Как снег на голову

9. Сладости и радости

Ну какая же она все-таки сладкая… Страсть как хочется лизнуть.

Почему-то мне казалось, раз никто такую красотку не присвоил, значит там, под моим плотным халатом, скрывается явный дефект. Из нереального — третья грудь или конский член. А что, в наше суровое время возможно все!

Пока она переодевалась, я делал вид, что занят более интересными делами, чем подсматриванием. Но стоило ей сбросить халат, и я уставился в защитное стекло духового шкафа, которое отлично передавало картинку. Там не просто все супер, а там прямо супер-пупер. Аккуратная попочка сердечком, длинные стройные ножки, ровная спинка с ямочками на пояснице… и грудь промелькнула, размера третьего…

Уууу!!! Вою голодным волком.

Внутренний голос ворчит: «Жданов, Жданов… ты ведешь себя, как юнец в пубертатном периоде. Еще начни шутить, как задрот, типа: 'Как спасти девушку от изнасилования? Уговорить». Головой понимаю, что веду себя неадекватно, не свойственно самому себе, но ничего не могу с эти поделать.

Ничего лучше не приходит в голову, как увести ее в более располагающее к близкому общению помещение — гостиную.

Как она вовремя подвернула ногу… Мну ее, и мысленно кончаю. Тонкая щиколотка, аккуратные пальчики, размер ноги, не больше тридцать седьмого… провожу рукой выше… гладкая бархатистая кожа голени и округлые коленки…

— Красивая… — шепчу.

— Елка? — Юленьку снесло волной удовольствия. Она расслаблена по максимуму.

— Ножка… — медленно провожу отросшей бородой по гладенькой ножке, чтобы повернуться и посмотреть ей в глаза.

Взгляд с поволокой медленно сменяется на встревоженный. Что она видит в мое, неизвестно. Освещения от елки и камина недостаточно, чтобы рассмотреть там похоть. Но, видно от меня исходит такая энергетика, что закачаешься.

Юля пытается выдернуть ногу, но я крепко удерживаю одной рукой, а второй, ласково поглаживая, успокаиваю:

— Спокойно, это же просто комплимент. Разве тебе не делали комплименты? Такая красивая девочка их должна каждый день сотнями исчислять.

— Может быть и делали, когда я была помоложе, — глазки блестят. Пьяненькая, но бдительная. Это хорошо… нечего перед всеми подряд светить такой красотой. А передо мной можно. Я же не все! Может у меня намерения самые что ни на есть серьезные…

— А сколько тебе лет? — приподнимаю бровь.

— А тебе? — зеркалит.

— Я первый спросил, — расплываюсь в игривой улыбке.

— А я первая переспросила.

— Ладно… я отвечу, только и ты потом дашь ответ. Ок? — кивает. — Мне тридцать девять, — наклоняю голову чуть на сторону, даю понять, что теперь ее очередь.

— Тридцать, — говорит на выдохе.

Внутренний голос удивленно: «Сколько? Не дал бы больше двадцати пяти!».

А рот произносит другое:

— Никогда бы не дал. Но это однозначно лучше, чем семнадцать, — смотрю на нее снизу вверх пожирающим взглядом, — не посадят за совращение…

Нога в моей руке напрягается.

— Ты хочешь меня совратить? — мне показалось, или произнесла она это с нотками возбуждения. Чувствую, как побежали мурашки по ноге. Надеюсь, не от страха.

— Я хочу тебя… — замолкаю, подбирая правильные слова, но даже неоконченная фраза звучит многообещающе, — удивить, заласкать, впечатлить… но сначала, закончим массаж.

Возвращаю свои руки на ступню. Разминаю ее, потом подушечки под пальцами, сами пальчики… Юленька, постанывая от удовольствия, растекается по креслу.

— Расскажи что-нибудь о себе? — бормочет полусонно.

— Да что говорить? Вот он я, такой, какой есть…

Щенок растянулся на ковре прямо у камина и меня это немного напрягает. Он — третий лишний.

— Стой, никуда не уходи, — даю указания Юле, поднимаясь.

— Ты куда? — хлопает сонно глазками.

«Не уплывай, все самое интересное впереди», — даю ей мысленные обещания.

— Собаку пристрою, и вернусь, — подхватываю щенка и несу в прихожую.

Достаю старое клетчатое одеяло, складываю в несколько раз и, посадив на него пса, даю наставления тыча в него указательным пальцем:

— Ты спишь здесь, понял? Шаг влево, шаг вправо, и ты на улице. Усек? — собака издала лишь недовольный звук и, покрутившись на одеяле, улеглась в удобной позе. — Вот и отлично!

Ищу в куртке презик… на всякий случай. Кладу в карман. Может Юленька сжалится надо мной? Иначе к утру помру от переизбытка тестостерона.

Захожу в гостиную. Поджав ноги, сидит моя красавица, откинув голову на спинку кресла. Спит? Нет, так я не играю… А как же сладкое?

Наклоняюсь над ней, провожу руками от голени до бедра. Вздрагивает.

— Спишь? — интересуюсь.

— У-у, — отрицательно мычит и отрывает глаза.

— Иди ко мне… — маню ее пальцем. Сажусь на ковер, только теперь опираюсь о диван, прямо напротив камина.

Жду… Как же поступит моя гостья? Видно, сомневается. Ну, давай! Соверши хоть один сумасбродный поступок в жизни! Вот не верю я, что она из тех девушек, которые легко идут на контакт и готовы к любым поворотам судьбы. Почему-то мне кажется, что она из стеснительных, не умеющих себя правильно презентовать, с заниженной самооценкой, но при этом с охрененными данными. Так бывает… Может родители клевали, создавая комплексы, а может в детстве была неказистой? Но теперь-то, просто огонь! Только никто не говорит об этом… правильный… такой, как я. Дамы мне всегда ставили в укор мое завышенное самомнение. А почему нельзя любить себя? Это что, порок?

Юля смотрит на меня через полуопущенные ресницы. Проводит большим пальцем по нижней губе, словно все еще раздумывает.

— Подойди, я что-то скажу тебе на ушло? — решаю приманить.

— Говори, я и отсюда слышу, — прикусывает ту самую губу, по которой только что проводила пальцем, пытается скрыть улыбку.

— Это секрет, — шепчу загадочно.

Медленно съезжает с кресла на ковер, становясь на четвереньки и крадется ко мне, как кошка.