Рош Ха–Шана[6]: две ночи обильная праздничная трапеза. Ханука[7]: вкушать праздничные блюда на масле. Песах[8]: в «Пасхальной Агаде»[9] говорится, что нужно есть праздничную пищу. Суккот[10]: построить сукку[11] и позвать друзей, чтобы поесть в нем. Йом–Киппур[12]: перед праздником съесть «разделяющую трапезу», чтобы подготовиться к посту.
Вижу здесь закономерность. Почему так много еврейских праздников сосредоточены на еде?
Ввиду того, что папа уехал сегодня утром, Джессика пригласила меня на ужин в честь Шаббат, поэтому после школы я сразу отправилась домой, погуляла с Муттом, а потом на такси доехала до Джесс. Также следует заметить, что Нейтан игнорировал меня весь день. И даже когда я в очередной раз пыталась попросить у него прощения, он развернулся и нагло проигнорировал меня.
– Эми, проходи, – сказала мама Джессики, открывая мне дверь своей квартиры на шестом этаже. – Джессика в своей комнате.
Поднявшись по знакомым белым лесенкам, я нашла Джессику за компьютерным столом, сверлящую взглядом клавиатуру своего компьютера.
– Ты же не смотрела опять почту Митча?
Не посмотрев на меня, она ответила:
– Конечно же, я так и поступила. Он даже не догадывается. Я читаю все его письма, а потом помечаю как непрочитанные.
– Джесс, если ты не доверяешь ему, тогда порви с ним.
Она развернулась на стуле, чтобы видеть меня.
– Эми, в канун Нового года он признался, что любит меня. Никто после Того-Самого-Парня не говорил мне, что любит.
Тот-Самый-Парень – это Майкл Гринберг. В прошлом году Джессика лишилась с ним девственности. Сразу после этой грандиозной ночи для Джесс он исчез, сломив ее веру в отношении всех парней. До сих пор она не рассказала мне – лучшей подруге в мире – о произошедшей ситуации с Майклом. И как только я произношу его имя вслух, она пулей вылетает из комнаты.
– Он сказал это в порыве страсти?
– Его руки были под моей кофтой.
Ладно, не буду констатировать очевидное. Типичное «я люблю тебя, давай перейдем на новый уровень». Внимательно посмотрев на Джессику, я поняла, что она больше не хочет об этом говорить.
Я взглянула на её гардероб, чтобы посмотреть, нет ли там новой одежды, которую я могла бы одолжить. Я сразу приметила серую футболку с розовой надписью.
– Где ты раздобыла ее?
– Не знаю, мама купила.
– Она великолепна, – как и всегда, я чувствую себя как дома. Лучшие подруги делятся одеждой, секретами и советами красоты. Полагаю, еще и парнями. Я встречалась некоторое время с Митчем прежде, чем он начал гулять с Джессикой. Я сняла свою кофту и переоделась в серую футболку. Она мне нравилась до тех пор, пока я не посмотрелась в большое зеркало на двери шкафа. Футболка слишком маленькая и ужасно обтягивает мою грудь.
Разочарованная, я сняла футболку и начала изучать свой бюстгальтер, приподнимающий грудь, в отражении зеркала.
– Что ты делаешь?
Уперев руки в бока, я посмотрела на розовое кружево.
– В этом лифчике моя грудь кажется обвисшей? – я приподняла грудь, чтобы посмотреть, как бы она выглядела, если была бы зафиксирована лучше.
– Сейчас она практически прижата к твоему подбородку, – Джессика разочарованно вздохнула. – Я бы хотела иметь грудь как у тебя. Парни любят твою грудь.
– Она обвисает, – сказала я, убрав руки от груди. – Что бы я не делала, они выглядят, словно… весят больше двух килограмм каждая.
Стоит уточнить, что я никогда не взвешивала свою грудь. Уверена, она не весит более двух килограмм. Я повернулась к лучшей подруге.
– Джесс, у тебя великолепная грудь, а главное, она не обвисает.
– Ага, а еще она почти что миф. Моя грудь выглядит потрясающе лишь потому, что на прошлой неделе я купила лифчик Fantasy, – она приподняла футболку, чтобы продемонстрировать мне пуш-ап, в котором ваты больше, чем в зимнем пальто моей мамы. – Мне приходится носить его для того, чтобы создать видимость, что у меня хоть что-то есть.
Дверь спальни Джесс открылась, и вошел надоедливый, чрезмерно энергичный двенадцатилетний брат Бен. Его глаза широко распахнулись, когда он увидел нас в одних лифчиках. Закричав, я прикрыла грудь руками.
– Пошел вон, мелкий нахал, – закричала Джесс, отдергивая футболку.
– Вы сравниваете свои сиськи? – смеясь, спросил Бен. – Эми, а они настоящие?
Мы с Джессикой одновременно схватили подушки с кровати и кинули в дверь, но Бен успел пинком захлопнуть ее.
– Кстати, ужин готов, – заливаясь смехом, крикнул он.
Когда несколькими минутами позже мы спустились на кухню, Джесс, прежде чем сесть на свое место, ударила своего брата по затылку.
– Ой!
– Если в следующий раз ты не постучишь прежде, чем войти, я сфотографирую тебя в душе и разошлю фото по почте всей школе.
– Перестаньте, – сказал мистер Кац, надевая кипу[13] и жестом призывая Бена сделать то же самое.
На кухне Джесс и я расставляли чашки, наполненные яблочным супами маца, на стол.
Миссис Кац, поставив два подсвечника Шаббат со свечами, начала искать спичечный коробок в буфете.
– Эми, не хочешь ли ты воздать почести?
Я? Обычно я смотрю, как Джессика или ее мать зажигает свечи, и молюсь на иврите.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
Комнату наполнила тишина. Прочистив горло, я чиркнула спичкой по коробку и зажгла свечи. Когда они загорелись, я прикрыла руками глаза и произнесла:
– Baruch ata Adonai Eloheinu, melech ha'olam, asher kid'shanu b'mitzvotav v'tzivanu ll'hadlik ner shell Shabbat. Благодарю Тебя, Господь, Бог наш, Король Вселенной, тот, кто делает нас святыми через Свои заповеди и приказывает разжигать свет Шаббат.
Оставив свечи в углу, я заняла свое место, когда миссис Кац спросила меня:
– Эми, ты загадала желание?
– Желание?
– Да, над свечами. По нашему обычаю, после молитвы мы молча обращаемся с просьбой к Богу. Или же благодарим Господа... можно сказать все, что у тебя на сердце.
Поднявшись и вернувшись к горящим ярко-желтым свечам, я закрыла глаза и подумала о том, чего бы мне хотелось сказать.
– Попроси Бога, чтобы ортодонт Бена нечаянно завязал его рот в узелок, – сказала Джесс.
– Попроси, чтобы у Джесс, наконец-то, выросли сиськи, – передразнил Бен.
Не обращая на них внимания, я сказала Богу: "Пожалуйста, позаботься о моей Софии в Израиле. У нее рак и ей нужна твоя помощь. А еще, спасибо за то, что эта семья пригласила меня на ужин, и я не одна".
Я посмотрела вверх, ожидая увидеть, что все смотрят на меня, желая узнать, что же я попросила. Но никто не смотрел на меня. Они уважают мое личное Шаббат желание и благодарности Богу. Я люблю Джессику и ее семью. Даже Бена.
– Я видел, как напряглись сиськи Эми, – сказал Бен, играя бровями и не отводя от меня взгляда.
Ладно, возможно, всех, кроме Бена.
Миссис Кац хлопнула рукой по столу.
– Могу я почтить Шаббат, пожалуйста?
– Слушайтесь свою маму, – вмешался мистер Кац. Встав, он поднял серебряный Шаббат кубок для вина и налил красное вино почти до самых краев. – Baruch ata Adonai Eloheinu, melech ha'olam, boray pri ha–gafen. Amen.
После того как он сделал глоток из кубка, он передал его по кругу, чтобы все остальные могли сделать тоже самое. Бен сделал большой глоток, жадно отхлебнув вино, но затем поперхнулся, забрызгав белую скатерть.
Джессика, закатив глаза, сделала глоток и передала кубок мне. Я не пью вино, но это такое сладкое, словно сладкий детский сироп от кашля.
Бен поднял вышитую ткань, покрывающую халу – хлеб Шаббат – умело украшенную плетением в кошерной пекарни ниже по улице.
– Baruch ata Adonai Eloheinu, melech ha'olam, ha–motze lechem min ha'aretz, – сказав это, он повысил голос. – Aaa, aaah, maaaaaaiiiiinnn.
Мы вместе с Джесс сказали «Аминь».
Бен, отломив кусок халы, бросил каждому по небольшому ломтику. Думаю, он пытался попасть в мой лифчик, но я не уверена.
А когда очередь дошла до Джесс, он буквально кинул в нее куском халы. Думаю, ребенку нужно посетить сеансы терапии или же, по крайней мере, изолировать от общества пока ему не стукнет восемнадцать.
– Эми, как проходят твои религиозные уроки? – спросил мистер Кац, зачерпнув полную ложку супа маца.
– Хорошо. Раввин Глассман очень славный.
Миссис Кац положила ладонь поверх ладони мужа.
– Знаешь, а ведь он поженил нас. Двадцать два года назад.
Интересно, смог бы раввин в один прекрасный день провести мою свадебную церемонию?! Невзирая на то, что это не правоверно, он не будет проводить церемонию между евреем и не-евреем.
Он человек самых строгих правил, и даже когда его сестра выходила замуж, он не пришел на свадьбу, потому что она выходила за христианина. Я хочу выйти замуж за еврея и у меня есть множество доводов: во-первых, для меня очень важно, чтобы мои дети были евреями; во-вторых, для меня не менее важно, чтобы моя семья не ела свинину, креветки и... не смешивала мясные и молочные продукты.
– Пойдешь завтра на концерт молодежной группы? – спросила миссис Кац.
Джессика, кивнув головой, повторила вопрос:
– Эми, ты пойдешь?
– Вообще-то я не планировала.
– Ты должна пойти. Будет весело.
После ужина мы с Джесс уговорили ее родителей отпустить ко мне домой на ночевку. Остаток вечера – вечера без Бена – мы провели в разговорах о парнях, бюстгальтерах и книгах до тех пор, пока не наболтались вдоволь.
После мы достали мороженое, включили фильм, и пока мы его смотрели, я старалась убедить Джессику позвонить Митчу. Он не отвечал на звонки, поэтому она попыталась позвонить ему домой. К сожалению, она наткнулась на рассвирепевшего отца Митча, который был далеко не в восторге от звонка после одиннадцати. Он даже не сказал ей, дома Митч или нет.
Чем заняться двум подросткам без родителей в одиннадцать часов вечера? Вдруг мне в голову пришла великолепная идея.
– Давай позвоним моей двоюродной сестре в Израиль. Там сейчас только восемь, а может чуть больше.
Не успела Джесс сказать, что это ужасная идея, как я уже набирала неимоверное количество цифр, чтобы позвонить в Израиль.
– Алло? – ответила моя Дода Юки.
– Дода Юки, это Эми! – прокричала я в трубку.
–Ах, Amy'leh. Mah nishmah? – женщина думает, будто я свободно говорю на иврите, но на самом деле папа сказал мне, что «Mah nishmah» значит «Как дела?». Это одна из самых важных фраз у израильтян.
– Превосходно, а О’Снат дома?
– Она рядом. Передай Абе, что я люблю его, tov?
–Tov.
– Эми? – спросила О’Снат.
– Она самая, твоя американская племянница. Помнишь меня?
– Тебя забудешь! Наши овцы до сих пор имеют Mohawk от твоей стрижки.
Ха-ха. Очень остроумно. Ладно, мне еще не хватает мастерства стрижки овец, но, тем не менее, я приложила титанические усилия.
– Mah nishmah?
– Ah, evreet shelach mitzuyan.
– Ладно, заканчивай с ивритом. Ты же знаешь, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Как Эйви?
– Выглядит горячим.
– Ты видела его?
– Ага. Разве он не позвонил тебе после базовой подготовки?
Нет.
– Уверена, он был занят, – он писал, что вернется к базовому обучению через неделю. Интересно, что он делает дома? Более того, мне интересно, почему он не позвонил мне. Знаете, говорят: «Если ты ему нужна – из-под земли достанет, нет – ему и не нужна твоя инициатива».
На душе появилось неприятное ощущение, но я все равно продолжила разговор с О’Снат, а после и с Софией, моей бабушкой, которая сказала мне, что врачи думают, что после последнего сеанса химиотерапии опухоль уменьшилась. Она утверждает, что все в порядке, но ее голос ослаб по сравнению с последним нашим разговором. Я пообещала, что позвоню на следующей неделе, а она пообещала, что останется сильной и здоровой до моего приезда в Израиль следующим летом.
Джесс, пролистывая мой CD–лист, выглядела еще более подавленной, нежели я. Вдруг меня озарила идея.
– Попробуй написать Митчу.
– Я уже пыталась. Он не ответил.
Взяв ее телефон, я начала набирать сообщение.
Джесс села на кровать рядом со мной.
– Что ты делаешь?
– Привлекаю внимание твоего парня.
Митч одержим своим телефоном. Наверняка он взял его с собой. Если он специально игнорирует Джесс, я убью его.
Я: Митч, это Эми. Джесс целуется и обнимается с другим парнем.
Митч: Что?
Я: Расслабься, я просто шучу. Где ты?
Митч: В кино с друзьями. Не могу говорить.
Я: Позвони своей девушке завтра. Или пригласи куда-нибудь.
Митч: Не пугай меня, Эми.
Я: Я пугаю тебя?
Митч: Ты больше лаешь, нежели кусаешься.
Я: Я не кусаюсь.
Митч: Я знаю тебя, ты кусаешься.
Вернув телефон, я посмотрела на Джесс.
– Он сказал, что завтра позвонит.
– Правда? – спросила она, с глазами полными надеждой. – Где он?
– В кино с друзьями.
– Я недавно говорила с ним. Он ничего не говорил о кино. С каких это пор я не могу пойти с ним и его друзьями в кино?
Я пожала плечами. Я не могу понять своего собственного парня. Откуда же мне знать, что Митч думает о ней?
Лежа поздно ночью в кровати, я думала об обещаниях, которые забыла взять с Эйви. Может быть, я заблуждаюсь, и он вовсе не ждет моего возвращения в Израиль? Если он не думает обо мне, то почему я так одержима им?