6

На следующее утро, приехав на работу, Гвендолин увидела, что Даниел стоит возле ее письменного стола и недовольно хмурится.

— Простите. Я опоздала, да?.. — начала она, заметив выражение его лица.

Он сразу же тепло улыбнулся.

— Неужели вы подумали, что я могу быть недоволен вами? Если так, то мне не удалось произвести на вас хорошее впечатление... Нет, вы не опоздали, меня просто тревожит одно предположение. И касается оно Эрвина Шроттера...

Гвендолин совсем не удивили слова Хартли. Напротив, странно было, что он сих пор не произнес ничего подобного. Она уже давно подозревала Эрвина в нечистоплотности, но Чарлз Конрад, наверняка зная о всех нарушениях, происходящих на студии, предпочитал в последнее время не обращать на них внимания.

— У вас есть срочные дела или вы можете составить мне компанию? — неожиданно спросил Даниел и объяснил: — Я хотел бы съездить в один загородный клуб.

От такой резкой смены тем да и от самого предложения Гвендолин пришла в растерянность и почувствовала, как краска заливает лицо.

— Если вас что-то смущает, то можете не ехать, — успокоил ее Даниел. — Я просто подумал, что вам будет приятно немного отдохнуть после приведения в порядок всей документации студии за много лет.

Гвендолин порядком удивило упоминание о работе, которой она занималась по вечерам, чтобы новому владельцу компании не в чем было упрекнуть Чарлза Конрада. Девушка и не подозревала, что тому известно, как много времени она на это потратила, и вот теперь его любезность по отношению к ней заставила Гвендолин почувствовать к нему расположение. Ей вспомнилось, как в самом начале, когда Хартли только приехал, она сочла, что он враждебно к ней настроен. Сейчас ей подумалось, что первое впечатление было скорее всего результатом смертельного страха быть узнанной.

— Ну, если только вы уверены, что я не буду помехой, — нерешительно ответила Гвендолин.

Даниел в упор посмотрел на нее каким-то особенным взглядом, от которого ее сердце застучало в груди так, что удары отдались в голове.

— Мне кажется, что вряд ли найдется мужчина, способный счесть вас помехой, Гвендолин, — серьезно произнес он. — Если все же такие и есть, меня едва ли можно отнести к их числу.

Будь на его месте кто-нибудь другой, подобное замечание показалось бы ей намеренно-игривым. Но трудно было заподозрить, что Даниел Хартли может флиртовать с ней, а потому она с трудом сглотнула и хрипло произнесла:

— Я только возьму сумочку.


Сегодня он опять приехал на работу на джипе, и Гвендолин порадовалась, что юбка в складку позволила ей самостоятельно забраться на высокое сиденье. Хотя было очень приятно, что Даниел вежливо придержал для нее дверцу.

Она хотела закрыть дверцу. Но он остановил ее, легко коснувшись руки, и наклонился, поправляя подол юбки, чтобы не прищемить его.

— Какие у вас тонкие запястья и щиколотки, — произнес он, с улыбкой глядя ей в глаза. — Встречаясь с женщинами такого деликатного телосложения, мужчины сразу чувствуют себя мужественными защитниками и даже настоящими героями.

Рука Даниела все еще прикасалась к ее руке, и жар его тела проник сквозь тонкую ткань ее блузки. Неожиданно ей со всей ясностью припомнилось, как он дотрагивался до нее в тот вечер на банкете, как его пальцы сжали ее запястье, и Гвендолин внезапно почувствовала себя слабой и беззащитной.

Не отдавая отчета в своих действиях, она резко отшатнулась, а кровь отхлынула от ее лица. В ту же секунду Даниел нахмурился, отпустил ее руку, закрыл дверцу и, обойдя машину, уселся на место водителя.


В загородный клуб они ехали в полном молчании, и Гвендолин лихорадочно пыталась унять сотрясающую ее дрожь. Всего несколько минут назад она напрочь забыла о своем прошлом, забыла обо всем, кроме ощущения, переполнившего ее, когда он посмотрел на нее пристально и проникновенно.

Ну почему она реагирует на его присутствие подобным образом? Да, конечно, он весьма и весьма привлекательный мужчина. Но ведь до этого ей не раз доводилось встречать не менее привлекательных мужчин, и никогда гормоны не вытворяли с ней ничего подобного.

Впрочем, возможно, причина кроется в другом. Ее тело инстинктивно узнало его, вспомнив ту ночь. Ее подсознание, ее женское «я» уже знакомо с ним. Может быть, все это происходит потому, что... Нет, это невозможно! Если она не помнит того, чем они занимались, то, ясное дело, в подсознании тоже ничего не должно было сохраниться. Не говоря уже о том, что эти глубинные, как бы не воспринимаемые ею воспоминания, даже если они и существуют, просто не могут вызывать такого волнения, которое она теперь постоянно испытывает, находясь рядом с ним.

Гвендолин пришла в полное отчаяние. После пяти лет, когда она уверилась, что способна полностью контролировать свои чувства, вдруг начала реагировать на присутствие мужчины столь откровенным образом, тем более на присутствие именно этого, а не какого-нибудь другого мужчины! Ведь это тот самый человек, которого она поклялась навсегда забыть и которого должна была бы ненавидеть.

И все только из-за того, что он сделал ей комплимент, что несколько мгновений он смотрел на ее губы так, словно... Гвендолин сглотнула. Словно что? Словно представлял, что она почувствует, когда он поцелует ее...

Перестань, перестань немедленно! — мысленно воззвала она к себе. Да что же с ней происходит? Почему собственные чувства предают ее здравый смысл и самообладание?


«Лендровер» остановился, и Гвендолин вздрогнула, с удивлением обнаружив, что они уже доехали до места назначения — окруженной ажурной решеткой огромной территории, на которой располагалось приземистое белое здание с открытыми террасами, внутренними двориками и бассейнами. Судя по количеству роскошных машин, среди которых их джип казался бедным провинциальным родственником на великосветском балу, в клубе собралась довольно значительная компания.

Гвендолин решила было самостоятельно выбраться из машины, но на этот раз Даниел остановил ее:

— Подождите минутку, я помогу вам.

Она затрепетала прежде, чем он открыл дверцу с ее стороны и протянул руки, чтобы, обхватив за талию, поднять и легко поставить ее на землю.

— С вами все в порядке? — Голос Даниела звучал странно обеспокоенно.

Утвердительно кивнув, Гвендолин ощутила, как жаркий румянец заливает ее щеки. Какую же глупость она совершила! Разве не твердила себе тысячу раз, что если он не узнал ее с самого начала, то не узнает вообще, если только она не заставит обратить на себя внимание? И вот, пожалуйста, держится как идиотка. Неудивительно, что он уже спрашивает, все ли с ней в порядке.

Они пошли по дорожке, обсаженной розами, к входу в здание, около которого толпились по-весеннему ярко одетые веселые люди. Не менее праздничная атмосфера царила и внутри клуба. А наиболее жизнерадостные из присутствующих здесь молодых людей с шумом и визгом плескались в бассейне. Их то и дело снимали двое операторов, в которых Гвендолин узнала коллег со студии. Чуть в стороне суетились осветители, перетаскивая софиты в глубь здания, где, видимо, должна была продолжаться съемка.

Гвендолин сразу поняла, почему Даниел предложил ей приехать сюда. Не только забота о ее отдыхе была тому причиной. И она тут же нашла этому подтверждение, увидев среди собравшихся Эрвина Шроттера с бокалом в руке.

Тот в свою очередь тоже заметил их и не торопясь направился к ним, с вызовом глядя на Даниела. Взгляд, которым он одарил Гвендолин, заставил девушку сжаться в комочек и отвести глаза.

Она всегда очень смущалась, когда мужчины смотрели на нее с откровенным желанием, словно оценивая. Тем более такие, как Шроттер. Каждый раз ей становилось настолько не по себе, что хотелось убежать и прятаться. Она чувствовала себя беззащитной и одновременно виноватой, словно сделала что-то недопустимое, отчего мужчины теперь имеют полное право смотреть на нее столь бесцеремонным, откровенным взглядом... Так, наверное, жертва насильника полагает, что спровоцировала своего истязателя, хотя и недоумевает, как это могло произойти.

Гвендолин прекрасно сознавала, что причина ее страхов кроется в той ужасной ночи, которую она провела с Даниелом, точнее, в ее безответственном, безнравственном поведении.

Она старалась не смотреть на Эрвина Шроттера и была потрясена, когда Даниел встал так, что почти загородил ее от него, словно почувствовал ее смятение и захотел успокоить, защитить...

Опять глупые мечты и нелепые домыслы, обругала она себя. Но все равно никак не могла отделаться от мысли, что Даниел стоит совсем рядом, и чувствовала смущение. Когда она нерешительно сделала шаг назад, инстинктивно пытаясь не только отдалиться от него, но и отстраниться от собственных фантазий, от своей реакции на его близость, их взгляды встретились. Всего лишь на миг — но этого оказалось достаточно, чтобы остро почувствовать: она — женщина, а он — мужчина рядом с ней.

Все это становится уже смешным, подумала Гвендолин, опуская глаза. Получается, что я позволяю прошлому влиять на мое поведение и определять мое отношение к людям.

Даниел выслушивал объяснения Эрвина с бесстрастным видом. И тот, поначалу державшийся весьма уверенно, потом начал сбивчиво оправдываться, объясняя присутствие на частном мероприятии — праздновали рождение близнецов у одного из членов клуба — сотрудников студии тем, что подобная подработка считалась в последние два года чем-то почти узаконенным...

Когда они покидали клуб, у Шроттера не осталось уже никаких сомнений относительно того, кто теперь хозяин компании и какие требования он предъявляет к сотрудникам, а также какова его собственная дальнейшая судьба.

Идя по зеленой лужайке к «лендроверу», Гвендолин и Даниел должны были пройти мимо группы парней, о чем-то весело беседующих друг с другом. Инстинктивно девушка постаралась обойти их так, чтобы оказаться как можно дальше от них. И, уже завершая свой маневр, внезапно почувствовала, что Даниел слишком пристально смотрит на нее, и густо покраснела.

Привычка держаться подальше от мужчин стала у нее уже автоматической, но не потому, что она боялась их. Нет, причина крылась в отвращении к самой себе, которое она испытывала с тех самых пор, как... как обнаружила себя в постели Даниела. Отвращение лишь усилилось после оскорбительных замечаний, которые делал на ее счет Юджин. Тогда она поклялась, что никогда не даст ни одному мужчине повода думать, будто она поощряет его, позволяя считать себя доступной.

Гвендолин поспешила отвернуться от Даниела, и сердце ее учащенно забилось, справляясь со страхом и смущением. Она видела любопытство в его взгляде, странную задумчивость, с которой он наблюдал за ее действиями, за ее напряженной походкой, пока она обходила парней, которые даже головы не повернули в ее сторону.

К тому времени, когда они дошли до «лендровера», Гвендолин совсем разнервничалась. Нисколько не заботясь о том, что ее поспешность может показаться странной, она забралась на сиденье и застыла, дожидаясь, пока Даниел не спеша усядется рядом с ней.

— Смотрите-ка, этот Шроттер, похоже, считал, что ему все позволено, — удивленно заметил Хартли и показал на микроавтобус с эмблемой студии, в который спешно грузили оборудование. — Хваткий парень, ничего не скажешь!

Гвендолин, занятая своими мыслями, могла только кивнуть в ответ.

— Послушайте, Гвендолин, если кто-либо из мужчин, работающих в компании, ведет себя недопустимым образом по отношению к сотрудницам, я хотел бы непременно знать об этом. Не только потому, что не одобряю типов, проявляющих к женщинам неприятное им повышенное внимание, но и потому, что из-за этого моему бизнесу может угрожать вполне реальная опасность.

Гвендолин, закусив губу и сжав руки, отрицательно покачала головой. Она знала, что если кто из мужчин и поддразнивает иногда сотрудниц компании, то не проявляет при этом агрессивности или излишней настойчивости. За исключением, конечно, Шроттера. Но девушка не стала бы кривить душой для того лишь, чтобы оправдать свое смущение.

— Наши... наши сотрудники ведут себя вполне корректно, — тихо ответила она.

После небольшой паузы Даниел сухо поинтересовался:

— Это относится и к Шроттеру?

Когда она повернула голову, оказалось, что он смотрит на нее. Это был испытующий, внимательный взгляд, который, если бы не проклятое прошлое, Гвендолин позлила бы себе истолковать так: нет на свете ничего, даже самых сокровенных мыслей, которые она не могла бы доверить ему. Острая тоска заполонила ее сердце, словно облака заслонили солнце, и настроение Гвендолин сразу же упало.

— Эрвин не относится к числу приятных мне людей, — сказала она и быстро добавила: — Но что касается его профессиональных качеств...

Даниел не дал ей договорить.

— Давайте смотреть правде в глаза: когда Шроттер встречается с заказчиками, он фактически выступает от лица нашей студии и по нему судят о компании в целом.

— Все это так, — согласилась Гвендолин. — Но некоторые подчиненные готовы носить его на руках. К тому же не так-то просто будет найти кого-нибудь на его место.

— Да, это будет нелегко. Но поверьте моему чутью, на Шроттере свет клином не сошелся.

Вполне возможно, мысленно согласилась с ним Гвендолин. И вдруг подумала, что преувеличенное самомнение и уверенность в своем превосходстве, которые так не нравились ей в Эрвине, она отметила и в самом Даниеле в ту первую их встречу. Он вел себя нагло по отношению к ней и с легкомысленным пренебрежением. И не важно, что она это вполне заслужила...

Как же теперь нелегко примириться с тем, что тот самоуверенный наглец и джентльмен, сидящий сейчас рядом с ней за рулем «лендровера», — один и тот же человек!

Впрочем, пять лет — это немало, напомнила она себе. За такой срок система ценностей у человека может измениться, как и его отношение к женщинам.

Сейчас она радуется, что так доверительно разговаривает с ним. Однако страх перед тем, что может произойти, если Даниел повнимательнее посмотрит на нее и узнает, никуда не исчез. Если случится то, чего она так опасается, все, ради чего она трудилась, пойдет насмарку! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы сложилась ситуация, в которой ей пришлось бы вновь испытать то унижение, которое она изведала, проснувшись утром в его спальне!


Остановив «лендровер» немного не доезжая до здания компании, Даниел предложил:

— Давайте посидим в кафе.

Гвендолин нерешительно кивнула и, когда он помог ей вылезти из джипа, робко оперлась на протянутую ей руку.

Когда они были уже в дверях, какой-то посетитель, шедший им навстречу, чуть не сшиб их. И Даниел инстинктивно обнял девушку и прижал к стене в двух шагах от входа. Здесь царил полумрак, и их не сразу можно было заметить. Они словно оказались вдали от суетного мира.

Даниел по-прежнему не разжимал объятий.

— С вами все в порядке? — спросил он.

— Да-да. Все хорошо. Не беспокойтесь...

Боже, неужели это она так дрожит? Если да, то заметил ли Даниел? Наверняка заметил и подумал... От смущения у Гвендолин закружилась голова. Она была не в силах пошевелиться или заговорить, слишком ясно сознавая, как близко от нее он сейчас стоит. И смотреть ему в глаза тоже не могла, поэтому уставилась прямо перед собой.

Это было ошибкой: оказалось, что ее глаза находятся как раз на уровне его обнаженной шеи. Кожа была гладкой и загорелой. И Гвендолин вдруг с ужасом поняла, что ей хочется дотронуться до него, погладить, прикоснуться к нему! Она торопливо сглотнула, мучаясь оттого, что кровь бешено стучит в висках.

Грудь Даниела вздымалась при каждом вдохе, завораживая ее. Когда-то давно она вот так же стояла, прижавшись к этой груди, когда-то эти руки обнимали ее, прикасались к ней, ласкали ее...

— Уэнди...

Что-то невыразимо узнаваемое было в том, как он назвал ее сейчас по имени, и Гвендолин мгновенно вернулась с небес на землю. Она решительно высвободилась из его рук, не сводя с него испуганно расширенных глаз.

— Я... я должна идти... Немедленно!..

Она услышала свой голос и сразу поняла, что бормочет несусветную чушь. Но от страха и беспокойства язык стал неповоротливым, как и тело. Она неуклюже протиснулась мимо Даниела к двери, стараясь не прикасаться к нему, словно это грозило ей смертью.

По шагам позади себя она догадалась, что Хартли последовал за ней. Во рту у Гвендолин пересохло, все мускулы заныли от невыносимого напряжения...

— Машины, значит, сегодня у вас нет, — прокомментировал Даниел, когда, высадив ее перед входом в офис, не заметил знакомого синего «форда» на привычном месте.

— Нет! — отрывисто подтвердила Гвендолин. — Она на техосмотре. Оскар заедет за мной после работы.

Она вспыхнула, изо всех сил прикусив нижнюю губу. Зачем только понадобилось упоминать об Оскаре? Ведь она уже давно не девочка, зря пытается произвести впечатление на Даниела, упоминая имя жениха, которого и женихом-то не назовешь. Ведь Даниел даже и не собирался подвозить ее домой. Он всего лишь предложил посидеть в кафе, только и всего!

— Я поеду переоденусь и вернусь около половины второго.

Ей показалось или голос Даниела прозвучал резче и холоднее, чем минуту назад?


Чуть позже, усевшись за свой стол, Гвендолин несколько раз принималась искать ответ на вопрос: а чего, собственно говоря, она так боится? Совершенно очевидно, что Даниел не узнал ее, и, даже если предположить, что его влечет к ней — хотя это едва ли соответствует действительности, — абсолютно ясно, что он не из тех, кто отбивает чужую невесту. Итак, что же приводит ее в трепет? Почему каждый раз, когда Даниел подходит к ней, она превращается в нечто напоминающее трясущееся желе?

Гвендолин уже догадывалась, в чем причина, и это отнюдь не радовало. Она закрыла глаза, не в силах подавить боль и стыд, охватившие ее. Ведь Даниел был ее первым мужчиной, ее единственным мужчиной, даже если она и не помнит ничего о той ночи. Вот, должно быть, почему тело так реагирует на его близость, вот почему она так нервничает в его присутствии. Вероятно, на каком-то неведомом, глубинном, атавистическом уровне тело ее до сих пор не может забыть того, что связало их в ту далекую ночь...

Три часа спустя, наблюдая за смеющимися и весело болтающими людьми, Гвендолин подумала, что решение Даниела собрать всех сотрудников, чтобы с честью проводить Чарлза Конрада, было совершенно правильным.

Несмотря на то, что поначалу Чарлз испытал настоящее потрясение, почти с неохотой позволяя вовлечь себя в происходящее, было ясно, что его тронули чуткость и внимательность подчиненных, их желание сделать ему приятное.

Когда вручали кубок с выгравированными на нем датами и названием студии, на глазах Чарлза Конрада выступили слезы. Гвендолин в очередной раз восхитилась Даниелом, когда в своей короткой речи он не упомянул причину, по которой мистер Конрад принял решение оставить компанию, предпочитая все внимание уделить заслугам своего предшественника.

Наблюдая за Хартли, Гвендолин неожиданно поймала себя на мысли, что лучше бы он был не столь приятным и обходительным, а походил на того, каким предстал перед ней на роковом для нее банкете. Теперь же, когда она ближе узнала его, просто не верилось, что это тот самый мужчина, который так безжалостно обошелся с ней той ночью.


К половине пятого прощальное торжество подошло к концу. Чарлз Конрад уехал одним из первых. За ним потянулись сотрудники студии, радуясь возможности пораньше уйти с работы накануне выходных. Нанятые официанты начали складывать столы и стулья, собирать остатки еды и использованную посуду.

Обыкновенно Оскар покидал свой офис около пяти, так что Гвендолин рассчитывала, что он появится у нее где-то в половине шестого.

Автомастерская закрывалась по пятницам в шесть. А это означало, что она вполне успевала забрать свой «форд».

Даниела не было видно, и Гвендолин решила, что он тоже уехал. Однако когда зашла в приемную, намереваясь закончить работу, которую начала с утра, то с удивлением увидела, что дверь в кабинет, в котором раньше работал Чарлз Конрад и который теперь принадлежал Даниелу, открыта. А сам он — без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами — сидит за новеньким письменным столом, разложив перед собой целую кипу бумаг.

Вероятно, он услышал, как она вошла, потому что отложил бумаги и поднял на нее глаза.

— Жених еще не приехал?

Гвендолин помотала головой.

— Он появится не раньше половины шестого. И я подумала, что успею просмотреть еще одну заявку.

Пока она говорила, Даниел поднялся из-за стола и потянулся. Гвендолин услышала, как хрустнули его суставы, и поспешно опустила глаза, испытывая ненависть и отвращение к себе из-за мыслей о том, какой он большой и сильный, какая гладкая у него кожа, стройная и мужественная фигура.

— А я как раз собрался приготовить себе кофе. Вы не выпьете со мной?

Чарлз Конрад, несмотря на всю его вежливость и демократичность, никогда не предлагал ей такого. Гвендолин даже открыла от удивления рот. А Даниел, приняв молчание за согласие, прошел мимо нее в небольшой закуток, где секретарша обычно варила кофе, и, как ни в чем не бывало, включил кофеварку.

Гвендолин села за свой стол. Она чувствовала уже ставшее привычным смущение от того, что Даниел находится совсем близко. Она словно видела, как он готовит кофе, и никак не могла сконцентрироваться на том, что делает.

Задолго до того, как Даниел подошел и поставил на ее стол чашку с кофе, она уже знала, что он направляется к ней.

— А чем вы собираетесь заняться сегодня вечером — вы и ваш жених? — как бы между прочим поинтересовался он, возвышаясь нал ней.

Гвендолин нахмурилась, с удивлением поняв, что не может вспомнить этого. Затем сообразила, что сегодня пятница и мать Оскара играет в бридж. Это означает, что он должен будет отвезти мамочку к ее друзьям, а потом привезти обратно домой. Следовательно, сегодня они никуда не идут.

Странно, но ей не хотелось объяснять все это Даниелу, и она постаралась придумать правдоподобный в данной ситуации ответ.

— Пожалуй, ничем определенным. Может, сначала посидим в кафе, а потом поедем...

— К нему домой, — сухо закончил Даниел.

От его предположения, что они с Оскаром любовники, лицо ее вспыхнуло, хотя Гвендолин и понимала, что это вполне естественный вывод. Она ведь уже давно не молоденькая девушка, и все считают их с Оскаром женихом и невестой.

— Оскар живет вместе с матерью, — заявила она.

Наступило долгое молчание, во время которого Гвендолин не в силах была посмотреть на Даниела и притворилась, что внимательно вчитывается в лежащие перед ней бумаги. Однако Даниел стоял совсем рядом, а потому мысли ее разбегались, слова прыгали перед глазами.

Когда наконец молчание стало совсем уж невыносимым, Гвендолин быстро спросила:

— А вы... вы идете куда-нибудь сегодня вечером? — И в ту же секунду пожалела, что задала этот вопрос.

Ну какое ей дело до его частной жизни? Еще подумает, будто она интересуется им. Гвендолин пришла в отчаяние. Но Даниел ответил, причем гораздо подробнее, чем можно было ожидать:

— Собираюсь проведать родителей. Они живут в Пасадене. Переехали несколько лет назад, когда отец ушел на пенсию. Оттуда родом и молодой человек, с которым помолвлена моя младшая сестра. Вот родителям и захотелось обосноваться поближе к будущим внукам. У второй моей сестры двое сыновей, но она замужем за канадцем и переехала жить к мужу в Оттаву. Так что до них непросто добраться, да и холодно там для моих родителей, которые привыкли к калифорнийскому солнышку... А у вас есть братья или сестры?

— Нет, я в семье одна, — сказала Гвендолин и нахмурилась, поглядев на противоположную стену: висящие на ней часы показывали без четверти шесть.

— Что-нибудь не так? — спросил Даниел.

Она отрицательно покачала головой, но его трудно было провести.

— Жених опаздывает, — проницательно заметил он.

В ответ Гвендолин лишь закусила губу, а он ровным тоном произнес:

— Вам, наверное, следует позвонить ему. Вы упоминали, что он собирается заехать за вами и подбросить до автомастерской.

Сказав это, Даниел весьма тактично удалился в кабинет, а Гвендолин взяла трубку и набрала номер офиса Оскара. Как она и предполагала, никто не ответил. Она подождала несколько минут, с беспокойством размышляя о том, что не сможет добраться до мастерской вовремя, а затем с мрачной решимостью набрала домашний номер Оскара.

Он сам подошел к телефону и, едва Гвендолин напомнила, что он должен был заехать за ней на работу, резко и отрывисто бросил:

— Маме сегодня нездоровится. Мне даже пришлось раньше уехать с работы, и я просто не могу оставить ее в таком состоянии. У нее приступ хронического... аппендицита, а ты ведь знаешь, как скверно она себя чувствует в такое время!

О, из-за приступов всевозможных болезней твоей мамочки было отменено столько планов, что и сосчитать невозможно! — мысленно ответила ему Гвендолин, правда вслух произнесла совсем другое, но не менее язвительное:

— Ты мог бы соблаговолить хотя бы позвонить мне раньше и предупредить, Оскар. Теперь я не успею забрать машину.

— Ну, так сделаешь это завтра!.. Я хочу сказать, что она уже не понадобится тебе сегодня, а утром твой отец подбросит тебя до мастерской.

— Но ведь я еще на работе и мне надо добраться до дому! — сердито напомнила ему Гвендолин, изо всех сил пытаясь не расстраиваться из-за того, что Оскар в очередной раз наплевал на нее.

— Прости, — ответил он, однако тон его был отнюдь не извиняющимся. — Но сейчас, когда бедной мамочке так плохо...

Гвендолин пришлось напомнить себе, что ей уже двадцать шесть, а не шестнадцать лет. Лишь благодаря этому она не швырнула трубку на середине его фразы, а дослушала до конца и холодно распрощалась.

Девушка набирала номер вызова такси, когда в дверях своего кабинета появился Даниел.

— Ну как, все в порядке? — поинтересовался он.

Гвендолин отложила трубку и коротко ответила:

— Оскар не сможет заехать за мной, а потому я хочу вызвать такси.

— Не волнуйтесь, — беззаботно откликнулся Даниел. — Я подвезу вас.

Едва она услышала его слова, краска стыда и смущения залила ее лицо.

— Да нет, не стоит... — начала было Гвендолин, испугавшись, как бы Даниел не подумал, будто она специально все это подстроила.

Однако он и слушать ее не стал, мягко заметив:

— Меня это нисколько не затруднит, честное слово. В любом случае мне пришлось бы проезжать мимо вашего дома.

Гвендолин кинула на него встревоженный взгляд. Она и не подозревала, что он знает ее адрес, а Даниел, словно прочитав ее мысли, спокойно добавил:

— Кэтти однажды упомянула, где вы живете. Ну как, вы уже готовы? Можно ехать, или же...

— Нет, я уже готова, — тихо сказала она.

Когда они шли к «лендроверу», Даниел неодобрительно произнес:

— Жаль, что ваш жених не додумался позвонить пораньше, тогда вы могли бы связаться с мастерской и условиться о другом времени.

Не успев даже сообразить, почему и зачем это делает, Гвендолин принялась защищать Оскара, на ходу сочиняя оправдания для него:

— Да нет же, он звонил! Хотел оставить для меня сообщение! Просто никак не мог дозвониться...

Что-то заставило ее повернуть голову, и она увидела, что Даниел остановился и смотрит на нее с непонятным сожалением.

— Вы очень верный и преданный человек, Да, Гвендолин? Хотел бы я знать: ваш жених так же верен и предан вам?

Она знала, насколько холоден к ней Оскар, и почувствовала себя неловко оттого, что обманула Даниела, намекнув, что их отношения с «женихом» более прочные, чем есть на самом деле.


Конечно же и отец, и мама были в саду, когда «лендровер» остановился перед калиткой. Конечно же мама пригласила Даниела зайти в дом и выпить с ними чашечку чаю. Конечно же потом неизвестно откуда появился изнемогающий от жары Дорни и с ходу, решив, что гость — свой в доску, все норовил пристроить лобастую голову ему на колени, оставляя на дорогом костюме клочья черной шерсти. В итоге Хартли задержался у них больше чем на час.

И когда после его отъезда мама заговорила с ней об Оскаре, это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Гвендолин.

— А я думала, что Оскар заедет за тобой и довезет до мастерской... Нет, не пойми меня превратно, мне было очень приятно познакомиться с мистером Хартли. Он так обаятелен, так умен, что...

— Мамочке Оскара опять нездоровится! — резко ответила Гвендолин, сжимая кулаки от ярости.

В глубине души она догадывалась, что Оскар считает их отношения столь же обременительными, какими находила их она. Ее одолевало искушение предложить Оскару просто-напросто прекратить встречаться. Если бы не Даниел, она сделала бы это непременно.

Загрузка...