Карнавал страсти

1

— Эй, чего уставилась? Проходи, здесь тебе не цирк! — хрипло и вызывающе выкрикнула девчонка в потертых лиловых джинсах и длинной, доходившей до колен, футболке в немыслимых разводах. Черная жилетка с блестящей тесьмой, надетая поверх футболки, была обвешана круглыми значками с изображениями рок-звезд. Еще не успевшие загореть запястья девушки обхватывали многочисленные самодельные браслеты из кожи и бисера. Колючие серые глаза светились упоением свободой. Ее окружали такие же, как она сама, дешево и вызывающе одетые юнцы.

— Или тебе не нравится мой наряд? — спросила девчонка с вызовом.

— Очень нравится! — моментально ответила не сводившая с нее глаз элегантная девушка.

Если что-то и объединяло этих двух юных особ, то только возраст. Одна выглядела настоящей дочерью улицы, тогда как над обликом другой немало потрудились модельеры и стилисты. Уже то, что они оказались в это майское утро одна против другой, выглядело полнейшей бессмыслицей. Но они продолжали разговаривать.

— Если так нравится, то давай махнемся, не глядя! — это предложение было встречено диким хохотом дружков девчонки.

— Давай! — с неожиданным энтузиазмом согласилась изысканно одетая незнакомка. — Давай-давай, или ты мне не веришь?

Обладательница жилетки и значков обескураженно оглянулась. К такому повороту событий она явно не была готова. Но не отказываться же в самом деле, если этой ненормальной приспичило поменять свой дорогой и модный костюм на ее обноски.

— Пошли, тут рядом есть кафе с бесплатным туалетом. Меня, правда, одну туда бы не пустили, но с тобой — без проблем.

Блестящие кафельные стены стали свидетелями удивительной сцены: девушки менялись одеждой. Одна с неуверенной улыбкой разглядывала свое отражение в зеркале в нежно-зеленом льняном пиджачке от Сони Рикель, а другая поправляла на себе потертую жилетку.

— Как тебя зовут? — спросила новая хозяйка нежданно свалившегося на нее богатства.

Та, к которой она обратилась, впервые помедлила с ответом. Она напряженно всматривалась не то в узкое зеркало, не то куда-то в глубь себя.

— Забыла, что ли?

— Настя, — наконец ответила девушка. — Настя, — еще раз повторила она, словно привыкая к этому имени.

— О, так ты Настюха! Класс! А я Надюха, как говорится, будем знакомы.

Настя улыбнулась.

— Бельем меняться не будем, — объявила она.

— Врубаюсь. А обувь? — Надя с сомнением посмотрела на свои высокие ботинки на толстой подошве. Пожалуй, они выглядели самой приличной частью ее одежды. У Насти на ногах были изящные дорогие мокасины из светло-коричневой кожи.

— Меняемся, — твердо заявила Настя.

— Слушай, а зачем тебе это нужно? Ты с кем-то поспорила, что сможешь махнуться тряпками с первой встречной девчонкой?

— Ну типа того, — уклончиво ответила Настя.

Одежда с чужого плеча пришлась ей впору. Как ни странно, все эти вещи оказались вполне чистыми. А может, Настя так торопилась изменить свой облик, что даже чувство брезгливости покинуло ее.

Надя с трудом стягивала с пальцев кольца.

— На, возьми и их в придачу. Теперь они смотрятся на мне совершенно по-дурацки.

Но кольца с изображениями металлических чудовищ болтались на тонких Настиных пальцах. Подумав, Настя оставила на руке лишь одно, а остальные опустила в карман. Пригодятся. Браслеты, словно ручные змеи, переползли с одних запястий на другие.

Шоу с переодеванием было закончено. Теперь на ее плечах болталась желто-зеленая футболка, лиловая бахрома небрежно обрезанных джинсов наезжала на высокие ботинки. Длинные пепельные волосы волнами падали на жилетку, закрывая значки. Она смотрела на Надю. Та чувствовала себя не слишком комфортно. Ее лицо искажала усмешка неуверенности.

— У меня никогда не было таких классных тряпок. Все это, наверное, стоит целое состояние. Прямо не знаю, как себя вести в такой одежде.

— Как обычно, — пожала плечами Настя. Для нее это никогда не было проблемой. — Ну, а как я выгляжу?

— Обычно, — в тон ей ответила Надя, — а все-таки, откуда ты взялась такая? Ты в Питере живешь?

— Нет.

— Приехала, давно?

— Только сегодня. — Настя вспомнила, как, поеживаясь от утреннего холода, она ступила на перрон Московского вокзала. Последний раз она была в этом городе лет пять тому назад, да и то прилетела с отцом на самолете. Тогда все происходило как обычно.

А сегодня ее переполняли чувства. Ей казалось, что еще только просыпающийся город весь у ее ног. Ей захотелось закружиться по вокзальной площади в обнимку с дорожной кожаной сумкой, куда она быстро покидала вчера самое необходимое. Но она лишь положила ее в ящик камеры хранения и пошла по Невскому навстречу самым главным событиям своей жизни.

Редкие сонные прохожие с удивлением оглядывались на нарядную девушку с сияющими светло-карими глазами, которая шла одна по широкой пустынной улице. Она стоя выпила кофе с молоком в каком-то подвальчике, съела пирожок с яблоками. От всего этого она уже давно успела отвыкнуть. Она шла и любовалась домами. Ей хотелось заглянуть в лицо каждой кариатиде, поздороваться с каждым памятником и сказать им:

— Ну вот я и приехала. Пожелайте мне удачи!

А потом Настя шла вдоль Мойки, глядя на рябь воды, то серую, то золотистую, в зависимости от капризов неба. Пока она шла без цели. Но Настя твердо знала, что раз уж она приехала сюда, то рано или поздно обязательно придет туда, куда нужно. Утреннюю встречу с настоящими детьми городских улиц Настя расценила как начало новой жизни.

Настя и Надя вышли из кафе. Их с нетерпением ждали. Появление девушек было встречено громким хохотом и аплодисментами.

— Ну как мы вам? — довольно спросила Надя.

— Тебе этот наряд идет как корове седло, — насмешливо произнес один из ее приятелей, парень лет восемнадцати в кожаных потертых брюках с бахромой и такой же жилетке, — походка у тебя та еще, — видно в нем проснулся мирно дремавший стилист, — да и прическа сюда не вяжется, — Надя озабоченно провела рукой по волосам. Ее асимметрично выстриженные пряди мало того, что были выкрашены в разные оттенки красного и желтого, но еще и лихо топорщились в разные стороны. — Вам надо было не только одеждой поменяться, но и волосами. Раз уж наша новая знакомая решила так радикально поменять имидж, — добавил он, с гордостью демонстрируя богатый словарный запас.

— Я готова и волосами поменяться, если бы это было возможно, — решительно сказала Настя.

— Ненормальная, — Надя глядела на нее почти с восхищением.

— А что, — продолжал «кожаный» парень, — тебя стрижем, — он ткнул пальцем в Настю, — делаем парик и надеваем Надьке. А тебя красим в любой цвет или сразу в несколько.

— Так постригите меня, — Настя обвела всех блестящими светло-карими глазами, — а потом делайте с моими волосами что хотите, хоть парик.

— Ну если ты не шутишь, то, так уж и быть, я постригу тебя и покрашу, — заявила Надя, — не бойся, я это делаю хорошо. Я даже иногда подрабатываю этим, стригу соседок за деньги. Но для тебя — все бесплатно. За такой прикид не жалко и повозиться. У меня даже и краска разноцветная есть, я панков красила. Пошли ко мне, пока никого дома нет.

2

Дом Нади стоял на питерской окраине. Они долго ехали на метро, а потом на автобусе. Сама Настя сюда не добралась бы ни за что.

— Заходи, — Надя пропустила ее вперед. Обычная трехкомнатная квартира, заставленная разнокалиберной мебелью. Вешалка в прихожей готова была рухнуть в любой момент под тяжестью оставшихся еще с зимы теплых курток и пальто.

— Много вас здесь живет? — спросила Настя, возясь со шнурками ботинок.

— Толпа. Вечерами, когда все собираются, я готова бежать куда подальше. Прикинь: мать, отец, сестра с мужем и двумя детьми. Отец пьяный, мать орет, дети визжат. Катька, сестра, по телефону треплется на всю квартиру. В общем, караул. Я стараюсь бывать дома поменьше. Ну, короче, садись. Сейчас будем колдовать над твоими локонами. Что ты на меня так смотришь? Так всегда говорила одна тетенька, которая научила меня стричь.

Крохотная Надина комнатушка всматривалась в Настю множеством глаз с плакатов, развешанных по стенам. Рядом с ними мирно уживались детские рисунки. Напротив окна красовалась огромная надпись, составленная из вырезанных газетных букв: «Хочешь пить свое — плати 110 тысяч».

— Почему сто десять? — рассмеялась Настя.

— Для приколу. Садись.

Надя усадила ее перед зеркалом, обернула шею простыней и принялась за работу. Яростно щелкали ножницы. На пол летели мягкие пепельные пряди.

— Не пожалеешь? — Настя замотала головой. — Ну смотри. А ты крутая девчонка! Я люблю таких. Только не пудри мне мозги насчет того, что ты это делаешь на спор. Споры так далеко не заходят. Можешь мне все рассказать. Не волнуйся, я не проболтаюсь. Я, кажется, догадываюсь, что с тобой произошло. Ты от кого-то скрываешься. Ты поэтому решила и одеждой со мной махнуться, потому что по этому костюму тебя могут легко найти. Что ты молчишь, скажешь, я не права? — Надя замерла, держа ножницы на весу.

«Она более чем права, — думала Настя. — Интересно, какое преступление она мне приписывает? Неужели я похожа на воровку или убийцу?»

— Ладно, можешь мне ничего не говорить, — усмехнулась Надя и опять защелкала ножницами. — Мне лично ты ничего плохого не сделала, поэтому не бойся, я тебя не выдам. Но костюм твой я лучше сниму и припрячу пока подальше. Кстати, что ты собираешься делать? У тебя в Питере есть знакомые? Да что я спрашиваю? Даже если и есть, все равно ты к ним не пойдешь. А деньги есть?

И тут Настя поняла, что совершила страшную глупость. Она должна была еще вчера снять деньги со своего банковского счета. Но мысль об отъезде окончательно оформилась в ее сознании где-то часов в 10 вечера, когда банки уже были закрыты. А наличных только и хватило, что на билет в спальном вагоне. Какие-то жалкие бумажки еще болтались в кошельке, но их было так мало.

А сегодня у Насти были все основания подозревать, что в лучшем случае ее счет просто закрыт, а в худшем, как только она попытается снять деньги, об этом сразу же станет известно президенту банка. Похоже, ее кредитная карточка теперь станет всего лишь красивым напоминанием о той жизни, с которой Настя поспешила расстаться без малейшего сожаления.

С финансами проблема, — честно, но бодро ответила она, — но, наверное, я смогу найти какую-нибудь работу.

— Ну ты даешь! — в очередной раз изумилась Надя. Она уже почти закончила стрижку. Под ее руками Настины пепельные длинные волосы превратилась в асимметрично торчащие пряди, отчего лицо девушки изменилось почти до неузнаваемости. — Денег нет, знакомых нет, документов небось тоже, и она еще работать собирается! Интересно, что ты думаешь делать? Не с лотка же торговать.

— Безвыходных положений не бывает, — беззаботно заявила Настя, ничто не могло испортить ее радужное настроение, — знаешь что? Ты обещала не только постричь, но и покрасить мне волосы.

— Если это тебя сейчас волнует больше всего — то давай красить.

Еще три часа Настя покорно позволяла совершать над своими волосами различные манипуляции. Она пыталась вспомнить, когда коротко стриглась в последний раз, и не могла. Кажется, лет в десять, когда очень тяжело болела гриппом, чуть ли не неделю лежала в бреду с температурой под сорок, путаясь в собственных намокших прядях. Тогда-то мама догадалась сама обрезать ей волосы. С тех пор они давно отросли, и лишь раз в год рука парикмахера подравнивала их, оставляя по-прежнему длинными.

— Ну как? — Надя наконец закончила.

Настя, рассмотрев внимательно себя в зеркале, пришла в полный восторг. Ее прическа представляла собой фантастическое желто-зеленое сооружение, волосы на затылке, коротко выстриженные в форме треугольника, спускались к шее. Такой же треугольник Надя выстригла на ее правом виске, а слева оставила длинную зеленую прядь. Другая длинная прядь, но гораздо гуще, шла от самой макушки и спускалась на лицо, закрывая левый глаз. Короткие зеленые пряди, торчащие во все стороны, чередовались с желтыми с легким лимонным оттенком.

— Я не хочу тебя сильно высветлять, — объяснила Надя, — потом волосы не восстановятся. А у тебя свой красивый цвет, жалко его портить навсегда.

Еще пару дней назад Настя ни за что бы не поверила, что сможет превратиться в девушку, похожую на живую рекламу бродячего цирка. Но ведь произошло то, о чем Настя грезила чуть ли не с детства — она полностью изменила свой облик и образ жизни. Теперь ее не узнает никто, даже тот, ради кого она затеяла эти превращения. Впрочем, ей это было только на руку. Настя решила начать с нуля.

Надя кормила Настю обедом и озабоченно поглядывала на часы.

— Ешь скорее, сейчас мать должна вернуться. Она моих знакомых не переваривает, надо сматываться. Пойдем, я попробую устроить тебе ночлег.

3

Они ехали в метро. Настя чувствовала легкое беспокойство, но не сразу поняла его причину. На нее смотрели. Она притягивала к себе взгляды пассажиров. Вернее, смотрели на них обеих, но Надя выглядела совершенно невозмутимой. Она давно привыкла к подобной реакции окружающих, а для Насти это было чем-то необычным. Раньше она всегда одевалась настолько хорошо, что это почти не бросалось в глаза. А теперь…

«Да, я выгляжу просто вызывающе, — подумала она, — словно мы с Надей родные сестры. Не слишком ли опрометчиво я поступила, став такой заметной? Может быть, мне стоило купить обычную дешевую одежду и выглядеть как все? Да нет, вряд ли они догадаются, что я решила полностью преобразиться. С такой внешностью меня никто не отыщет».

— Куда мы едем?

— К сквотерам, — ответила Надя и, заметив недоумение своей собеседницы, пояснила: — Сквотеры — это люди, самовольно захватившие квартиры в старом выселенном доме. Они живут там коммуной и всех пускают ночевать. Я и сама иногда там остаюсь, когда дома становится совсем уж невмоготу.

— Давай заедем на вокзал и возьмем мои вещи.

— А у тебя там много барахла?

— Да нет, еще одни брюки, куртка, свитер, кое-какие мелочи… А что? Ты предлагаешь и от них избавиться?

— Но если ты прячешься и боишься, что тебя узнают по одежде… Или ты думаешь, что я имею виды на твои шмотки? Вовсе нет, можешь просто оставить у меня их на хранение. А тебе мы подберем что-нибудь в секонд-хэнде.

— Где? — не поняла Настя.

— Ты просто как с луны свалилась! Ничего не знаешь. Секонды — это такие магазины, где продаются иностранные подержанные вещи, очень дешевые. Да ты не волнуйся, они все стираные. Мы все там одеваемся, знаешь, какие классные экземпляры можно откопать! Сейчас поедем на Васильевский, там самый лучший секонд в городе. У тебя хоть какие-то деньги остались?

— Почти ничего, может, тысяч двести, — пожала плечами Настя.

— Ничего себе! Да на эту сумму можно весь гардероб себе обновить. Пошли! — Надя потащила ее за рукав к выходу из вагона.

Довольно скоро девушки оказались в обширном подвале, заставленном огромными картонными коробками. Коробки были забиты вещами: одна — юбками, другая — джинсами, третья — футболками… Сначала Настя растерялась. Она привыкла одеваться совершенно в других условиях. Но потом, глядя, как Надя лихо взялась вытряхивать вещи из коробок, последовала ее примеру. Это занятие увлекло ее — вещи стоили феноменально дешево. Вполне еще приличные джинсы можно было купить за 10 тысяч, а теплую стеганую куртку с красивым геометрическим рисунком — тысяч за 30.

Наконец Надя вытащила Настю из подвала. У той в руках был внушительный пакет, наполненный всем необходимым. Настя купила джинсы, куртку, пару водолазок и футболок, длинную юбку из чего-то похожего на шелк и теплый мохнатый свитер.

— А у твоих сквотеров есть стиральная машина? Все же я хотела бы это постирать.

Надя изумленно взглянула на подругу.

— Ну вот ты опять! Откуда у них может быть стиральная машина? Хорошо, если кровать для тебя найдется, как бы не пришлось спать прямо на полу, на каком-нибудь рваном матрасе.

Самые худшие предположения Насти оправдались, когда она оказалась в сырой квартире с высоченными потолками. Несмотря на огромные окна, свет с трудом пробивался внутрь. Квартира была на первом этаже и выходила в узкий двор-колодец, сразу же вызвавший в памяти Насти выражение: «Петербург Достоевского».

Перед тем как приехать к сквотерам, девушки заехали на вокзал, и содержимое Настиной сумки перекочевало в Надин рюкзак. А сама сумка изменилась до неузнаваемости, после того как Надя разрисовала ее толстым синим фломастером. Настя оставила себе лишь кое-какие мелочи, например, очки. У нее было довольно плохое зрение, но к линзам она так и не привыкла, а очки надевала только во время чтения.

— Шуруп, здорово! — Надя поприветствовала мужчину лет тридцати, открывшему дверь на их стук. Шуруп был высок, упитан, с длинными светлыми волосами и всклокоченной рыжей бородой. Пестрая ленточка на лбу придерживала волосы. На нем были потертые голубые джинсы и клетчатая рубашка с закатанными по локоть рукавами. — Вот, привела к тебе гостью. Знакомьтесь: Настя — Шуруп. — Настя с усилием улыбнулась, Шуруп ответил ей усмешкой и пропустил девушек в квартиру.

— Слушай, Насть, мне надо бежать, — Надя озабоченно взглянула на наручные часы завода «Слава», пожалуй, единственную обычную вещь, от которой она еще не успела избавиться. — У меня скоро дежурство, я работаю сторожем в детском саду, тут неподалеку. А что? Нормальная работа, я там сплю, читаю, и еда после детишек остается. Я завтра еще зайду. Ну, пока. Счастливо оставаться!

— Ну, пошли, — Шуруп слегка шепелявил. Настя заметила, что у него не хватает двух передних зубов.

«Выбили в драке? Боится зубных врачей?» — машинально подумала она.

— Присаживайся, здесь у нас кухня. Газа, правда, давно нет, зато есть вода, пожалуйста, горячая и холодная. Хоть Ленводканал и пытался у нас водопровод отключить, но ничего у них не вышло, вентиль сломали, а он старый, чугунный, такой уже не починишь. Так что у нас теперь вода круглый год, не то что у остальных питерцев.

Настя вполуха слушала Шурупа, а сама с легким испугом оглядывалась вокруг. Увиденное ввергло ее в состояние, близкое к шоку. Ей никогда еще не приходилось бывать в помещении с такими закопченными стенами и потолком, покрытым живописными разводами. Казалось, что над росписью этой кухни немало потрудился художник-абстракционист, отличающийся ненавистью к людям и любовью к мрачным тонам.

Старый деревянный стол был покрашен когда-то белой краской, которая сейчас осталась на нем лишь в виде засохших чешуек. На скелете газовой плиты стояла грязная электрическая плитка. Из кривого крана в ржавую раковину со звоном падали капли. Табурет под Настей скрипел и качался. Он был похож на старую лошадь, раздумывающую, не сбросить ли ей седока на землю. Настя посмотрела вниз. Пол, застеленный досками, как ни странно, казался чистым. Она еще раз огляделась кругом. Да, здесь не было грязно, просто ужасающе бедно.

— Держи, — Шуруп протянул ей дымящуюся железную кружку с чаем.

— Спасибо, — Настя протянула руку и тут же отдернула ее, едва не вылив чай себе на колени.

— Осторожно! Или тебя, как маленькую, надо из блюдечка поить?

Настя обиженно молчала. Она все больше чувствовала себя не в своей тарелке. Кое-как обхватив кружку за самый верх, она осторожно, маленькими глотками пила очень крепкий чай. В кухню заглянула заспанная бородатая личность, молча вытащила из заднего кармана брюк Шурупа пачку «Беломора» и так же молча удалилась. Шуруп никак не отреагировал.

— Есть будешь? — Настя кивнула. — У нас макароны. И, если мне не изменяет память, кажется, где-то были бычки в томате.

— Что такое бычки? — испуганно спросила Настя. — Окурки?

Шуруп несколько мгновений таращил на нее прозрачные светлые глаза, а потом затрясся в беззвучном хохоте. Настя сидела и наблюдала за его конвульсиями. Наконец Шуруп обрел способность говорить.

— Нет, я должен это записать, а то забуду! — он извлек откуда-то старый блокнот и что-то нацарапал в нем огрызком карандаша. — Окурки в томате, — повторял он на разные лады, — нет, это круто!

Через некоторое время перед Настей дымились макароны в миске, а рядом стояла открытая консервная банка с теми самыми бычками. Почуяв запах еды, в кухне опять появился бородач, вслед за ним пришли еще два обитателя этой странной квартиры, совсем молоденькие мальчишки, лет по семнадцать. У одного на голове топорщился короткий ежик, а его приятель гордо тряс черными густыми кудрями.

Настя вяло ковыряла макароны погнутой алюминиевой вилкой. Даже когда ее семья еще мало чем отличалась от соседской, они всегда ели мельхиоровыми ложками и вилками. К тому же она еще не успела настолько проголодаться, чтобы поедать этих маленьких противных рыбок в омерзительном соусе. За ужином Шуруп прочел ей импровизированную лекцию.

— Дом, в котором мы живем, — вещал он с набитым ртом, — дал трещину еще в XIX веке. Впрочем, эту трещину не видел никто, кроме санитарной службы и потенциальных покупателей дома. Эта трещина — наш ангел-хранитель. Именно из-за нее из дома выселили всех жильцов, и теперь его не хочет покупать ни одна фирма. История тянется уже много лет. За это время дом успели заселить сквотеры, то есть мы. Периодически нам пытаются отключить свет и тепло, но мы пока что умудрялись подключаться обратно. У нас тут одиннадцать квартир. Сначала все сквотеры жили коммуной. Потом постепенно началось разделение по социальному признаку, как и всюду в городе. Часть квартир занимают так называемые приличные люди: бизнесмены, художники и одна многодетная семья, которой надоело стоять в бесконечной очереди на квартиру. Нашу половину они презирают и называют Китаем. Китай — это хиппи, беженцы, бывшие детдомовцы, так и не дождавшиеся жилья от государства. У нас тут есть даже свой батюшка, один священник из Молдавии.

За нашу квартиру отвечаю я, сейчас тут живет довольно мало народу, потому что на улице потеплело. Зимой ко мне кого только не приносит. Теперь так. Я, как начальство, установил тут свои правила, — Настя с испугом ждала, что последует дальше, — у нас здесь категорически запрещен алкоголь и наркотики. Это я так говорю, на всякий пожарный, похоже, ты ничем таким не злоупотребляешь. Ладно, я смотрю, ты уже засыпаешь. Пошли со мной. — Настя послушно встала и последовала за Шурупом куда-то в конец длинного темного коридора. — Вот это твоя комната. Сейчас в ней никто не живет, так что будешь спать одна. Белья у нас, как ты уже сама, наверно, догадалась, нет. Матрац, одеяла, подушка — все на кровати. Гуд найт!

— Сенкью, — в тон ему ответила Настя и осторожно опустилась на отчаянно заскрипевшую кровать.

4

Выключив тусклую лампочку, болтавшуюся под потолком, Настя еще долго лежала без сна. Ее ложе оказалось на редкость неудобным. Вероятно, матрац когда-то был пышным и мягким. Теперь же, лежа на нем, Настя чувствовала себя принцессой на горошине. Ей было жестко, какая-то пружина нещадно впивалась в бок. Мебели почти не было. Кровать, стол и стул с отвалившейся спинкой, они казались такими одинокими в этой слишком просторной для них комнате. Сквозь окно проникали странные блики, они беззвучно скользили по потолку и обоям. Кстати об обоях. Перед тем как потушить свет, Настя с интересом разглядывала их наслоения, отражавшие вкусы жильцов, когда-то обитавших здесь. Обои с геометрическим рисунком сменили обои с зарослями березок, на самых последних цвели пышные розы.

Настя старалась не думать о тех, кто спал до нее на этом матрасе и под этими одеялами. Все-таки это безумие. Оказаться в чужой квартире, да еще и незаконно занятой непонятными людьми, от которых можно ждать чего угодно. Может быть, они только с виду выглядят безобидно, а на самом деле… Она даже не помнит, как кого зовут. Их имена, вернее, клички сразу же перепутались у нее в голове. Шуруп так быстро назвал их, кажется, Фил, Гуталин и Ромашка. Наверное, Гуталин — это тот, у кого черные волосы.

Настя вспомнила еще одного человека с черными вьющимися волосами. Вернее, она и не забывала о нем, просто этот день был так насыщен событиями и знакомствами, что тот брюнет оказался где-то на периферии ее сознания. Чтобы успокоиться хоть немного, Настя прибегнула к новому, но уже испытанному средству. Порывшись в вещах, она достала плейер, где надолго поселилась та самая кассета. К счастью, реклама батареек «Энерджайзер» не обманула ее, они до сих пор не сели. Настя нажала на клавишу «плей» и окунулась в мир тягучих печальных песен, которые она уже успела выучить наизусть. Конечно, там можно было найти и нечто повеселее, но к этой ночи, в которой она чувствовала себя одинокой и бесприютной, больше подходила грустная музыка.

Настя лежала, глядя в бездонный потолок, но видела перед собой его яркие черные глаза и слегка удивленную улыбку. Она пыталась угадать имя.

«Андрей? — словно примеривалась она. — Нет, может, Николай? Или Михаил. Может, у него царское имя Александр? Или романтическое Роман, или нежное Алексей? Нет, лучше не буду. А то, когда узнаю, как его зовут на самом деле, мне будет трудно привыкнуть», — и Настя улыбнулась.

И вдруг она с ужасом заметила, что в комнате, помимо нее, кто-то есть. Более того, из-за наушников она не расслышала шагов, и сейчас этот кто-то уже не только стоял над ней, но и стаскивал с нее одеяло. Настя щелкнула кнопкой «стоп» и рывком приняла сидячее положение.

— Тебе чего? — почему-то шепотом спросила она склонившуюся над ней кудлатую голову.

— Одеяло, — так же шепотом ответили ей, — холодно. Шуруп отдал тебе три одеяла. Дай одно. Пожалуйста, — после паузы добавил ночной гость, видимо, вспомнив уроки вежливости, полученные в детском саду.

— Ты кто?

— Да Гуталин я, Саша. Ты что, не узнала меня? Ты дашь одеяло или нет?

— Бери, — сказала Настя, все еще не веря, что Гуталин пришел лишь за этим.

— Ты испугалась? Вот дурочка, думала, я приставать к тебе буду? Очень нужно. Если хочешь знать, ты не в моем вкусе. Мне нравятся высокие девушки с длинными волосами, а ты выкрасилась под панка и думаешь, что весь мир теперь будет у твоих ног. — Гуталин наконец стащил с Насти одеяло и исчез так же бесшумно, как и появился в комнате.

Настя обиделась. Да как он смел заявить, что она не в его вкусе! Какое-то старое одеяло интересует этого типа больше, чем она! Интересно, как бы он заговорил, если бы встретил ее раньше? Но тут Настя опомнилась и расхохоталась. Слава Богу, что ему понадобилось лишь одеяло. Забрал, и ладно, ей-то как раз не холодно, может быть, потому, что она легла одетой, постелив под голову свою собственную косынку из прозрачного голубого шелка. Она купила ее в Делийском аэропорту, где заправлялся их самолет… Незаметно для себя Настя заснула.

Чувствуя ломоту во всем теле, Настя открыла глаза. Нестерпимо хотелось забраться в горячую ванну. В комнате плавал сумеречный свет. Непонятно было, то ли еще раннее утро, то ли здесь вообще никогда не бывает по-настоящему светло. Настя с усилием села и потерла плечо. Она взглянула на часы и ахнула, оказывается, она проспала почти до часа дня. Вот это да! Кто бы мог подумать, что в этих полутемных квартирах с толстенными стенами так крепко спится.

Настя порылась в сумке, достала косметичку и взглянула на свое отражение в маленьком зеркальце. Увиденное заставило ее вздрогнуть. Она еще не успела привыкнуть к своему новому облику. Впрочем, короткая стрижка была ей сейчас только на руку. С длинными волосами после такой ночки она бы выглядела просто кошмарно.

Отчаянно зевая, Настя отправилась на поиски ванной. За этим занятием ее застал Шуруп.

— Душа нет, — насмешливо сказал он, — ванной и сауны тоже. Могу предложить милой девушке баню в соседнем квартале или тазик и ковшик.

— Давай таз, — мрачно произнесла Настя, — а где мне мыться?

— На кухне. Не бойся, никто сюда не зайдет. Желаю удачи, — и Шуруп выдал Насте старый таз с отколотой эмалью и такой же ковшик.

Кое-как Настя привела себя в порядок, хотя в основном вода попадала не на нее, а на доски пола. В итоге посреди кухни красовалась огромная лужа, которую Настя оставила бы без внимания, если бы не Шуруп.

— Это что такое! — возмущенно, словно настоящая домохозяйка, воскликнул он, — а ну, быстро бери тряпку и вытирай. Тут и так дом разваливается, пол прогнил. А если мы еще и бардак такой будем устраивать, тут вообще все рухнет через месяц, — он показал глазами под раковину, где лежал грязный серый мешок, служивший тряпкой обитателям квартиры.

Последний раз подобную операцию Насте приходилось делать когда-то очень давно, лет в пятнадцать. Пришлось вспомнить забытые навыки. Осторожно, под издевательские комментарии Шурупа она ликвидировала потоп. Шуруп сразу же подобрел и предложил Насте чашку растворимого кофе с извлеченной из тайника шоколадкой. Он с любопытством разглядывал свою гостью.

— Ладно, я не буду спрашивать, откуда ты такая взялась. И даже сколько ты тут намерена пробыть. Это не мое дело. Если хочешь, живи здесь. Все это даже забавно…

В дверь кто-то постучал. Шуруп нехотя отправился открывать, и на кухню влетела Надя, радостная, с раскрасневшимся лицом и возбужденно блестящими темными глазами.

— Привет! Ну ты и спать горазда. На улице такая погода классная, совсем лето уже. Пойдем, я, кажется, нашла тебе работу. Тебе же нужны деньги!

— Ну да, — Настя никак не могла стряхнуть с себя остатки сна, — какую работу?

— Ты поела, тогда пошли, расскажу тебе по дороге, нам надо поторопиться. — Ничего не понимая, Настя двинулась вслед за Надей. — Значит, так. Тут есть один мужик, он уже довольно пожилой, ему лет сорок. Он художник, у него классная квартира в мансарде старого дома, недалеко отсюда. Ему нужны натурщицы, девушки, женщины. Но ты не бойся, ничего такого, он к ним не пристает. Просто рисует, и все, четыре часа попозируешь — получишь полтинник, ну, пятьдесят тысяч. Я сама раньше так подрабатывала. Тяжело, конечно, четыре часа без движения сидеть, но ничего, потерпеть можно. А для тебя, по-моему, это идеальный вариант, документы никто спрашивать не будет. Он, кстати, всегда натурщицу потом покормит. Да ты и вымыться у него сможешь. Не волнуйся, дядя Фарид нормальный мужик. Я когда у него работала, он мне всегда такие анекдоты рассказывал, я от хохота чуть с подиума не падала…

— Как его зовут?

— Дядя Фарид, ну это я его так называю. Он татарин, ну и я наполовину татарка, значит, мы как бы родственники. Запоминай дорогу, смотри, мы уже почти пришли.

У Насти с детства была отличная зрительная память. Стоило ей хоть один раз проделать какой-нибудь путь, она потом могла, не задумываясь, повторить его. Дорогу от дома сквотеров до дома таинственного дяди Фарида она запомнила прекрасно.

5

Старый лифт со стеклянной дверью дребезжа поднял их на последний этаж. Потом они поднялись еще на один пролет. Здесь было совсем темно. Чуть ли не на ощупь Надя нашла нужный звонок.

— Открыто, — крикнул кто-то низким мужским голосом из глубины квартиры.

Надя смело толкнула дверь. Оказавшись внутри, Настя ахнула. Она бывала в квартирах, забитых антиквариатом, увешанных коллекциями картин современных художников-авангардистов, но в такой — еще никогда. Над интерьером мансарды увлеченно поработал отличный дизайнер. Стены и даже потолок были расписаны яркими красками в мексиканском стиле. На узких темных полочках под самым потолком стояли на редкость симпатичные безделушки, разнообразные вазочки, куклы, вырезанные из бумаги и разрисованные вручную, засушенные растения.

— Пойдем, — Надя толкнула ее в бок, — потом посмотришь! Дядя Фарид, — закричала она, — выходи. Я привела к тебе новую модель, помнишь, о которой говорила. Ты только посмотри на нее, какой потрясающий типаж.

Откуда-то из глубины квартиры им навстречу вышел высокий широкоплечий мужчина, одетый в широкие парусиновые штаны и черную, перемазанную краской футболку. Он вытирал руки о рваную тряпку. Его темные вьющиеся волосы плавно переходили в бороду, закрывавшую половину лица. Небольшие темные глаза весело смотрели из-под нависших бровей. Массивный нос торчал вперед воинственно, как клюв. Сквозь густые заросли бороды блестели белоснежные зубы. Фарид улыбался.

«Какой типаж!» — с трудом сдерживая улыбку, подумала про себя Настя.

— Привет! — слегка удивленно произнес Фарид. — Это ты ей такую прическу соорудила? Узнаю руку мастера. Ну что ж, проходи. Можно прямо сразу и приступить. Тебя Настя зовут? Отлично. У меня, Настя, такое правило. Я натурщиц перед сеансом не кормлю, чтобы они на подиуме не заснули. Но зато потом тебя ожидает не только заветная купюра, но и сытный обед. Надя, ты подождешь?

— Нет, дядя Фарид, я убегаю, у меня свидание. Я потом позвоню.

— Ну будь благоразумна, дочь моя. Пока…

— А ты, я вижу, не боишься меня. Обычно все натурщицы сначала пугаются. Неужели я такой страшный? Одна девочка мне сказала, что я похож на Карабаса-Барабаса. Ну ладно, иди в ванную, раздевайся. Могу дать тебе халат. Некоторые натурщицы выпендриваются и считают высшим шиком дойти от ванны до подиума в халате, чтобы потом изящно сбросить его на пол.

Настя слушала Фарида со все нарастающим недоумением. Смысл его слов постепенно доходил до нее.

— Вы будете рисовать меня голой?!

— О, Господи! — Фарид устало опустился на стул. — Так Надежда тебе ничего не объяснила? Нет, ты, конечно, можешь позировать мне одетой, на портрет. Но тогда за 4 часа ты вместо 50 тысяч получишь только 20. Согласна? Не валяй дурака! Какая тебе разница, обнаженку позировать или портрет. Время то же самое. Или ты боишься? Я, да будет тебе известно, малолеток не трогаю. Ты же не стесняешься врача, ну и художник то же самое. Наоборот, я считаю, что школу позирования должна пройти каждая женщина, чтобы лучше понять свое тело. Почему-то считается, что обнаженное тело может сполна проявиться только в сексе. Вовсе нет, заниматься любовью можно и не раздеваясь. А когда ты стоишь перед художником, истинным знатоком женского тела, вот тогда-то ты и начинаешь по-настоящему ценить свою красоту. — Заметив, что Настя слушает его со все возрастающим интересом, Фарид продолжал:

— Более того, я скажу тебе, как специалист. Для нас, художников, не бывает некрасивых тел. Какая бы у женщины ни была грудь или ноги, она все равно для нас интересна и прекрасна… Если, конечно, она не весит центнер, — добавил он уже совсем другим тоном. — Ну что, убедил? Отлично. Тогда иди в ванную.

Последние Настины сомнения улетучились, когда она наконец оказалась в нормальной бледно-голубой ванной. Настя обнаружила и взяла на заметку стиральную машину-автомат. Она не удержалась и вымылась еще раз, вернее, первый раз за последние сутки, потому что процедуру на кухне Шурупа водной можно было назвать лишь с большой натяжкой.

И все же она, несмотря на язвительные комментарии Фарида, надела висевший на двери халат, синий, с глупыми желтыми цветочками. Фарид уже ждал ее в комнате, служившей ему мастерской. С восторгом Настя увидела, что здесь стеклянный потолок. Комната была наполнена матовым светом петербургского неба. Фарид стоял перед мольбертом, к раме которого была прикреплена кнопками туго натянутая бумага.

— Сначала я сделаю наброски карандашом, а потом, если у нас с тобой пойдет дело, можно будет перейти к краскам. Ты все же нацепила этот дурацкий халат. Можешь его снять. Забирайся на подиум, — он показал ей на возвышение в центре комнаты, устланное выцветшим малиновым ковриком. — Работаем мы так: час рисую, десять минут перерыв, и так далее. Первый час постоишь, потом будешь позировать сидя. Что ты озираешься, в окна тебя никто не увидит, разве что с вертолета.

Фарид озабоченно посмотрел на три открытых окна, потом достал откуда-то старый рефлектор в виде тарелки и поставил его вплотную к подиуму.

Настя поняла, что медлить дальше просто глупо. Она решительно сняла с себя халат, повесила его на спинку стула и, стараясь не смотреть на Фарида, забралась на подиум. Она впервые раздевалась перед мужчиной. Ее постоянный врач, к счастью, была женщиной. Она никогда не думала, что первый мужчина, который увидит ее обнаженной, окажется немолодым татарином со зверской внешностью и веселой улыбкой. Настя беспомощно стояла на подиуме и не знала, как распорядиться своим телом. Эта комната была слишком просторной для нее, пустое светлое пространство давило и заставляло чувствовать себя маленькой и беззащитной. Фарид пришел Насте на помощь.

— Встань свободно, — будничным тоном произнес он, — расслабься, одну ногу выдвинь вперед. Чтобы тебе не было скучно, давай поговорим о чем-нибудь, — он уже начал сосредоточенно водить карандашом по бумаге.

— А вам это не мешает?

— Что ты! Руки делают свое дело, голова свое, язык свое. Ну, расскажи мне о себе. Надежда наплела там что-то, вроде как ты из дома сбежала. Но я не поверил ни одному слову. Впрочем, правда меня мало волнует. Но возможно, кого-то очень заинтересует, почему такая девушка бродит одна по Питеру без денег и документов. Так что будет неплохо, если ты придумаешь правдоподобную легенду и опробуешь ее на мне. Итак, давай начнем. Сколько тебе лет? Имя, фамилия, откуда приехала… Я тебя слушаю.

Насте все больше и больше делалось не по себе. Мало того, что она стоит перед Фаридом совершенно голая, вся в его власти, он еще хочет, чтобы она и свою душу перед ним вывернула. Ничего не приходило ей в голову. К тому же было странно вести беседу без одежды. И хотя Фарид всем своим видом давал понять, что не происходит ничего особенного, Настя никак не могла расслабиться. Она старалась не смотреть вниз, на свою наготу. Ветер из окна на крыше холодил ее лопатки, а жар рефлектора обжигал колени. Напряжение сковывало ее все больше. Настя с ужасом почувствовала, как струйки пота поползли по ногам. Она судорожно вздохнула и провела рукой по лицу.

— Расслабься, — посоветовал ей Фарид, — давай, ты только начни говорить, можешь нести полную ерунду, главное начать, а потом слова сами найдутся. Поверь мне, уж я знаю.

В словах Фарида был свой резон. Насте действительно не мешало бы придумать историю своего появления в этом городе. Она сделала глубокий вдох и с усилием произнесла:

— Меня зовут Анастасия Владимировна Лебедева. Мне семнадцать лет, я родилась и выросла в городе Твери… — Настя замолчала, задумавшись.

— Ну что ж, — заметил Фарид, — кое-что из этого даже похоже на правду. Например, твое имя или отчество. Насчет Твери сомневаюсь. А уж что касается семнадцати лет… Возможно, некоторые и поверят, что тебе даже пятнадцать. Выглядишь ты действительно очень юной. Но я как художник знаю, что женщины твоего типа всегда выглядят моложе своих лет. Так что тебе не меньше двадцати… Ну, продолжай. Что же тебя погнало из родной Твери? Жажда приключений? Не пойдет. Советую рассказать душераздирающую историю про забитую бессловесную мать и гада-отчима, грязно пристающего к выросшей и внезапно расцветшей падчерице. Но смотри не перегни палку. Если будешь рассказывать, что ему все же удалось добиться своего, тем самым ты создашь вокруг себя ореол доступности. А это тебе повредит.

— Спасибо за совет, — Настя изобразила на лице светскую улыбку, — возможно, я им воспользуюсь.

Брови Фарида поползли вверх, но он на этот раз ничего не сказал. Еще десять минут прошли в полном молчании. Настя от нечего делать разглядывала натюрморты, развешанные на стенах. Фарид сосредоточенно шуршал карандашом по бумаге. Потом он оставил мольберт и подошел к Насте. Спокойно, будто она была не живой девушкой, а гибкой пластиковой куклой, Фарид придал ее рукам нужное положение. От прикосновения горячих мужских пальцев Настя вздрогнула и почувствовала что-то похожее на волнение. Правда, это чувство не имело почти ничего общего с ее прежним страхом. Скорее, ей было приятно, она не возражала бы, если бы это ощущение повторилось. Возможно, Фарид что-то заметил, но вида не подал.

Эта сцена повторилась еще и еще, и каждый раз Настя ждала прикосновений Фарида со все большим нетерпением. Наконец, она сама начала злиться на себя за это. Ведь она приехала сюда совсем не за тем, чтобы заниматься странными играми с едва знакомым художником.

После перерыва Фарид усадил Настю на стул, потом ей пришлось лечь на пол. И хотя он развлекал ее как мог и старался разнообразить позы, к концу сеанса Настя чувствовала ломоту во всем теле. Она никогда не думала, что работа натурщицы столь изнурительна. Пятьдесят тысяч казались ей жалкой подачкой за такие муки. Но все же синяя бумажка в ее кошельке позволила Насте уверенней смотреть в будущее.

Уже после ужина Настя осмелела настолько, что спросила Фарида, нельзя ли ей кое-что постирать в его машине.

— Валяй, — ответил Фарид, — я даже готов предупредить твой следующий вопрос. Ты можешь пока пожить тут. Я прекрасно понимаю, что квартира сквотеров не самое лучшее для тебя место. Квартира у меня большая, живу я, как видишь, пока один. Моя подруга приказала долго жить. — Настя вздрогнула. — Не пугайся, она всего лишь нашла мне достойную замену. Впрочем, меня это огорчает гораздо меньше, чем ей бы хотелось. Об условиях проживания поговорим потом. А пока беги за вещами.

Настя не заставила себя долго ждать.

«Надо же, как мне везет! — думала она по дороге. — Но в этом нет ничего удивительного, — решила она, — это везение лишь подтверждает, что я на правильном пути».

Вскоре она уже стояла перед дверью мастерской. На ее плече висела сумка. Шуруп известие о переезде своей странной гостьи принял более чем спокойно. Лишь где-то в глубине его прозрачных глаз мелькнуло вялое сожаление о том, что их встреча оказалась столь короткой.