась воображать болезни, дабы вызвать Арабеллу на разговор. Поэтому, находясь вместе, большую часть времени они молчали: Арабелла штудировала медицинские книги, а Джиллиана занималась вышиванием.
Весьма пристойное, пусть и скучное, существование, которое вот-вот должно было круто измениться, и это пугало Джиллиану.
Она постучала в дверь гостиной Арабеллы, подождала мгновение и открыла дверь. Ждать от Арабеллы ответа – только напрасно тратить время. Она никогда не приглашала, но и не запрещала Джиллиане входить. Она просто не замечала ее.
Джиллиана вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Не говоря ни слова, она прошла к стулу у окна, села и взяла свое вышивание. Арабелла, сидевшая за столом, даже не повернула головы.
Несколько долгих мгновений Джиллиана не отрывала взгляда от окна, желая оказаться где угодно, только не здесь. Быть может, на пустоши, среди вереска. Выносливое растение, оно, кажется, ни в чем не нуждается. Просто пускает корни в землю, не боясь ни ветра, ни холода, ни жары. Вот бы и ей быть как тот вереск.
Джиллиана взглянула на Арабеллу. Та, склонив голову, сосредоточенно делала какие-то записи. Солнце сегодня было ярким и, казалось, добавляло сияния ее золотистым волосам.
– Твой отец пожелал поговорить со мной, – сказала Джиллиана.
Арабелла продолжала писать.
– О твоем предстоящем замужестве.
Арабелла резко вскинула голову, но не повернулась к Джиллиане. Она просто уставилась на ящики секретера перед собой.
– Я сказала ему, что ты будешь против.
– Вот как? – отозвалась Арабелла.
– Он считает, что это большая честь – выйти замуж за графа. – Это не были его точные слова. Доктор Фентон был несколько более корыстен, но суть оставалась той же. – Твой отец всей душой желает этого брака. Трудно не согласиться, что брак этот представляется весьма выгодным.
Арабелла взглянула на Джиллиану, рот ее скривился в улыбке.
– А зачем я нужна графу?
Она что, никогда не смотрелась в зеркало? Да э га девушка – самое прекрасное создание, которое Джиллиана когда-либо видела. Она похожа на ангела со средневековой картины – нежное лицо в форме сердечка и поразительно зеленые глаза. Во внешности Арабеллы не было ни единого недостатка, ни одного изъяна. Ничего удивительного, что граф хочет взять ее в жены.
– Граф говорит, что ты сможешь продолжать свои занятия. Отец сказал тебе об этом?
Арабелла кивнула.
– Я ему, конечно же, не верю. – Она вернулась к своим записям. – Очень многие люди говорят совсем не то, что на самом деле имеют в виду, лишь бы заставить тебя сделать то, что им нужно.
– Это звучит ужасно цинично, – заметила Джиллиана. – Ты, конечно же, в действительности так не считаешь?
– Считаю. Моему собственному отцу тоже не чужд этот прием. – Она снова взглянула на Джиллиану, всем своим видом показывая, что ей крайне наскучила эта тема, – словно не ее будущее они обсуждали.
– А что, если бы он говорил правду? – спросила Джиллиана. – Ты бы согласилась на этот брак?
Арабелла снова улыбнулась.
– Независимо от того, что я чувствую, Джиллиана, у меня нет выбора. Я могу сколько угодно возражать и возмущаться, но в конечном итоге мой отец и граф все равно все сделают по-своему. Мы, женщины, по большому счету ничего не решаем в своей жизни. Когда мужчина спрашивает у тебя, чего ты хочешь, это лишь пустая трата времени. Если ты скажешь ему, он быстро отмахнется от всего, что ты предложила.
Арабелла уткнулась в свои записи, но тут же снова заговорила:
– Я не хочу выходить замуж, Джиллиана, но выйду. У меня нет выбора. Я как попавшее в ловушку животное, и, как ни приукрашивай этот факт, ничего не изменишь.
– Но ведь ты можешь найти любовь, Арабелла. Это вполне возможно – найти любовь в таком браке. Или хотя бы некоторое удовлетворение. Да, я согласна, у нас нет права выбора, и все же для тебя все может сложиться вполне удачно. Граф сказал, что ты сможешь практиковаться в медицине. Наверняка это станет для тебя немалым удовольствием.
– Какая же ты глупая, Джиллиана. Во многом ты просто сущее дитя.
Уязвленная, Джиллиана лишь молча вздохнула.
– Иногда цена удовольствия слишком высока. Он будет прикасаться ко мне. Будет спать со мной. Мне кажется, я умру, если это произойдет.
– От этого не умирают, – возразила Джиллиана, которую вынудила заговорить полнейшая безнадежность в голосе Арабеллы. – В некоторых ситуациях, с некоторыми мужчинами это даже приятно. – Более чем приятно. Любовный акт усиливает, освящает чувства, возносит тебя прямо в небеса.
– Ты ничего не можешь мне сказать, что сделало бы ситуацию более сносной, Джиллиана. Я не смотрю на мир по-детски наивно, как ты. Я вижу его таким, каков он есть, а не таким, каким бы я хотела, чтобы он был.
Это был самый длинный разговор из всех, что они когда-либо вели. Пожалуй, Джиллиана еще ни разу не слышала, чтобы Арабелла столько говорила.
Джиллиана понимала, что больше ей нечего сказать, Арабелла права. В конце концов, она выйдет замуж независимо от того, чего хочет.
Только вот Арабелла не знает, что замужество – не такой уж плохой выход для девушки. Разве лучше быть одинокой, брошенной на произвол судьбы, никого нелюбящей и никем нелюбимой?
Но ведь она любила, и это воспоминание будет поддерживать ее всю оставшуюся жизнь. И все же иногда, вот как сейчас, когда другие отвергали даже саму возможность любви, Джиллиана чувствовала себя особенно одинокой. На месте Арабеллы она бы никогда не стала отказываться от того, что ей давалось без каких бы то ни было усилий, – от обещания уважения и зашиты. И ведь все, что требовалось от Арабеллы, – это выйти замуж.
Впервые Джиллиана искренне позавидовала девушке, Ну не глупо ли?