Лили проглотила таблетку болеутоляющего и посмотрелась в зеркало. Она выглядит гораздо лучше, ни малейших сомнений.
Она с тяжелым вздохом покачала головой, раздумывая, что же все-таки с ней произошло. Последние несколько месяцев она жила как в аду. Как она выглядела, когда впервые приехала в Гемлок-Бей? Наверное, совсем по-другому. Она была так полна надежд! Они с Бет наконец освободились от Джека Крейна и были по-своему счастливы.
Она вспомнила, как они шагали рука об руку по Мейн-стрит, зашли в булочную Скутера, чтобы купить круассан с шоколадной начинкой для Бет и булочку с изюмом для Лили. Тогда она и понятия не имела, что вскоре снова выйдет замуж за человека, который, как тогда казалось, любил ее и Бет, в полной уверенности, что отныне ее ждет безоблачная жизнь.
Идиотка.
Она снова выбрала мужчину, который искал выгоду в ее смерти, готов был похоронить ее со слезами на глазах, с горькими жалобами на устах и радостью в сердце.
Два брака — и такой крах! Нет, никогда, никогда она не посмотрит на человека, который проявит к ней хоть малейший интерес. Видно, она и в самом деле ни черта не разбирается в мужчинах. И вопрос, не дававший ей покоя, снова больно уколол в сердце. Неужели Теннисон виновен в смерти Бет?
Лили так не думала… и честно сказала об этом Теннисону, но все случилось слишком быстро и никто ничего не видел. А если именно Теннисон сидел за рулем? А потом… потом ей только и хотелось лечь в гроб и самой закрыть крышку.
Бет ушла. Навсегда. Лили представила себе ее личико: точная копия Джека, но мягче, тоньше, и такое красивое! За неделю до смерти ей как раз исполнилось шесть. К счастью, Бет не унаследовала злобного нрава отца. Она была невинной и любящей, всегда делилась с матерью всем, пока…
Лили подняла голову и снова взглянула на свое отражение. Пока… что?
Она снова вернулась мыслями к тем нескольким дням до гибели Бет. Девочка изменилась… стала настороженной, скрытной, даже испуганной.
Испуганной? Бет? Нет, это просто невозможно. И все же Лили была готова поклясться, что Бет перед самой смертью стала какой-то другой.
Нет, Бет не умерла. Убита. Человеком, который вел тот автомобиль.
Боль снова сжала сердце Лили. Узнает ли она правду?
Лили покачала головой, попила воды из-под крана. Брат и Шерлок только что ушли, после того как она в сотый раз заверила, что совершенно спокойна и вполне здорова. С ней все в порядке, поезжайте скорее, соберите ее вещи. Хорошо бы Теннисон не выбросил в мусор ее рисунки.
Лили глубоко втянула в себя воздух. Да, ей нужны рисовальные принадлежности, и как можно скорее. Она хотела взять свою лучшую колонковую кисть, окунуть в краску, сесть перед чистым листом бумаги. Но глупо покупать дорогие кисти только на один день. Нет, она сейчас пойдет и купит недорогие карандаши и фломастеры или набор для начинающего художника, какой купили ей родители, когда она впервые захотела рисовать комиксы. Она до сих пор чувствует их вес на ладони. Пригодятся еще бутылочка индийской туши, бумага для принтера, достаточно плотная, которая не истреплется сразу, как бы яростно ни исчеркали ее, сколько раз ни складывали, засовывая в конверт. А может, лучше и тетрадка, не больше чем на сотню листов. Обычно, рисуя политические комиксы, она использовала полосы, нарезанные из специальной рисовальной бумаги, толще почтовой открытки, так называемого бристольского картона. И флакончик «штриха». Она уже видела себя за столом, видела резкие бледные линии, которые скоро превратятся в человека часа, сенатора Несгибаемого Римуса, будущего президента Соединенных Штатов, из прекрасного штата Уэст-Дименше, который тот ухитрился поделить на две половины, чтобы провести рискованный эксперимент контроля над оружием у населения. В одной половине контроль был таким же строгим, как в Англии, в другой — вообще никакого. Римус произносит страстную речь перед законодательным собранием штата с благословения губернатора, которого шантажирует за получение взятки с подрядчика, заодно являющегося и его племянником.
«Один год — это все, чего я прошу, — провозглашает Римус, широко разводя руками, словно пытаясь обнять присутствующих. — Всего один год, и мы наконец узнаем ответ».
И в восточной части штата начинается разгул преступности, поскольку гражданским лицам не позволено иметь огнестрельное оружие. Поэтому бандиты, воры, грабители нападают на банки, частные дома, автозаправки, магазины — словом, на все, что подвернется. В западной же части, где позволено иметь все, от старомодных пистолетов до скорострельных автоматов, оружие почти ничего не стоит и кривая преступности, как это ни удивительно, ползет вниз, особенно после того, как добрая дюжина грабителей убита прямо на месте преступления: в банках, частных домах, магазинах, на автозаправках — словом, везде, где владельцы оказывали сопротивление. С другой стороны, число убийств возрастает: стреляют во все, что движется: в оленей, кроликов, машины, людей. Многие даже забавляются тем, что палят в воду, и говорят, много форели погибло от огнестрельных ран.
Постоянно ходят слухи о взятках, полученных Римусом как от мафии, так и от Национальной стрелковой ассоциации[5], но его лицо, как и имя, по-прежнему кажется благочестивым и незапятнанным.
Лили ехидно хихикала, потирая руки. Она хотела рисовать сейчас, немедленно, как только схватится за карандаш. И не нужен ей специальный стол: тот, маленький, круглый, викторианской эпохи, что стоит в ее комнате, идеально подойдет. Лучи восходящего солнца падают как раз под нужным углом.
Она просто не хотела ждать.
Лили схватила сумочку, кожаную куртку и вылетела из пансиона. Миссис Блейд, сидевшая за небольшой стойкой, помахала ей рукой. Лили не слишком хорошо знала Юрику, но кажется, ей нужно на Уоллес-стрит. В районе пристани жило много художников и кое-кто держал магазинчики рисовальных принадлежностей.
День выдался облачным и до того прохладным, что пар шел изо рта. Ледяной ветер вихрил опавшие листья и оставлял на губах соленый вкус. На другой стороне улицы Лили удалось перехватить такси, из которого как раз выходил какой-то старик.
Водитель оказался украинцем, прожившим в Юрике шесть лет. Его сын-школьник рисовал везде, даже на туалетной бумаге, что, по мнению отца, грозило свинцовым отравлением всей семье. Но во всяком случае, он знал, куда ехать.
Такси остановилось у магазинчика Сола Артура. Лили провела там всего полчаса и вышла, улыбаясь во весь рот, с тяжелыми свертками в руках. В сумочке лежало не больше одиннадцати долларов: все деньги, что остались у нее на этом свете. Интересно, что стало с ее кредитками? Нужно попросить Диллона разобраться.
Она стояла на обочине, оглядывая улицу. Но волшебство не повторяется дважды, даже если она готова расстаться еще с четырьмя долларами своего капитала. Никаких такси.
Автобус. Вот он, важно пыхтит ей навстречу. Пансион не так уж далеко отсюда, а автобус идет в нужном направлении. Да и людей на улице почти нет.
Несгибаемый Римус в ее воображении выглядел особенно красивым и насквозь продажным. Как он разозлится, когда коллега перехватит ценного сотрудника! Как обрадуется, узнав, что жена сенатора обманывает мужа с одним из его помощников.
Она тихо напевала, когда старый, не менее чем двадцатилетней давности, автобус, выплевывая черный дым, подкатил к ней. Из окна высунулся ухмыляющийся пожилой водитель с наушниками на голове. В довершение ко всему он еще и приплясывал на месте. Наверное, давно не видел пассажиров.
Лили поднялась по ступенькам, швырнула на пол пакеты и нашла в бумажнике мелочь. Обернувшись, чтобы найти место, она обнаружила, что автобус пуст.
— Куда это все подевались?
Водитель весело подмигнул и стянул наушники. Она повторила вопрос.
— Все на кладбище, — сообщил он. — Похороны века.
— Чьи похороны?
— Ферди Маллоя, священника баптистской церкви. Откинул копыта в прошлую пятницу.
В прошлую пятницу она еще лежала в больнице.
— Надеюсь, естественные причины?
— Можете так считать, если угодно, но все знают, что скорее всего это его миссис постаралась. Крепкий орешек наша старушка Мейбл, куда крепче Ферди, а уж злая! Хуже дворовой собаки! Никто не посмел словом обмолвиться о вскрытии, так что сейчас беднягу зарывают в землю.
Лили улыбнулась, не зная, что ответить.
— Кстати, — вспомнила она, — я выхожу у «Мермейдз тейл». Вы не туда едете?
— Почему нет? Все равно в автобусе, кроме вас, ни единой души. Подкачу прямо к крыльцу. Только смотрите, когда будете спускаться, — третья ступенька прогнила.
— Спасибо, постараюсь быть осторожнее.
Водитель снова натянул наушники и принялся подпрыгивать на сиденье. Он остановился через два квартала, как раз перед закусочной для автомобилистов, где подавали лучшие гамбургеры к западу от Силлоу-Ривер и втиснутой в один угол с магазинчиком, в витрине которого красовались визитки мировых судей, исполнявших также обязанности нотариусов.
Лили прикрыла глаза. Автобус тронулся. В голове снова возник Римус, замышлявший очередную интригу.
— Эй!
Она очнулась и увидела молодого человека, садившегося рядом. Оказалось, он переложил свертки на противоположное сиденье и устроился как ни в чем не бывало.
От удивления Лили лишилась дара речи и молча уставилась на парня. Неприятный тип. Не старше двадцати, черные сальные волосы стянуты в хвост, три серебряных обруча болтаются в левом ухе. Темные очки, широкая черная кожаная куртка, бейсболка с логотипом «Иволг»[6].
— Мои пакеты! — всполошилась она. — Зачем вы бросили их туда?
Он расплылся в улыбке, и она увидела в глубине рта золотой зуб.
— Ты ужасно хорошенькая. Я хотел сесть с тобой. Стать немного поближе к такой конфетке.
— Нет, я не особенно хорошенькая и просила бы вас уйти. Здесь много свободных мест.
— Черта с два. Я остаюсь. Может, мне удастся подвинуться еще ближе. Говорю же, ты мне понравилась.
Лили с надеждой взглянула на водителя, но тот был по-прежнему поглощен рок-н-роллом и так подпрыгивал на сиденье, что автобус даже немного кренился в разные стороны. Ей не хотелось ни ссор, ни скандалов. Правда не хотелось.
— Ладно, — примирительно улыбнулась она, — я перейду на другое место.
— Не выйдет, — одними губами выговорил он, схватив ее за руку.
— Немедленно отпусти меня, парень!
— Не выйдет, — повторил он. — Знаешь, мне вовсе не хочется делать тебе больно. Но ничего не поделаешь, хотя жаль, конечно, потому что ты и вправду очень даже ничего. Просто стыд, что приходится идти на такое, но уж очень мне бабки нужны.
— Это… это грабеж?
— Да, не волнуйся, только грабеж, ничего больше. Мне нужен твой бумажник.
Но, говоря это, он выхватил из внутреннего кармана нож, нажал кнопку, и длинное тонкое лезвие угрожающе сверкнуло перед глазами Лили. Теперь она испугалась по-настоящему. Сердце заколотилось, а во рту стало горько.
— Убери нож. Я отдам тебе все, что у меня есть, хоть это не так много.
Заметив, что автобус подъезжает к следующей остановке, он тихо буркнул:
— Прости, для денег времени нет.
Сейчас ее убьют. Нож почти у ее груди. Лили застыла, чувствуя, как снова тянет в швах, но сейчас это не имело значения.
— Ах ты, сволочь! — прошипела она, всадив локоть прямо в его адамово яблоко, а потом под подбородок, так, что голова откинулась. Он издал странный горловой звук, пытаясь втянуть в себя воздух, однако ножа не выпустил.
«Уйди влево, сожмись, сделайся мишенью поменьше».
Она повернулась, ударила кулаком по его правому предплечью.
«Нападай не на оружие. На человека».
Схватив его запястье левой рукой, она ребром правой ударила по горлу. Пока он давился слюной и желчью, она врезала ему в грудь, прямо над сердцем. Нож выскользнул из его пальцев, со звоном ударился об пол и скользнул под сиденье.
Парень все еще задыхался, когда Лили прошипела:
— Не смей близко ко мне подходить, ублюдок!
Он, разумеется, не смог ответить, но Лили этого показалось мало, поэтому она напряженными ладонями ударила его по ушам.
Несостоявшийся убийца взвыл, но изо рта вырвался только хриплый клекот.
Автобус остановился прямо перед «Мермейдз тейл». Водитель, все еще приплясывая, помахал ей в зеркальце заднего обзора. И что теперь делать? Позвать на помощь?
Но последующее уже от нее не зависело. Сообразив, что дело плохо, молодой человек вскочил, подхватил нож, погрозил им водителю, пялившемуся на них широко раскрытыми глазами. По-видимому, теперь ему было не до танцев. Молодой человек взмахнул ножом, помчался к передней двери, выскочил и, перебежав улицу, свернул в переулок.
Водитель вскрикнул.
— Все в порядке, — заверила Лили, собирая пакеты. — Просто грабитель. Но я легко отделалась.
— Нужно вызвать полицию.
Не хватало еще иметь дело с копами. Убийца смылся, а Лили вдруг страшно ослабела, Сердце бухало в ребра, ноги подкашивались. Но спину она держала прямо и, казалось, стала выше, чем пять минут назад. Всего пять минут назад она сидела в пустом автобусе и неизвестно откуда взявшийся парень сел рядом и вытащил нож.
И не важно, что кололо бок, ныли ребра и стреляющая боль пронизывала ее с головы до ног. Она сделала это. Справилась с убийцей. Значит, не забыла все то, чему учил ее брат, после того как она наконец рассказала ему о Джеке и о том, что с ней проделывали.
Тогда Диллон стиснул ее так крепко, что казалось, кости треснут.
— Черт возьми, Лили, больше я никогда не позволю тебе быть беспомощной жертвой. Никогда!
И он учил ее приемам самообороны под восторженный визг двухлетней Бет, таскавшей игрушечного медведя за ногу.
Но не смог научить ее главному: душить страх, лишающий рассудка и способности мыслить, вскипевший при виде ножа, блестевшего в дюйме от груди. Лили справилась сама. Взяла себя в руки. Сумела защитить себя. Она сделала это!
Лили шагала, прямая и высокая, не обращая внимания на боль и легкую тошноту.
— Привет! — сказала она, улыбаясь миссис Блейд, разгадывавшей кроссворд за стойкой.
— Выглядите так, словно выиграли в лотерее, миссис Фрейзер. Я тут совсем запуталась. Преступник. Шесть букв. Не знаете?
— Хм-м… может быть, я? Но в «Лили» всего четыре буквы. Прошу прощения, миссис Блейд.
Лили засмеялась и потащила покупки наверх.
— Знаю! — обрадовалась миссис Блейд. — «Убийца»… нет… вторая «а». Черт!
Наверху Лили подвинула викторианский столик так, чтобы на него падал свет, разложила рисовальные принадлежности. И пусть адреналин бурлит в крови, ей все равно. Главное, что она прекрасно себя чувствует.
И тут рука ее застыла.
Ее картины. Нужно немедленно бежать в музей и убедиться, что картины Сары все еще там. Все восемь. Как она могла думать о Римусе в такой момент?
Или окончательно рехнулась? Ведь можно просто позвонить мистеру Монку и спросить насчет картин. Но что, если ему нельзя доверять… ведь до сих пор оказывалось, что никому нельзя доверять. Он вполне способен солгать. Теннисон или его отец могли выкрасть их прошлой ночью, после того как она ушла из дома, а мистер Монк еще и помогал им.
Нет, кто-то уведомил бы ее, если бы картины пропали. А вдруг они просто позвонили Элкотту или Теннисону? Да, это ее картины, но ведь она больна. Не так ли? Еще одна попытка самоубийства. Не способна справиться со стрессом.
Через три минуты она уже была на улице.