Джордан Спаркер много раз в своей жизни испытывал страх… кто-то мог бы сказать, что слишком часто, учитывая его возраст, но никогда прежде он не испытывал такого неподдельного ужаса, который сейчас разливался по его венам, когда он смотрел на позолоченные двери перед собой.
Двери, которые вели в личный кабинет короля Аурелия во дворце Трюллина.
Прошла одна минута. Две минуты.
Три.
И все же Джордан даже не пошевелился, чтобы постучать.
— Возможно, это тебя шокирует, — послышался сухой голос Биара, — но они не откроются сами по себе.
Джордан подпрыгнул, затем обернулся и увидел, что к нему приближается его лучший друг, небрежно шагающий мимо статуй и гобеленов в золотом коридоре и выглядящий слишком довольным, на его взгляд.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Джордан хриплым от волнения голосом. Его охватило беспокойство, и он добавил: — Это Дикс и Алекс? Что-то случилось с…
Биар закатил глаза и перебил:
— Ты действительно думаешь, что Зайлин и Райф допустили бы, чтобы с ними что-то случилось? Или Ксира, если уж на то пошло? Уверен, они в целости и сохранности в Тиа Аурас, наслаждаются своим мини-отпуском с императрицей. Дыши, Джордан. Ты увидишь их снова через несколько дней, когда они вернутся сюда в Кальдорас… ты и оглянуться не успеешь, как пройдет время.
Эти слова должны были успокоить Джордана, но упоминание о Кальдорасе только раззадорило его нервы.
Биар фыркнул.
— У тебя такой вид, будто ты вот-вот упадешь в обморок. Мне быть готовым подхватить тебя?
Джордан скривился.
— Я не собираюсь падать в обморок. Я никогда не упаду в обморок. — Он остановился — Если уж на то пошло, я изображу мужественное падение.
— «Мужественное падение»? — повторил Биар, скривив губы.
— Ты меня слышал, — сказал Джордан, скрестив руки на груди, но тут же снова их опустил, почувствовав, как неприятно натянулись его накрахмаленные рукава. Его одежда — синяя рубашка с длинными рукавами, черные брюки и начищенные ботинки — не была официальной, но выглядела наряднее, чем он обычно носил, и значительно менее удобной. Он одернул воротник, жалея, что не выбрал для этой встречи что-нибудь более повседневное, но в то же время прекрасно понимая, почему этого не сделал.
— Тогда ладно, — сказал Биар, явно поддакивая ему. — «Мужественное падение», также известное как «обморок», «отключка», «обморочное состояние», «опрокидывание», «потеря сознания» — как бы ты это ни называл, ты выглядишь так, будто рискуешь сделать это прямо сейчас. Я не видел тебя таким бледным с тех пор, как мы все ждали, предложат ли нам места учеников или нет.
— Это было полтора года назад. Уверен, с тех пор ты видел, как я бледнел. — Скорее всего, много раз за последние восемнадцать месяцев этих адских занятий, — добавил Джордан про себя. Он был безмерно рад, что осталось всего шесть месяцев до того, как он и его друзья окончат Акарнаю навсегда, даже если это означало столкнуться с целым рядом новых испытаний за пределами академии.
Биар склонил голову набок, размышляя.
— Может быть, на прошлой неделе, когда Алекс показывала нам окрестности Фрейи, и мы посетили тот зимний фестиваль. Если мне не изменяет память, ты был очень бледен, когда мы увидели этих похожих на лошадей существ с массивными рогами.
— Северные олени. — Джордан вздрогнул. — Демонические твари.
Хихикнув, Биар сказал:
— Этих «демонических тварей» любят дети по всей Фрейе. Дети, Джордан. Вряд ли их можно назвать кошмарными.
— Один напал на меня. Он чуть не оторвал мне руку.
— Если бы ты просто дал ему свою морковку, как все остальные дети вокруг нас…
— Это была моя морковка, — оправдывался Джордан. — Я был голоден. Никто не говорил мне, что я должен был сохранить ее, чтобы задобрить монстра.
Биар поджал губы, и Джордан понял, что тот пытается не рассмеяться.
— Это не смешно, — твердо сказал он, поднимая правую руку. — Мне повезло, что у меня еще остались пальцы.
В голосе Биара зазвучали нотки юмора.
— Не уверен, что у них вообще есть зубы.
— Клыки, — серьезно заявил Джордан. — Заточены на вратах ада.
Биар проиграл битву со своим весельем.
— Это моя ошибка, — сказал он, смеясь. — О, чудо, что мы спаслись.
— Чертовски верно, — согласился Джордан.
Биар снова рассмеялся, качая головой. Но затем он посерьезнел, на его лице появилось мягкое, понимающее выражение, и он тихо спросил:
— Тебе лучше?
Джордан глубоко вздохнул, благодарный за бессмысленный, но эффективно отвлекающий разговор.
— Да, спасибо.
— Я подумал, тебе может понадобиться поддержка, — сказал Биар, прежде чем оглядеть золотой коридор. — Ты продвинулся дальше, чем я ожидал.
Джордан посмотрел на двойные двери перед собой, которые все еще были закрыты.
— Недостаточно далеко.
Биар подошел ближе.
— Ты был так уверен в себе, когда уходил этим утром. Что случилось?
— Я виню Гэмми, — сказал Джордан. — Должно быть, она использовала свой дар на мне во время завтрака. В тот момент, когда я вышел из дома и переступил порог, пуф, — он изобразил руками взрыв, — весь этот покой исчез.
— Но мы только вчера приехали в Вудхейвен на каникулы, — заметил Биар. — Ты был спокоен всю неделю в академии. Весь месяц. Весь год. Не то чтобы это стало сюрпризом. Ни для кого.
Вместо того чтобы успокоиться, Джордан почувствовала тошноту.
Биар положил руку ему на плечо и ободряюще сжал.
— Джордан, приятель, у тебя все получится. Ты знаешь, что справишься. Они любят тебя. Черт возьми, все, кто тебя знает, любят тебя. Может, я и обладаю даром обаяния, но у тебя весь мир вертится вокруг пальца.
— Неправда, — возразил Джордан. — Я могу назвать по крайней мере одного человека, который меня не любит.
Биар решительно заявил:
— Эйвен Далмарта не в счет.
Джордан открыл рот, но затем снова закрыл его, не в силах думать ни о ком другом.
— Видишь? — торжествующе произнес Биар. — Все будет хорошо. С тобой все будет в порядке.
Джордан глубоко вдохнул. Выдохнул.
Затем сделал это снова.
Немного успокоившись, он кивнул другу, затем притянул Биара к себе, обняв и пробормотав ему на ухо короткое, но искреннее «спасибо», прежде чем снова отступить.
— Сделай это, — сказал Биар, — и тогда мы отпразднуем. А потом пообедаем?
— Разве тебе не нужно встретиться с Джонни и Блейком на примерке смокинга?
Биар выругался.
— Я забыл об этом. — Он потер лоб, затем убрал темные волосы с глаз. — Ух, не могу дождаться наступления Нового Года, когда мы, наконец, сможем покончить с этой свадьбой.
— Вы с Джирой оба, — сказал Джордан, с нежностью думая о многострадальном Надзирателе, которую он в последний раз видел, когда Гэмми и Дороти насильно кормили пирожными, а на ее лице было умоляющее выражение, когда она одними губами шептала ему «спаси меня».
Улыбаясь, Биар сказал:
— Удивлен, что она не убедила Блейка сбежать. Прошло два года с тех пор, как он сделал ей предложение… не то чтобы у них не было времени.
— Два года — это довольно долгий срок для помолвки, — согласился Джордан. — Но все люди разные, когда дело доходит до выбора времени.
— Наверное, — Биар вздохнул. — И все же я буду рад, когда вся эта суета закончится, — он многозначительно посмотрел на Джордана, — по крайней мере, на некоторое время.
От этого проницательного взгляда у Джордана в животе снова запорхали бабочки, и он снова кивнул, на этот раз готовый. Он поднял руку, чтобы постучать в дверь, но в последнюю секунду остановился, обернулся и спросил:
— Мы еще в силе сегодня вечером?
Биар заколебался.
— Только если ты готов к этому.
Джордан выдержал мрачный взгляд своего лучшего друга.
— Ты же знаешь, что лучше не спрашивать об этом. Я бы ни за что не отпустил тебя одного.
На этот раз Биар заключил Джордана в объятия, бормоча слова благодарности. Когда он отошел, то мотнул подбородком в сторону дверей.
— Передай им привет от меня, — сказал он, подмигнул и зашагал в сторону дворцовой приемной, скрываясь за дверью.
Не давая себе больше шанса медлить, Джордан расправил плечи и постучал костяшками пальцев по позолоченным дверям. Они открылись почти мгновенно, и с другой стороны стояла сама королева.
— Джордан, милый, вот и ты, — сказала королева Осмада, заключая его в крепкие объятия. — Мы уже начали беспокоиться, что ты не придешь.
Услышав теплый прием королевы, Джордан немного расслабился. Мать Д.К. полюбила его с первого момента их знакомства и никогда не делала секрета из своих чувств. Действительно, за те три года, что Джордан и Д.К. были парой, Осмада приглашала его во дворец чаще, чем виделась с собственной дочерью, хотя, вероятно, это было связано с ее ошибочным представлением о нем как о голодающем молодом человеке, которому нужно, чтобы кто-то его кормил. Джордану еще предстояло поправить ее.
«… весь мир вращается вокруг твоего пальца».
Слова Биара вернулись к Джордану, заставив его улыбнуться.
— Красив, как всегда, — сказала Осмада, нежно погладив его по щеке. — Проходи, садись. Мы ждали тебя.
Джордан послушно последовал за королевой с каштановыми волосами, которая вела его через величественный зал. Золотой декор дворца здесь был смягчен, но пространство осталось таким же впечатляющим, как и все остальное здание. Однако добавление камина придало кабинету короля скорее домашнюю атмосферу, чем пугающую, в чем Джордан отчаянно нуждался, когда они подошли к Аурелию, сидевшему за своим столом из красного дерева.
Король встал при их появлении и, как и его жена, направился прямо к Джордану, чтобы обнять его в знак приветствия, что еще больше успокоило его нервы. Давным-давно и Аурелий, и Осмада просили его не церемониться с ними — никаких поклонов, никаких официальных титулов, — но прием, который они оба оказали ему сегодня, был для него дороже, чем в любое другое время, учитывая причину, по которой он попросил об этой встрече.
— Извините за опоздание, — сказал Джордан, когда они перешли в небольшую гостиную перед потрескивающим камином, где их ждал роскошный завтрак. Аурелий и Осмада сели на маленький диванчик, а Джордан устроился в кресле, отчаянно пытаясь не выглядеть таким напряженным, каким себя чувствовал. — Я столкнулся в коридоре с другом, и мы потеряли время за разговором. — Технически, это не было ложью. Но он не собирался признаваться, как долго он простоял у дверей до появления Биара… или что мешало ему войти.
— Не важно, теперь ты здесь, — сказала Осмада с доброй улыбкой. Она протянула тарелку, полную выпечки. — Выпечка?
— Со мной все в порядке, спасибо. — Он боялся, что снова отложит то, что хотел сказать.
— Джордан Спаркер, отказываешься от еды, — сказал король Аурелий, и в его знакомых сине-зеленых глазах блеснул огонек… тот же цвет унаследовала его дочь. — Неужели конец света?
Выдавив из себя смешок, Джордан сказал:
— Надеюсь, что нет. Но, зная везучесть Алекс, она найдет какую-нибудь новую угрозу в Тиа Аурас и принесет ее с собой.
— В таком случае, будем надеяться, что Делуция вступится за Медору, — сухо ответил король. — Хотя они обе вместе в Вардаэсии… на самом деле, все может пойти по-другому, не так ли?
На этот раз смех Джордана не был таким натянутым.
— Удивлен, что вы с Биаром не присоединились к ним в их путешествии в другой мир, — прокомментировала Осмада, потягивая чай из чашки. — Понимаю, почему Кайден и Деклан не смогли пойти в этот раз, так как они заняты тренировками до самого праздника Кальдорас, но вы двое… — Она вопросительно замолчала.
— Мы остались здесь по нескольким причинам, — сказал Джордан, нервно ерзая на сиденье. — Одна из них заключается в том, что свадьба брата Биара состоится через десять дней, так что в доме Ронниганов все готовятся к свадьбе.
— И ты, естественно, предложил свою помощь, — заметил Аурелий.
Джордану даже не пришлось думать, прежде чем ответить.
— Они — моя семья.
Взгляд короля смягчился, как и взгляд королевы, они оба знали все о настоящей семье Джордана, по крайней мере, с точки зрения родословной. По его мнению, Ронниганы были его настоящей семьей, они чуть ли не усыновили его много лет назад, когда они с Биаром впервые встретились в академии.
Прочистив горло, Джордан продолжил:
— Кроме того, я знаю, что Дикс и Алекс с трудом находят время побыть наедине теперь, когда они не живут в одной комнате в общежитии и учатся в разных классах. — То же самое относилось и к нему, и к Биару, поскольку теперь у них тоже были свои отдельные апартаменты, хотя они все равно часто ночевали в комнатах друг друга. А еще они вместе учились в SAS, Биара приняли в класс на пятом курсе, и после этого он продолжал работать учеником у Джордана и Алекс, а также у Кайдена, пока тот не окончил школу шесть месяцев назад.
— В прошлом году все было не так уж плохо, — продолжил Джордан, — потому что мы не так уж и надрывались от работы. — Он бросил быстрый извиняющийся взгляд на королеву, которая только улыбнулась в свою чашку с чаем. — Но в последний год у нас была большая нагрузка. Мы с Биаром подумали, что им понравится провести несколько дней вдали от дома, просто в девчачьей поездке.
— И поэтому ты организовал это для них? — спросил король, приподняв бровь. Заметив удивленный взгляд Джордана, Аурелий продолжил: — Делуция сказала нам, что это ты связался с императрицей Зайлин и спланировал все, вплоть до выбора времени. В частности, времени. Кто-то может задаться вопросом, была ли какая-то причина, по которой ты хотел, чтобы они уехали незадолго до праздника Кальдорас, а затем вернулись как раз к нему. В конце концов, это совершенно особенный, очень… романтический отдых.
Джордан сглотнул, увидев понимающее выражение на лице короля.
Королева все еще улыбалась в свою чашку… тоже понимающе.
Опустив плечи, когда он понял, что они точно знают, почему он попросил о встрече с ними, Джордан вздохнул и сказал:
— Вы собираетесь заставить меня сказать это, не так ли? Вы собираетесь заставить меня спросить?
Аурелий погладил подбородок, изображая недоумение.
— О чем ты? — он повернулся к жене, и в его глазах снова появился тот же огонек. — Дорогая, ты знаешь?
Плечи Осмады слегка вздрогнули, но она ничего не ответила, только прикусила губу.
Джордан понял, что теперь уже ничего не поделаешь. Он пришел сюда не просто так, и то, что они знали эту причину, ничего не меняло.
Выпрямившись на месте, Джордан решительно наклонился вперед, не обращая внимания на свои нервы, и, посмотрев в глаза королю, а затем королеве, сказал мягко, но твердо:
— Я влюблен в вашу дочь, — он помолчал, собрался с духом, а затем продолжил еще более твердо: — Я никогда никого не любил так, как Дикс, и знаю до глубины души, до костей, до самого мозга костей, что эта любовь никогда не угаснет, а будет только крепнуть. С каждым днем я люблю ее все больше, до такой степени, что это пугает меня. Она — то, что мне нужно. Я хочу провести с ней всю свою жизнь… и эту, и все, что будет дальше. Так что… так что с вашего благословения… — он запинался, его охватывало беспокойство, — с вашего благословения, когда она вернется из Тиа Аурас, я собираюсь попросить ее выйти за меня замуж.
Тишина распространилась по комнате, как нечто осязаемое, пока Джордан не почувствовал себя обязанным продолжить:
— Знаю, что это сложнее, чем… чем другие отношения, учитывая, что она такая, какая она есть, с обязанностями, которые стоят перед ней, и ожиданиями, которые связаны с короной. Но я полностью согласен. Мне нужно, чтобы вы знали, что я буду рядом с ней во всем. Я буду ее силой, я буду ее поддержкой, я буду ее… ее… — у него закончились слова, несмотря на то, что он репетировал эту речь снова и снова, казалось, годами. — Просто знайте, что я буду рядом с ней, в любом качестве, в каком бы я ей ни понадобился. И я буду наслаждаться каждой секундой, потому что больше всего на свете, сейчас и навсегда, я люблю ее.
В глазах Осмады стояли слезы.
В глазах Аурелия тоже были слезы.
И, увидев их, Джордан почувствовал, как у него самого защипало в глазах, уверенный, что он уже знает ответ.
Королева опустила чашку с чаем и протянула руку, чтобы взять Джордан за руку.
— Ты делаешь нашу дочь счастливой, — сказала она дрожащим от волнения голосом. — Ты всегда был таким. Нет никого, кому мы могли бы доверить любить и лелеять Делуцию так, как это делаешь ты.
Нервы Джордана испарились, а надежда и радость затопили его.
Голос короля был таким же хриплым, когда он посмотрел Джордану в глаза.
— Ты был нам как сын в течение многих лет, Джордан. Для меня было честью видеть, как ты растешь и становишься таким уверенным в себе молодым человеком, каким являешься сейчас. Это честь и привилегия.
Покалывание в глазах Джордана усилилось. Его собственный отец никогда не говорил ему таких добрых слов, но он намеренно отогнал эту мысль подальше и сосредоточился на тепле, растущем в его груди.
До тех пор…
— Однако.
Одно слово короля, и Джордан перестал дышать.
— Как ты заметил, ситуация Делуции… какое слово ты употребил? Сложная? — Аурелий кивнул сам себе. — Да, ее ситуация сложная. Она не просто принцесса, она еще и наследница человеческого трона Медоры. Таким образом, любой, за кого она выходит замуж, должен уметь справляться со всем, что связано с тем, чтобы быть ее мужем, физически, умственно и эмоционально. Ты сказал, что справляешься с этой задачей, поэтому, прежде чем мы дадим тебе свое благословение, нам нужно увидеть доказательства этого.
— Доказательства? — спросил Джордан сквозь сдавленный выдох.
Король потянулся за свитком пергамента, который Джордан не заметил, лежащий рядом с чайным сервизом. Осмада быстро и ободряюще сжала пальцы Джордана, прежде чем отпустить его, чтобы он мог взять свиток, который Аурелий протянул ему.
Слегка дрожа, Джордан развернул пергамент и нахмурился, увидев перед собой длинный список слов.
— Если ты женишься на нашей дочери, то станешь принцем-консортом, а однажды и королем, — заявил Аурелий. — У тебя в руках сокращенный список черт характера, которые должен проявлять каждый член королевской семьи.
Джордан нахмурился и снова опустил взгляд на пергамент.
— Сегодня среда, — продолжил король. — Пятница — канун праздника Кальдорас. Вечером Делуция возвращается из Тиа Аурас. Я правильно понимаю, что именно тогда ты собираешься сделать ей предложение?
Джордан кивнул, не видя смысла скрывать свои планы. Он мог бы подождать до субботы, но, предполагая, что все пройдет хорошо и Д.К. согласится, он хотел, чтобы они оба смогли отпраздновать это событие со своей семьей и друзьями в Кальдорас.
— В таком случае, — продолжил Аурелий, — в течение следующих двух с половиной дней ты будешь выполнять ряд заданий, в конце которых мы оценим, насколько ты способен проявить королевские черты характера. Если мы будем удовлетворены, мы дадим тебе наше благословение.
Джордан почувствовал укол обиды.
— Вы хотите, чтобы я… проявил себя?
Осмада поспешила успокоить его.
— Дело не в этом, дорогой.
Джордан не смог скрыть скептического выражения на лице.
Видя его реакцию, король сказал, и его голос стал мягче, чем раньше:
— Моя жена говорит правду… как бы это ни выглядело, дело не в том, чтобы ты показал себя достойным нашей дочери. Мы любим тебя, Джордан, таким, какой ты есть. И мы любим тебя за Делуцию. Мы действительно не можем представить себе никого, кто подошел бы ей лучше.
— Тогда почему…
— Обещаю, ты поймешь через несколько дней, — прервал его король, — если, конечно, справишься с этой задачей.
Джордан сделал бы все, чтобы заслужить их благословение, особенно зная, как много это значит для Д.К. - и для него самого, — поэтому он без колебаний ответил:
— Конечно, справлюсь.
— Хорошо, — одобрительно сказал Аурелий. — А теперь взгляни еще раз на то, что перед тобой.
Джордан снова вгляделся в пергамент, на этот раз читая слова одно за другим. Не в силах сдержаться, он заметил:
— Некоторые немного излишни, вам не кажется? Надежный и безотказный? Смиренный и скромный? Чуткий и сострадательный? Вдумчивый и тактичный? Вы сказали, что тут сокращено, но, между нами говоря, список, вероятно, не помешало бы еще немного урезать.
Ни король, ни королева не ответили, а если и ответили, то Джордан их не услышал, потому что был полностью поглощен тем, что слова на странице исчезли.
Джордан вытаращился и перевернул пергамент, но там ничего не было.
— В пятницу днем, после выполнения твоего последнего задания, слова вернутся, указывая, какие из них ты показал за прошедшее время, — объяснил Аурелий.
— А как насчет тех, которые я уже показывал за те годы, что вы меня знаете? — спросил Джордан. Он попытался вспомнить некоторые из них. — Я сражался на войне… это говорит о мужестве, не так ли?
— Есть разные виды мужества, — заметила Осмада, и в ее голосе прозвучали почти извиняющиеся нотки. — В списке были и другие слова, которые потребуют от тебя мужества, если вы обнаружишь, что способен их принять.
Джордан в замешательстве нахмурился.
— Не бойся, дорогой, — сказала ему королева, и ее тон снова смягчился. — Тебе не обязательно перечислять все… многие из этих качеств оттачиваются на протяжении всей жизни, и мы никогда не ожидали, что ты сможешь воплотить их все в жизнь. Просто сделай все возможное, чтобы продемонстрировать готовность попробовать. Это все, о чем мы просим. — Она улыбнулась ему и закончила: — Мы верим в тебя.
Аурелий поднялся на ноги, протягивая руку жене. Несмотря на то, что Джордан все еще пребывал в замешательстве, он воспринял это как знак, что тоже должен встать. Он не был уверен, что делать с чистым пергаментом, но король взял его у него и, подойдя к своему столу, положил в ящик. Затем король позвонил в колокольчик у окна, и мгновение спустя двери кабинета открылись, и вошла наставница Д.К… Эта седовласая женщина с суровым лицом всегда приводила Джордан в ужас, несмотря на то, что Д.К. утверждала, что внутри она плюшевый мишка, который просто случайно оказался завернутым в кактус.
— Твои задания начнутся прямо сейчас, — объявил король. — Ты, конечно, уже знаком с госпожой Альмой. Первую половину сегодняшнего утра ты будешь находиться под ее присмотром, после чего тебя передадут кому-то другому для выполнения следующего задания. Так будет продолжаться до полудня пятницы, когда ты вернешься сюда, и мы посмотрим, как у тебя все прошло. Звучит хорошо?
— Я… э… э… — Джордан запнулся, не ожидая, ну, такого. Ничего из этого. Но, учитывая, что было поставлено на карту, он был полон решимости продержаться следующие два с половиной дня, независимо от того, какие «задания» запланировали для него король и королева. Он не подведет Д.К., не подведет ее родителей и не подведет самого себя.
— Звучит превосходно, — ответил он, очаровательно улыбнувшись госпоже Альме, которая в ответ выразительно сверкнула глазами, фыркнула и вздернула нос одновременно.
Она, как всегда, была само очарование.
— И еще кое-что, Джордан, — сказал король, когда парень собрался уходить. — Задачи, с которыми ты столкнешься в ближайшие несколько дней, несколько необычны, но они также тематичны.
Джордан почувствовал легкое беспокойство.
— Тематичны?
— Сегодняшняя тема — «жертвенность», — поделился Аурелий. — Завтрашняя тема — «дисциплина». А пятничная — «служение». Все три основных требования к королевской особе. Помни об этом, когда будешь предпринимать что-либо в будущем.
Его дурные предчувствия росли, и Джордан не смог удержаться от вопроса:
— Когда вы говорите «жертвенность», вы же не имеете в виду… — Он изобразил, как ножом перерезает себе горло.
Осмада кашлянула, чтобы скрыть юмор.
— Это не такая жертва, дорогой. Мы склонны осуждать насилие в семье.
Если бы только кровная семья Джордана могла быть такой же. Однако он не произнес этого вслух и только кивнул, все еще сбитый с толку, в знак понимания.
— Пойдемте, мастер Спаркер, — чопорно произнесла госпожа Альма. — У нас много дел, а времени на это явно не хватает.
И король, и королева, казалось, были готовы рассмеяться, особенно когда Джордан бросил на них комично-испуганный взгляд, когда строгая наставница начала выпроваживать его из комнаты. Они не стали возражать против его внезапного ухода, только весело помахали, когда его вывели за золоченые двери и повели по коридору.
— Я уже говорил вам, как очаровательно вы выглядите сегодня, Элми? — сказал Джордан, когда учительница вела его по коридорам и лестницам, пока они не добрались до маленькой столовой на пятом этаже. Может быть, если он немного умаслит ее, она перестанет хмуриться и будет снисходительна к нему, что бы ни ждало его впереди.
— Лесть здесь тебе ни к чему не приведет, — сказала госпожа Альма, выводя его в центр комнаты, где свет, льющийся из арочных окон, был ярче всего. — А теперь прекрати нести эту чушь и дай мне посмотреть, с чем нам предстоит работать.
— Я…
— Замолчи и стой спокойно, — приказала Альма.
Джордан захлопнул рот и превратился в статую.
Наставница медленно обошла вокруг него, кружа, как ястреб, и также не сводя с него взгляда. Наконец, она остановилась перед ним, уперев руки в бока, и заявила:
— С того момента, как принцесса Делуция родилась, и до ее отъезда в Акарнаю в возрасте четырнадцати лет я отвечала за ее повседневный распорядок. Я позаботилась о том, чтобы она выучила все, что ей нужно знать, как члену королевской семьи дома Кавелле. Я следила за ее поведением и этикетом. Я обучала ее литературе, музыке и искусству. Я позаботилась о том, чтобы она не только родилась принцессой, но и стала ею. И я планирую сделать то же самое с тобой.
Джордан ничего не мог с собой поделать.
— Вы собираетесь сделать из меня принцессу? Все мои мечты сбываются.
Он и не подозревал, что суровая женщина может выглядеть еще страшнее, но сегодняшний день оказался днем чудес.
— Принцессу — нет, — сказала госпожа Альма, терпение которой явно истощалось. — Но достойна ли она выйти замуж за такого? — Она сделала паузу, пронзая его взглядом своих карих глаз. — Тоже, скорее всего, нет.
Джордан постарался не обидеться.
— Но, увы, меня попросили сотворить чудо, — продолжила она с изрядной долей раздражения. — У нас нет времени повторять все, поэтому мы сосредоточимся на основах — поведении и этикете.
Джордан мысленно застонал, внезапно поняв, в чем суть сегодняшней темы «жертвенность». Он скорее предпочел бы, чтобы кто-нибудь попытался перерезать ему горло, чем был вынужден терпеть уроки королевского протокола.
— Твоя осанка не так уж плоха, в этом я согласна, — признала госпожа Альма, снова пристально глядя на него.
— Обычно я предпочитаю пригласить женщину на свидание до того, как она посмотрит на меня так, как вы сейчас. — Джордан пошевелил бровями. — Вам нравится то, что вы видите, Элми?
Наставница поджала губы, не впечатленная его остроумием. Она продолжила, будто он ничего не говорил.
— Твои плечи нужно отвести чуть назад, а подбородок чуть выше, но в целом у тебя царственная, утонченная осанка. Я уверена, это, несомненно, результат твоего воспитания.
Джордан отказывался быть благодарным за что бы то ни было из того, как его воспитывали, даже если это заслуживало похвалы от суровой наставницы.
— Возможно, у тебя есть какая-то надежда, — размышляла она, продолжая рассматривать его.
Скривив рот от двусмысленного комплимента, Джордан сказал:
— Перестаньте, я краснею.
На этот раз госпожа Альма не стала скрывать своего недовольства.
— Если хочешь жениться на принцессе, тебе лучше воздержаться от попыток пошутить. Принцы не смешные.
Джордан указал пальцем на себя.
— Этот принц будет таким. Я положу начало новому тренду. Стану первопроходцем. Просто подождите, и вы увидите.
Неудивительно, что госпожа Альма не ответила. Однако она подняла руки и дважды хлопнула в ладоши.
Двери в столовую распахнулись, и в комнату вбежала группа дворцовых слуг, расставляя на столе чайный сервиз и разнообразные столовые приборы. Джордану все это было знакомо, но Альма отказалась слушать его протесты и приказала ему сесть, а затем приказала ему сделать это снова, как положено.
— Как я могу сидеть неправильно? — спросил Джордан, когда она в третий раз заставила его повторить это движение. — Задница на стуле… это не сложно.
Госпожа Альма побагровела.
— Принцы не говорят «задница».
Джордан уже знал об этом… не то чтобы он сам стал бы придерживаться этого особенно сложного правила, но стоило сказать об этом, просто чтобы увидеть выражение ее лица.
— И ты прекрасно понимаешь, что делаешь неправильно, — продолжила наставница. — Так что ты можешь перестать пытаться вывести меня из себя и позволить нам продолжить урок.
Досадно, но она была права… Джордан действительно знал, как правильно сидеть за столом, поскольку официальные манеры прививались ему с тех пор, как он научился ходить. Возможно, даже раньше. Поэтому ему было до слез скучно, пока Альма обучала его привычному обеденному этикету, рассказывая обо всем, начиная с того, как держать чайную чашку — зажав ее между большим и указательным пальцами, а средним придерживая ручку, — и заканчивая тем, какая посуда предназначена для порций, и множеством других вещей, которые он запомнил с детства. Затем она перешла к общим инструкциям, приказав ему встать — как положено — и пройтись по комнате, а затем подвела его к лестнице и заставила подниматься и спускаться по ней, как она выразилась, «по-королевски». Он успешно сдал экзамены, хотя по-прежнему отказывался отдавать должное своим родителям за мучительные годы своего становления.
В течение следующих нескольких часов Джордану приходилось постоянно стискивать зубы и напоминать себе о том, как сильно он любит Д.К., в то время как Альма продолжала оставаться самым строгим надсмотрщиком в мире. Она проверила умение Джордана кланяться — в полный рост, полупоклон и шеей — и убедилась, что он хорошо разбирается в том, как приветствовать людей в соответствии с их титулом и уровнем знакомства. Подругу можно было дважды поцеловать в щеку — только справа налево, — но другу-мужчине или незнакомому человеку любого пола полагалось крепкое рукопожатие. Одним людям Джордан должен был кланяться, другие должны были кланяться ему. Правило за правилом, ее уроки продолжались, и недоверие Альмы росло по мере того, как он проявлял себя способным учеником.
— Означает ли это, что вам удалось сотворить свое чудо? — спросил Джордан, когда наставница, наконец, признала, что, возможно, он не такой безнадежный, каким она его считала поначалу. Он саркастически добавил: — Вы молодец.
Госпожа Альма громко вздохнула.
— Почему у меня такое чувство, что ты собираешься превратить мое будущее здесь, во дворце, в сущий ад?
Джордан ахнул и прижал руку к груди.
— Боже милостивый, вы произнесли слово «ад»! Где мои жемчужины? Я должен немедленно схватить их!
Ее губы дрогнули, и Джордан снова ахнул, на этот раз искренне.
— Я видел это! — торжествующе воскликнул он, когда она вытерла слезы с лица. — Не волнуйся, Элми, вы научитесь любить меня. Обещаю.
— По крайней мере, я верю, что ты добьешься успеха там, где другие потерпели неудачу, кто довел меня до язвы желудка, — ответила она.
Джордан серьезно кивнул.
— Мне говорили, что я произвожу такое впечатление на людей. Заранее спасибо.
Она снова вздохнула и что-то пробормотала себе под нос. Джордан никогда не видел ее такой неотесанной, но прежде чем он успел что-либо сказать, двери в столовую снова открылись. На этот раз вошли не слуги, а еще одно знакомое лицо — второй учитель детства Д.К., мастер Инг, его изумрудное пальто с высоким воротником развевалось за спиной, когда он шел к ним.
— Твое время со мной подошло к концу, — сказала госпожа Альма. — Желаю хорошего дня.
Джордан удивленно моргнул, когда она поспешила выйти из комнаты, оставив его наедине с внимательным темноглазым мужчиной.
— Тогда пока, — крикнул он ей вслед, но она уже ушла.
«Джордан Спаркер, пожалуйста, следуйте за мной», произнес мастер Инг прямо в сознание Джордана. Д.К. как-то поделилась, что за все годы, что она училась у него, она ни разу не слышала голоса Инга — на самом деле, она даже не знала, умеет ли он говорить ртом.
Инг был значительно менее пугающим, чем Альма, но Джордан лишь мельком общался с ним за те годы, что прошли с их первой встречи, и очень мало знал о роли наставника во дворце. Поэтому Джордан заинтриговано последовал за ним из столовой по золотым коридорам, и между ними воцарилось молчание. Это не вызывало дискомфорта… скорее, умиротворяло, давая Джордану возможность осмыслить все, что произошло за этот день, а также обдумать все стоящие перед ним задачи.
Довольно скоро они оказались в глубине дворца, в обширном крытом саду бабочек. Инг повел его по усыпанным галькой дорожкам сквозь заросли, похожие на джунгли, мимо прудов и журчащих ручьев, прямо к центру помещения со стеклянным куполом. Деревья, кустарники и цветы — так много цветов — заполняли сад, а также тысячи и тысячи бабочек.
Остановившись у деревянной скамьи у спокойного ручья, мастер Инг сказал:
«Пожалуйста, присаживайтесь».
Джордан нерешительно сел, и Инг сел рядом с ним.
Джордан ждал.
И ждал.
И ждал.
Размышляя, не должен ли он, возможно, вмешаться в то, что они здесь делают, он небрежно заметил:
— Здесь, конечно, мило и жарко.
«Мило» — понятие относительное. Приятная температура внутри купола вынудила Джордана сразу же после входа закатать длинные рукава, и его кожа быстро покрылась липким потом.
Инг не ответил на комментарий Джордана, но в конце концов заговорил.
«Король и королева рассказали мне о ваших намерениях относительно принцессы и попросили моей помощи в выполнении вашего следующего задания».
Об этом Джордан догадался сам.
«Госпожа Альма, должно быть, рассказала вам, что большая часть королевской роли основана на физическом восприятии — на том, как вы представляете себя миру и как взаимодействуете с его обитателями», — продолжал мастер Инг, не обращая внимания на бабочку, которая только что приземлилась ему на голову. «Но требуется гораздо больше, и большинство из этого публика никогда не увидит. Корона — это привилегия, но она также может быть и бременем, приводящим к эмоциональным и умственным потерям, которые порой являются одновременно сложными и изнурительными».
Он помолчал, словно желая убедиться, что Джордан слушает, а затем продолжил:
«Члены королевской семьи всегда должны сохранять невозмутимый вид. Они должны излучать спокойствие и уверенность. Если потребуется, достаточно сыграть роль, но ради вашего долгосрочного благополучия вам будет очень полезно, если вы сможете создать свой собственный внутренний сад», — он многозначительно обвел взглядом тихое пространство, окружавшее их, — «и наполнить его бабочками».
Джордан приподнял бровь.
— Вы хотите сказать, что хотите, чтобы я… заставил бабочек порхать у вас в голове?»
Мастер Инг кивнул, стряхивая разноцветное насекомое со своей головы и заставляя его улететь.
«Да, это метафорические бабочки. Те, которые олицетворяют терпение, терпимость, спокойствие, внимательность, почтительность и тому подобное. Когда бы вы ни нуждались в этих «бабочках», они уже будут у вас внутри, если вы будете их кормить и лелеять».
— Э, — сказал Джордан. — Речь идет о внутренней силе… стойкости ума, эмоциональном интеллекте и тому подобном, верно?
«Верно», — сказал мастер Инг.
Испытав облегчение, Джордан уверенно улыбнулся и сказал:
— Я всегда хорошо справлялся с подобными вещами, а также с людьми… им требуется немало усилий, чтобы вывести меня из себя. Итак, мой внутренний садик довольно ухожен. Терпение, спокойствие, внимательность — все, что вы перечислили, я бы сказал, что я уже сделал этих бабочек.
«Замечательно», — сказал Инг с ноткой веселья в голосе. «Тогда эта задача должна быть для вас легкой».
Учитель вытащил что-то из складок своего изумрудного пальто: пустую книгу с чистыми страницами без линовки. Он протянул ее Джордану, а затем набор цветных карандашей.
Джордан, уже не веря своим глазам, вопросительно посмотрел на учителя.
«В этом саду обитает более трех тысяч различных видов бабочек — настоящих, а не метафорических», сказал мастер Инг. «Ваша задача — зарисовать как можно больше из них до моего возвращения».
Джордан моргнул, глядя на него. Затем моргнул еще раз.
— Вы хотите, чтобы я порисовал? Так что это похоже на… урок рисования?
«Я хочу, чтобы ты ухаживал за своим внутренним садом», — поправил Инг. «Дыши. Медитируй. Обрати внимание на пространство вокруг. Все это время вы должны оставаться на своем месте… вы не можете отправиться на поиски бабочек; вы должны подождать, пока они сами прилетят к вам. Это потребует спокойствия, терпения и многих других качеств, которые, как вы утверждаете, уже развились в вас».
На этот раз Джордан был уверен, что услышал веселье в голосе Инга.
«Я вернусь позже», сказал наставник, поднимаясь на ноги. «И помните, вы не должны покидать это место».
Мастер Инг неторопливо удалился, исчезнув в густой растительности. Джордан некоторое время смотрел ему вслед, затем покачал головой и открыл альбом для рисования. Как и на уроках этикета у госпожи Альмы, он не был уверен, что рисование насекомых поможет ему заслужить благословение короля и королевы, но и не собирался сдаваться, когда на карту было поставлено так много. И это задание, по крайней мере, было простым, хотя и скучным.
Джордан не был искусным художником, но и не был ужасным, поэтому он быстро нарисовал первых нескольких бабочек, которые пролетели мимо — одну сине-черную, следующую оранжевую, а затем и других в различных оттенках красного, фиолетового и зеленого. К тому времени, как Джордан расправился с пятой бабочкой, на этот раз мерцающей золотистым цветом, которая сидела на соседнем листе, у него потекло из носа. Через несколько минут он чихнул, отчего бабочки вокруг него разлетелись в разные стороны.
Вздохнув, Джордан подождал, пока они вернутся, и продолжил рисовать. Температура становилась все выше, и пот неприятно струился по спине. Но, кроме как раздеться, он ничего не мог поделать, поэтому заставил себя не обращать внимания на растущее тепло.
Он снова чихнул, снова распугав бабочек… на этот раз досадно, потому что несколько ранее невиданных видов только что приземлились перед ним.
И снова он ждал их возвращения, стряхивая комаров с кожи. Несмотря на жару, часть его была благодарна, что длинная одежда не позволяла им высосать всю кровь из его тела.
Еще один чих, и снова разлетелись бабочки, и Джордан начал понимать, что у него, возможно, проблема. В саду явно было что-то, что его раздражало, какой-то аллерген, о котором он не подозревал, что делало его задачу более сложной, чем он предполагал вначале. Вместе с комарами и жарой, чем дольше он оставался неподвижным, тем сильнее сводило судорогой конечности, а растущий голод начал терзать его изнутри, заставляя пожалеть, что он не съел пирожное, предложенное королевой, — все это означало, что Джордан быстро становился несчастным.
Но он также понимал, что в этом и был смысл.
«Я хочу, чтобы ты ухаживал за своим внутренним садом», — сказал Инг.
Задача заключалась не в том, чтобы понять, насколько Джордан искусен в искусстве, а в том, чтобы понять, как он поведет себя, когда жизнь станет неуютной.
Что ж, Инг не знал, как Джордан рос — и с кем — а, следовательно, парень знал все о неудобстве, во всех его проявлениях. Инг также не знал, через что прошел Джордан, пока на него претендовал Эйвен, и что ему потребовалось, чтобы прийти в себя. Джордан все еще носил на себе ментальные и эмоциональные шрамы от того испытания, и они всегда будут с ним, но они были отметиной его прошлого, не более того. Доказательство внутренней борьбы, которую он вел… и выиграл.
Джордан не солгал, когда сказал мастеру Ину, что его мысленный сад ухожен. Хотя он никогда раньше не использовал эти слова для описания происходящего — и не стал бы использовать в будущем, если бы у него был выбор, — за свою короткую жизнь он пережил достаточно, чтобы стать сильнее многих других людей его возраста. И поэтому он не роптал, когда жара, казалось, усиливалась, когда все больше кусачих насекомых прилетало полакомиться его мясом, когда его конечности продолжали сводить судороги, когда голод превратился в физическую боль в животе, и когда он продолжал чихать, чихать и чихать, а его аллергия неуклонно усиливалась.
К тому времени, когда мастер Инг вернулся несколько часов спустя, Джордан, несомненно, чувствовал себя ужасно, и ему удалось нарисовать лишь несколько десятков бабочек из-за слишком частого чихания. Но он не сдвинулся с места. Он не сдался и никогда не сдастся. Не тогда, когда речь шла о Д.К. и их будущем.
Потому что, как он знал, именно в этом и заключалась суть этого задания.
Мастер Инг взял у Джордана альбом для рисования, но не открыл его, поскольку, как Джордан уже знал, это испытание никогда не было связано с искусством. Вместо этого Инг спросил:
«Как ты себя чувствуешь?»
— Готов к приему сильных антигистаминных препаратов, — ответил Джордан сквозь заложенный нос. — Но в остальном все отлично. Я мог бы продолжать несколько дней. Даже недель.
Он не упомянул об укусах насекомых, которые были отчетливо видны на его теле, или о поте, пропитавшем его одежду и кожу, и о том, что его светлые волосы прилипли к лицу. Он также не прокомментировал почти яростное урчание в животе. Инг мог видеть все это своими глазами и слышать.
В глазах наставника светилось одобрение, когда он повторил свои предыдущие слова:
«Корона — это привилегия, но она также может быть и бременем.» Он выдержал взгляд Джордана. «Однако я верю, что если и есть кто-то, кто может вынести это бремя и помочь нести его нашей принцессе, то это ты, Джордан Спаркер».
Джордан сглотнул от неожиданной похвалы. Все его тело чесалось и жгло, глаза были красными и опухшими, а на промокшей от пота одежде было столько соплей, что у госпожи Альмы случился бы сердечный приступ, но поддержка мастера Ина с лихвой компенсировала то, что он пережил за последние несколько часов.
— Это много для меня значит, спасибо, — хрипло сказал Джордан.
Учитель кивнул, а затем жестом попросил Джордана подняться со скамьи… наконец-то.
Подавив проклятие, когда его онемевшие конечности застонали в знак протеста, Джордан потер ягодицы, возвращаясь к ощущениям, и остановился только тогда, когда мастер Инг протянул ему что-то.
Пузырек со сферником.
«Это поможет тебе перейти к следующему заданию».
— Я покидаю дворец? — спросил удивленно Джордан.
Инг кивнул:
«Бывший дворцовый служащий присмотрит за вами до конца дня. Пойдемте, я провожу вас в комнату для приемов».
Поначалу двигаясь с трудом и все еще периодически чихая, Джордан последовал за учителем через сад, а затем вышел из стеклянного купола и вернулся в залы золотого дворца. Почти сразу же его глаза перестали слезиться, а носовые пазухи начали очищаться. Но, несмотря на это, он чуть не застонал, когда мастер Инг достал из кармана пузырек с оранжевой жидкостью и протянул ему. Джордан проглотил его без колебаний, и облегчение, которое он почувствовал после, было почти мгновенным.
— Вы мой новый любимчик, — сказал Джордан наставнику, впервые за несколько часов глубоко дыша через нос. Все укусы тоже прошли, а температура тела быстро нормализовалась. Однако голод был сильнее, чем когда-либо.
«Эти задания не предназначены для того, чтобы доставлять вам длительный дискомфорт», сказал мастер Инг. Улыбка тронула его губы, когда он добавил: «Хотя те, что остались, могут заставить вас поверить в обратное».
Одна половина Джордана хотела спросить, что он имел в виду, а другая была вполне довольна тем, что продолжала отрицать. Но прежде чем он смог решить, какая половина сильнее, они подошли к приемной, вход в которую охраняли двое стражей. Джордан вежливо кивнул им обоим, затем повернулся к мастеру Ингу.
Наставник слегка поклонился и сказал:
«Было приятно познакомиться, Джордан Спаркер. Я с нетерпением буду ждать встречи с вами в ближайшее время».
И точно так же, как госпожа Альма ранее в тот же день, мастер Инг повернулся и ушел, прежде чем Джордан успел попрощаться сам.
Пораженный внезапным уходом, Джордан воспользовался моментом, чтобы собраться с мыслями, и снова глубоко вздохнул, готовясь к тому, что ему, возможно, придется делать дальше. Затем, прежде чем он смог отговорить себя от этого, он разбил сферник о землю, увидел, как исчезает стекло и появляется красочный портал, и шагнул в запрограммированную сферическию дверь.
Как только он оказался с другой стороны, то развернулся на месте, чтобы сориентироваться, и заметил, что оказался на оживленной городской улице, заполненной людьми и залитой ранним послеполуденным солнцем. Ему потребовалась всего секунда, чтобы точно определить, где он находится, и его тревога мгновенно улетучилась.
— Вот это уже больше похоже на правду, — сказал Джордан с сияющей улыбкой.
В животе у него заурчало в знак согласия, когда он вдохнул восхитительные ароматы, доносившиеся из его любимой пекарни: кексов и закусок миссис Гриббл. Не зря это была самая популярная кондитерская в Трюллине, которой владела и управляла сама миссис Гриббл, которая была настолько талантлива, что даже работала шеф-кондитером во дворце на протяжении всего детства Д.К. … к зависти Джордана.
Вспомнив слова мастера Инга о том, что следующим заданием Джордана будет работа с предыдущим сотрудником, он улыбнулся еще шире. День внезапно показался ему очень многообещающим.
Распахнув дверь, Джордан почувствовал, как у него потекли слюнки, когда до него донеслись запахи хлеба, пирожных и печенья, которые стали еще более насыщенными теперь, когда он оказался внутри. Он не знал, что съест в первую очередь, все, что он знал, это то, что он ничего не ел с завтрака, а время обеда уже прошло, так что он умирал с голоду.
Не теряя времени, Джордан обогнул столики, заполненные посетителями, и направился прямо к стеклянному прилавку, на котором были выставлены разнообразные хлебобулочные изделия, решив, что, поскольку он не уверен, чего хочет больше всего, ему просто нужно купить что-нибудь из всего ассортимента. Он как раз собирался высказать свою просьбу молодой женщине, принимавшей заказы, когда дверь на кухню открылась и в нее вошла миссис Гриббл собственной персоной. Ее слегка морщинистая смуглая кожа была припорошена мукой, как и короткая стрижка в африканском стиле, выглядывавшая из-под радужного шарфа, но глаза, как всегда, были ясными и дружелюбными.
Они также были сосредоточены на Джордане.
— Ты опоздал, сынок, — сказала она, протягивая ему белый фартук, — иди за мной.
Пораженный, Джордан опустил взгляд на материал в своих руках, а затем на округлую фигуру миссис Гриббл, которая двигалась за прилавком.
— Цоп, Цоп, — позвала она.
Если не считать сна, который приснился ему много лет назад и который по сей день оставался одним из его любимых, Джордан никогда не вставал за прилавок. Он двигался нерешительно, боясь, что миссис Гриббл передумает и отправит его собирать вещи.
Она этого не сделала. Вместо этого она пододвинула к нему тарелку, затем другую, на первой был слоеный вишневый пирог, покрытый шоколадной глазурью, а на второй — сдобная булочка, покрытая кремом и джемом.
Джордан застонал и уже собирался рассыпаться в благодарностях, когда она заговорила снова.
— Отнеси это к седьмому столику, а потом возвращайся поскорее, — приказала она. — Мы не любим заставлять наших клиентов ждать.
Застыв на месте, Джордан с тоской посмотрел на еду, которую держал в руках, затем поднял глаза на миссис Гриббл.
— Это, хм, не для меня?
Искра веселья промелькнула в ее темных глазах, но голос ее был серьезным, когда она ответила:
— Почему они должны быть для тебя? Мне сказали, что ты должен работать, и это именно то, что я для тебя планирую.
В памяти Джордана промелькнули слова, сказанные королем только этим утром:
— Сегодняшняя тема — «жертвенность».
Джордану стоило немалых усилий не разрыдаться, но, когда он, пошатываясь, направился к седьмому столику, ему потребовались все его силы, чтобы сдержать слезы, особенно когда он передавал тарелки нетерпеливым посетителям, которые тут же принялись поглощать выпечку.
Пытка… это была настоящая пытка.
И так продолжалось до тех пор, пока миссис Гриббл не передала ему тарелки и не отправила к другим столикам.
Кексы с глазурью. Шоколадные эклеры. Ягодные кексы. Сахарное печенье. Фруктовые пироги с глазурью. Рогалики, круассаны, крендельки. Торты из теста, чизкейки, бисквитные торты, пирожные в форме бисквитов, блинчики с начинкой, медовые торты, пирожные с мороженым… все торты. По мере того, как доставлялся каждый новый заказ, Джордан кое-что понимал: по сравнению с этим заданием смерть была милостью. Он был в этом уверен, как и в своем постоянно урчащем желудке.
И стало только хуже, когда дверь в пекарню открылась и вошли три знакомых лица.
Биар, Джонни и Блейк удивленно подняли брови при виде Джордана, стоящего в белом фартуке с полными руками пустых тарелок и столовых приборов.
На долгое мгновение они все застыли на месте, уставившись друг на друга.
Затем Джордан выпалил:
— Клянусь, этому есть вполне разумное объяснение.
Блейк фыркнул, Джонни расхохотался, а Биар прикусил щеку, чтобы сдержать смех. Последний был единственным из троих, кто знал о намерениях Джордана в то утро во дворце, и было ясно, что Биар быстро собрал все воедино, по крайней мере, каким-то образом, благодаря своему гениальному уму.
— Не могу дождаться, когда услышу обо всем этом, — сказал Биар, все еще безуспешно пытаясь скрыть веселье.
— Джордан, сынок! Третий столик нуждается в уборке! — позвала миссис Гриббл. — А одиннадцатый столик все еще ждет своих блинчиков! Цоп, цоп!
Братья Ронниганы расхохотались еще громче, поэтому Джордан сделал единственное, что мог, — добродушно вздохнул и проводил их в кабинку, прежде чем принять заказы. Они не позволяли ему уйти, пока он не объяснил причину своего присутствия, но Биар, его лучший друг, пришел Джордану на помощь и сказал им, что все объяснит позже. Однако он также многозначительно посмотрел на Джордана, давая понять, что хочет узнать подробности гораздо раньше, чем остальные, и Джордан кивнул, молча обещая, что поделится, как только сможет.
— Сынок!
Джордан вздрогнул и поспешил прочь от друзей обратно на кухню, слыша их сдавленный смех вслед. Когда их заказ был готов, он принес им три знаменитых латте «цинначок» миссис Гриббл — горячее какао, смешанное с коричным сиропом и политое взбитыми сливками, — а также поднос с шоколадными, клубничными и карамельными пончиками, покрытыми ванильным кремом, от вида которых у него в животе заурчало так сильно, как и у всех остальных. Ронниганы с тревогой посмотрели на него.
— Угощайся, приятель, — предложил Джонни, подталкивая пончики к Джордану. — Здесь более чем достаточно.
Джордан хотел этого. Он отчаянно хотел. Но он не мог не услышать голос короля снова:
— Сегодняшняя тема — «жертвенность».
Покачав головой, он сказал:
— Спасибо, но я в порядке. — Это обошлось ему недешево, но Д.К. того стоила. Чтобы отвлечься от чувства голода, и прежде чем миссис Гриббл успела позвать его обратно на кухню, он быстро спросил: — Как прошла примерка смокинга? — повернувшись к Блейку, он добавил: — Все готово к следующей неделе?
Голубые глаза Блейка заблестели, когда он взял свою кружку и сказал:
— Мы готовы, при условии, что Джира продержится так долго. — Он пожал плечами, ухмыляясь в свой стакан с цинначоком. — Что могу сказать? Я — находка. Ничего не могу поделать с тем, что она отчаянно хочет привязать меня к себе навсегда.
— Да, уверен, именно поэтому она с таким нетерпением ждет свадьбы, — сухо сказал Джонни. — Это не имеет никакого отношения к тому, что она хочет рвать на себе волосы из-за нашей сумасшедшей семейки и всех последних приготовлений, за которыми наблюдают мама и Гэмми.
Биар ухмыльнулся и ничего не сказал, не отрывая взгляда от пончика, который держал в руках.
Блейк полностью проигнорировал старшего брата — и младшего тоже — и сказал Джордану:
— Однажды тебе придется поделиться своим секретом, как с первого раза подобрать идеальный размер смокинга. Это действительно несправедливо, что нам приходится постоянно ходить на примерки, в то время как тебя приготовили за неделю.
— Боюсь, всему этому, — Джордан обвел рукой свое тело, — нельзя научить. Совершенство рождается, а не создается.
Блейк состроил гримасу.
— Напомни мне еще раз, почему я назначил тебя своим шафером?
Джордан захлопал ресницами.
— Потому что я твой любимый не брат. Это очевидно.
Несмотря на их подшучивания, Джордан был тронут, когда Блейк пригласил его принять участие в свадебной вечеринке, заявив, что считает Джордана таким же близким человеком, как и его кровные братья. Это было воспоминание, которое Джордан запечатлел глубоко в своем сердце, оно помогло заполнить пустоту, образовавшуюся после смерти его собственного брата Луки почти десять лет назад.
— Сынок! — позвала миссис Гриббл через всю пекарню. — Есть тарелки, которые нужно вымыть!
Вздохнув, Джордан сказал:
— Я, пожалуй, пойду. Съешь за меня еще один пончик, ладно? И скажи что-нибудь приятное на моих похоронах, когда я умру от голода. — Под их смешки он посмотрел на Биара и сказал: — В восемь?
Поняв, что он имеет в виду, Биар торжественно кивнул, и Джордан поспешил обратно на кухню.
День тянулся незаметно, проходили часы, пока Джордан обслуживал столики, развлекал клиентов, пускал слюни над выпечкой и мыл тарелку за тарелкой. Когда, наконец, магазин закрылся и конец был уже не за горами… потому что теперь ему наверняка разрешат уйти и сначала съесть все, что он сможет найти, миссис Гриббл резко остановила его планы.
— Пора по-настоящему повеселиться, — сказала она, отпустив своих сотрудников. С радостной улыбкой она велела Джордану сменить фартук на новый, а затем жестом пригласила его следовать за ней к длинному чистому рабочему столу в глубине кухни.
— По-настоящему… повеселимся? — медленно повторил Джордан. Обычно это звучало бы для него заманчиво, но после такого дня, который у него был, все, чего он хотел, — это свернуться калачиком перед камином и уткнуться носом в подушку.
— Король и королева устраивают послеобеденное чаепитие в канун праздника Кальдорас, — поделилась миссис Гриббл. — Что-то скромное, ничего особенного. Они попросили меня испечь торт, и ты мне поможешь.
Джордан отказался.
— Я не очень хороший пекарь. — Он был хорош в поедании тортов, но не в их приготовлении. Ему до сих пор снились кошмары о том, что он, Алекс и Д.К. испекли тортик на семнадцатилетие Биара, после чего его несколько дней рвало желчью синего цвета.
— К счастью для всех, кто в этом замешан, я хорошо, — сказала миссис Гриббл и хлопнула в ладоши. — Теперь они заказали трехъярусный торт с их любимыми вкусами: кокосовый крем для короля, шампанское и свежие фрукты для королевы, а для принцессы…
— Белый шоколад с клубникой, — тихо произнес Джордан. Он знал, что это любимое блюдо Д.К., так же как и то, что миссис Гриббл каждый год выпекает на ее день рождения.
Он также надеялся, что шеф-кондитер когда-нибудь согласится испечь его на их свадьбу, хотя пока не собирался обращаться с такой просьбой.
— Принцессы Делуции не будет в пятницу, — продолжила миссис Гриббл, рассказывая Джордану то, что он и так знал, — но торт все равно должен изображать королевскую семью в полном составе, и, как и все, что я пеку для них, он будет просто великолепен. — Она встретилась взглядом с Джорданом. — Ты готов приготовить что-нибудь волшебное?
Остро осознавая свои собственные ограничения, Джордан ответил:
— Готов помочь вам приготовить что-то волшебное. И я в равной степени готов приложить все усилия, чтобы не испортить это.
Миссис Гриббл от души рассмеялась.
— Полагаю, это приемлемо. А теперь, сынок, бери муку и приступим.
К тому времени, когда три торта были испечены, собраны вместе и покрыты глазурью и кремом, а фрукты уже стояли в холодильнике, чтобы их нарезали и добавили свежими в день вечеринки, уже по-настоящему стемнело.
Доведя кухню до сверкающего совершенства, Джордан был готов пасть духом, поэтому, когда миссис Гриббл приблизилась с напряженным выражением лица, ему пришлось подавить стон при мысли о том, какую новую задачу ему теперь предстоит выполнить.
Но затем она просияла и показала спрятанную за спиной тарелку, на которой лежал самый изысканный лимонный пирог с безе, который Джордан когда-либо видел. В другой руке у нее были две вилки, одну из которых она протянула ему, приглашая:
— Присаживайся, сынок. Ты это заслужил.
Во второй раз с тех пор, как вошел в ее пекарню, Джордан чуть не расплакался, но на этот раз от радости.
Двигаясь так быстро, что слегка спотыкался о собственные ноги, Джордан поспешил к ближайшему столику, в последнюю секунду вспомнив о хороших манерах и отодвинув стул для миссис Гриббл. Только после того, как она села и пирог оказался в центре стола, пекарь подтолкнула к нему подношение.
— Принимайся за дело.
Джордану не нужно было повторять дважды, но как раз перед тем, как его вилка коснулась пирога, из кармана донесся звон… это его ComTCD сообщил ему о времени.
Было восемь часов.
И тут же до него донесся отголосок разговора, который состоялся у него с Биаром днем ранее:
«Этот вечер еще в силе?»
«Только если ты не против».
«Ты прекрасно знаешь, что спрашивать об этом не стоит. Я бы ни за что не отпустил тебя одного».
Глядя на кремово-желтый десерт перед собой, Джордан понял, что ему нужно принять решение.
Он также знал, что, когда дело доходит до чего-то подобного, у него есть только один выбор, который он может сделать… или когда-нибудь сделает.
Уронив вилку, он поднялся со своего места и сказал:
— Спасибо, миссис Гриббл, но если вам больше ничего от меня не нужно, то я должен быть в другом месте.
Пекарь удивленно посмотрела на него.
— Но разве ты не голоден? У тебя в желудке шумит, как при землетрясении.
И снова в памяти всплыл голос короля:
— Сегодняшняя тема — «жертвенность».
«Что бы это ни значило», — сухо подумал Джордан.
Покачав головой, он сказал:
— Я в порядке. Но еще раз спасибо.
Миссис Гриббл долго пристально смотрела на него, но затем на ее лице появилось гордое выражение.
— Тогда беги, сынок. Ты хорошо поработал сегодня… в следующий раз, когда придешь, угощу тебя за счет заведения.
Джордан определенно поддержит ее в этом, и он с нетерпением ждал возможности сделать это очень скоро. Сказав ей об этом, он вышел из пекарни, достал из кармана пузырек со сферником, разбил его об пол и шагнул прямо в него. Через несколько секунд он оказался рядом с территорией своего нового пункта назначения.
Кладбище Хэллоугейт.
Глазам Джордана потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте, но луна была полной и отражалась от покрытых снегом холмов и покачивающихся голографических деревьев, давая достаточно света, чтобы он смог разглядеть фигуру Биара, поджидавшего его прямо впереди.
Пробираясь по обледенелой траве, Джордан дрожал от холода, когда добрался до друга, но, в отличие от Джордана, Биар был готов.
— Я подумал, тебе может понадобиться это, — сказал Биар, протягивая толстое зимнее пальто.
— Спасибо, — сказал Джордан, надевая его и постанывая от того, какое оно теплое. — Я должен был прийти прямо из пекарни.
— Понимаю. — Губы Биара дрогнули, когда он указал на голову Джордана. — Ты принес половину ее с собой.
Услышав вопрос, заданный Биаром, и вспомнив о своем молчаливом обещании, которое он дал ранее, Джордан быстро рассказал о том, что произошло во время его встречи с королем и королевой, и о том, как это привело его в тот день к миссис Гриббл, а также о том, что он делал с госпожой Альмой и мастером Ингом до этого. Говоря это, он провел пальцами по волосам, отчего облако муки и сахара упало на снег. Сморщив нос, он закончил словами:
— Полагаю, я не хочу знать, как ужасно сейчас выгляжу?
— Нет, если ты хочешь сохранить то, что осталось от твоего достоинства, — ответил Биар, борясь с улыбкой. Но затем он посерьезнел и указал на дорожку, ведущую вглубь кладбища.
— Здесь холодно. Сделаем это?
Джордан кивнул.
— Веди, приятель. Я рядом с тобой.
Он был и всегда будет рядом. И в хорошие времена, и, как сегодня, в не очень хорошие.
Теперь у них стало традицией приезжать в Хэллоувейт за неделю до праздника только вдвоем. Они начали это на пятом курсе академии, в первый Кальдорас после битвы… и в первый Кальдорас, когда отца Биара, Уильяма, не было с ними.
Теперь они направлялись к его могиле, почти не разговаривая друг с другом по пути по идеально ухоженным дорожкам и мимо ряда за рядом круглых стеклянных табличек — надгробий в память об умерших.
Это была мрачная прогулка, какой она всегда была и какой должна быть. Джордан с детства много раз бывал в Хэллоугейте, но за годы, прошедшие после войны, он узнал гораздо больше имен, и все они погибли в борьбе с Эйвеном.
Читая некоторые из них, пока они с Биаром продолжали свой путь по заснеженным тропинкам, сердце Джордана сжималось от каждого всплывающего воспоминания, от каждого знакомого имени, которое он видел. Студенты из Акарнаи, которые были его одноклассниками и друзьями, такие как Филиппа «Пип» Сквикер и Блинк. Другие студенты, которых он знал не очень хорошо, но которые были еще слишком молоды, чтобы умереть, такие как Брендан Лабински и Ник Бакстер. Администратор Джарвис. Генерал Тайсон. Джексон Стерлинг, дедушка Деклана. Их так много, слишком много, и все они убиты в бессмысленной войне.
В такие моменты Джордан боролся с двойственной природой своих эмоций: скорбью по тем, кто погиб, и облегчением по поводу тех, кто выжил.
На этом кладбище были и другие имена, о которых Джордан пока не позволял себе думать. Сегодня вечером он был здесь ради Биара, ради Уильяма. И когда они приблизились к живописной группе голографических деревьев, сверкающих в лунном свете и шелестящих от невидимого ветерка, они замедлили шаг, достигнув места назначения.
— Привет, папа, — тихо сказал Биар, опускаясь на колени перед круглой стеклянной табличкой, которая стояла между клумбами с радужными голоцветами. Яркие бутоны придавали месту упокоения Уильяма умиротворяющий, чарующий вид, но этого было недостаточно, чтобы развеять печаль, вызванную его уходом… никакие цветы в мире не обладали такой силой.
Джордан молча опустился на колени рядом с Биаром, давая своему другу время и пространство, в которых тот нуждался. Через несколько мгновений Биар глубоко вздохнул и протянул руку, чтобы провести по прозрачной поверхности стекла, и от его прикосновения над стеклом всплыли знакомые слова:
ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ НАЧАЛЬНИК ТЮРЬМЫ
УИЛЬЯМ ЮСТАС РОННИГАН
ВСЕГДА ЛЮБЯЩИЙ, ВСЕГДА ЛЮБИМЫЙ
ПАМЯТЬ О НЕМ СОХРАНИТСЯ В ВЕЧНОСТИ
Голограмма повисла в воздухе, прежде чем снова растаять, и как только это произошло, Биар глубоко вдохнул во второй раз, вытащил из кармана нож и уколол себе палец. Когда его кровь капнула на стекло, возникло голографическое изображение, передающее воспоминание о том, что сам Уильям задолго до своей смерти избрал для увековечения на своем надгробии.
Это было отправлено в Кальдорас шесть лет назад… в тот год, когда Джордана впервые пригласили в дом Ронниганов на каникулы. Он познакомился с Биаром и его семьей всего несколько месяцев назад, во время ознакомительного дня для первокурсников академии, и, увидев Джордана, стоящего в одиночестве, без какой-либо семьи, ожидающей его, чтобы попрощаться, они тут же усыновили его. Когда пришел следующий Кальдорас, Уильям, Дороти и Гэмми узнали, что семья Джордана больше не празднует этот праздник, поэтому они не только пригласили его погостить у них, но и настояли на этом.
Кадры, которые показывали Джордану и Биару сейчас, никому другому не показались бы особенными. Это была просто группа людей, сидящих за столом, уставленным едой, смеющихся и наслаждающихся обществом друг друга. Но для Ронниганов — и для Джордана — эти воспоминания были всем.
Уильям был Стражем, защитником людей, и он отдал свою жизнь, чтобы помочь сделать их мир безопаснее. Но Уильям был не просто Стражем, он был отцом, мужем, сыном, другом. И голографическое изображение показывало его именно таким, показывав любовь, которую он испытывал к своей семье превыше всего, вплоть до дня своей смерти — и, благодаря этим кадрам, сохраняющуюся в будущем.
Биар фыркнул, и Джордан потянулся, чтобы обнять его за плечо, и они вдвоем смотрели, как проигрывается беззвучная запись, пока она полностью не исчезла. Только когда запись закончилась, Джордан обнял Биара и пробормотал:
— Я оставлю тебя на минутку.
Он встал и попятился, намереваясь подождать дальше по тропинке за голографическими деревьями. Но когда направился в ту сторону, ноги сами понесли его вперед, почти без его разрешения. Он знал, куда идет, за последние десять лет он много раз проходил этим маршрутом, но это не уменьшало ощущения тяжести в животе, особенно когда он проходил мимо более знакомых имен… таких, как Скайла Фэй, которую Джордан, непреднамеренно или нет, привел к ее собственной смерти. Возможно, в то время Эйвен и Заявил на него свои Права — как и на Калисту Мэйн, которая выполнила приказ убить одноклассницу Джордана по SAS, — но в душе Джордана всегда будет таиться тень вины, еще один душевный шрам, который останется с ним навсегда.
Несмотря на это, Джордан направлялся не к могиле Скайлы.
Он направлялся к могиле своего брата.
В отличие от Биара, который тихо поприветствовал Уильяма, Джордан ничего не сказал, когда подошел к стеклянной табличке Луки и присел рядом с ней на корточки. Он не протянул руку, чтобы коснуться надгробия, не пришел сюда, желая увидеть голограмму, высящуюся над ним, слова, выбранные их родителями, формальные и банальные «Любимый сын, ушедший слишком рано». Вместо этого Джордан наклонился и сдул снег с круглой таблички, открывая слова, которые он выгравировал на стекле много лет назад,… слова, которые он вытатуировал на своем теле лаэторианскими чернилами, потому что они так много значили для него. Для них обоих.
НИКОГДА НЕ ПОЗВОЛЯЙ ИМ СЛОМИТЬ ТЕБЯ
Джордан скучал по своему брату каждый день и отдал бы все, чтобы повернуть время вспять и вернуть Луку в свою жизнь. Но он также был благодарен за послание, которое Лука вложил в него, за дух, который он оставил после себя, за силу, надежду и веру, которые Джордан теперь обрел в себе. Он никогда не позволит никому и ничему сломить его; он преодолеет все, с чем бы ни столкнулся, навсегда, до скончания веков.
— Спасибо, брат, — прошептал Джордан, как делал всегда, когда навещал Луку. — Счастливого Кальдораса.
Снова поднявшись и отряхнув снег с колен, Джордан намеренно избегал смотреть на могилу, расположенную сразу за могилой его брата, ту, что была окаймлена маленькими голографическими деревьями, увитыми ивами. Он знал, кому она принадлежала, конечно, знал. Но за почти три года, прошедшие с тех пор, как она появилась, Джордан всякий раз, когда навещал Луку, игнорировал ее. Так же, как и сегодня вечером.
Вместо этого Джордан вернулся туда, где его ждал Биар, теперь он стоял у могилы Уильяма, выражение его лица было меланхоличным, но в то же время умиротворенным.
— Готов? — спросил Биар, не спрашивая, где был Джордан, поскольку уже знал.
Джордан бросил последний взгляд на могилу Уильяма, прежде чем кивнуть.
— Да, я готов. Поехали домой.
И двое друзей вместе покинули кладбище, хотя, как всегда, они оставили частички себя позади.
Когда Джордан проснулся в Вудхейвене на следующее утро, его охватил ужас. Ему не давали никаких указаний, когда он уходил от миссис Гриббл накануне вечером, поэтому он встал пораньше, так как планировал добраться до дворца и…
Что ж, дальше этого его план не заходил. Но он предполагал, что кто-нибудь найдет его там и расскажет, что ему делать дальше в его стремлении доказать, что он достоин жениться на принцессе.
Учитывая ранний час, Джордан ожидал, что кухня будет пуста. Но когда он вошел в уютную комнату, кто-то стоял, прислонившись к деревянной скамье, и потягивал из кружки дымящийся кофе.
— Джира, — удивленно произнес Джордан. Он и не пытался скрыть своего веселья, когда добавил: — Сегодня опять планируем свадьбу? Ты просто жаждешь наказания, раз пришла так рано. Я думал, ты будешь тянуть время и приедешь как можно позже.
Веселые искорки в ярко-голубых глазах смотрительницы вызвали у Джордана тревожный звон в ушах, который стал только громче, когда она ответила:
— Сегодня никаких приготовлений к свадьбе. Я сказала Гэмми и Дороти, что отменю все мероприятие, если они не дадут мне несколько выходных. У меня отсрочка до окончания Кальдораса.
Джордан нахмурил брови, ища остатки ужина, которым он наелся прошлой ночью, прежде чем отправиться спать.
— Если ты здесь не из-за свадебных дел, то… — Он сделал паузу, чтобы откусить кусочек холодной пиццы, прежде чем продолжить: — Блейка здесь нет, знаешь ли. Я думал, у вас, ребята, есть общее место?
— Я здесь не из-за Блейка, Джордан. — Порочная улыбка появилась на губах Джиры. — Я здесь из-за тебя.
Джордан как раз потянулся за вторым ломтиком сырного пирога, но его рука замерла на полпути ко рту.
— Из-за меня?
Надзирательница поправила свою черную униформу и ухмыльнулась.
— Полагаю, тебе сказали, что сегодняшней темой будет «дисциплина». Угадаешь, что это значит?
Понимание поразило Джордана, как и шок, поскольку ему начало казаться, что все знают о его королевских испытаниях, и он отложил свою пиццу, пробормотав в ответ:
— Думаю, это означает, что мне следует съесть что-нибудь более существенное.
Усмехнувшись, Джира предложила:
— Может, попробуешь овсянку? Поверь мне, когда я говорю, что тебе понадобится как можно больше энергии на долгое время. — Она сделала паузу. — Тебе, наверное, также стоит сменить одежду. Выбери что-нибудь, в чем тебе будет легко передвигаться.
Джордан взглянул на свою комбинацию джинсов и куртки, затем вздохнул, воспользовавшись кухонным терминалом TCD, чтобы приготовить нормальный завтрак, прежде чем отправиться переодеваться в дышащие длинные брюки, футболку и легкую толстовку с капюшоном на молнии.
— Лучше? — спросил он Джиру, когда вернулся на кухню, протягивая руки для осмотра.
— Очень, — ответила она. — Сможешь поблагодарить меня позже.
С этим зловещим заявлением она допила свой кофе, заправила прядь темных волос за ухо и жестом пригласила его следовать за ней к выходу из дома.
— Я так понимаю, ты сегодня руководишь моим заданием? — спросил Джордан, когда они остановились на заснеженной садовой дорожке. Его тонкая одежда не подходила для морозной погоды в Вудхейвене, поэтому он вздохнул с облегчением, когда Джира вытащила из кармана униформы пузырек с пузырьками и бросила его на землю.
— Нет, — ответила надзирательница, и на ее лицо вернулась озорная улыбка. — Я всего лишь твоя сопровождающая.
Она не дала ему возможности задуматься, что это значило, прежде чем шагнуть в сферник, жестом приглашая его следовать за собой.
Понимая, что выбор у него ограничен, Джордан собрался с духом и прошел прямо за ней. Однако, когда он вышел с другой стороны, его смелость мгновенно улетучилась, когда он оглянулся на их новое место назначения, и странное сочетание предвкушения и трепета наполнило его, когда он увидел знакомую обстановку.
Потому что прямо перед ними был закрытый вход на заставу Сури.
Джордан бывал там раньше всего один раз, на четвертом курсе академии, во время ночной командировки Охотника в SAS. Это было более трех лет назад, но в отличие от многих городов Медоры — человеческих и прочих — военный аванпост пережил войну невредимым, так что выглядел он в основном так же, как и тогда, когда Джордан в последний раз стоял за его устрашающими стенами из песчаника, которые с одной стороны граничили с пустыней, а с другой — с лесистыми хребтами Дурунган.
— Дисциплина, верно? — сказал Джордан слегка хрипло. Он посмотрел на охранников в доспехах, патрулирующих верхнюю часть крепостных стен. — Почему у меня такое чувство, что сегодняшний день будет паршивым?
Джира от души похлопала его по спине.
— А я-то думала, что это у меня дар интуиции.
Джордан бросил на нее равнодушный взгляд.
— Ты получаешь от этого слишком много удовольствия.
Не раскаиваясь в содеянном, она ответила:
— Я очень, очень рада. — Затем она подтолкнула его вперед. — А теперь двигайся. Ты уже опаздываешь.
Ворча себе под нос, что вряд ли это его вина, ведь именно ее послали за ним, Джордан последовал за Джирой через ворота, а солдаты, проходя мимо, почтительно кивали ей.
В прошлый раз Джордан лишь ненадолго задержался на территории комплекса вместе с Кайденом, они оба были скрыты его даром трансцендентности, когда направились прямо к командному центру, а затем поспешно ретировались. Сегодня Джира повела Джордана в противоположном направлении, и он с безудержным любопытством оглядывался по сторонам, пока она указывала на различные здания, мимо которых они проходили. Здесь были спальные помещения для солдат, двухъярусные спальни для курсантов и отдельные апартаменты для офицеров более высокого ранга, а также отдельные помещения для надзирателей — как для Щитов, так и для Мечей — и их стажеров. Здесь было множество столовых и ванных комнат. Здесь были склады оружия, медицинские службы, пункты связи и даже химическая лаборатория для военных исследований и разработок. И, наконец, здесь были тренировочные площадки, где экскурсия Джиры подошла к концу.
— Откуда я знал, что ты ведешь меня именно сюда? — пробормотал Джордан, настороженно глядя на группу одетых в черное людей, стоявших строем на краю большого песчаного поля, и все они смотрели прямо на него. На них не было формы дружины или Надзирателей, что наводило Джордана на мысль, что они, должно быть, все еще курсанты, ожидающие повышения.
— Вы опоздали, — прогремел голос, достаточно громкий, чтобы Джордан подпрыгнул. Это был знакомый голос, как и мужчина, которому он принадлежал, который шел от группы к тому месту, где стояли Джордан и Джира.
— Генерал Дрок, — поприветствовал Джордан командующего западной частью вооруженных сил Медоры, с которым он впервые познакомился во время войны и с тех пор несколько раз видел на дворцовых приемах. — У вас здесь славное местечко. Уютное. Причудливое.
Генерал скрестил руки на груди поверх своего начищенного мундира.
— Давай посмотрим, останется ли у тебя такое мнение к концу дня, парень.
Джордан сильно сомневался, что так будет, особенно когда Джира весело помахала ему рукой и одарила безжалостной улыбкой, прежде чем оставить его на попечение генерала. Едва она скрылась из виду, как Дрок сказал Джордану то, о чем тот уже начал подозревать: что проведет день, тренируясь с кадетами.
Действительно, «Дисциплина».
Поначалу это было именно то, чего Джордан ожидал, и очень похоже на то, что он терпел в течение пяти лет в Акарнае на уроках физкультуры с сомнительным с этической точки зрения инструктором Финном. Джордану, к счастью, не предложили место стажера по этому предмету, но с тех пор он регулярно занимался фитнесом и легко мог не отставать от курсантов, когда они выполняли упражнения и повторяли схемы упражнений с многочисленными приседаниями, отжиманиями, подтягиваниями и всем, что еще существовало. На каком-то этапе Дрок исчез, и его заменила темнокожая женщина по имени майор Лорелл, которая, если уж на то пошло, заставляла их работать еще усерднее, чем генерал, выкрикивая приказы:
— Вперед! Вперед «ВПЕРЕД!
Прошли часы, пока Джордан обливался потом вместе с кадетами под солнцем пустыни, им был предоставлен лишь короткий перерыв на воду и еще более короткий обед, прежде чем Лорелл снова заставила их двигаться, на этот раз присоединившись к группе Надзирателей-стажеров в том, что она радостно назвала «учебным лагерем» — полосе препятствий, вдохновленных самым изобретательным из ночных кошмаров.
Джордану доводилось сталкиваться со сложными полосами препятствий Картера на занятиях по боевым искусствам вплоть до пятого курса, но это… это…
У Джордана заныло все внутри от одного взгляда.
«Сделай это ради Дикс», — мысленно повторял он, карабкаясь по облезающим лестницам, перепрыгивая через стены, от которых трещали кости, пробираясь по грязным, вызывающим клаустрофобию туннелям и перепрыгивая препятствие за препятствием. Когда в него летели стрелы, он уклонялся, когда в него летели кинжалы, он уклонялся, когда его тело хотело сдаться и рухнуть, он вспоминал свою девушку, любовь всей своей жизни, напоминая себе, что все это того стоило. Что она того стоила.
…И находил в себе силы, зная, что ей придется жестоко поплатиться, когда она узнает, через что именно ему пришлось пройти, чтобы заслужить благословение ее родителей.
Ему не терпелось увидеть это, и это придавало ему энергии, необходимой для того, чтобы преодолевать полосу препятствий снова и снова, пока майор Лорелл, наконец, не сказала, что на сегодня они закончили.
Кадеты быстро разошлись, отправившись выполнять административные обязанности и различные поручения, которые должны были занять их до наступления ночи. Майор Лорелл ушла вместе с ними, сказав Джордану, чтобы он оставался на месте, и что за ним скоро придут.
Шли минуты, пока он стоял на краю тренировочной площадки, оглядываясь в поисках Джиры, Дрока или кого-нибудь еще, кто мог бы сказать ему, каково его следующее задание, или, что предпочтительнее, что он закончил и может идти домой. Он должен был догадаться, что принимает желаемое за действительное, потому что как раз в тот момент, когда он собирался упасть на землю — непреднамеренно, поскольку его тело требовало отдыха, — его остановил женский голос, на этот раз тоже знакомый, хотя и неожиданный.
— На твоем месте я бы не садилась, — сказала Ниша Джеймс с улыбкой в голосе, когда подошла ближе. — У тебя такой вид, будто ты не сможешь больше встать.
Учитывая, что каждый дюйм его тела болел, она, скорее всего, не ошиблась.
— Часть меня хочет обнять тебя и сказать, что я рад тебя видеть, — сказал Джордан командиру вооруженных сил Медоры, как военных, так и Стражей, которая также оказалась тетей Кайдена и Джиры, — но что-то подсказывает мне, что сейчас я не буду таким великодушным. — Он многозначительно посмотрел на рюкзак, который она держала в руке. И настороженно.
— Знаю, что уже поздно, но, к сожалению, у тебя впереди еще одно задание, — сказала Ниша, и, к ее чести, у нее был извиняющийся вид, когда она передавала ему рюкзак и давала инструкции. — Примерно в двух часах езды к востоку отсюда есть небольшой оазис в пустыне. Это трудная прогулка по зыбучему песку и крутым дюнам, но как только ты доберешься туда, то сможешь отдохнуть.
— Отдохнуть? — спросил Джордан. — Не уйти?
Ниша покачала головой.
— Тебе придется ночевать в палатке. Но не волнуйся, — быстро добавила она, — это будет не так ужасно, как думаешь, а утром сможешь отправиться прямо из оазиса во дворец через сферник.
Джордан посмотрел на свою покрытую грязью, промокшую от пота одежду.
— Уверен, они будут в восторге, увидев меня.
Ее голубые глаза смеялись, и Ниша сказала:
— Это будет им на руку после тех нелепых заданий, которые они тебе поручили. — Но затем она кивнула в сторону рюкзака. — Внутри есть запасная одежда. А также еда, вода и все остальное, что тебе нужно, чтобы пережить ночь. — На ее лице появилось веселое, понимающее выражение, когда она добавила: — Возможно, тебе даже будет весело.
«Весело» было последним, что Джордан ожидал почувствовать после двухчасового похода по пустыне, а затем ночевки на холодном, твердом песке. Но он прикусил язык, поняв из упоминания Ниши о «нелепых» заданиях, что она была на его стороне и в данном случае выступала лишь в качестве посредника.
— У тебя есть около полутора часов до того, как солнце начнет садиться, и как только это произойдет, температура резко упадет, — предупредила Ниша. — Когда это произойдет, не забудь одеться потеплее, чтобы не замерзнуть, пока не доберешься до оазиса и не разведешь костер. — Она не сводила с него глаз. — Не строй из себя героя, Джордан. Я знаю, то, что ты делаешь, кажется тебе важным, но если ты попадешь в беду и тебе нужно будет сбежать, воспользуйся сферником. Архаичный список якобы королевских атрибутов не стоит того, чтобы подвергать свою жизнь опасности, понятно?
Джордан сглотнул, затем заставил себя кивнуть, хотя и знал, что никогда не откажется от этого испытания. Он зашел так далеко, что теперь его не остановят ни боли, ни общее недомогание.
— Хорошо, — сказала Ниша. — Я провожу тебя до главных ворот и укажу правильное направление, но дальше ты предоставлен сам себе. — Она улыбнулась. — По крайней мере, на некоторое время.
Джордан осознал значение ее последних слов только два часа спустя, когда, наконец, добрался до оазиса после изнурительного путешествия, в результате которого его мышцы свело судорогой, кожа высохла, а дух был почти сломлен. Поэтому для него было шоком обнаружить, что кто-то прибыл раньше него и разбил палатки вокруг приветливо пылающего костра.
Нет, не кто-то.
Кто-то.
Два человека.
Двое друзей.
Джордан не поверил своим глазам, когда Кайден и Деклан вскочили, чтобы поприветствовать его, подхватили его рюкзак и помогли подойти к костру. Он был так потрясен, увидев их, что почти убедил себя, что они ненастоящие, пока…
— Выглядишь ужасно, — сказал Деклан с хохотом, сунув Джордану в руки новую флягу с водой.
— Вот, выпей это, — сказал Кайден, протягивая ему пузырек с зеленым обезболивающим, за которым последовал набор других лекарств, заставивших его застонать от облегчения. Через несколько секунд он снова почувствовал себя почти человеком и готов был расцеловать обоих парней только из благодарности.
— Что вы здесь делаете? Почему? Как? — пробормотал он между глотками воды, и его тон был таким же недоверчивым, каким он себя чувствовал. — Я думал, вам нужно тренироваться до самого Кальдораса?
— Да, и мы готовы, — сказал Деклан, указывая на черную униформу, в которую были одеты он и Кайден, с золотой эмблемой в виде двух скрещенных мечей за короной. Знаки отличия носили только Стражи, но — что никого не удивило — они оба были приглашены в программу сразу после академии и тренировались на Мечей уже шесть месяцев, с момента выпуска.
— В этом месяце мы находимся на заставе Сури, проводим учения с охраной, — объяснил Кайден. Он снял миску с дымящимся рагу, которое кипело на огне, и передал ее Джордану, добавив: — Тетя Ниша подумала, что тебе может понадобиться компания сегодня вечером, поэтому она отправила нас сюда под предлогом «навыков выживания», заявив, что это важная часть наших полевых тренировок.
Деклан фыркнул.
— Почти уверен, что она просто боялась, что ты заблудишься или окажешься мертвым, а Дикс устроит настоящую истерику. Мы здесь, чтобы спасти твою задницу, если понадобится… хотя, похоже, ты прекрасно справился сам.
— Если под «прекрасно справился» ты подразумеваешь «едва выжил», то да, ты прав в своей оценке, — сухо сказал Джордан, вспоминая тот адский день, который у него был. — Но да, я определенно рад, что Ниша прислал вас. — Он потряс своей миской с рагу и озорно улыбнулся. — В основном потому, что вы меня кормите.
Кайден и Деклан тихо рассмеялись, прежде чем они втроем устроились вокруг костра, поужинали и пообщались. Хотя Алекс по-прежнему регулярно виделась с Кайденом, а Биар почти так же часто виделся с Декланом, то немногое свободное время, которое было у Джордана, он обычно проводил с Д.К., так что прошло много времени с тех пор, как он в последний раз мог просто посидеть и поговорить с двумя парнями, особенно без того, чтобы их отвлекали партнеры или кто-либо еще. Было приятно услышать, как они наслаждались жизнью после академии и об их опыте участия в программе подготовки Надзирателей, частью которой им явно нравилось быть.
— Ты уверен, что не присоединишься к нам в следующем году? — спросил Деклан, накалывая зефир на палочку и отправляя его в огонь. — Я всегда думал, что этим ты хотел заниматься?
— Когда-то так и было, — признался Джордан, разминая свой зефир пальцами. — Но после войны все изменилось. Сейчас я твердо придерживаюсь своих целей.
Это было правдой… Джордан когда-то мечтал стать Стражем, но после поражения Эйвена он провел много времени с другими смертными расами Медоры, помогая восстанавливать их города, и в процессе он близко узнал их. Он всегда был неравнодушен к людям, поэтому посвятил себя тому, чтобы вытащить их из их колючих панцирей, что привело к тому, что он услышал их истории и узнал об их культуре. Как только уборка была завершена, он понял, как сильно ему хочется продолжать работать с ними на других должностях, и в его мозгу словно вспыхнула лампочка. Он немедленно связался с Блейком, чтобы узнать о процедуре вступления в ISDS — межвидовую дипломатическую службу — и теперь у него была работа, которая ждала его, как только он закончит учебу.
Хотя он был единственным из своих друзей, кто собирался работать в ISDS, он был не единственным, кого ждала карьера.
У Биара была готовая должность в Химтехе, и научная организация умоляла его присоединиться к ним с тех пор, как узнала, что он изобрел детонаторы для распыления крови хироа, которые ослабили армии меярин. Он отказался от их попыток переманить его из Акарнаэ, заявив, что сначала хочет закончить обучение — особенно в области химии, — но в конце концов согласился на то, чтобы работать в параллельном отделе со своим братом-техником Джонни, начав сразу после окончания школы.
А что касается Д.К…
У нее были свои обязанности принцессы, но помимо этого, во время войны она нашла свою собственную страсть, помогая исцелять тела и души раненых. Для Флетчера было неслыханным предлагать кому-либо обучение, поскольку он был врачом, который не вел занятия, но он отметил природные медицинские инстинкты Д.К., а также ее сострадание к пациентам всех рас, поэтому он нарушил правила и взял ее в ученики. За последние восемнадцать месяцев под его руководством ее навыки только возросли, и она с нетерпением ждала продолжения учебы в знаменитом медицинском колледже Трюллина в течение следующих четырех лет после окончания Акарнаэ.
— По крайней мере, с нами будет Алекс, — сказал Деклан, прерывая размышления Джордан, — даже если я все еще не могу поверить, что она планирует начать обучение Стражей, продолжая при этом выступать в качестве посредника между Мейей и Тиа Аурас. — Он закатил глаза. — Отличница, не слишком?
— Она, безусловно, серьезно относится к своей роли защитника народов, — с нежностью согласился Джордан.
Выражение лица Кайдена было мягким и полным любви к своей девушке, когда он сказал:
— Из нее получится отличный Надзиратель.
— А еще она будет отличной женой, — нахально заявил Деклан, бросая зефир в лучшего друга. — Если бы только кто-нибудь поторопился и сделал предложение.
Кайден усмехнулся, нисколько не смущаясь и не испытывая неловкости.
— Некоторое время назад я пообещал ей, что не буду делать этого, пока мы оба не закончим школу. — Он выдохнул. — Поверь мне, ожидание мучительно.
— И для нее тоже, — сказал Джордан, не в силах сдержать улыбку. — Раньше она приходила в бешенство всякий раз, когда кто-нибудь шутил о том, что вы двое собираетесь пожениться, но сейчас она настолько к этому готова, что не удивлюсь, если она потеряет терпение и сделает тебе предложение сама.
Кайден улыбнулся, но также покачал головой.
— Этого не случится. После того Кальдораса, когда Джира украла предложение у Блейка, прежде чем он успел закончить, я заставил Алекс поклясться, что она не сделает того же. Она дала мне слово, что окажет мне честь, когда придет время.
— Тогда тебе лучше поторопиться с этим, — предупредил Джордан. — Потому что у тебя осталось шесть месяцев до ее выпуска, и если ты не опустишься на одно колено, когда этот день настанет… — Он замолчал, рассмеявшись.
Смех мгновенно стих, когда Кайден проницательно посмотрел на него и спросил:
— Кстати, о том, чтобы опуститься на одно колено, ты готов к завтрашнему вечеру?
Джордан уставился на него, затем на хихикающего Деклана, прежде чем запрокинуть голову и спросить у звездного неба:
— Откуда, черт возьми, все знают?
— Извини, что сообщаю тебе это, приятель, но это не такой уж большой сюрприз, — сказал Деклан. Вполголоса он добавил: — Ни для кого.
— Так и должно быть, — ответил Джордан. — По крайней мере, для Дикс.
Кайден откинул темные волосы с лица и понимающе улыбнулся, глядя в огонь.
Джордан застонал.
— Пожалуйста, скажи мне, что она не знает?
Кайден продолжал улыбаться в огонь, его молчание говорило о многом.
Деклан, однако, использовал настоящие слова.
— Ты не очень-то деликатничал, когда говорил: «Эй, у меня есть идея, почему бы тебе не отправиться в путешествие для девочек прямо перед Кальдорасом, самым романтичным днем в году, чтобы дать мне время незаметно все устроить к твоему возвращению?»
— Я так не говорил, — возразил Джордан.
— Может, и нет, — согласился Деклан. — Но Дикс не дурочка. Алекс тоже.
— Алекс уже знала, — сказал Джордан. — Я рассказал ей перед их отъездом и взял с нее обещание сохранить это в тайне.
Кайден кашлянул, безуспешно пытаясь скрыть смех. Деклан даже не пытался.
— Что? — спросил Джордан. — Алекс никогда бы не сказала. Она как могила.
— Так и есть, — согласился Кайден. — Но ты предполагаешь, что она не знала об этом до того, как ты рассказал ей. — Они с Дикс уже несколько месяцев ведут обратный отсчет до Кальдораса.
— Потому что это Кальдорас, — заявил Джордан. — Всем нравится этот праздник.
— Так и есть, особенно если это принцесса, которая полностью осведомлена о планах своего парня на этот счет, — сказал Кайден. Его голубые глаза заблестели, когда он добавил: — Давайте также не будем забывать, что Дикс во сне видит будущее. Игнорируя все остальное, ты все равно никогда не смог бы скрыть от нее что-то подобное только по этой причине.
Услышав это, Джордан решил, что для его душевного равновесия будет лучше, если этот разговор закончится… и если он забудет о нем вообще.
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — сказал он, слегка ворча.
Деклан встал и потянулся.
— Вообще-то, нам всем стоит подумать о том, чтобы отдохнуть. Мы с Кейдом рано начинаем тренировку, а у тебя впереди большой, захватывающий день, завтра вечером возвращается одна принцесса.
Желудок Джордана нервно сжался при мысли о том, что он так скоро увидит Д.К. … и о том, что, как он надеялся, произойдет тогда. Но у него оставался еще один день, полный дел, и, учитывая, через что он прошел сегодня…
Вздохнув, Джордан понял, что Деклан прав насчет того, что ему нужно поспать, особенно если он хочет получить хоть какой-то шанс выжить, что бы ни случилось дальше, поэтому он кивнул и тоже встал.
— Если нас не будет, когда ты проснешься утром, увидимся в субботу на ланче Кальдораса, — сказал Деклан, хлопая Джордана по спине. — Не могу дождаться, чтобы услышать, как прошел твой «сюрприз». Не волнуйся, Спаркер, у тебя все получится. — Затем он быстро добавил «Спокойной ночи!» и скрылся в палатке.
Кайден, однако, колебался.
— Все в порядке? — спросил Джордан.
— Дикс любит тебя, — сказал Кайден ни с того ни с сего.
Джордан мягко улыбнулся.
— Я знаю.
— Нет, Джордан, — сказал Кайден, подходя ближе. — Она любит тебя.
Нахмурив брови, Джордан медленно повторил:
— Я знаю. Я тоже ее люблю.
— Ни в одном мире нет такого списка качеств, которые заставили бы ее любить тебя меньше, — сказал Кайден, доказывая, что его интуиция по-прежнему так же сильна, как и все остальные дары, которыми он обладал. — Что бы ты ни делал, заканчивай это по тем причинам, по которым начал — ради Дикс, ради себя, — но не позволяй ничему из этого определять тебя. Твоя ценность определяется не тем, сколько слов ты сможешь выделить на странице, а сколько можно найти здесь. — Он похлопал Джордана по груди, прямо над сердцем. — Она это знает. Убедись, что ты тоже это знаешь.
Неожиданное поощрение задело Джордана сильнее, чем следовало бы. Он сглотнул. Затем еще раз. Не в силах остановиться, он прошептал то, чего никогда никому не говорил, даже Биару. Это был его самый большой страх… нечто, что выходило за рамки его отношений с Д.К. и проникало во все сферы его жизни. Так было всегда, хотя он так умело — слишком умело — скрывал это.
Слова, слетевшие с его губ, были едва слышны.
— Что, если я недостаточно хорош?
Взгляд Кайдена наполнился состраданием.
— Ты хорош. Просто должен в это поверить.
И с этими словами он заключил Джордана в объятия, крепко прижимая его к себе на долгое мгновение, прежде чем отпустить и удалиться в палатку, оставив Джордана смотреть на огонь, размышляя над тем, что только что сказал Кайден, и позволяя словам глубоко запасть ему в душу.
Что, если я недостаточно хорош?
Ты хорош. Просто должен в это поверить.
Когда на следующее утро Джордан вошел в приемную дворца прямо из лагеря «Оазис», волна усталости накатила на него с такой силой, что он споткнулся. Несмотря на лекарство, которое Кайден дал ему прошлой ночью, его мышцы все еще ощущали остаточный ожог от тренировок и прохождения полосы препятствий, а также от двухчасового похода вверх и вниз по осыпающимся песчаным дюнам. Все, чего он хотел, — это понежить свое ноющее тело в горячей ванне, а затем проспать лет десять, но впереди у него был еще один последний день королевских обязанностей. А потом, сегодня вечером…
Нет, он не позволит себе думать о возвращении Д.К… Пока нет.
Неуклюже шагая вперед и постанывая, когда его конечности протестующе заныли, Джордан вздрогнул, когда в приемную вбежал слуга и чуть не врезался в него.
— Вы Джордан Спаркер? — спросил мужчина средних лет, слегка задыхаясь. Джордан неуверенно кивнул, и тот продолжил: — Пожалуйста, следуйте за мной.
Он провел Джордана по дворцу, по знакомым позолоченным коридорам, вниз по винтовым лестницам, вплоть до кухонь, а затем через заднюю дверь, ведущую наружу. Тем не менее, они продолжили путь, остановившись только у большой деревянной конюшни, где содержались королевские лошади.
Внезапно у Джордана возникло очень плохое предчувствие относительно того, что его ждет впереди. Это чувство только усилилось, когда слуга поспешно удалился и появилось знакомое лицо конюха Корбина.
— Хорошо, что ты здесь, — сказал конюх, его щеки раскраснелись, а карие глаза заблестели, когда он улыбнулся Джордану. — Готов испачкать руки?
Джордан оглядел себя, отметив выцветшие синие джинсы и белую рубашку с длинными рукавами, которые он нашел в своем рюкзаке этим утром.
— Насколько сильно?
Через несколько минут он получил ответ:
— Очень. — Король предупредил, что темой заключительного дня заданий будет «служение», и Джордан, верный его описанию, быстро приступил к работе.
Первые пару часов прошли не так уж и плохо: Корбин дал Джордану садовые ножницы и попросил его подстричь живую изгородь вдоль дорожки, ведущей от конюшен ко дворцу, и привести в порядок тропинки, ведущие в лес, которые в конечном итоге упирались в частный пляж. Д.К. много раз водила Джордана по этим тропинкам до этого они вдвоем ездили верхом на лошадях в живописную бухту, где наслаждались летними купаниями, пикниками и романтическими закатами.
Время, проведенное со своей девушкой, принесло ему гораздо больше пользы, чем работа в саду, но, по крайней мере, это было несложно. Отчасти это было даже приятно — работать под зимним солнцем, но все равно давало нагрузку на его и без того больное тело. К тому времени, когда Корбин позвал его вернуться в конюшню, спина, шея и плечи Джордана ныли от того, что ему приходилось сильно наклоняться, а руки покраснели и одеревенели от того, что он сжимал ножницы.
Но это было ничто по сравнению с тем, что произошло дальше.
Джордан обучался верховой езде в академии в течение пяти лет, и, хотя он не стал учеником, как Д.К., он все равно знал, как ухаживать за лошадьми и убирать за ними. Начальник конюшни Корбин прекрасно понимал это и поручил Джордану проследить за тем, чтобы все королевские скакуны доели утреннюю порцию зерна, после чего вывел их на пастбища, чтобы они могли подышать свежим воздухом и погреться на солнышке.
Это было самое простое.
Самым трудным было то, что произошло в последующие часы, поскольку Джордан провел их, смазывая седла, вычищая поилки и ведра с кормом и вычищая, казалось, бесконечное количество стойл.
Он едва успел закончить уборку конюшенного комплекса, когда тело отказало ему: слишком напряженные мышцы и истощенная энергия вызвали у него такое головокружение, что ему пришлось немного передохнуть, рухнув на грязную солому посреди стойла. Он бы съежился при мысли о том, в чем сидит, если бы не был уже покрыт навозом — помимо всего прочего — от многочасового труда, а его некогда светлая одежда приобрела приятный оттенок «лучше не спрашивать».
Глубоко дыша, пытаясь справиться с головокружением, Джордан опустил вилы и посмотрел на свои усталые, дрожащие руки, но не увидел ничего, кроме покрытой волдырями, разбитой кожи. Он поморщился, разминая пальцы, затем вытер ими пот со лба, морщась от грязи, которую чувствовал на лице… на всем себе.
Как раз в тот момент, когда он пытался собраться с силами, чтобы подняться и продолжить работу, звук шуршащей соломы заставил его поднять глаза и увидеть, что кто-то нерешительно входит в стойло.
Это была девушка, которую он уже видел раньше, и во дворце, и в Акарнае. Она была на несколько лет моложе Джордана и его друзей; ему показалось, что ей пятнадцать, и она учится на втором курсе. Она также оказалась приемной дочерью конюха Корбина. И прямо сейчас она была спасительницей Джордана, потому что протягивала ему бутылку с водой, энергетический батончик и, самое главное, пузырек с обезболивающим и баночку с целебной мазью.
Если бы Джордан был в состоянии стоять, он бы вскочил на ноги и обнял ее. Вместо этого он принял ее подношения, проглотил еду, воду и обезболивающее, а затем намазал руки мазью.
— Спасибо, — прохрипел он, когда боль исчезла, а кожа заживала прямо на глазах. — Правда, спасибо!
Девушка заправила свои черные волосы до плеч за ухо и кивнула.
Джордан попытался вспомнить ее имя и, наконец, смог произнести:
— Рува, верно? — Он старался произнести его правильно, растягивая первую часть, чтобы оно звучало как «Ру-у-ва».
Она снова кивнула, ее бледно-голубые глаза ярко выделялись на загорелой коже. Когда она ничего не сказала в ответ, Джордан вспомнил, что Д.К. как-то сказала ему, что Рува не очень разговорчива. Очевидно, она могла говорить, но просто… не делала этого. По крайней мере, не с людьми. Ее часто видели шепчущейся с лошадьми.
Медленно поднявшись на ноги и чуть не рассмеявшись от того, насколько лучше он себя почувствовал, Джордан вернул ей баночку с мазью и сказал:
— Знаю, что повторяюсь, но я действительно не знаю, как тебя за это отблагодарить. Иначе я бы с трудом продолжил.
Он не ожидал ответа, учитывая то, что ему сказали, поэтому был удивлен, когда она ответила мягким и мелодичным голосом:
— Ты бы нашел способ.
Прежде чем он успел ляпнуть что-нибудь идиотское о том, что он не лошадь, а она все еще предпочитает разговаривать с ним, она повернулась на пятках и вышла из стойла. Но как только она это сделала, снова появился конюх Корбин, поджав губы, чтобы не рассмеяться при виде неопрятного вида Джордана.
— Вот, — сказал Корбин, бросая Джордану рюкзак. — Новая одежда. Иди приведи себя в порядок, а потом возвращайся на кухню.
Джордану нравились кухни. Ему также нравилась идея, что он больше не будет выглядеть и пахнуть как куча навоза. Но он заставил себя сказать:
— Мне еще нужно почистить половину стойл.
Корбин пренебрежительно махнул рукой.
— Конюхи за ними присмотрят. Ты нужен на королевском чаепитии до конца дня.
На чаепитии, для которого он помогал печь торт «Кальдорас». Джордан воспрянул духом, узнав, что остаток дня ему придется не разгребать навоз, а общаться с элитой Медоры.
Однако его ожидания изменились после того, как он быстро принял душ в уборной конюшни и открыл пакет, который дал ему Корбин, обнаружив внутри накрахмаленный костюм кремового цвета с жилетом и галстуком. По словам Джордана, этот костюм смотрелся на нем сногсшибательно, но он и раньше видел подобную униформу на дворцовых мероприятиях и знал, что его роль в этот день будет заключаться не в том, чтобы очаровывать гостей. Вместо этого он будет обслуживать их.
И действительно, как только он направился на кухню, измотанный слуга-мужчина, встретивший его в зале приемов ранее в тот день, сразу же выпроводил его обратно, проведя по многочисленным лестницам и наружу, в сад на крыше дворца. Расположенный над всем восточным крылом, он мог похвастаться видом на весь Трюллин, но у Джордана не было возможности насладиться видом сияющего города, пока ему в руки не сунули поднос с бокалами шампанского и не приказали «Разнести! Разнести!»
После утренней работы в конюшне смена темпа и задач была неприятной, но Джордан умел приспосабливаться. Он прошелся по саду, лавируя между группами людей, кто-то сидел, кто-то стоял, все разговаривали, смеялись и хорошо проводили время. Миссис Гриббл ошибалась, говоря, что это было маленькое, интимное мероприятие — гостей было не сотни, но все же их было достаточно, и Джордану приходилось часто пополнять поднос, как и многочисленным другим официантам, «циркулировавшим» по саду.
Хотя Джордан предпочел бы заниматься другими вещами, он не мог отрицать, что получал от этого удовольствие. Многие из гостей были знакомы ему благодаря тому, что ему всю жизнь приходилось бывать на подобных мероприятиях с родителями, и было одновременно забавно и обидно, что они не узнавали его просто потому, что не видели. Даже когда он оказывался прямо перед ними, подавая им напитки или еду, они смотрели сквозь него. Он был слугой, не заслуживающим их внимания.
Конечно, так было не со всеми. Король и королева сразу узнали его и тепло ему улыбнулись. Ниша и Джира сделали то же самое, как и другие члены королевского совета, в том числе генерал Дрок, который подмигнул Джордану и сказал, чтобы тот продолжал разливать напитки. Там было даже несколько учителей, таких как директор Марселл и Охотник, ни один из которых, казалось, ничуть не удивился появлению Джордана, хотя у него было достаточно опыта общения с обоими, чтобы знать, что их редко что-то шокирует. Люди, которых, казалось, смущало его присутствие, были представителями других рас: Ходящие по Теням, Дневные Всадники и флипы, которых Джордан хорошо узнал за последние годы, и они озадаченно приветствовали его, спрашивая, почему он их обслуживает. Вместо ответа Джордан сделал все возможное, чтобы развлечь — и отвлечь — их, прежде чем быстро перейти к обслуживанию других групп.
Все шло хорошо, часы пролетали незаметно, и Джордан раздавал кусочки торта, все больше осознавая, что солнце садится и вечеринка скоро закончится. Как только это произойдет, он узнает, достаточно ли он сделал, чтобы заслужить благословение короля и королевы. А вскоре после этого Д.К. вернется из Тиа Аурас, и тогда он, наконец, доберется до…
Мысли Джордана прервались, когда группа людей, которые большую часть дня толпились в углу сада, пошевелилась, и за их спинами показалась женщина, которая сидела в одиночестве и любовалась открывшимся видом.
Внезапно Джордан стало трудно дышать.
Потому что прямо перед ним…
Была его мать.
Джордан не видел Наташу Спаркер почти три года, со времени битвы при Акарнае. Друзья уговаривали его навестить ее после войны, поговорить с ней, но он так и не смог заставить себя сделать это, не зная, что вообще скажет, и не зная, захочет ли услышать, что она ему скажет.
В последний раз, когда они разговаривали, она и отец Джордана, Маркус, пригласили Джордана обратно в дом их предков, Шато Шонделл, только для того, чтобы вручить его Эйвену на блюдечке с голубой каемочкой. Из-за них он был Заявлен, а их попытки «защитить» его привели к тому, что он оказался в ловушке кошмара. И хотя часть его осознавала, что они пытались искупить свою вину впоследствии, защищая родителей Алекс от Эйвена, а в случае с Маркусом, пожертвовав собственной жизнью, чтобы…
Нет.
Джордан захлопнул воспоминания, как делал всегда, когда начинил блуждать по этому пути.
Единственное, что он знал, — это то, что он не сможет так легко забыть страдания своего прошлого. И из-за этого он не был готов впервые за почти три года встретиться лицом к лицу с матерью, вручая ей торт «Кальдорас» и ведя светскую беседу.
К несчастью, как раз в тот момент, когда он решил отойти, она повернулась, ее льдисто-голубые глаза остановились на нем и расширились от шока, а затем мгновенно наполнились слезами.
Боль, сожаление, душевная боль, скорбь — все, что она почувствовала, увидев его, было написано у нее на лице, и при виде этого все воспоминания, которые Джордан отчаянно пытался скрыть, внезапно вырвались наружу.
Он не думал… он просто сбежал.
Сунув свой поднос проходящему мимо официанту, Джордан выбежал из сада на крыше, услышав, как несколько взволнованных голосов окликают его по имени, но не обращая на них внимания, он бежал, бежал и бежал, пока не добрался до зала приемов дворца, где немедленно разбил сферник и прыгнул прямо в него.
Его охваченный паникой разум не смог направить портал в определенное место, и он осознал свою ошибку в тот момент, когда вышел с другой стороны, поскольку сферник прочел его рассеянные мысли и доставил его в самое последнее место, где он хотел бы оказаться.
Даже если, возможно, это было именно то место, где ему нужно было быть.
Потому что он вернулся в Хэллоугейт.
На этот раз он был там не для того, чтобы увидеть Уильяма.
Он также пришел не к Луке, хотя шел в том же направлении, его ноги словно одеревенели на заснеженных тропинках, и он мысленно ругал себя, опасаясь, что это ужасная идея, но не в силах повернуться и уйти. Часть его отчаянно этого хотела. Было бы намного легче, если бы он мог забыть о встрече с матерью, забыть все, что эта короткая встреча заставила его вспомнить и почувствовать. Но другая часть его, большая, более настойчивая, понимала, что этот визит давно назрел.
Пришло время встретиться лицом к лицу с призраками прошлого.
… Пришло время встретиться лицом к лицу с отцом.
И вот, когда Джордан подошел к могиле Луки, впервые почти за три года он прошел мимо нее, остановившись только тогда, когда достиг стеклянной мемориальной доски, покоящейся между голографическими деревьями с ивняками.
Долгое время Джордан просто неподвижно смотрел на круглое надгробие. Солнце быстро садилось, последние лучи золотистого света падали на заснеженную траву под ногами. Скоро должна была наступить ночь, а это означало, что Д.К. вернется с минуты на минуту. Джордану все еще нужно было поговорить с ее родителями, все еще нужно было закончить то, что он начал. Но прежде чем он вернется во дворец на эту встречу, ему нужно было кое-что сделать.
Он просто не мог заставить себя сделать это.
Шли минуты, а Джордан все стоял, до боли сжав челюсти, борясь с желанием уйти. Но он зашел так далеко — дальше, чем когда-либо, — и он должен был сделать это ради самого себя, чтобы довести дело до конца.
Он также был в долгу перед отцом.
Прерывисто вздохнув, он присел на корточки и провел пальцами по стеклу.
Слова быстро всплыли в воздухе над могилой:
В ПАМЯТЬ О ЛОРДЕ МАРКУСЕ ГАБРИЭЛЕ СПАРКЕРЕ
ЛЮБИМОМ МУЖЕ, ПРЕДАННОМ ОТЦЕ
НАВСЕГДА В НАШИХ СЕРДЦАХ
Это было простое послание, в котором почти не было чувств, но все же это было больше, чем Джордан ожидал. Фраза «преданный отец» поразила его больше всего, вызвав бурю эмоций, потому что это не было ложью. Даже с Лукой Маркус был предан ему… мудак, конечно, но преданный.
Именно эта ядовитая преданность удерживала Джордана от посещения этой могилы почти три года. Его отец совершал ошибки — так много ошибок, — но он также совершил нечто такое, чего Джордан не мог понять, с чем не мог примириться, и именно по этой причине он до сих пор избегал приходить сюда:
Потому что, в конце концов, Маркус умер, чтобы Джордан мог жить.
Его отец спас его, спас его друзей, пожертвовал всем ради него.
И как бы он ни старался, Джордан не знал почему.
— Это потому, что он любил тебя.
Джордан обернулся на произнесенные шепотом слова, понимая, что, должно быть, задал свой вопрос вслух, но это не имело значения, поскольку он думал, что был один.
Это было не так.
Его мать стояла рядом, бледная, и смотрела на него со слезами на глазах.
Она не двигалась, будто знала, что он был в двух шагах от того, чтобы снова сбежать, исчезнуть еще на три года, а то и больше.
Вместо этого она сказала все еще тихим голосом:
— Он умер не из-за тебя. Он умер, потому что не мог жить в мире без тебя.
У Джордана перехватило дыхание.
Наташа шагнула вперед. Всего один шаг.
— После… после Луки мы оба знали… мы оба осознали… — Она замолчала. Перевела дыхание. Попыталась еще раз. — Мы так хотели обезопасить тебя. Но мы не были… мы не… — Она выдохнула, расстроенная тем, что не может подобрать слов. Наконец, она сказала с большей честностью, чем он когда-либо слышал от нее раньше: — Мы были ужасными родителями. Выбор, который мы сделали… Мы подвели вас — вас обоих — во многих отношениях. Слишком во многих отношениях. Но это не значит… — Она с трудом сглотнула. — Это не значит, что мы не любили тебя. — По ее щеке скатилась слеза, затем еще одна, и она закончила хрипло: — Очень, очень сильно.
Слезы продолжали литься, но она не вытирала их. Все, что она сделала, это достала из сумочки заколку для волос и уколола палец о заостренный кончик, прежде чем тихо спросить:
— Можно?
Джордану потребовалось мгновение, чтобы понять, что она спрашивает, можно ли ей подойти, так как она думает, что он все еще может убежать. Чего она не знала, так это того, что ее слова приковали его к месту, лишив возможности двигаться и дышать. Поэтому он просто натянуто кивнул, оставаясь статуей, пока она медленно приближалась, пока не остановилась рядом с ним, а затем присела на корточки, чтобы капнуть своей кровью на стекло.
Если бы Джордана спросили, какое воспоминание его отец хотел бы когда-нибудь увековечить на своей могиле, он бы предположил миллион различных вариантов, и все они показывали бы Маркуса таким, каким он предпочитал быть при жизни: могущественным, утонченным и вызывающим зависть. Возможно, это был бы его ужин с королем и королевой или кадры с одного из их с Наташей знаменитых королевских гала-вечеров в канун Нового года. Джордан предполагал, что, по крайней мере, в поле зрения будет множество подхалимов, и все они будут с обожанием смотреть на Маркуса, молясь о том, чтобы быть достойными хотя бы толики его внимания.
Но не та запись начала проигрываться.
Также всплыло не одно воспоминание, а много.
И во всех них…
Был Джордан.
Все началось с того, что он был младенцем, завернутым в пеленки, и Маркус держал его на руках, покачивая перед окном в детской в замке Шонделл. Лука тоже был там, ему было десять лет, и он корчил рожи Джордану, а Маркус смотрел на него, довольно улыбаясь им обоим.
Затем время переместилось вперед, и Джордан научился ходить, хихикая, делая свои первые неуверенные шаги к Маркусу, который сидел на земле, раскинув руки, готовый подхватить своего сына. И снова Лука был там, как и Наташа, и они оба приветствовали каждый неуверенный шаг Джордана.
Воспоминание переместилось в третий раз, теперь на несколько лет вперед, когда Маркус показывал малышу Джордану, как завязывать галстук-бабочку поверх его первого смокинга.
В следующую смену он учил Джордана танцевать вальс.
В следующую — он сидел рядом с Джорданом и играл на пианино.
Тогда Джордан, которому сейчас было шесть или семь лет, с ободранными коленками и заплаканным юным личиком, прихрамывая, брел по саду замка, разыскивая отца, который немедленно подхватил его на руки и утешил.
На кадрах — от грозы до монстров под кроватью — было видно, как Джордан снова и снова бежит к отцу, и его отец всегда оказывается рядом.
Лука был во многих воспоминаниях, как и Наташа, но эта запись…
Она была для Джордана.
Он умер не из-за тебя. Он умер, потому что не мог жить в мире без тебя.
Слова Наташи не выходили у Джордана из головы, пока продолжались видео, на которых Джордан становился старше после того, как Лука ушел. Его собственные воспоминания о том времени были горькими, его эмоции были подавлены потерей брата. Но, несмотря на его ожесточенные воспоминания, запись показывала, что между ним и отцом все еще были нежные моменты. Моменты доброты. Моменты любви.
На одном из них Маркус учил Джордана бриться.
На другом — Маркус показывал ему, как жульничать в игре «Похититель кинжалов».
Маркус был рядом даже в самые мрачные годы жизни Джордана, начиная с того, что водил его на распроданные игры Warriors и заканчивая объяснениями, как разговаривать с девушками.
Это не делало его хорошим отцом.
Он им не был.
Но Джордан не мог отрицать того, что сказала мать.
Маркус Спаркер любил его больше всего на свете… больше собственной жизни. И, в конце концов, он хотел убедиться, что Джордан знает об этом, и даже зашел так далеко, что навсегда запечатлел эти воспоминания на своем надгробии, просто чтобы Джордан видел.
— Он так гордился тобой, — прошептала Наташа, когда кадры, наконец, исчезли. — Знаю, ты никогда не верил в это, и он не давал тебе повода для этого. Мы не давали тебе повода для этого. Но это правда. — Она фыркнула. — Даже после смерти Луки, когда ты обвинял нас, когда ты ненавидел нас. Даже когда ты поступил в академию и создал свою семью. Даже когда ты выбрал свою сторону на войне, когда ты отстаивал что-то хорошее и правильное, в то время как мы действовали из страха. Все это время, каждый божий день твоей жизни, мы оба так гордились тобой, тем выбором, который ты сделал, тем мужеством, которое ты проявил. — Она посмотрела ему в глаза, из которых все еще текли слезы, и дрожащим голосом произнесла: — Ты — это все, что мы когда-либо хотели видеть в сыне. Твой отец верил в это всем сердцем. И я тоже.
Что, если я недостаточно хорош?
Собственный голос Джордана эхом отдавался в ушах, его страхи и сомнения, которые преследовали его всю жизнь, проистекали из его глубинного убеждения, что он никогда не сможет сделать достаточно, что ему никогда не будет достаточно. И теперь…
Сейчас…
— Я не знаю, что на это сказать, — прохрипел Джордан, его голос был таким хриплым, что он сам не узнал его.
Наташа умоляюще подняла руки ладонями вверх.
— Ты не обязан ничего говорить. Тебе даже не обязательно разговаривать со мной. — Черты ее лица были серьезными, но все еще невообразимо печальными. — Я пришла сюда не за этим.
— Тогда зачем ты пришла? — спросил Джордан все еще хрипло. — Почему ты следовала за мной от самого дворца?
— Потому что… Потому что… — Ее губы задрожали, и по щекам потекли слезы, но она быстро вытерла их. — Потому что я — эгоистка. Я потеряла своего первого сына. Потом я потеряла мужа. — У нее перехватило дыхание от рыданий. — И последние три года я могла думать только о том, что потеряла и тебя тоже. Но на этот раз это была моя собственная вина. — Еще один всхлип, но она быстро подавила его, явно пытаясь взять себя в руки. Ее голос окреп, когда она продолжила: — Я не жду, что ты простишь меня. Я бы не простила себя. Я последовала за тобой сюда не для того, чтобы просить об этом… или о чем-то еще. Я последовала за тобой, потому что хотела, чтобы ты знал… знал…
— Чтобы знать что? — настаивал Джордан.
— Я хотела, чтобы ты знал, что я скучаю по тебе. И люблю тебя. Возможно, я никогда не умела этого показывать, но это правда… я всегда буду любить тебя. И если… если я больше никогда тебя не увижу после сегодняшнего, я хочу, чтобы это осталось у тебя в памяти. — Она посмотрела на могилу, ее прекрасное лицо было полно печали, когда она прошептала: — Он сожалел об этом каждый день, до самого конца… сожалел, что ты не знал о его чувствах. Что он никогда не говорил тебе. Что он заставил тебя поверить в обратное. — Она снова посмотрела на Джордана и закончила: — Я не хочу повторить ту же ошибку.
С ее словами последние лучи солнечного света скрылись за холмами Хэллоугейта, фиолетовые тени сумерек омрачили небо над ними, а они стояли, глядя друг на друга, не говоря ни слова, не двигаясь, едва дыша. Воцарилась оглушительная тишина, прерываемая только бешеным, ноющим стуком сердца Джордана, когда он снова и снова прокручивал в голове весь их разговор, от начала до конца.
Он ничего не сказал.
Ничего не сделал.
И из-за этого Наташа, наконец, кивнула. Она быстро опустила мокрый от слез подбородок, но в то же время все еще была полна эмоций: горя, смирения, принятия.
— Будь здоров, дорогой, — прошептала она, и каждый слог был пронизан болью. Она выдавила из себя дрожащую улыбку и протянула дрожащую руку, чтобы сжать его локоть, всего один раз, прежде чем развернуться и зашагать прочь.
Увидев это, Джордан понял, что она имела в виду именно то, что сказала… она последовала за ним не для того, чтобы попросить прощения. Она просто хотела поделиться своим сердцем.
И, может быть, хоть как-то облегчить его страдания.
— Мама.
Слово сорвалось с губ Джордана прежде, чем он успел его остановить.
Наташа остановилась на заснеженной дорожке, но не обернулась к нему, словно опасаясь, что ей показалось, будто он зовет ее по имени.
У Джордана перехватило горло; он понятия не имел, что сказать, что он вообще хотел сказать. Между ними было так много всего, что никогда нельзя было стереть, целая жизнь, полная разрушений. Но…
Он сожалел об этом каждый день, до самого конца… Я не хочу повторить ту же ошибку.
Джордан прибыл в Хэллоугейт, чтобы встретиться лицом к лицу с отцом и покончить с их прошлым. Теперь, возможно, ему пришло время сделать то же самое и с матерью. Или, по крайней мере, попытаться.
Джордан сделал глубокий вдох, внезапно осознав, что хотел сказать.
— Я попрошу Дикс — Делуцию — выйти за меня замуж. Сегодня вечером.
Наташа заметно вздрогнула, затем резко обернулась, в ее глазах читался шок.
Шок и удивление.
Ее реакцию вызвало не его заявление, а намерение, которым он им поделился, слова, которые он не произнес: что он готов сосредоточиться на будущем, а не на прошлом; что он предлагает ей второй шанс.
— Может быть… может быть, мы сможем как-нибудь пообедать вместе, — неуверенно продолжил Джордан. — После праздника. Ты сможешь познакомиться с ней как следует.
Новые слезы потекли по щекам Наташи, но это были не слезы грусти.
Это были слезы надежды.
— Мне бы этого очень хотелось, — прохрипела она. — Очень.
Джордан видел, что она говорит искренне, всем своим существом.
Путь, который им предстоит пройти, будет тернист… Наташа права, он пока не готов простить ее. Но он был готов дать ей шанс попытаться наладить отношения между ними. И, возможно, однажды…
Джордан не дал себе закончить мысль, решив жить настоящим моментом и позволить событиям развиваться своим чередом. Возможно, они восстановят отношения, а возможно, никогда по-настоящему не расстанутся с прошлым. Только время покажет.
Но пока Джордан был доволен тем, как прошло их воссоединение, и хотел посмотреть, к чему это может привести. Его пеиемещение в Хэллоугейт открыло неожиданные истины, и ему потребуется некоторое время, чтобы осмыслить все, что рассказала мать, особенно об отце. Но нельзя было отрицать, что он испытывал чувство умиротворения, будто тяжесть, о которой он даже не подозревал, свалилась с его плеч.
С этой легкостью, придавшей ему смелости, Джордан понял, что готов покинуть кладбище, хотя скоро вернется, чтобы навестить брата и отца.
И вот, тихо попрощавшись с их могилами, он проводил Наташу до ограды, пообещав позвонить ей по голограмме после Кальдораса, чтобы организовать им обед. Его слова вызвали еще одну трепетную улыбку, исполненную надежды, и она с готовностью кивнула, прежде чем призвать сферник и исчезнуть из виду.
Глубоко вздохнув, Джордан на минуту собрался с духом, затем бросил свой сферник на землю и, наконец, вернулся во дворец.
Его шаги были тихими, когда он шел по знакомым золотым коридорам, люстры над головой отбрасывали яркий свет на его путь, когда он направлялся к месту назначения, его мысли были ясными и спокойными, несмотря на то, с чем ему предстояло столкнуться.
Джордан много раз в своей жизни испытывал страх, кто-то мог бы сказать, что слишком много, но когда он подошел к позолоченным дверям, ведущим в личный кабинет короля, страх покинул его.
Тем не менее, как и три дня назад, он не постучал, а молча постоял, собираясь с духом, чтобы войти.
Прошла минута.
Две минуты.
Три.
И затем он кивнул сам себе, зная, что готов.
Быстрый стук костяшками пальцев по двери, и она открылась почти мгновенно, как и в прошлый раз. Но теперь перед ним стоял король, провожая Джордана внутрь, где его уже ждала королева, сидя на диване перед камином.
— Джордан, дорогой. — Осмада встала, когда он подошел, и протянула к нему руки. Ее лицо выражало беспокойство и раскаяние. — Нам так жаль, но если бы мы знали, что твоя мама будет на нашей вечеринке…
— Все в порядке, — мягко прервал ее Джордан, быстро сжав ее пальцы, прежде чем помочь ей вернуться на место, а затем занять кресло рядом с ней. — На самом деле все закончилось хорошо.
— Ты… примирился с ней? — спросил король Аурелий, выглядя потрясенным, когда сел рядом с женой.
— Мы поговорили, — поделился Джордан. — И мы снова поговорим. Но нам еще многое предстоит сделать, так что нам просто нужно подождать и посмотреть, как пойдут дела.
— Я не могу себе представить, насколько трудным был этот разговор, — сказала королева Осмада, все еще выглядя обеспокоенной. — Я чувствую себя ужасно из-за того, что мы поставили тебя в такое положение, непреднамеренно или нет.
— Все в порядке, правда, — заверил ее Джордан, прежде чем повторить свои собственные мысли, высказанные ранее. — Это давно пора было сделать.
— Даже если так… — сказала Осмада, не желая менять тему.
Аурелий однако, видел, что Джордан просто хочет двигаться дальше, поэтому король прочистил горло и сказал:
— Сегодня канун праздника Кальдорас… ты выполнил все свои задания. Готов посмотреть, как обстоят дела, и услышать наш вердикт?
Не дожидаясь ответа, Аурелий вытащил из-за пазухи знакомый свиток и начал его разворачивать.
Но Джордан протянул руку, останавливая его.
— Нет.
Король помолчал, его брови поползли вверх, когда он повторил:
— Нет?
В ответ Джордан взял свиток у короля и, не разворачивая его…
Разорвал его прямо посередине.
Затем снова разорвал его.
И снова.
Он бросил кусочки в огонь, наблюдая, как они горят, и его сомнения, страхи и неуверенность исчезли вместе с ними.
Что, если я недостаточно хорош?
Ты хорош. Ты просто должен в это поверить.
Теперь Джордан действительно поверил в это. Потому что, поговорив с матерью, увидев воспоминания отца, узнав, что его всегда любили, он, наконец, осознал истину: он был достаточно хорош, и всегда был таким… не из-за того, что о нем думали другие, а из-за того, что он сам думал о себе.
Глядя на короля и королеву, Джордан ровным голосом произнес:
— Я не могу предсказать будущее, поэтому не знаю, буду ли я когда-нибудь обладать всеми чертами характера, которые, по вашему мнению, необходимы, чтобы стать хорошим членом королевской семьи. Но кое-что я знаю точно: мне не нужно вычеркивать слова из списка, чтобы понять, чего я стою. Кто я такой, кем я не являюсь… все это не имеет значения. Единственное, что имеет значение, — это то, что я чувствую к вашей дочери.
Не сводя с них глаз, Джордан продолжил, и в его голосе ясно слышались эмоции:
— Я люблю ее. Я хочу провести с ней остаток своей жизни. И за это я хотел бы получить ваше благословение… не потому, что я доказал, что достоин этого, выполняя какие-то случайные задания, а потому, что ваше одобрение так много значит для Дикс и для меня. — Джордан сделал паузу, перевел дыхание и заставил себя закончить: — Но вы должны знать, что, с вашим благословением или без, я все равно собираюсь попросить ее выйти за меня замуж, просто потому, что не существует такого списка, который мог бы помешать мне любить ее или принимать ее любовь в ответ.
Что, если я недостаточно хорош?
Ты хорош. Ты просто должен в это поверить.
Легкая умиротворенная улыбка появилась на губах Джордана в конце его речи, когда последние угольки пергамента догорели и превратились в ничто, вместе со всем, что они олицетворяли. Он знал, что поступил правильно, разорвав лист. И он имел в виду то, что сказал Аурелию и Осмаде — если они не дадут своего благословения, это не помешает ему сделать предложение Д.К… Он будет разочарован, но это разочарование будет в них, а не в нем самом. Он был достаточно хорош для их дочери, потому что любил ее, и потому что она любила его в ответ. Теперь он знал это… ему не нужно было доказывать это ни королю, ни королеве, ни самому себе.
Часть его не была удивлена, увидев, как они гордо улыбаются ему со слезами на глазах, даже если он все еще испытывал облегчение от их реакции… и от того, что они сказали дальше.
— Конечно, мы даем тебе наше благословение, дорогой, — сказала королева Осмада, поднимаясь на ноги и заключая его в крепкие, любящие объятия. — Оно было у тебя с первого дня нашей встречи.
— Мы с самого начала говорили тебе, что эти задания никогда не были направлены на то, чтобы ты показал нам себя, — сказал король, также вставая и заключая их в крепкие объятия. — Этот список был всего лишь инструментом… способом для тебя увидеть себя такими, каким тебя видим мы. Все, что там было написано, уже в теле. Так было всегда. Мы просто хотели, чтобы ты сам это осознал. — Слегка отстранившись, король посмотрел Джордану в глаза и заявил: — Я не могу представить лучшего мужа для нашей дочери или лучшего сына для нас. Добро пожаловать в нашу семью, Джордан.
Со слезами на глазах и такой широкой улыбкой, что становилось больно, сердце Джордана было слишком переполнено, чтобы сердиться на то, что он выполнял эти задания только ради себя, и вместо этого он ответил:
— Она еще не сказала «да». Будет очень неловко, если она мне откажет.
Осмада рассмеялся.
— Я бы на твоем месте не беспокоилась об этом. — Подмигнув, она добавила: — Она уже выбрала кавалера.
— Надеюсь, у тебя нет планов на это время в следующем году, — сказал Аурелий, и его глаза заблестели. — Как тебе свадьба в Кальдорас?
— Дорого. — Джордан подмигнул Осмаде в ответ. — Хорошо, что не я выхожу замуж.
Король и королева запрокинули головы и рассмеялись, прежде чем обнять его в последний раз и сказать слова, которые ему не нужно было слышать, но которые он все равно оценил по достоинству:
— Мы любим тебя, Джордан. А теперь иди и сделай нашу дочь счастливой.
И вот он отправился на поиски своей девушки, следуя приказу, которому был только рад подчиниться и продолжать подчиняться… вечно.