Карнавал страсти

1

В середине сентября Дмитрий вышел на работу, и между ним и Сережей сразу же установились отношения холодного приятельства. Оба были взаимно очень вежливы и предупредительны. Настя не могла без смеха смотреть, как они пропускают друг друга в дверь и уступают место в гримерной. Один словно не уставал повторять другому: «Старик, мы же взрослые, благородные люди. Что с того, что ты занял мое место в ансамбле и претендуешь на место в сердце девушки, которая нравится мне. На наших отношениях и тем более на работе это никак не может отразиться».

Белов, в свою очередь, изо всех сил демонстрировал Дмитрию радость по поводу его возвращения в ансамбль. Белов то и дело подходил к нему, дружески хлопал по плечу, предлагал выпить пива. Дмитрий, опасаясь за голос, отказывался.

— Слушай, нам так тебя недоставало! — говорил Белов Дмитрию. — Когда ты вернулся, мы вышли совсем на другой уровень.

Настя слушала эти излияния и тихо злилась. Белов и ее не оставил своим вниманием. Как-то он подошел и тихо сказал:

— Знаешь, а ты была права насчет Мити. Если бы я не взял его обратно, я бы здорово пролетел. Все-таки у него и голос, и фактура.

— Идите в ж!.. — оборвала его Настя. Белов изумленно уставился на Настю. Он был не столько обижен, сколько поражен. Маша и Вероника могли выругаться так, что покраснел был любой работяга с завода. Одна Настя хранила до сих пор чистоту речи. Но тут и она не выдержала.

— Не нервничай, — посоветовал ей Белов и покровительственно похлопал по плечу.

…— 5 октября мы вылетаем в Одессу, а оттуда отправляемся в круиз по Средиземному морю, — в один прекрасный день объявил он.

— Тоже мне, открыл тайну, — сквозь зубы процедила Вероника. О готовящейся поездке в ансамбле уже знали давно, но Белов скрывал свои планы до последнего.

— Заходим в Стамбул, в Афины, на Кипр, на Мальту, в Римини, Венецию, в Марсель и опять в Одессу, — невозмутимо продолжал Белов, — все путешествие займет две недели, прошу сдать мне загранпаспорта. Сережа, у тебя есть загранпаспорт? Очень хорошо. А у тебя, Настя? Если нету, надо срочно делать.

— У меня он давно есть, — сказала Настя, стараясь не смотреть на Дмитрия, и все же она заметила, как его брови удивленно полезли вверх.

Только дома Дмитрий позволили себе полюбопытствовать.

— Может, покажешь мне свой паспорт? Мне очень интересно узнать, наконец, с кем я жил все это время.

С виноватой улыбкой Настя залезла в свою дорожную сумку, где в тайном кармашке она хранила документы. Она достала паспорт и протянула его Дмитрию.

— Так, посмотрим, — он принялся листать документ, — ого, да ты и не Лебедева вовсе. Азарова Анастасия Владимировна. Счастлив с вами познакомиться! — Настя молчала. — А почему же ты назвалась Лебедевой? Чем Азарова хуже?

— Лебедева — это девичья фамилия моей мамы. Я решила взять ее в качестве псевдонима.

— Логично, хотя, когда ты назвалась Лебедевой, об артистической карьере и речи еще не было. Хорошо, хоть зовут тебя действительно Анастасией. Представляешь, оказалась бы ты какой-нибудь Марианной. Пришлось бы мне заново привыкать. Так, посмотрим дальше. Мамочка! — вскричал Дмитрий. — Так тебе уже почти двадцать два года! Вот это приятное известие, а то меня совесть мучила за то, что связался с малолеткой. Слушай, я все-таки не понимаю, зачем надо было уменьшать свой возраст. Тебе же не пятьдесят лет. Двадцать два в твоем случае даже лучше, чем семнадцать. Молчишь? — Дмитрий в упор посмотрел на Настю. — Ну молчи, молчи. Знаешь, я решил ни о чем тебя не спрашивать. Правду ты все равно мне не скажешь, зато она рано или поздно обнаруживается сама. Подожди, пройдет еще месяца два, и я буду знать всю твою подноготную. И не смотри на меня так мрачно, — засмеялся Дмитрий, — у меня последнее время такое хорошее настроение, что мне все это даже нравится. Иногда у меня возникает чувство, что я живу внутри детективного романа. Так что не говори мне, чем все кончится. Я сам хочу дочитать до конца. А сейчас поговорим лучше о круизе. Ты рада, что едешь? Ты ведь не была ни в Италии, ни в Греции.

«Была и там, и там, и еще много где, — подумала Настя, — просто срок действия моего старого паспорта закончился как раз незадолго до нашей встречи. Я сделала себе новый, но не успела никуда по нему съездить».

— У нас такой заманчивый маршрут, — продолжал говорить Дмитрий, — только ты не обольщайся. Знаешь, как это будет выглядеть? Мы ведь уже были в точно таком же круизе и год назад, и два года назад. Так что все наши считают, что они уже видели и Рим и Венецию, поэтому в этих городах они даже с корабля не сойдут. Зато будут в Стамбуле покупать кожаные куртки, а в Афинах меховые шубы. Так сказать, совершать шопинг, чтобы здесь продать с выгодой для себя. Все в лучших традициях нашей страны. Музыканты на гастролях отказывают себе во всем, только чтобы побольше наварить в России.

Все оказалось так, как и предсказывал Дмитрий. В Стамбуле, первом же порту, весь ансамбль, за исключением трех человек, отправился на рынок кожаных изделий. А Настя, Дмитрий и Сережа поехали осматривать то, что осталось от великого Константинополя. Собор святой Софии, превращенный в мечеть, Насте не понравился. Он показался ей серым, мрачным зданием, скорбящим о своей былой славе. Сам Стамбул понравился ей еще меньше. Пыльный, прокаленный солнцем город поражал отсутствием зелени и невообразимым гамом на улице. Не прошло и трех часов их прогулки, как у Насти нестерпимо разболелась голова, и она только и мечтала о том, чтобы вернуться на корабль.

А еще ее настроение страшно портило присутствие Сережи, который с самого начала увязался за ними, и ни она, ни Дмитрий не решились сказать ему, что хотели бы прогуляться вдвоем. Собственно говоря, Настя не отказалась бы и от прогулки с Сережей, при условии, что их никто не будет сопровождать. Но общество двух мужчин, с каждым из которых ее что-то связывало, совершенно вымотало Настю. Втроем они даже не могли спокойно разговаривать, напряжение окутывало их, словно плотное облако, еще более утомительное, чем жара.

Единственное, что хоть немного примирило Настю со Стамбулом — это кофейня, куда они зашли перед возвращением на корабль. Крепчайший турецкий кофе с ледяной водой вернул Насте бодрость и хорошее настроение. Правда, на корабле его почти тут же испортил Дмитрий.

— Что ты думаешь об этом парне? — спросил он у Насти. — Я говорю о Сергее. — И, не дожидаясь ответа, заговорил сам. — Какой-то он скользкий, тебе не кажется?

— Я не понимаю, — Насте был неприятен этот разговор.

— Не прикидывайся. Он производит впечатление человека, который очень хорошо знает, что ему нужно.

— Ну и что, разве это плохо?

— Это нормально, но только он из тех, кто для достижения своей цели не останавливается ни перед чем и ни перед кем. Впрочем, — Дмитрий внимательно взглянул на Настю, — кажется, ты и сама такая. Ладно, не обижайся. В конце концов, этот парень не сделал мне ничего плохого. Я только хотел сказать, что не хотел бы зависеть от таких, как он.

— Слушай, а твой Петрович мне даже нравится. Вот уж не ожидал, — сказал Сережа, он подловил Настю, когда она поздно вечером в одиночестве прогуливалась по палубе, — неплохой мужик, только недалекий.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожилась Настя.

— Как будто ты сама не понимаешь, — ответил Сережа, — просто он выглядит как человек, у которого есть свой потолок.

— А у тебя нету, что ли? Ты у нас безграничный?

— Нет, я не точно выразился. Потолок есть у каждого, но у меня и у тебя он еще очень высоко, так высоко, что даже не виден. А Дмитрий в свой уже почти уперся. А это значит, что пройдет еще пара лет, и всякое движение вперед будет для него заказано. А это ужасно скучно. Ты не согласна?

— Я не знаю, — мрачно ответила Настя, — не понимаю, куда ты клонишь. Или ты все это говоришь просто так, чтобы испортить мне настроение?

— Все скоро разъяснится, — таинственно ответил Сережа, — а пока — спокойной ночи.

2

«Да что же он мне голову морочит! — чуть ли не плача думала Настя. — Говорил бы сразу, что ему нужно!»

Подобного рода разговоры оставляли тяжелый и крайне неприятный осадок в Настиной душе. Если бы не это, круиз мог бы стать для нее отличным отдыхом. Выступления на корабле утомляли Настю гораздо меньше, чем в городе. Может быть, потому, что не надо было никуда ездить, да и времени на сон оставалось предостаточно. Люди, перед которыми они здесь выступали, тоже казались Насте гораздо более симпатичными, чем те, перед кем приходилось петь в городе. Публика была мирная, благодушно настроенная на отдых, в основном семейные пары с детьми и несколько пожилых мужчин с юными спутницами. Пристальный взгляд одного из таких лысых и страдающих одышкой сердцеедов Настя ловила на себе уже три выступления подряд. Его одутловатое лицо с обвисшими щекам и заплывшими глазками тоже казалось Насте смутно знакомым.

«Где же я могла его видеть? — несколько раз спрашивала она себя. — Да нет, мне просто кажется, у людей его возраста очень часто встречается такой тип лица. А то, что он на меня таращится, так это неудивительно, я же все-таки артистка», — и Настя решила не забивать себе голову бесполезными раздумьями.

Поздними вечерами Настя полюбила бродить по кораблю. Дмитрий редко составлял ей компанию, он предпочитал проводить время в бильярдной, где они с Андреем на пару оттачивали какой-то редкий и очень сложный удар. Собственно говоря, Настю это не слишком огорчало. Сейчас одиночество больше соответствовало состоянию ее души.

Корабль, на котором они плыли, был пятипалубным белоснежным исполином. Он казался Насте огромным плавучим островом, копирующим земные государства. Здесь была своя элита, представленная капитаном и приближенными к нему лицами, которые сидели за отдельным столом, недосягаемые и величественные, как члены королевской фамилии. Здесь были обычные граждане, которые даже среди моря не могли забыть о своих земных проблемах, была и незаметная, бесшумная обслуга, матросы, официантки, горничные, артисты и среди них она, Анастасия Азарова.

Им с Дмитрием в этом плавучем государстве было отведено скромное, но вполне уютное местечко. Их маленькая двухместная каюта находилась в самом дешевом, третьем, классе. Здесь с трудом умещались две жесткие койки и небольшой столик между ними. Зато был свой крохотный душ и мерно гудящий кондиционер.

— Смотри, мы тут как в аквариуме, — сказал Дмитрий и показал Насте на круглое окошко иллюминатора. Оно выходило прямо в зеленую толщу воды, их каюта располагалась ниже уровня моря.

Настя прижалась лицом к стеклу, силясь разглядеть там что-нибудь, например, какую-нибудь рыбу или другого обитателя моря, но не видела ничего, только глубокую изумрудную зелень. Насте на миг стало неуютно, она почувствовала себя пленницей, заточенной в водяной тюрьме.

Море мерно дышало, огромное, равнодушное к людским заботам и страстям. Настя до поздней ночи бродила по кораблю, отыскивая самые укромные и безлюдные его уголки. Она садилась прямо на белую, идеально вымытую палубу, вдыхала теплый ночной воздух, поднимала лицо к небу. Яркие звезды ласково подмигивали Насте, и девушка думала, что все в ее жизни не так уж плохо.

«В конце концов, за эти полгода я добилась большего, чем за всю свою прошлую жизнь. Если учесть, что начинала я практически с нуля, то темп у меня просто гоночный. А что, если в Сережиных словах про потолок есть свой резон, — задумалась Настя, — не могу же я останавливаться на достигнутом. А что будет дальше?» Если бы Настя была более честной с собой, этот вопрос она задала бы иначе: «А что будет дальше?» — но об этом она предпочитала не думать.

Судьба не собиралась давать девушке передышку и заставляла прямо сейчас искать и находить ответы на все вопросы.

— Привет, красавица, — кто-то негромко сказал совсем рядом с ней, и Настя вздрогнула от неожиданности. А потом из темноты выступил знакомый силуэт. Оказывается, это Сережа, по своему обыкновению, бесшумно подкрался к ней.

— Слушай, ради Бога, оставь свои шпионские штучки. Ты так меня заикой сделаешь, — разозлилась Настя.

— Спокойно, без нервов, — остановил ее Сережа, — у меня к тебе серьезный разговор.

— Что случилось? — почему-то сразу же испугалась Настя.

— Я хочу сделать тебе одно предложение.

— Ты решил жениться на мне? — со смехом воскликнула девушка.

— Лучше, — с достоинством ответил Сережа, — жениться на тебе может любой дурак, а я предлагаю тебе смыться.

— Что значит смыться? Куда, откуда? — Настя смотрела на Сережу во все глаза. Она не видела его лица, только темный надвигающийся на нее силуэт.

— Слушай меня внимательно. Я не собираюсь всю жизнь прозябать в цыганском ансамбле или на задворках джаза. Я полагаю, что заслуживаю чего-то большего. У нас в стране, к сожалению, очень трудно пробиться, каким бы талантливым ты ни был. Поэтому я решил попробовать свои силы в Италии. У меня в Риме есть приятель-джазмен, он обещал мне помочь устроиться. Короче, — тихо говорил Сережа, — как только наш корабль причалит в Римини, я схожу за борт, и прощайте, родная страна и ансамбль…

— А документы, а жилье? — спросила Настя.

— Без проблем, — ответил Сережа, — жилье у Игоря есть. Он, кстати, наш, питерский, женился три года назад на итальянке. Остановлюсь пока у него, а проблема с документами, я уверен, тоже как-нибудь решится, и довольно скоро. Но ты разве не поняла, — Сережа взял Настю за плечо, — что я зову тебя с собой? У тебя классный голос, да и вообще мы с тобой можем составить отличный тандем для совместной работы. Не волнуйся, я не имею в виду ничего такого, только дружеские и деловые отношения. Мне, конечно, хотелось бы чего-то большего, но настаивать я не смею.

— А Митя? — неуверенно спросила Настя.

— Что Митя? — воскликнул Сережа.

— А если и его взять с собой?

— Никогда, — жестко ответил молодой человек. — Боливар не вывезет двоих. Митя исключен, с такими, как он, очень трудно иметь дело, никогда не знаешь, чего ждать от таких людей. Да и зачем он тебе? Разве ты не понимаешь, что ваши отношения уже стремительно приближаются к концу? Да, на каком-то этапе он был тебе нужен, но теперь он только тормозит тебя, висит как камень на твоей шее, — Сережа говорил все быстрее. — Даже если ты сейчас и не захочешь уйти со мной, все равно, вот увидишь, ты оставишь Митю, потому что поймешь, что эти отношения уже ничего тебе не дают. Настя, ну что ты стоишь с таким глупым лицом? — почти закричал Сережа. — Прямо зло берет! Ты только подумай, что тебя ждет в России и что в Италии. Ну будешь ты петь в «Цыганском дворе», потом, когда тебе окончательно осточертеют эти песни, уйдешь. И куда? В другой ансамбль такого же дешевого пошиба? А если захочешь проникнуть в мир шоу-бизнеса, то тебе, пока ты не раскрутишься, придется ложиться под каждую шестерку с телевидения. Ты этого хочешь? Ну, допустим, ты даже поступишь в консерваторию. А дальше что? Ничего! — ответил Сережа. — В лучшем случае будешь сидеть на третьих ролях в оперном театре, потому что престарелые примадонны будут загораживать тебе дорогу на сцену своими толстыми задами. Разве я не прав?

— Прав, — тихо ответила Настя, она подумала, что всегда может прибегнуть к мощной поддержке своего отца, но это будет уже совсем не то. Она всего хотела добиться сама. — Ну хорошо, — спросила она, — а что, по-твоему, ждет меня в Италии?

— Да весь мир будет у наших ног! Конечно, сначала придется победствовать, но очень скоро, поверь мне, нас заметит какой-нибудь продюсер, мы запишем диск, мы будем выступать в модных клубах. Да ты знаешь, сколько музыкантов из России нашли признание именно на Западе. Да сколько ни кричат у нас о демократии, все равно настоящая свобода только там! Ладно, — уже тише произнес Сережа, — я ухожу в любом случае. Такую возможность я упускать не собираюсь. А ты как хочешь, мое дело предложить, а решать, конечно, тебе. Только не вздумай рассказать что-нибудь своему кавалеру. Спокойной ночи, — и Сережа удалился так же бесшумно, как и возник на палубе.

— Подожди, — крикнула Настя, но молодой человек уже растворился в черноте ночи.

3

Конечно же, эта ночь не могла быть для Насти спокойной. Спотыкаясь чуть ли не на каждой ступеньке, девушка спустилась в каюту. Мити не было. Небрежно брошенные, на его кровати лежали синяя футболка, алая концертная рубашка и маленький бубен. Сейчас они казались Насте обломками их прежней жизни, единственным, что уцелело после крушения. Она взяла рубашку и поднесла ее к лицу. Алый шелк впитал в себя запах ее любимого, такой до боли родной и знакомый, что у Насти защемило сердце.

«Конечно же, он никуда не поедет, — поняла она, — даже если я предложу ему сбежать с корабля независимо от Сережи, — а у Насти возникла было и такая шальная мысль, — он никогда в жизни не сможет расстаться со своей квартирой, со своими растениями, с вещами, накопленными за долгие годы. А я смогу? — спросила она себя и тут же ответила: — Да, смогу».

Ведь однажды Настя уже проделала нечто подобное, когда, ничего никому не сказав, сбежала из дома. А теперь ей надо будет просто повторить то же самое. И вдруг ей стало страшно. А что, если она привыкнет с чудовищной легкостью каждый раз расставаться со своим прошлым? Не приведет ли это к тому, что, оглядываясь, она будет видеть за собой лишь руины?

— Вот ты где, оказывается! — услышала Настя веселый голос Дмитрия. — А я тебя нигде найти не могу! Представляешь, я таки сделал Андрюху! Обыграл его вчистую на бильярде.

Настя слушала Дмитрия, видела совершенно детскую радость в его глазах, и ей становилось все грустнее и грустнее.

«Он выиграл партию в бильярд и теперь абсолютно счастлив, — думала она, — как мало ему теперь надо. А ведь Сережа, наверное, прав, как правы и Женя, и Миша. У Мити нет будущего, одно прошлое, состоящее из несбывшихся надежд. Поэтому он так не любит о нем вспоминать, равно как и говорить о будущем, в котором его ничего не ждет».

— Почему у тебя такое лицо? — спросил Дмитрий, внимательно глядя на Настю. — Что-нибудь случилось? Пойдем погуляем, посидим в баре на палубе. Пойдем, сегодня звезды совершенно невероятной величины.

— Пойди один, мне что-то не хочется, — сонным голосом протянула Настя, — наверное, я перегрелась на солнце. Я хочу пораньше лечь спать, ладно?

— Как хочешь, солнышко, — беззаботно ответил Дмитрий, — а я еще немного погуляю. — Он поцеловал Настю в щеку и вышел.

Очень скоро Настя поняла, что тоже не может оставаться в тесноте каюты. Ей казалось, что стены и потолок надвигаются на нее, делают и без того крошечное пространство еще меньше. Мысль о том, что она сейчас находится под водой, стучащей в мрачно чернеющий иллюминатор, страшно угнетала Настю. Она поднялась и, стараясь остаться незамеченной, пробралась на верхнюю палубу. Там она забралась в спасательную шлюпку, решив, что здесь-то ее уж точно никто не найдет. Насте нужно было очень о многом подумать.

Наверное, целый час Настя терзала себя, а потом неожиданно поняла, что, в сущности, решила все с самого начала. Да, она хочет сойти с Сережей на берег в Италии, оказаться в Риме, раствориться в этом вечном городе так, чтобы никто не отыскал ее следов. Она не может долго оставаться на одном месте, а жизнь в Италии будет следующим отрезком ее стремительного пути. В конце концов, она же не сжигает за собой мосты, она всегда сможет вернуться.

Из Рима она напишет родителям, решила Настя, и в письме честно или почти честно расскажет им обо всем. Они поймут, по крайней мере, папа и Антон. Папа, наверное, даже зауважает ее за такую самостоятельность и решительность. А мама? С мамой они встретятся где-нибудь на итальянском курорте, куда мама ездит каждый год.

«В конце концов, я ведь не сделала ничего страшного, — убеждала себя Настя, — не совершила никакого преступления, наоборот, я сама, без посторонней помощи, пробиваю себе дорогу в искусстве. В Италии великая оперная школа, — вдруг вспомнила Настя, и ей сразу же стало весело, — театр Ла Скала. Маша же говорила, что у меня оперный голос. А вдруг я стану великой певицей?» — при этой мысли у Насти перехватило дыхание. Она представила, как вернется в Петербург молодой, но уже прославленной певицей и будет петь, как и предсказывал Сережа, на сцене Мариинского театра. И весь «Цыганский двор» в полном составе пройдет по контрамаркам на ее премьеру, и Дмитрий, грустный и постаревший, преподнесет ей букет белых хризантем.

«А ведь он никогда не дарил мне цветы, — вдруг подумала Настя, и это оказалось решающим доводом в защиту побега. — Нет, я еще подумаю, — сказала себе Настя, — у меня в запасе пять дней. А пока мне надо возвращаться в каюту. Как бы Митя не заподозрил неладное».

В эту ночь Настя впервые была вместе с Дмитрием и при этом совсем ничего не чувствовала. Мысли о собственном предательстве, об их предстоящей разлуке и несостоявшейся любви сковывали Настю настолько, что Митя сразу же забеспокоился.

— Да что с тобой сегодня? — спросил он.

— Ну я же сказала тебе, что плохо себя чувствую.

— Ах да, — сказал Митя, — опять я вел себя как законченный эгоист, — от этих слов у Насти сразу закололо сердце, — прости меня, солнышко. Спи, не буду тебе мешать. Какой идиот сделал эти корабельные койки такими узкими, что на них нельзя спать вдвоем, — пробормотал Дмитрий и перебрался на свое ложе.

Очень скоро Настя услышала его ровное дыхание. Сама она еще долго не могла заснуть.

«О, Господи, — думала она, — а я-то рассчитывала отдохнуть в этом круизе. Не тут-то было. Вместо морского путешествия прямо вестерн какой-то получается».

На следующий день этот вестерн превратился в настоящий триллер. Настя проснулась со страшной головной болью. Она отказалась от завтрака и все утро просидела в шезлонге в самой тенистой и продуваемой части корабля.

Только-только свежему морскому ветерку удалось успокоить ее, как над самым ухом девушки раздался вкрадчивый мужской голос.

— Доброе утро, красавица. Я смотрю, ты не узнаешь старых знакомых.

Настя вздрогнула, открыла глаза и увидела прямо перед собой того самого пожилого мужчину с лысиной, который уже несколько дней сверлил ее взглядом.

— Да я и сам не сразу тебя узнал, — продолжал незнакомец, — ты это здорово придумала замаскироваться под цыганку. То у тебя черный парик, то стрижка, но лицо-то прежнее, вот чего ты не предусмотрела, — мужчина тоненько захохотал, и Настю передернуло от звуков этого мерзкого хохота. — Ну, посмотри же на меня внимательней, — не отставал от нее лысый. — Конечно, на таких, как я, дочка великого Азарова никогда не обращала внимания. Мы для нее просто мелкие рыбешки, которых на ходу пожирает акула большого бизнеса — ее папочка.

И тут Настя вспомнила. Мерзко ухмыляясь, перед ней стоял Липницкий. Кажется, его звали Валерий Борисович. Еще пару лет назад он возглавлял один мелкий коммерческий банк, который сначала перестал выполнять обязательства, данные вкладчикам, а потом и вовсе разорился. Тогда-то, пока акции банка не обесценились окончательно, их скупил Азаров и превратил банк Липницкого в один из филиалов своего стремительно богатеющего банка. Год назад банк, который возглавлял Азаров, вошел в пятерку самых крупных коммерческих банков страны. А Липницкий все никак не мог успокоиться и распространял в деловых кругах столицы слухи о том, что Азаров разорил его и обогатился за его, Липницкого, счет. Этому никто не верил, сам Азаров вообще забыл о существовании этого надоедливого человечка. Зато для самого Липницкого желание расквитаться с Азаровым приобрело характер маниакальной страсти. К величайшему сожалению Липницкого, Азарова нельзя было сфотографировать в бане с голыми девочками, а тем более с мальчиками, да и дела свои он вел предельно честно. Зато теперь сама судьба предлагала Липницкому прекрасную возможность отомстить заклятому врагу.

Когда Липницкий понял, что юная цыганочка, поющая по вечерам в корабельном ресторане, — дочка того самого неприступного и безупречного Азарова, он пришел в невероятное возбуждение. То и дело потирая липкие ручки, он бегал взад и вперед по палубе и что-то бормотал себе под нос.

— Валерик, да что с тобой случилось? — томно спрашивала Липницкого секретарша, которая настояла на том, чтобы он взял ее в круиз.

— Ничего, не мешай, я думаю, — отмахивался Липницкий. Он на самом деле обдумывал, как получше использовать обстоятельства этой невероятной встречи.

Липницкий знал, что около полугода тому назад дочка Азарова таинственно исчезла, а сам Азаров тщательно скрывает этот факт.

«С ума сойти, — не веря в свою удачу, повторял Липницкий, — дочка Азарова поет в цыганском ансамбле. Интересно, как дошла она до жизни такой? Неужели сбежала из дома с кем-нибудь из этих цыган? Или уже потом ее нужда запеть заставила? А что папаша? — спрашивал себя Липницкий. — Знает или не знает? Скорее всего ни о чем и не подозревает, иначе он бы этого безобразия не допустил. А ведь это можно с толком использовать».

Заранее торжествуя, Липницкий представил себе сенсационные заголовки, которыми запестреют первые полосы бульварных газетенок: «Цыгане похитили дочку крупнейшего банкира страны!» и другие, в таком же духе.

«А ведь Азаров много отдаст за то, чтобы не всплыла эта история! — думал Липницкий. — А может быть, лучше потрясти его дочурку?»

4

— Придется сообщить папочке о дурном поведении его дорогой девочки, — сладким голосом сказал Насте Липницкий, — то-то он обрадуется.

— Нет, пожалуйста, не делайте этого! — испугалась Настя. Ее отец ни в коем случае не должен был узнать эту новость от чужого человека, тем более от своего недоброжелателя. — Зачем вам это? — Настя решила, что попробует договориться с этим мерзким Липницким. — Вы хотите денег? Я попробую достать.

— Да где ты их достанешь? Будь у тебя деньги, не ты бы пела, а тебе бы пели. И, кстати, твоим цыганским коллегам будет очень интересно узнать некоторые подробности из жизни их солистки. Я знаю, у тебя тут есть дружок. Я с тебя уже несколько дней глаз не спускаю и видел, что ты гуляешь то с блондином, то с брюнетом. Интересно, который из них твой? Или ты с обоими сразу? Вот они обрадуются, когда узнают, какая ты выгодная невеста.

— Прекратите! — Настя не могла больше это выслушивать. — Что вам от меня надо? Не просто так же вы все мне это говорите?

— Конечно, не просто так, — сладким голосом произнес Липницкий. — Ты умная девочка, попробуй догадаться сама, что от юной и беззащитной красавицы может потребовать мужчина в самом соку, скажем, такой, как я?

Настя молчала. Она вся сжалась в шезлонге и старалась не смотреть на мерзкую глумливую морду своего мучителя. Вдруг она почувствовала, как липкая и холодная ладонь, словно жаба, запрыгнула к ней на колено. Настю передернуло от отвращения, она вскочила и заговорила отчаянным шепотом:

— Да как вы смеете! Да если мой отец узнает!

— А он узнает, — ухмыльнулся Липницкий, — можешь в этом не сомневаться, причем узнает не только он. Ладно, пока мы на корабле, ты от меня никуда не денешься. Можешь пару дней подумать, собраться с силами. Но знай, ни жалостью, ни обещаниями ты меня не проймешь, — голос Липницкого сделался злым, — твой же папочка не жалел меня, когда сжирал с потрохами. Конечно, он и предположить тогда не мог, что его обожаемая доченька окажется у меня в руках.

— Ну это мы еще посмотрим, кто у кого в руках, — сквозь зубы процедила Настя и стремительно удалилась.

Следующие два дня превратились для нее в самый настоящий кошмар.

«Что же делать? — мучительно размышляла она. — Похоже, действительно, придется принять предложение Сережи. Нет, ну какая сволочь! — зло думала она о Липницком. — И откуда он только взялся? Полгода мне удавалось скрываться так, что никто и не подозревал, где я и кто я. И вот так влипнуть! Ну, конечно, рано или поздно это должно было случиться. Нашу семью знает столько людей, даже удивительно, что меня узнали только сейчас. Как же обидно, — чуть не плача думала Настя, — что все это случилось на корабле, откуда даже сбежать невозможно. Не в воду же прыгать! А ведь этот гад будет следить за мной, — поняла девушка, — и не даст сойти на берег. Но все равно, надо что-то предпринять, ни в коем случае нельзя, чтобы он рассказал обо всем отцу и тем более Мите».

Настя промучилась еще целый день, теперь она уже повсюду натыкалась на колючий взгляд маленьких бесцветных глазок своего мучителя. Он следил за ней в ресторане, на палубе, во время выступлений. Только в каюте Настя могла обрести относительное одиночество, но там с ней был Митя, которому она теперь боялась смотреть в глаза.

Наконец Настя решилась.

«Все, надо скорее сбежать отсюда, смыться, забыть обо всем, даже о своей фамилии. Похоже, что она еще долго не будет давать мне покоя. Там, в Италии, никому не будет дела ни до меня, ни до моей семьи. Там я наконец смогу спокойно все обдумать и найду способ объяснить все родным. А сейчас, — Настя стиснула зубы, — я все расскажу Сереже. Раз он приглашает меня и хочет быть моим спутником, то пусть поможет мне выбраться из этого кошмара».

Сережа слушал Настю, и лицо его становилось все более непроницаемым. Когда Настя закончила свой монолог, он молчал так долго, что девушка уже начала беспокоиться.

— Ну и ну! — наконец выдавил из себя молодой человек. — Слушай, а зачем тебе все это было нужно? Если ты дочь банкира и у тебя было все — деньги, путешествия и папаша, как ты говоришь, у тебя такой замечательный, зачем ты сбежала из дома, зачем начала работать в ансамбле?

— Это неважно, — резко ответила Настя, именно Сереже ей не хотелось рассказывать, что ее побудило сделать все это, — не думай, никакого темного прошлого у меня нет. Просто так получилось и все.

— Нет, что-то ты, мать, темнишь, — нехорошим голосом произнес молодой человек, — знаешь что? Ты, конечно, можешь на меня обижаться, но только я в эту историю впутываться не буду. Ты сама заварила кашу, накрутила дел, сама и выбирайся.

Настя смотрела на Сережу, что-то необычное происходило с его лицом. Наконец она поняла, что впервые он старательно прячет от нее глаза.

— Пойми, — продолжал он, глядя куда-то в море, — мне это не нужно. Какие-то дочки банкиров, шантажисты, с ума сойти, настоящий детектив. Ты хочешь навесить на меня все эти безумные расклады, чтобы потом твой папочка гонялся за мной по всей Европе на вертолете.

— Но он никогда не станет этого делать! — вставила Настя.

— Он не станет, так его недруги начнут, какая разница. Я хочу тихо, спокойно слинять, чтобы никто меня не трогал, хочу жить в Италии и спокойно заниматься музыкой. Я позвал тебя с собой, потому что думал, что ты обычная, никому не известная девчонка. А раз пошли такие дела, извини, я уж как-нибудь сам, — криво улыбнулся Сережа. — Хорошо, кстати, что ты мне все это рассказала. Не будь этого шантажиста, я так бы и не узнал, кто ты такая на самом деле. Я бы в любом случае с тобой связываться не стал. И еще, последняя просьба, — Сережа наконец взглянул Насте в глаза, — до Римини постарайся держаться от меня подальше. Я не хочу, чтобы твое имя связывали потом с моим. А тебе я могу посоветовать только одно — позвони папочке, он все уладит. Пока, счастливо выпутаться.

«Какая свинья, — злобно думала Настя, — самый настоящий подлец, хочет всегда оставаться чистеньким! Вот возьму и заложу его Белову, да и капитану заодно. Нет, — вздохнула она, — я никогда этого не сделаю. Ну как так можно? — спрашивала она себя. — Сначала звал, уговаривал, сулил чуть ли не златые горы, а как только узнал о моем отце, чуть в штаны от страха не наложил. Да ведь ему не я была нужна, — с ошеломляющей ясностью вдруг поняла она, — конечно, ему нужен был только мой голос. У самого-то тенорок так себе, таких и в Италии, наверное, хватает. А у меня, как все говорят, талант, редкой красоты сопрано. А что толку, — зло подумала Настя, — лучше бы у меня сейчас был автомат, я бы пристрелила Липницкого, а заодно и этого гада, который хотел повыгодней продать мой хваленый голос. Ну и ладно, катись в свою Италию, — усмехнулась она, — скоро ты со своим жалким тенорком будешь петь в римском метро и клянчить гроши, а я…»

Что делать ей, Настя не знала. Словно затравленный зверек она металась по кораблю и неизменно наталкивалась либо на пристальный взгляд Липницкого, либо на Сережу, который старательно показывал ей свой затылок. А потом Настя нос к носу столкнулась с Дмитрием.

— Настя! Да что с тобой происходит, на тебе лица нет! Черт, кажется я уже третий раз говорю тебе эту фразу. Что случилось? Ты на самом деле заболела?

— Хуже, — ответила Настя и заметила испуг в Митиных глазах, — пойдем в каюту, мне надо с тобой поговорить.

— Ну пойдем, — неуверенно произнес Дмитрий.

5

— Ты что, беременна? — спросил Настю Митя, когда они оказались в каюте.

— Ах, у тебя одно на уме, — жалобно произнесла девушка, — сядь. У меня проблемы. Я хочу тебе все рассказать.

— Что все? — испуганно спросил Митя.

— Вообще все, все с самого начала, кто я, откуда взялась. Ты же хотел это узнать. Даже пытался проводить самостоятельное расследование, думаешь, я ничего не замечала? Так вот, теперь я все расскажу тебе сама.

— Ну давай, — мрачно согласился Митя. Его лицо не выражало никакой радости, — а что это ты вдруг решилась?

— Потом узнаешь, а сейчас выслушай меня. Ты помнишь, — начала Настя, — что было двадцать восьмого апреля этого года?

— Нет, — ответил Митя, — а что было? Что-то особенное?

— Да, я впервые увидела тебя. «Цыганский двор» был тогда на гастролях в Москве.

— Ах, да, — вставил Митя, — я и забыл. И ты там была?!

— Не перебивай, — попросила Настя, — мне и так тяжело говорить. Вас пригласили выступить на одном фуршете. В честь юбилея фирмы «Колорд», и на этом фуршете была я. Я совершенно не хотела туда идти, брат с трудом меня уговорил. Как всегда, было ужасно скучно, пышный стол и убогие разговоры. А потом появился ты. Вернее, весь ваш ансамбль. У меня до сих пор этот момент стоит перед глазами, даже ярче, чем то, что происходит со мной сейчас. Сначала заиграла музыка, скрипки, и вы вошли в зал. Первые несколько песен я скучала, как и в начале фуршета, но вдруг со мной что-то произошло. Я как будто очнулась. Помнишь, когда мы только познакомились, я говорила тебе, как на меня действовали цыганские песни. А тогда это случилось со мной впервые.

А потом, — продолжала Настя, — ты запел «Очи черные» и пригласил меня на танец. Ты не помнишь? Ну, конечно, для тебя это был один из обычных рабочих вечеров, а для меня… Это я теперь знаю, что все артисты нашего жанра приглашают зрителей на танец, чтобы заработать побольше. Но тогда я подумала, что ты пригласил меня, потому что я понравилась тебе.

Мы танцевали, — говорила Настя, и голос ее звенел, — ты не сводил с меня своих чудесных черных глаз, и я чувствовала, как все во мне поет и плачет одновременно. Ах, я знаю, что сейчас это звучит так по-детски смешно, но тогда я была словно околдована и тобой, и твоим голосом. Потом вы ушли на перерыв, и мне показалось, что мир вокруг меня потускнел, стал черно-белым. Я сидела, ничего не замечая вокруг, брат пытался говорить со мной, но я ничего не слышала. А потом я поднялась и, словно зачарованная, отправилась тебя искать. Я думала, что, когда увижу тебя, мы поговорим, познакомимся поближе и ты опять улыбнешься мне. Я бродила по зданию, пока не нашла комнату, в которой вы переодевались. Я заглянула и увидела весь ваш ансамбль, весь наш ансамбль, — поправила себя Настя, — все были заняты своими делами: Белов разгадывал кроссворд, Санек с Андреем играли в шахматы, девушки смотрели журнал мод, а ты пришивал что-то к рубашке. Я стояла и смотрела на тебя, а ты меня не видел. Потом кто-то, кажется Андрей, позвал тебя. «Петрович, твоя пришла», — сказал он с дурацким смехом. Ты поднял на меня глаза, улыбнулся, но я поняла, что тебе нет никакого дела до меня. Я что-то пробормотала и ушла. А после перерыва ты опять танцевал со мной, а потом вы уехали так быстро, что я даже не успела поговорить с тобой. Да и о чем бы мы говорили? Ведь ты был приглашенный певец, а я дочка президента банка, и меня внизу ждал «Мерседес», шофер и телохранитель.

— Постой, постой, — перебил Настю Дмитрий. Все это время он слушал ее, совершенно по-детски открыв рот и округлив глаза. — Что ты сказала? Ты — дочка президента банка?!

— Ну да, и я влюбилась в певца цыганского ансамбля. Скажешь, так не бывает? Так вот, оказывается, бывает. Я пришла домой совершенно как помешанная. Да, больше всего это было похоже на помешательство. Ты снился мне, я непрестанно думала о тебе, а я ведь даже не знала твоего имени. Один из наших знакомых записал на видео, как мы с тобой танцевали, я смотрела эту запись с утра до вечера. Сначала мне казалось, что я просто заболела, а потом я поняла, что это любовь, и поехала тебя искать.

— О, Господи, — выдохнул Дмитрий, — так вот, значит, как все было? Ты влюбилась в меня во время нашего выступления и влюбилась настолько, что поехала в другой город, не зная ни моего имени, ни что я за человек.

— Да, — ответила Настя, — я просто поняла, что не могу оставаться на месте. Я ведь никогда не влюблялась раньше, я боялась, что со мной это вообще никогда не случится. И я не хотела, чтобы моя любовь к тебе умерла, так и не родившись. Я решила рискнуть.

— А зачем ты устроила весь этот маскарад, зачем сказала, что тебе семнадцать?

— Пойми, между дочерью банкира, богатой девушкой с высшим образованием, и бедным певцом в принципе ничего не могло бы получиться. Слишком велика была социальная пропасть между нами, понимаешь, — сказала Настя, — а так я пришла к тебе бездомной и глуповатой девчонкой, и ты принял меня. Правда, я не слишком хорошо справилась со своей ролью, она оказалась мне маловата.

— А родители?

— Они ничего не знают, я просто уехала, и все. Я не могла им сказать правду, они устроили бы дикий скандал, они все бы испортили. Я должна была проделать путь к тебе сама, не позволяя никому вмешиваться.

— Ну и как, ты довольна результатом? — спросил Дмитрий, он все еще не мог поверить услышанному, эта история казалась ему совершенно невероятной.

— Ну да, я добилась, чего хотела, — грустно ответила Настя. Она подумала о невероятном количестве лжи, которой она опутала себя как паутиной, и о том, что она в результате получила.

— А почему ты вдруг решила все это мне рассказать? — спросил Дмитрий.

— А потому что, — тут Настя горько вздохнула, и Дмитрий узнал о встрече Насти с Липницким и о его гнусном предложении.

Несколько минут в каюте царило напряженное молчание, а потом Дмитрий сказал:

— А ну пойдем, покажи мне эту тварь.

Найти Липницкого не составило никакого труда. Он как всегда подкарауливал Настю у выхода на палубу. С совершенно каменным лицом Дмитрий подскочил к Липницкому и схватил его за ворот пестрой, типично курортной рубашки.

— Слушай, ты, сволочь, — сквозь зубы процедил Дмитрий, — да как ты смел мою девушку…

Липницкий не дал ему договорить.

— Да кто ты такой? Да знаешь, кто она такая, — в запальчивости тонким голоском выкрикивал он, — отец этой потаскушки меня разорил, и я этого так не оставлю! — Липницкий продолжал бы еще долго выкрикивать бессвязные оскорбления, но Дмитрий ему не дал.

Он размахнулся, и тяжелый кулак обрушился на физиономию Липницкого. Раздался мерзкий чавкающий звук. Липницкий охнул, опустился на палубу, а потом пронзительно заверещал. Дмитрий с побелевшим лицом накинулся на поверженного врага.

— Митя, перестань, — закричала Настя, ей показалось, что Дмитрий сейчас задушит Липницкого, — отпусти его, он же старый, ты убьешь его.

— Вот и хорошо, — страшным голосом ответил Дмитрий.

— Но ты же сядешь, — чуть не плача кричала Настя.

К ним уже бежали матрос и два представителя службы безопасности. Через десять минут все было кончено. Липницкий, под руку со своей долговязой секретаршей, скуля и потирая шею, ушел зализывать раны в корабельную клинику. Дмитрия, тоже под руки, но гораздо менее заботливо, охранники увели в корабельный трюм.

На палубе осталась лишь горстка зевак.

— Расходитесь, пожалуйста, расходитесь, — уговаривал их младший помощник капитана, — ничего не случилось, обычная пьяная драка. Виновный будет строго наказан.

— Настя, что произошло? Что ты стоишь, как каменная? — со всех сторон дергали девушку артисты «Цыганского двора». — Из-за чего была драка? Петрович совсем спятил, что ли?

Настя молчала. Ей казалось, что по ее вине откуда-то с опасной высоты сорвалась и несется на страшной скорости убийственная лавина. И только она, Настя, может остановить ее.

— Пустите меня, — закричала девушка, — я потом все объясню, — и побежала в капитанскую рубку.

Настя отчаянно колотила в дверь рубки, пока оттуда не вышел удивленный молодой человек в белоснежной рубашке с погонами.

— Девушка, в чем дело?

— Мне нужно срочно позвонить по спутниковой связи! Это очень важно, — быстро заговорила Настя.

— Что за срочность? — удивился моряк. — Мы используем эту связь только в исключительных случаях.

— Сейчас именно такой случай. Мне нужно позвонить господину Азарову, президенту Аргобанка, я его дочь, хотите, покажу документы. Не волнуйтесь, отец оплатит звонок.

— Что вы, я вам верю, — смешался молодой человек, — пожалуйста, — и он пропустил Настю в рубку.

Страшно волнуясь, Настя набрала номер сотового телефона своего отца. Три длинных гудка, и она услышала знакомый низкий голос.

— Азаров у телефона.

— Папа, — закричала Настя, — это я! Послушай, мне так много надо тебе рассказать. У тебя есть полчаса?

— Никого ко мне не пускать, — распорядился Азаров, — тридцать минут никаких звонков и бумаг. Да, дочка, я тебя слушаю.